Текст книги "Город теней"

Автор книги: Ричард Ламберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

И тень плавала в воздухе над садом, будто тоже слушая.

* * *

Папа вернулся домой.

– Где мама?

– На протесте.

– Разве она не должна была уже вернуться?

– Не глупи, пап. У протестов нет расписания.

– Что у нас поесть?

Папа подошёл к холодильнику, заглянул внутрь и закрыл его. Альфред за это время успел подкрасться и усесться за дверью холодильника. От неожиданности папа вскрикнул и подпрыгнул. Тоби засмеялся. Папа бросился на Альфреда, а тот рванул в сад.

Мама не вернулась к семи, и Тоби отправил ей сообщение. Папа приготовил им фасоль на тостах, и после ужина Тоби позвонил маме. Она не ответила. Он продолжал ей звонить, но, не добившись успеха к девяти часам, начал волноваться. Папа включил телевизор. В новостях показывали кадры с протеста. Часть протестующих навалилась на полицейских, и полицейские били их дубинками и пластиковыми щитами. У некоторых людей на лицах была кровь. Папа сказал, что они это заслужили. Тоби подумал, что его мама могла пострадать, и упросил папу обзвонить ближайшие больницы. Ни в одну из них Хелен Портер не поступала.

Тоби уже давно пора было в постель, но он не мог уснуть, не зная, где мама и что с ней. Он лежал на диване, глядя на видео с протеста в новостях, его глаза слипались, он клевал носом. В полусне он видел, как маму топчут полицейские лошади… Тоби резко сел и выпрямился, широко открыв глаза, а потом распахнул окно и впустил прохладный ночной воздух, чтобы взбодриться.

Во всех квартирах за садом горели окна. И тут Тоби понял, что изменилось в саду. И это так его удивило, что он произнёс вслух:

– Бук исчез.

– Ммм? – промычал папа.

– Бук исчез из сада.

– Его спилили.

– Кто?

– Хирурги по деревьям. Пока ты был в школе.

– Но они же не могли так просто?..

– Мы их вызвали. Дерево болело. Его нужно было спилить.

– Но это было наше дерево, – расстроенно сказал Тоби.

Ещё не до конца разлепив глаза, Тоби высунул голову в окно, чтобы лучше видеть. Дерево исчезло. Оно оставило на своём месте осязаемую пустоту. А ещё светлую пыль и свежий пень. Вся лужайка была усыпана этой странной пылью. А в воздухе между ним и лужайкой висела тень, как раз там, куда днём смотрел Альфред. Теперь Тоби был уверен, что ему не показалось. Воздух там как будто сгустился. Казалось, к нему можно прикоснуться. За этим сгустком тьмы ничего было не видно. Тоби качнул головой в одну сторону, потом в другую и только убедился, что всё это ему не кажется. Он наклонил голову так, чтобы тьма оказалась между ним и пнём. И тьма полностью закрыла его собой.

Она двигалась.

Тень висела метрах в пяти от Тоби, медленно двигаясь прямо к нему. И в этом спокойствии, этой медлительности, этой тьме было что-то такое, что ему не понравилось. Он отшатнулся от окна. Угольно-чёрная тень приближалась со скоростью резвого слизня. У Тоби не оставалось сомнений, что, достигнув окна, тень потянется к нему, облепит его, вползёт в него. Окутает его внутренности своей тьмой. Их разделяло уже не больше двух метров. Тень будто состояла из патоки. Мурашки пробежали по спине Тоби вверх и вниз. Он быстро шагнул вперёд и захлопнул окно.

– Не хлопай! – крикнул папа.

Тоби запер окно и отошёл.

Зазвонил папин телефон.

В большом окне, выходившем в сад, отражался Тоби, за ним его отец с открытым ноутбуком на коленях. Он говорил по телефону и ерошил свои тонкие растрёпанные волосы. За стеклом простирался тёмный сад, в квартирах напротив горели огни. Никакой парящей тьмы. Никакой тени.

– Тоби, – позвал папа.

Тоби ждал.

– Тоби, – позвал папа.

– Что? – прошептал Тоби, не в силах сдвинуться с места.

– Маму арестовали.

2. На пляже маргита

Мама вернулась домой утром. Тоби подбежал к ней и крепко обнял, а потом отошёл на шаг и внимательно осмотрел. По телевизору показывали протестующих: неопрятных, с искажёнными лицами. Они кричали и вырывались, когда их тащили полицейские. Было невозможно поверить, что его очень спокойная мама, одетая так, как всегда одевалась на работу в регистратуру клиники, в белую рубашку и коричневые ботинки, джинсы и летнюю куртку, могла оказаться одной из них.

Она поставила на пол свой маленький красный рюкзак и застыла, как в ступоре. Тоби залез в него в поисках улик, но нашёл только рабочую юбку, пустой ланчбокс, бутылку воды, яблоко и термос. Мамины каштановые волосы, спускавшиеся на плечи, были немного растрёпаны, и выглядела она рассеянной. А всё остальное – как обычно.

Мама проголодалась, поэтому родители спустились вниз. Папа, который забирал её из полицейского участка, сердито гремел посудой, готовя завтрак. Мама сидела за кухонным столом, положив голову на руки, и массировала виски.

– У тебя болит голова? – спросил Тоби.

– Немного.

Тоби сбегал за таблетками и налил в стакан воды. Пока мама пила, он взглядом поискал следы от наручников на её запястьях. Не нашёл. Но отметил, что ладони ярко-красные, как будто она тёрла их мочалкой.

– Так что случилось, мам?

– Чуть позже, Тоби.

Тоби сел. Альфред потёрся о мамину ногу, запрыгнул на колени к мальчику и вместе с ним ждал рассказа об аресте. Тоби ни разу не слышал, чтобы мама повышала голос, а тем более ссорилась с кем-то, кроме папы. Но даже во время ссор не было похоже, что мама злится: ссоры будто причиняли ей боль, и после них мама обычно плакала. Как у неё могли появиться проблемы с полицией?

– Что случилось, мам?

– Ш-ш-ш. Сначала я поем.

Итак, съев пару крутых яиц и тост, сжимая в своих маленьких преступных руках чашку жасминового чая, мама начала рассказывать.

Всё проходило в самом центре Лондона. Протест не был согласован, поэтому проблемы начались сразу. Собравшиеся выступали против расположенных в Сити компаний, которые вредят окружающей среде выбросами и мусором, против банков, которые дают этим компаниям деньги. Протестующие собирались пройти мимо башен офисных центров. Там несколько человек отделились от основной группы и приклеили себя к большим стеклянным дверям банка. И мама вместе с ними.

– Ох, да боже ж мой! – воскликнул тут папа.

Мама намазала ладони клеем и приклеилась ко входной двери. Никто не мог войти или выйти, пока мама не отодвинется. Марш ушёл дальше, и вскоре остались только те, кто приклеился к стеклу, и охранник, который оказался очень дружелюбным. Мама сказала, что он достал из её рюкзака бутылку и подносил к её рту, когда ей хотелось пить.

– Оказывается, его сын хорошо играет на пианино, – сказала мама. – Он в седьмом классе.

– Нам не интересен сын охранника, – отмахнулся папа.

– Ну, а мне интересен, Дэвид.

– Там были журналисты? – спросил папа.

– Репортёр и оператор с телевидения. И кто-то из газет.

– Ты не назвала им своего имени, я надеюсь?

– Мам, расскажи про арест!

К банку приехали полицейские специалисты с мыльной водой и химикатами и ещё пару часов отклеивали протестующих от банка. Они делали это медленно, чтобы не сорвать кожу с их ладоней.

– И они тебя арестовали? – спросил Тоби.

– М-м, ну, нет.

Полицейских специалистов вызвали из Уэльса специально, чтобы те помогли справиться со шквалом протестов в Лондоне, потому что сил лондонской полиции не хватало. К тому времени как эта группа отклеила всех протестующих, их смена уже почти кончилась. Им не хотелось тратить время на аресты и оформление нарушителей. У них были билеты в театр на «Отверженных», они очень не хотели опоздать, так что маме сделали предупреждение и отпустили.

– А, – только и сказал Тоби. Он был даже немного огорчён: ему начинала нравиться мысль, что его мама нарушительница закона.

– Тогда как ты оказалась в участке? – спросил папа.

– Я дошла до другого банка и приклеилась к нему.

– Опять? Ты что, новая Грета Тунберг?

Тоби не мог поверить, что его тихая, спокойная мама настолько целеустремлённа. Он был по-настоящему поражён и смотрел на маму с восхищением.

Столичные полицейские оказались не такими добродушными, как валлийские. Когда они отклеили маму (причём грубо), они с большим удовольствием её арестовали. Маму погрузили в полицейскую машину, отвезли в участок и заперли в камере до утра. Утром её вывели из клетки, сообщили дату слушания в суде и отпустили.

– Тебя посадят в тюрьму? – у Тоби ёкнуло сердце.

– Нет.

– Может быть, и да, – проворчал папа.

– Меня просто оштрафуют.

– Ты этого не знаешь, Хелен.

– Ты можешь хотя бы немного меня поддержать?

– Я только что устроился на работу в правительство, а ты нарушаешь закон на глазаху журналистов. Ты нарочно ведёшь себя так глупо?

Мама осела на стуле так же, как Тоби, когда он получил плохую оценку по естествознанию.

– Дэвид, – прошептала она.

– Ой, простите, Ваше Высочество, – сказал папа. – Ты хотя бы подумала, чем твой арест может закончиться для нас?

Тоби закусил губу. Он считал, что быть арестованным за что-то, во что ты веришь, почётно, даже если ты в самом деле нарушил закон. Но он понимал, что сейчас не время говорить это вслух. Мама встала, подошла к стеклянным дверям и выглянула в сад. Роса блестела в бледном свете солнца.

– Всё будет хорошо, папа, – сказал Тоби.

– Да что ты знаешь про наши законы? – огрызнулся папа.

Альфред, до этого спокойно сидевший на коленях у Тоби, встал во весь рост, как будто услышав в папином голосе личное оскорбление, потянулся, спрыгнул на пол и подошёл к маме.

– Так не может продолжаться, Дэвид, – сказала мама.

– Что-что? – переспросил папа, бросая взгляд на кота и оглядываясь. Должно быть, в поисках водяного пистолета.

– Мы больше не можем это продолжать. Я уже не могу.

– Ну, в таком случае тебе стоит…

Папа не договорил: мама вскрикнула, распахнула дверь и вышла в сад.

– Бук, – сказала она. – Бук пропал.

– Его спилили, – пояснил Тоби.

– Но мы не давали согласия…

– Давали, – перебил папа.

– Нет, не давали.

Мама прошла по росе и мелкой пыли. Тоби только теперь понял, что это опилки. Мама встала около пня, Тоби и Альфред – рядом с ней. Они почти физически ощущали призрак дерева, нависшего над ними.

– Это дерево посадили, когда мне было три, – сказала мама.

– Мне жаль, мам, – сказал Тоби, не зная, что ещё сказать. Он сжал её руку. Они втроём – мама, Тоби и Альфред – стояли и смотрели на оставшуюся от дерева пустоту.

* * *

Той ночью дурной сон вернулся. Тоби этого не хотел, но сон пришёл и будто сжал его когтями. Тоби попытался проснуться, но был слишком усталым. Он находился между сном и явью, одурманенный своей усталостью. Во сне Тоби бежал по горному лесу, по грязным тропинкам, усыпанным сосновыми иголками, а потом падал с огромной высоты, и это падение превращалось в спуск по каменным ступенькам в городе. А внизу лестницы – или колодца? – кто-то звал на помощь. Когда Тоби наконец очнулся ото сна, ему было так жарко, что он тут же сбросил одеяло. Футболка насквозь промокла от пота. Он стащил её, сполз с кровати, ещё не до конца проснувшись, и встал посреди комнаты, слегка покачиваясь. Ему не хотелось оставаться в постели вместе с дурным сном. А сон был ещё там. И тень, которая его породила. Чёрная, густая, как патока.

Под дверь просачивалась полоска тёплого света, и это успокаивало Тоби. Он вышел на лестницу. Снизу доносились голоса. Он подумал было спуститься к родителям, но не хотел, чтобы папа видел его напуганным. Тоби поёжился: пот высох, и стало холодно. Он выудил из комода старую пижаму, которая была мала. Ему хотелось, чтобы мама пришла и спела что-нибудь, как в детстве. Ей нравились мюзиклы, а ему нравилось, как она поёт. И хотя пела она не так хорошо, как миссис Пападопулос, у неё был красивый голос. Прекрасные песни из «Волшебника страны Оз» и «Энни»: «Завтра», «На другом конце радуги» и «Мы идём к волшебнику». Тоби спустился на пол-этажа и услышал, что родители ссорились. Мама плакала.

* * *

На выходных Тоби с папой поехали в Маргит. К маме приезжала погостить университетская подруга, которую папа терпеть не мог, поэтому он и решил уехать и переночевать в отеле. Тоби не ожидал, что папа возьмёт его: папа редко ездил в командировки и никогда не брал Тоби с собой, даже если тот очень просил. Тоби был вдвойне рад, потому что из-за дурных снов он не чувствовал себя в безопасности дома. Хотя он и не видел тень с тех пор, как захлопнул перед ней окно и убедил себя, что это был просто обман зрения, ему не хотелось оставаться дома в одиночестве. Каждое утро он просыпался с дурным предчувствием, уверенный, что рядом есть ещё кто-то.

В Маргите была песчаная бухта, окружённая крутыми утёсами. Тоби хотел поплескаться в море и посмотреть на железную дорогу с паровозами, до которой можно было доехать на машине. Но по пляжу немилосердно хлестал дождь такой сильный, что даже самые заядлые купальщики предпочитали сидеть дома. А железная дорога оказалась закрыта на ремонт.

Отель, в котором папа снял комнату, оказался очень неухоженным. Едва они заселились туда, папа сразу сел за стол у окна, достал ноутбук и начал печатать.

– Я думал, мы куда-нибудь сходим, – сказал Тоби.

– Что это, по-твоему? – папа ткнул пальцем в окно.

– Небо?

– Нет.

– Тогда море?

– Нет. Дождь.

– Нет, это просто небо, а по нему летают чайки.

– И дождь.

Тоби вздохнул и рухнул на кровать. Пружины скрипнули.

– Шшшш! – прошипел папа. – Я пытаюсь писать.

– Ты пишешь свой роман?

Папа не ответил.

– Миссис Пападопулос говорит, что ты станешь счастливее, когда наконец допишешь его.

Папа прекратил печатать, поднял голову и уставился в окно, как будто ему только что пришла в голову самая потрясающая идея в истории идей.

– Папа, у тебя новая идея про Бальтазар?

Папа медленно повернулся на стуле.

– Можешь сказать миссис Пи, чтобы она занималась своими операми, или я засуну её мнение ей в арию.

– А, ну ладно, ну как хочешь, какое мне дело. Чем займёмся?

– Я буду писать, – папа развернулся обратно к экрану. – Ты можешь погулять по отелю или заняться чем-нибудь ещё.

– Чем-нибудь ещё, – пробормотал Тоби себе под нос. – Ну давай куда-нибудь сходим, ну паааап.

– Уйди, Тоби!

– Она права, – Тоби встал с кровати и сказал так же громко, как папа. – Ты трудный человек.

Папа как будто впервые заметил его.

– Сядь, Тоби, – сказал он, указывая на кровать.

Тоби плюхнулся на древнюю кровать с древним пружинящим матрасом. Он был немного напуган, потому что знал, что сейчас ему влетит.

– Послушай, – сказал папа, – я хотел сказать тебе потом, но почему бы и не сейчас. Мы с твоей мамой разводимся.

Папа положил одну руку на спинку стула. У него за спиной простиралось серое небо, в котором птицы то зависали, то пикировали, показывая друг другу фигуры высшего пилотажа. Они напомнили Тоби детей на скейтбордной площадке.

– Так что пока мы не продадим дом, – продолжил папа, – вам с мамой придётся съехать.

– Что? – переспросил Тоби.

Папа сердито нахмурился и повторил сказанное слово в слово.

– Почему я не могу остаться дома с тобой?

– Потому, что ты едешь с мамой.

– Но я хочу остаться с тобой.

– Нет, не выйдет. Мы это обсудили, и ты едешь с мамой.

– Но это же нечестно!

– Жизнь вообще нечестная, Тоби.

– Вы меня даже не спросили!

Папа страдальчески вздохнул и покачал головой, будто бы говоря кому-то невидимому: «Видишь, с чем мне приходится иметь дело?»

– Что поделать, так уж сложилось, Тобс, – папа говорил медленно, будто бы с полным дурачком.

Чайки носились и крутились в небе.

– Что будет с Альфредом?

– Ну, он уедет с миссис Пападопулос. Мне-то он на кой… Мне этот кот не нужен.

– А.

Повисло молчание.

– Ясно? – спросил папа.

Тоби смотрел на узоры на ковре.

– Ясно?

Тоби плохо видел папу на фоне яркого неба. Наконец папа отвернулся к компьютеру и застучал по клавишам.

Тоби ещё немного посидел. И встал.

– Я пойду прогуляюсь.

– М-м? – папа смотрел в экран.

– Я пойду прогуляюсь.

– А, ладно, Тобс. Тебе нужны деньги?

– Нет.

– На, возьми денег, – папа выудил кошелёк из куртки и протянул Тоби десятифунтовую купюру. – Сходи на аттракционы.

Тоби взял купюру и вышел из комнаты, сжимая её в кулаке.

Он немного побродил по коридорам, покружил по банкетному залу, пятнистому от влаги, заглянул в зал с башенками из стульев, пооткрывал ящики в общей гостиной. Там были коврики и свечки. Тоби направился вниз и вышел через вращающуюся дверь. Куртка тут же раздулась от ветра, словно парашют, и промокла от дождя. Тоби спустился на берег и отправился бродить по бескрайнему пляжу Маргита.

Он решил, что тень, вторгшаяся в его жизнь, принесла беду.

Тоби обошёл стороной парк развлечений (на его вывеске красовалась надпись «Страна Мечты», будто бы развлечения тут были превосходными) и спрятался от дождя под навесом.

Он не хотел садиться, потому что мокрые джинсы липли к ногам и сгибать колени было неприятно.

– Всё окей, шеф, – сказал кто-то.

Тоби повернулся на голос и увидел немолодого мужчину в рабочем комбинезоне, с седыми волосами и с серебристой щетиной на щеках, в уголке рта торчала самокрутка.

За спиной у мужчины возвышалось проволочное ограждение с бетонными блоками вместо ножек. На ограждении висела холщовая ткань, так что нельзя было рассмотреть, что происходит за ней.

– Что вы чините? – Тоби кивнул на ограждение.

– Вселенную, – подмигнул мужчина.

Тоби потребовалось время, чтобы понять, что имел в виду рабочий. Где-то примерно полминуты. Он смотрел на мужчину. А потом до него дошло, что незнакомец пытается шутить. Тоби внезапно надоело, что все вокруг такие саркастичные. Поэтому он вышел из-под навеса под яростный ветер и, проходя мимо рабочего, крикнул:

– Заткнись, ты, идиот!

3. Энджел-лейн

Утром, когда Тоби и мама должны были уехать из дома насовсем, он зашёл к миссис Пападопулос попрощаться и не заметил – да и она тоже – тень, которая поднялась за ним и повисла под потолком. Зато Альфред заметил её и начал хмуро разглядывать.

У миссис Пападопулос в глазах стояли слёзы. Она обняла Тоби и спела ему на ухо песенку «Завтра» из мюзикла «Энни».

– Присмотри за мамой, – сказала она.

Тоби кивнул, давясь слезами. Он поднял кота и зарылся лицом в его длинную мягкую шерсть.

– Пока, Альфред, – Тоби сумел не расплакаться.

Спускаясь вниз, он не заметил ни летящую за ним тень, ни идущего следом Альфреда.

Папа сидел за столом и писал про Бальтазар. Тоби встал в дверях, замешкавшись. Тень за его спиной спустилась ниже, Альфред спустился за ней.

– Не задерживайся, Тобс, – сказал папа. – Твоя мама хочет поскорее уехать.

Тоби не мог заставить себя войти в кабинет и обнять папу, но и заставить себя уйти тоже не мог.

– Послушай, Тобс, – сказал папа, поворачиваясь на своём капитанском кресле. – Чем скорее ты поймёшь, что ничего в этом мире не складывается к лучшему, тем лучше.

Тоби ждал, что папа скажет что-нибудь ещё. Подойдёт и обнимет его. Но папа вздохнул и повернулся обратно к ноутбуку. Тоби сделал шаг вперёд, чтобы спросить, может ли он остаться на Арнольд-стрит, пока дом не будет продан. И когда он уже открыл рот, папа шумно втянул воздух, выпрямился в кресле и сказал:

– Ладно, Тобс, не задерживайся. Твоя мама хочет ехать.

По дороге к лестнице Тоби провёл пальцем по шраму на комоде, который он случайно оставил пару лет назад зубилом со своего пояса с инструментами. Шрам светился в лучах утреннего солнца.

Выйдя наружу, Тоби посмотрел в окно кабинета. Отца не было видно, но он надеялся, что тень не причинит ему вреда. Мальчик так внимательно смотрел в окно, что не заметил, как эта самая тень проскользнула через входную дверь, проплыла по дорожке и втянулась в багажник, притаившись среди коробок. И Альфреда он тоже не заметил. Кот вышел за тенью и сел на тротуаре, глядя на багажник.

Альфред был котом крайне любопытным и расположенным к путешествиям. Он часто посещал разные страны с миссис Пападопулос, и чаще всего Грецию. На международных рейсах он сидел в удобной кошачьей переноске, а по Лондону ездил в просторной кожаной сумке своей хозяйки, высунув голову наружу и глядя по сторонам. Иногда даже забирался в рюкзак Тоби, где тот его обнаруживал, уже придя в школу. Если бы мысли мальчика не были заняты исключительно отъездом, он бы проверил, что Альфред заперт дома и никуда не денется. Но он не мог думать ни о чём, кроме отъезда, а потому не видел, как Альфред грациозно запрыгнул в багажник вслед за тенью и устроился в складках одеяла.

* * *

Лето ещё не сдавалось. Они мчались по дороге мимо короткой выжженной травы и утомлённых деревьев, а солнце немилосердно жарило сквозь лобовое стекло. Под щёлканье поворотника они въехали на развязку.

– Ox, – сказала мама через несколько минут. Её взгляд метался между приборной панелью, телефоном и дорогой. Она нажимала кнопки.

– Осторожней, мам.

– Столько народу… – мама затормозила и вгляделась вперёд. – Я… э-э-э, я не узнаю это место.

– Лучше найди, где встать.

Мама остановилась у обочины.

– Мам, здесь нельзя останавливаться.

Машина сзади объехала их, истошно сигналя.

Тоби проверил телефон: потрясающе, нет связи. Снова раздался гудок: их обогнул тёмный силуэт, за ним другой. Водитель проезжавшего мимо грузовика опустил стекло и что-то крикнул.

Мама тоже опустила стекло.

– Пошёл ты! – крикнула она.

Тоби смотрел на маму в недоумении. Он никогда не видел, чтобы она выходила из себя. Вообще никогда.

Впереди около съезда был знак. Тоби выскочил из машины и побежал к нему.

– Тоби! – донёсся сзади мамин панический вопль.

На знаке было написано:

ЭНДЖЕЛ-ЛЕЙН

Частная территория

Когда он развернулся, чтобы идти назад в машину, то увидел в дальнем конце пыльной улицы рабочих. Они кирками и лопатами рыли землю, а один закрывал участок дороги красно-белыми загородками. Он был старше остальных, седоволосый и с сигаретой в зубах. Тоби видел, как дымок от неё змеится вверх. Не может быть. Разумеется, нет. Это не мог быть тот же рабочий, которого Тоби видел в Лондоне и Маргите.

– Тоби! – мама стояла рядом с машиной.

Тоби вернулся к ней, они сели обратно.

– Пожалуйста, Тоби, больше так не делай.

– Я хотел посмотреть, где мы. Энджел-лейн. Включи аварийку, мам, здесь нельзя останавливаться.

– Я думала, ты хочешь сбежать.

– Мам, мне тринадцать, куда я побегу? У тебя есть карта?

– Я… эм… э-э-э…

– Ты клала её в сумку.

Она покопалась в сумке и нашла карту, но, кажется, не смогла прочитать. Тоби взял её и вгляделся:

– Окей, нам сюда.

Рядом кто-то истошно сигналил. Мама смотрела в никуда.

– Мама!

Её подбородок задрожал, и Тоби понял, что мама вот-вот заплачет.

– Всё в порядке, мам, – сказал он тихо. – Мы почти приехали. Ты нас довезла.

Мама, казалось, не сразу поняла смысл слов Тоби. Она всхлипнула. Тоби взял её за руку. Под мамиными глазами он заметил зеленовато-синие круги.

– Ты нас довезла, – мягко повторил Тоби.

Она точно была готова заплакать.

– Мам, не плачь! Не сейчас! Мы почти приехали.

Мама улыбнулась, достала из сумки промокшие салфетки и высморкалась. Когда они проезжали Энджел-лейн, Тоби смотрел туда и думал, что либо для дорожных работ нанимают старых седых курильщиков, либо творится что-то странное.

* * *

Пока Тоби и мама вдвоём затаскивали большой ящик по лестнице в свою новую квартиру, тень выскользнула из багажника. Вскоре Альфред тоже выпрыгнул и отправился за тенью, которая скрылась за мусорными контейнерами.

В новой квартире стояла полутьма. Свет в коридоре не работал, у ламп не было абажуров, и светили они тускло. Даже безжалостно палящее солнце не могло развеять этот сумрак. Мебель горчичного цвета и коричневые ковры только добавляли мрачности. Воздух здесь был затхлым, а на кухне стоял тяжёлый дух плесени.

Комната Тоби оказалась в дальнем конце квартиры. На полу лежал жёсткий зелёный ковёр, на подоконнике валялась дохлая муха, на окне висели кофейного цвета занавески. Всё выглядело совершенно безрадостно. Тоби взял с собой только часть вещей, потому что знал, что ещё вернётся в старый дом до того, как его продадут (ему по-прежнему казалось, что продажа дома – просто нелепая выдумка). Пока что с ним было только самое необходимое. Но теперь, оказавшись в пустой комнате с коричневыми занавесками и зелёным ковром, он жалел, что не взял с собой всё. Особенно Альфреда. В конце концов, кот проводил с Тоби не меньше времени, чем с миссис Пападопулос.

Тоби осмотрел сад, полный сухой травы и засохших кустов. Его окружали одинаковые здания, различавшиеся только оранжереями, от которых отражался слепящий солнечный свет. С соседской крыши взмыла стая чаек. Они пронзительно вопили. И в этом вопле было что-то настолько тоскливое, что Тоби захотелось позвонить папе и сказать, что он не может здесь жить.

Чайки не унимались. Напротив, теперь они начали нырять вниз и взмывать обратно, громко хлопая крыльями. Они кружили над одной птицей из их стаи, нападали на неё. Тоби смотрел, как жертва закрывается от обидчиков чёрными крыльями. Странный цвет для чайки. Внезапно птицы разлетелись в стороны, как осколки от взрыва. Некоторые неслись прямиком к окну Тоби.

Когда чайки с воплем разлетелись, теряя перья, Тоби увидел, на кого они напали. Оно неслось прямо на него. Это была не птица, а тень, тьма, паточная чернота. Она была отдалённо похожа на человека, раскинувшего руки и летящего со скоростью ракеты. Она целилась в Тоби. Он бросился на пол.

Зелёный ковёр в сантиметре от носа. Он ждал удара, сжав зубы. Напрягся всем телом.

Ничего.

Через несколько секунд Тоби разжал челюсти и расслабился. Встал. Перед глазами только сады и оранжереи с одинаковыми зданиями. Никакой тени.

* * *

Тоби сидел на кровати, прижавшись спиной к стене, переводя глаза с окна на дверь, с двери на окно. Иногда он отвлекался на телефон. Нужный номер он нашёл не сразу – так он был напуган.

– Папа, – сказал Тоби, как только отец снял трубку. И продолжил, не дожидаясь ответа: – Можно я вернусь домой?

Раздался треск, похожий на шорох сминаемой бумаги.

– Папа?

Отец вздохнул и ответил непререкаемым, снисходительным, саркастичным тоном:

– Нет, Тоби.

– Я видел… Мне нужно вернуться домой.

– Нет, не нужно. Тебе так только кажется.

– Но я… Пожалуйста, папа, здесь очень странно.

– Везде странно, Тоби. Мир вообще странный.

– Я ненавижу этот дом. Ненавижу.

– Ты только приехал. Поговорим об этом, когда ты приедешь погостить, ладно?

– Но это только через две недели!

– Тобс, мне нужно закончить эту речь, так что поговорим позже, ладно?

– О чём она? – выпалил Тоби. – Может, я смогу помочь.

За окном не было видно ни чаек, ни летающих теней.

– До скорого, Тобс. Не волнуйся.

Папа повесил трубку. Тоби прокрался к двери и прислушался. А потом собрался с духом и распахнул её. И проверил каждую комнату. Пусто.

Он очень обрадовался, когда вернулась мама. Разогрел консервированные спагетти и сделал тосты, а мама порезала салат. Тоби спросил её, как прошёл день. А потом они сидели вместе: мама, выжатая, как лимон, и Тоби, высматривающий тень.

* * *

Тоби проснулся. Он опять видел мерзкий сон про замок с чёрными стенами.

Небо было абсолютно чистым, лужайки казались ещё суше, чем вчера. Резко и как будто даже зло он оделся. Непонятно, как тень могла проследовать за ним. Непонятно, как она могла существовать, но он верил собственным глазам. Мама упаковала ему ланч: сэндвичи с сыром, пакетик жареной картошки, яблоко и коробочку сока. Тоби засунул тонкую куртку в рюкзак, убедился, что не забыл телефон, и решил, что готов к выходу.

Это был первый день в новой школе, поэтому мама проводила его. Подъезжая, они увидели море бордовых свитеров, втягивающееся в ворота. У них не было времени купить Тоби новую форму, поэтому он надел чёрный свитер и галстук, которые носил в предыдущей школе. Чувствуя себя неловко из-за неправильной одежды и заранее боясь того, с чем ему придётся столкнуться, он сполз по сиденью. Мама нашла свободное парковочное место. От школы отъезжали автобусы.

– Ты справишься, – сказала мама.

– Я хочу домой, – Тоби поднял рюкзак, но из машины выходить не хотел.

– В чём дело? – мама заглушила двигатель. – Что стряслось?

– Почему ты его не любишь? Почему вы разводитесь?

– Давай поговорим об этом потом, дорогой. Тебе нужно в школу, а мне на работу.

– Но это нечестно.

– Я знаю, – печально сказала мама.

– Ну почему тогда?

– Я не могу больше.

– Почему?

– Просто не могу.

– Что это за ответ? Если я так отвечу в школе, мне поставят ноль. Ты специально ведёшь себя глупо?

– Тоби, не разговаривай со мной таким тоном.

– Но почему ты решила уехать и развестись с папой?

– Я больше не люблю твоего папу.

– Почему?

– Нипочему. Иногда что-то просто случается.

– У всего есть причины. Всегда.

Мама тяжело вздохнула.

– Это сложно.

– Нет. Ничего сложного. Всё просто. Расскажи. Ты просто не хочешь рассказывать.

– Он изменился.

– Как изменился?

– Ох, Тоби, я не знаю.

– Нет, знаешь.

– Ох, ладно. Наверное… Когда я его встретила, он был… У него были идеалы. Он был оптимистом. Но он разочаровался в жизни. Он стал очень… озлобленным. И наши отношения не выдержали.

– Это всё из-за его дурацкого романа про Бальтазар, да?

– Он здесь совершенно ни…

– Он из-за него озлобился, да? Потому что не может его закончить. Миссис Пападопулос так считает.

– Я думаю, это только одна из причин его озлобленности. И её симптом.

– Мы можем помочь ему закончить роман, – настаивал Тоби.

Он уже не слышал маму и представлял, как они сидят рядом с папой, пока он дописывает свою книгу. Совсем как мама сидела рядом с Тоби, когда он делал домашнюю работу.

– Это так не работает, Тоби.

– А как это работает?

Она покачала головой.

– Как это работает? – повторил Тоби.

Проходивший мимо школьник задел боковое зеркало.

– Тоби, ты опоздаешь.

– Ты не хочешь рассказывать.

– Моя жизнь с твоим отцом кончена.

– Почему меня не спросили?

– Потому что у тебя здесь нет права голоса. Извини.

– Но это неправильно. Нечестно. Я не хотел уезжать из дома. Я не хотел переезжать сюда. Это ты виновата.

– Никто не виноват.

– Нет, кто-то виноват. Ты виновата. Какая разница, что ты сюда переехала? Тебя посадят в тюрьму за этот дурацкий протест, и что тогда будет со мной?

– Меня не посадят в тюрьму.

– Посадят!

– Нет, не посадят. Я тебе говорила. Мой адвокат сказал, меня оштрафуют или пошлют на общественные работы.

– Я хочу домой, – заныл Тоби. – Я хочу обратно на Арнольд-стрит. К Альфреду, папе, миссис Пападопулос, саду и моей комнате.

– Мне жаль, Тоби, – мама протянула руку, чтобы погладить его по голове.

Он резко отмахнулася.

– Ох, – мама убрала ладонь.

– Это твоя вина, всё это из-за тебя!

Только сказав это, он заметил ярко-алый след от своих ногтей на её правой кисти.

– Мам, – выдохнул Тоби и потянулся к её руке.

Мама остановила его и отодвинулась. Она сердито хмурилась, сжав губы.

Ужаснувшись тому, что он натворил, и испугавшись маминой реакции, Тоби выскочил из машины, захлопнул дверь и на дрожащих ногах пошёл в новую школу. Минуту спустя мама уехала.

Чуть позднее к воротам школы приползла тень. А вскоре за ней – Альфред. Они вместе ждали, когда кончатся уроки.