355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ричард Докинз » Капеллан дьявола: размышления о надежде, лжи, науке и любви » Текст книги (страница 1)
Капеллан дьявола: размышления о надежде, лжи, науке и любви
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 17:30

Текст книги "Капеллан дьявола: размышления о надежде, лжи, науке и любви"


Автор книги: Ричард Докинз



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Ричард Докинз
КАПЕЛЛАН ДЬЯВОЛА
Размышления о надежде, лжи, науке и любви

Джульетте – по случаю ее восемнадцатилетия


Предисловие к американскому изданию

Эта книга – мое личное избранное из числа статей и лекций, выступлений и размышлений, рецензий на книги и предисловий к ним, панегириков и некрологов, которые я опубликовал (или, в некоторых случаях, не опубликовал) за последние двадцать пять лет. Они посвящены многим проблемам: поднимаемым дарвинизмом и в целом наукой, связанным с моралью, религией, образованием, правосудием, памятью об умерших, Африкой, историей науки, просто личным вопросам. Покойный Карл Саган назвал бы это любовными посланиями к науке и рационализму.

Хотя я готов признать, что в моих текстах иногда встречаются вспышки (вполне оправданного) раздражения, мне приятно сознавать, что по большей части я писал в позитивном ключе, кое-где даже с юмором. Там же, где я не мог сдержать эмоции, для этого имелось достаточно причин. Когда я давал волю гневу, я надеюсь, что умел его сдерживать. Когда говорил о грустном, надеюсь, что не доходил до отчаяния. Но в основном наука служит для меня источником живой радости, и я надеюсь, что это заметно по моей книге.

Книга состоит из семи частей, содержание и порядок которых определила, в тесном сотрудничестве со мной, Лата Менон. Помимо широкой эрудиции и разносторонней образованности, которых можно было ожидать от главного редактора всемирного английского издания энциклопедии «Энкарта», Лата проявила незаурядный талант к составлению антологий. К каждому из семи разделов я написал введения, содержащие мои соображения о каждом из текстов, которые Лата сочла достойными воспроизведения, и о том, что связывает их друг с другом. Ее задача была не из легких, и я глубоко восхищен ее способностью одновременно держать в памяти намного больше моих сочинений, чем вошло в этот сборник, и ее мастерством, позволившим добиться более тонкого равновесия между ними, чем мне казалось возможным. Однако ответственность за материал, из которого ей пришлось выбирать, лежит, конечно, на мне самом.

У меня нет никакой возможности перечислить всех, помогавших мне в работе над каждым из этих текстов, написанных в течение двадцати пяти лет. В работе над сборником мне помогали: Вон Янь, Кристина Деблаз-Балльштадт, Майкл Довер, Лаура ван Дам, Кэтрин Брэдли, Энтони Читэм и, конечно, сама Лата Менон. Моя благодарность Чарльзу Симони за поддержку, отнюдь не только финансовую, не знает границ. А моя жена, Лалла Уорд, помогала мне, как и всегда, ободрением, советами и своим чутким слухом к музыке языка.

Ричард Докинз,
2003 год

Часть I
Наука и чувства

Первый очерк в сборнике, «капеллан дьявола», публикуется впервые. Заглавие этого очерка, давшее название книге, разъясняется в нем самом. Второй очерк («Что есть истина?») стал моим вкладом в материалы одноименного симпозиума, опубликованные в журнале «Форбс Эй-эс-эй-пи». Ученые склонны смотреть на истину прямолинейно, и запутанные рассуждения философов об ее реальности и значении вызывают у них раздражение. Добиться от природы раскрытия ее истин довольно трудно и без дополнительных преград, непрошено разбрасываемых на нашей дороге сторонними наблюдателями или навязчивыми попутчиками. В своем очерке я привожу доводы в пользу того, чтобы мыслить, по крайней мере, последовательно. Истины, касающиеся повседневной жизни, могут быть предметом философских сомнений в столь же большой (или малой) степени, как научные истины. Давайте избегать двойных стандартов.

Временами я боюсь превратиться в зануду, все время твердящего о двойных стандартах. Это началось еще в детстве, когда мой первый кумир, доктор Дулиттл [1]1
  Герой детских книг английского писателя Хью Лофтинга (1886–1947), доктор, который лечит животных и понимает их язык, прототип доктора Айболита. – Примечание переводчика. Далее, если не указано иное, – примечания автора.


[Закрыть]
(неотступно вспоминавшийся мне при чтении «Путешествия натуралиста» кумира моих зрелых лет – Чарльза Дарвина) повысил мое осознание, выражаясь удачным термином из феминистского лексикона, проблемы нашего обращения с животными (лучше сказать – с другимиживотными; мы, конечно, тоже животные). Честь повышения осознания этой проблемы современным обществом более других по праву принадлежит Питеру Сингеру – австралийскому специалисту по этике, недавно переехавшему в Принстон. Цель его проекта «Гоминиды» ( Great Ape Project) состоит в том, чтобы и другим гоминидам [2]2
  К семейству гоминид ( Hominidae, англ. great apes) из современных животных относятся люди, шимпанзе, гориллы и орангутаны. – Прим. пер.


[Закрыть]
были предоставлены, насколько это возможно, гражданские права, аналогичные человеческим. Если вы зададитесь вопросом, почему на первый взгляд это кажется нелепым, то чем крепче вы об этом задумаетесь, тем менее нелепым это вам покажется. Дешевые шутки вроде «Гориллам, стало быть, понадобятся особо прочные урны для голосования?» будут быстро отброшены, ведь мы предоставляем права, хотя и не даем права голоса, детям, умалишенным и членам Палаты лордов. Самым серьезным возражением против проекта «Гоминиды» будет вопрос: «И куда это нас заведет? К предоставлению прав устрицам?» (Замечание Бертрана Рассела по сходному поводу.) Где провести границу? В очерке «Разрывы в мышлении», подготовленном для сборника, опубликованного в рамках проекта «Гоминиды», я привожу эволюционные аргументы в пользу того, что нам, прежде всего, не следует заниматься проведением границ. Нет такого закона природы, согласно которому границы всегда должны быть отчетливыми.

В декабре 2000 года я оказался в числе тех, кого член парламента Дэвид Милибэнд (тогда глава стратегического аппарата премьер-министра, а ныне министр школьного образования [3]3
  Впоследствии Милибэнд сменил еще несколько министерских портфелей. Последней его государственной должностью был пост министра иностранных дел в правительстве Гордона Брауна. – Прим. пер.


[Закрыть]
) пригласил принять участие в написании докладных по определенным вопросам, которые Тони Блэр должен был прочитать во время рождественских каникул. Моя сводка была посвящена теме «Наука, генетика, риск и этика», и я воспроизвожу здесь этот прежде не публиковавшийся текст (я исключил раздел о риске и еще несколько отрывков, чтобы избежать перекрывания с другими очерками в этом сборнике).

Любое предложение хотя бы в малейшей степени ограничить право на суд присяжных встречается возмущенными воплями. В каждом из трех случаев, когда меня приглашали войти в состав коллегии присяжных, это был неприятный опыт, избавлявший меня от иллюзий. Через много лет два непомерно раздутых прессой процесса, проходивших в США, подтолкнули меня к выделению основной причины моего недоверия к этому институту, которую я изложил в очерке «Суд присяжных».

Магические кристаллы входят в обязательный реквизит экстрасенсов, оккультистов, медиумов и других шарлатанов. Цель моей следующей статьи состояла в том, чтобы рассказать правду о магии кристаллов читателям одной из лондонских газет – «Санди телеграф». Было время, когда лишь бульварные издания позволяли себе поддерживать суеверия вроде гадания или астрологии. Теперь же иные из ведущих газет, в том числе «Телеграф», опустились до публикации постоянных астрологических колонок. По этой причине я и согласился написать для этой газеты статью «Истина и хрустальные шары».

Следующий очерк, «Разоблачение постмодернизма», направлен против шарлатанства другого сорта, более замысловатого. Закон сохранения трудности Докинза гласит, что обскурантизм в пределах любой учебной дисциплины расширяется, заполняя вакуум присущей ей внутренней простоты. Например, физика – действительно трудный и глубокий предмет, поэтому физикам нужно (что они и делают) усердно трудиться над тем, чтобы сделать свой язык как можно проще («но не проще, чем можно», как справедливо подчеркивал Эйнштейн). Преподаватели других дисциплин (тут неизбежно будут помянуты континентальные школы литературной критики и социологии) страдают от того, что Питер Б. Медавар (если не ошибаюсь) назвал «завистью к физике». Они хотят, чтобы за ними тоже признавали глубину, но в действительности их предметы довольно просты и поверхностны, поэтому им приходится перегружать свой профессиональный язык в стремлении компенсировать неравенство. Физик Алан Сокал осуществил феерически смешной розыгрыш над «коллективным телом» редакции (а над чем же еще?) одного особо претенциозного социологического журнала. Впоследствии Сокал и его коллега Жан Брикмон опубликовали книгу «Интеллектуальные уловки», в которой профессионально проанализировали эту эпидемию «модного нонсенса» (так было озаглавлено американское издание их книги). «Разоблачение постмодернизма» – моя рецензия на эту забавнейшую книгу, дающую вместе с тем серьезный повод для беспокойства.

К этому следует добавить, что хотя слово «постмодернизм» и употреблено в заглавии рецензии, предложенном мне редакцией журнала «Нейчур», из этого не следует, что мне (или редакции) известно, что оно значит. По моему убеждению, оно не значит ровным счетом ничего – за исключением того, что понимают под этим словом специалисты по архитектуре, откуда оно и происходит. Когда же это слово используют в каком-либо другом значении, я советую сделать следующее. Немедленно прервите собеседника и спросите его (нейтральным тоном дружеского любопытства), что это значит – постмодернизм. Мне ни разу не довелось услышать в ответ ничего хотя бы отдаленно напоминающего пригодное для использования – или даже сколько-нибудь связное – определение. Наилучшим из возможных ответов будет нервное хихиканье и что-нибудь вроде: «Да, это ужасное слово, не правда ли, но вы же понимаете, о чем я». Нет, не понимаю!

Как человека, всю жизнь работавшего преподавателем, меня очень беспокоит, что мы делаем с системой образования. Едва ли не каждый день мне приходится слышать ужасные истории об амбициозных родителях или амбициозных школах, которые лишают детей радостей детства. Причем начиная с безумно раннего возраста. Шестилетний мальчик получает «консультации психолога», потому что «тревожится» по поводу снижения своей успеваемости по математике. Классная руководительница вызывает родителей маленькой девочки, чтобы посоветовать отправить ее на дополнительные занятия. Родители пытаются настаивать, что учить их ребенка – дело школы. Почему их дочь отстает от других? А потому, терпеливо доказывает учительница, что родители всех остальных детей в классе оплачивают их дополнительные занятия с репетиторами.

Под угрозой не только радости детства. Под угрозой и радости истинного образования: чтения ради приобщения к прекрасной книге, а не ради подготовки к экзамену, занятия предметом потому, что это интересно, а не потому, что это входит в программу, возможности увидеть, как горят глаза превосходного учителя – просто от любви к своему предмету. Очерк «Радость жить опасной жизнью: Сэндерсон из Аундла» – это попытка вызвать из прошлого дух как раз такого превосходного учителя.

Капеллан дьявола

В выражении «капеллан дьявола» [4]4
  Выражение a devil’s chaplainвстречается еще в «Кентерберийских рассказах» Джеффри Чосера. Неясно, заимствовал ли его Дарвин или придумал сам. У Чосера «капелланам дьявола» уподоблены льстецы, отправляющие таким образом дьявольское «богослужение». Дарвин вкладывает в этот образ другой смысл. Он, вероятно, имеет в виду, что «капеллан дьявола» проповедовал бы зло, в отличие от обычного капеллана. – Прим. пер.


[Закрыть]
, Которое придумал Дарвин в 1856 году, когда писал своему другу Гукеру, доля шутки меньше половины:

Что за книгу мог бы написать капеллан дьявола о топорных, расточительных, неуклюжих, низких и ужасно жестоких делах природы!

От метода проб и ошибок, лишенного какого-либо плана и работающего в огромном масштабе естественного отбора, можно ожидать топорности, расточительности и неуклюжести. В расточительности уж точно сомневаться не приходится. Как я уже отмечал, изящество таких бегунов, как гепарды и газели, куплено дорогой ценой крови и страданий бессчетных предков и тех и других. Но хотя сам процесс, несомненно, и отличается топорностью и неуклюжестью, его результат оказывается прямой противоположностью. Ласточке ничуть не свойственна топорность, а акуле – неуклюжесть. Топорностью и неуклюжестью, по меркам человеческих чертежей, отличается лишь сам дарвиновский алгоритм, обеспечивший их эволюцию. Что до жестокости, вот еще одна цитата из Дарвина, из письма, адресатом которого был Аса Грей, написанного в 1860 году:

Я не могу убедить себя, что благой и всемогущий Бог мог умышленно создать наездников-ихневмонид с явным намерением, чтобы они питались внутри тела живых гусениц.

Жан Анри Фабр, французский современник Дарвина, описывал похожее поведение у роющей осы аммофилы:

В каждом сегменте тела личинки, как правило, имеется собственный нервный центр. Это, в частности, относится и к гусенице озимой совки – ритуальной жертве мохнатой аммофилы. Оса знакома с этой тайной анатомии: она колет гусеницу снова и снова, от одного конца тела до другого, сегмент за сегментом, ганглий за ганглием [5]5
   http://www.e-fabre.com/en/virtual_library/more_hunting_wasp/chap04.htm .


[Закрыть]
.

Наездники, о которых писал Дарвин, как и роющие осы, о которых писал Фабр, жалят свою жертву не для того, чтобы ее убить, а чтобы парализовать, обеспечив своей личинке запас свежего (живого) корма. Дарвин отчетливо понимал, что равнодушие к страданиям оказывается неотъемлемым следствием естественного отбора, хотя в других случаях он и пытался преуменьшить жестокость природы, предполагая, что убивающие укусы отличаются милосердной быстротой. Но капеллан дьявола не преминул бы с не меньшей быстротой заметить, что если в природе и есть милосердие, то лишь по воле случая. Природа не добра и не жестока: она безразлична. Любая доброта возникает из тех же условий, что и любая жестокость. По словам одного из самых вдумчивых последователей Дарвина, Джорджа Кристофера Уильямса [6]6
  Williams, G. C. Plan & Purpose in Nature.New York, Basic Books, 1996, p. 157.


[Закрыть]
,

чем, как не осуждением, должен встретить любой человек, обладающий малейшим чувством справедливости, систему, в которой основная цель жизни состоит в том, чтобы обойти своих ближних, передав собственные гены будущим поколениям, в которой эти успешные гены содержат послание, определяющее ход развития следующего поколения, в которой смысл этого послания всегда один – «используй окружающую среду, в том числе друзей и родственников, чтобы добиться наибольшего успеха для наших генов», в которой если и есть что-то вроде золотого правила, оно гласит: «Играй по правилам, только если нарушать их невыгодно»?

Бернарду Шоу пришлось принять невнятную идею ламаркистской эволюции исключительно из-за моральных следствий дарвинизма. В предисловии к пенталогии «Назад к Мафусаилу» он писал:

Когда вы вполне постигаете его значение, сердце у вас в груди погружается в кучу песка. Он таит в себе чудовищный фатализм, гнусное и отвратительное низведение красоты и интеллекта, сил и замыслов, чести и высоких устремлений.

Ученик дьявола у Шоу был прямо-таки добрым малым по сравнению с «капелланом» Дарвина. Шоу не считал себя религиозным, но ему была свойственна инфантильная неспособность отличать желаемое от действительного. Это же свойство лежит сегодня в основе движения популистов, выступающих против эволюции [7]7
   http://scienceblogs.com/evolutionblog/2008/06/my_review_of_saving_darwin.php .


[Закрыть]
:

Все, что может дать эволюция, – идея «права сильного». Когда Гитлер уничтожал десять миллионов ни в чем не повинных мужчин, женщин и детей, он действовал в полном согласии с теорией эволюции и в полном несогласии со всем, что известно людям о добре и зле… Если учить детей, что они произошли от обезьян, они будут вести себя, как обезьяны.

Совсем другая возможная реакция на бессердечность естественного отбора состоит в том, чтобы радоваться ей – вместе с социальными дарвинистами, а также, как это ни странно, с Гербертом Уэллсом. В его описании Новой Республики, этой дарвинистской утопии, из «Предвидений» [8]8
  Wells, H. G. Anticipations of the Reaction of Mechanical and Scientific Progress upon Human Life and Thought.London, Chapman and Hall, 1902.


[Закрыть]
, есть строки, от которых кровь стынет в жилах.

…А как будет Новая Республика обращаться с низшими расами? Как поступит она с чернокожим?… с желтолицым?… с евреем?… с этими полчищами черных, и смуглых, и грязно-белых, и желтых людей, которые не соответствуют новым потребностям производительности? Что ж, мир есть мир, а не благотворительная организация, и я полагаю, что им предстоит исчезнуть…

…А этическая система этих людей Новой Республики, этическая система, которая будет господствовать во всемирном государстве, будет устроена так, чтобы прежде всего способствовать приплоду всего отличного, и производительного, и прекрасного, что есть в человечестве: прекрасных и сильных тел, ясных и острых умов… А тот метод, которым природа извечно пользовалась, устраивая мир, метод, не позволяющий слабости плодить слабость… есть смерть…

…У людей Новой Республики… будет идеал, который сделает убийство делом стоящим…

Джулиан Хаксли, коллега Уэллса, пытался, по сути, приглушить пессимизм «капеллана дьявола», когда вырабатывал этическую систему, основанную на том, в чем ему виделись прогрессивные аспекты эволюции. В его очерке «Прогресс, биологический и иной», открывающем сборник «Очерки биолога» [9]9
  Huxley, J. Essays of a Biologist.London, Chatto & Windus, 1926.


[Закрыть]
, есть отрывки, которые выглядят почти призывом под знамена эволюции:

…лик [человечества] смотрит в том же направлении, что и основной поток эволюционирующей жизни, и его высшее предназначение, цель, необходимость стремления к которой оно так давно предощутило, состоит в том, чтобы открывать новые возможности для процесса, которым природа была поглощена на протяжении всех этих миллионов лет, чтобы внедрять все менее и менее расточительные методы, чтобы ускорять с помощью человеческого сознания то, что в прошлом было делом слепых бессознательных сил.

Я предпочитаю встать на сторону деда Джулиана – бодро и воинственно настроенного Томаса Г. Хаксли (Гексли): согласиться, в отличие от Шоу, с ведущей ролью естественного отбора в биологической эволюции, признать, в отличие от Джулиана, ее отталкивающие свойства и, в отличие от Уэллса, по-человечески бороться с ними. Вот что сказал Томас Генри Хаксли в 1893 году выступая в Оксфорде с Роменсовской лекцией [10]10
  Роменсовские лекции ( Romanes Lectures) – престижные публичные лекции, с которыми в Оксфорде один раз в год выступает какой-либо выдающийся ученый, мыслитель, политик или деятель искусств. Учредителем этих лекций был английский естествоиспытатель Джордж Роменс (1848–1894). – Прим. пер.


[Закрыть]
на тему «Эволюция и этика» [11]11
   http://aleph0.clarku.edu/huxley/CE9/E-E.html .


[Закрыть]
:

Давайте поймем раз и навсегда, что этический прогресс общества строится не на подражании космическому процессу и тем более не на бегстве от него, а на противостоянии ему.

Именно это советует нам сегодня Джордж Кристофер Уильямс, и это же советую всем я. В зловещей проповеди «капеллана дьявола» я слышу призыв к оружию. Как ученый я остаюсь страстным дарвинистом, убежденным, что естественный отбор является если не единственной движущей силой эволюции, то, несомненно, единственной известной силой, способной создавать иллюзию замысла, которая так поражает любого, кто берется размышлять о природе. Но в то же время, оставаясь сторонником дарвинизма как ученый, я страстный антидарвинист в том, что касается политики и устройства наших человеческих дел. Мои предыдущие книги, такие как «Эгоистичный ген» и «Слепой часовщик» [12]12
  Dawkins, R. The Selfish Gene.Oxford, Oxford University Press, 1976; 2nd edn1989. / Dawkins, R. The Blind Watchmaker.London, Longman, 1986; London, Penguin, 2000.


[Закрыть]
, превозносят несомненную фактическую правоту «капеллана дьявола» (если бы Дарвин решил продолжить список мрачных эпитетов в его обвинительной речи, он, возможно, включил бы туда «эгоистичных» и «слепых»). Но в то же время я всегда оставался верным заключительным словам моей первой книги: «Мы – единственные существа на земле, способные восстать против тирании эгоистичных репликаторов».

Если вам кажется, что вы усмотрели здесь непоследовательность или даже противоречие, вы ошибаетесь. Нет никакой непоследовательности в том, чтобы как ученому оставаться сторонником дарвинизма и вместе с тем по-человечески быть его противником. Непоследовательности тут не больше, чем в том, чтобы изучать природу рака, занимаясь фундаментальной медициной, и вместе с тем бороться с раком, работая врачом. Объяснимые дарвиновские механизмы эволюции наделили нас мозгом, который увеличивался до тех пор, пока не приобрел способность разбираться в собственном происхождении, отвергать моральные следствия этих механизмов и бороться против них. Всякий раз, когда мы прибегаем к контрацепции, мы демонстрируем, что наш мозг может срывать планы дарвиновской эволюции. Если, как подсказывает моя жена, эгоистичные гены суть Франкенштейны, а все живое – созданный ими монстр, мы одни можем довершить этот сюжет, восстав против своего создателя. Мы видим почти полную противоположность строкам епископа Хебера: «И все в природе мило, / И только люди злы» [13]13
  Реджинальд Хебер (1783–1826) – англиканский епископ, миссионер и автор известных церковных гимнов, один из которых содержит цитируемые строки («И что с того, что ветры / Цейлона так теплы, / И все в природе мило, / И только люди злы?»). – Прим. пер.


[Закрыть]
. Да, люди тоже бывают злыми, но мы – единственный остров, на котором можно укрыться от зла, сулимого «капелланом дьявола»: от жестокости и от топорной, неуклюжей расточительности природы.

Наш вид с его уникальным даром предвидения (продуктом той искусственной реальности, которую мы называем воображением) может строить планы, совершенно чуждые расточительности, которые, в случае успеха, позволят нам свести к минимуму топорность и неуклюжесть жизни. К тому же мы всегда можем находить утешение в благословенном даре понимания, даже если предметомнашего понимания будет недоброе послание «капеллана дьявола». Можно представить себе, что «капеллан» возмужал и дополнил свою проповедь второй частью. Да, говорит этот «капеллан», исторический процесс, который привел к вашему существованию, расточителен, жесток и низок. И все же радуйтесь своему существованию, ибо тот самый процесс в своей неуклюжести породил собственную противоположность. Конечно, эта противоположность невелика и локальна: всего один вид, и лишь меньшинство его представителей, но она дает нам надежду.

Тем более радуйтесь тому, что топорный и жестокий алгоритм естественного отбора создал устройство, способное вместить в себя сам этот алгоритм, способное к построению модели самого себя – и многого другого – в пределах внутреннего мира, заключенного у нас в головах. Хотя Джулиану Хаксли и досталось от меня на этих страницах, надо отметить, что в 1926 году он опубликовал стихотворение, в котором сказал кое-что из того, что хочу сказать и я (а также кое-что из того, чего я говорить не хочу):

 
В твой детский ум ворвался мир вещей,
Чтоб свет в прозрачной комнате зажечь.
Случилось там немало странных встреч,
И мысли-вещи размножались в ней.
Пройдя через порог ее дверей,
Плоть стала духом, породила речь,
Чтоб после внутренний твой мир увлечь
Делами во сто крат его важней.
Там мертвецы с звездами говорят,
Экватор – с полюсом, со светом – тень.
Окно темницы мысли растворят
И вырвутся из мрака в светлый день.
Трудам Вселенной нужен был итог —
И вот в умах людей был создан Бог [14]14
  Huxley (1926).


[Закрыть]
.
 

Позднее Джулиан Хаксли писал в «Очерках гуманиста» [15]15
  Huxley, J. Essays of a Humanist.London, Penguin, 1966.


[Закрыть]
:

Наша земля – одно из тех редких мест в мироздании, где расцвел разум. Человек есть продукт почти трех миллиардов лет эволюции, в лице которого эволюционный процесс наконец осознал самого себя и свои возможности. Нравится нам это или нет, мы отвечаем за всю дальнейшую эволюцию нашей планеты.

Российско-американский генетик Феодосий Добржанский, который наряду с Джулианом Хаксли входит в число светил неодарвинизма (синтетической теории эволюции), высказывал сходную мысль [16]16
  Dobzhansky, Theodosius. Changing Man// Science, 155 (27 January 1967): 409.


[Закрыть]
:

Породив человека, эволюционный процесс (очевидно, впервые и единственный раз за всю историю мироздания) осознал самое себя.

Капеллан дьявола мог бы сказать в заключение: возрадуйся, двуногий примат! Акула плавает лучше тебя, гепард – лучше бегает, стриж – лучше летает, капуцин – лучше лазает. Слон сильнее тебя, а секвойя – долговечнее. Но тебе достался самый ценный дар – дар понимания того жестокого, беспощадного процесса, который породил нас всех, дар отвращения к его последствиям, дар предвидения, совершенно чуждого неуклюжим кратковременным приемам естественного отбора, и дар способности вместить в себя само мироздание.

Мы одарены мозгом, который, если дать ему образование и предоставить свободу, способен моделировать Вселенную с ее физическими законами, в которые встроен дарвиновский алгоритм. Сам Дарвин сформулировал в знаменитых заключительных строках «Происхождения видов»:

Таким образом, из борьбы в природе, из голода и смерти непосредственно вытекает самый высокий результат, какой мы в состоянии себе представить, а именно – образование высших животных. Есть величие в этом воззрении, согласно которому жизнь с целым рядом ее возможностей первоначально была дана [17]17
  Во втором и всех последующих изданиях «Происхождения видов» Дарвин добавил в этом месте «Творцом» ( by the Creator), предположительно в угоду религиозным чувствам читателей.


[Закрыть]
немногим формам или всего одной; и между тем как наша планета продолжает вращаться согласно неизменному закону тяготения, из такого простого начала развилось и продолжает развиваться бесконечное число самых прекрасных и самых изумительных форм.

В этом воззрении есть не только величие, хотя тем, кто прячется под одеялом невежества, оно может показаться зловещим и бездушным. Пронизывающие ветра понимания – «ветра, что дуют вдоль звездных дорог», о которых писал Йейтс [18]18
  Из стихотворения «Моему сердцу – призыв не знать страха» ( To my Heart, bidding it have no Fear):
Не дрожи, мое сердце, постой,Но мудрости древней припомни урок:Кого в дрожь повергают потоп и пожар,И ветра, что дуют вдоль звездных дорог,Того звездный ветер, потоп и пожарПогребут под собой, ибо он чужойНа пиру бытия, в царстве древних чар.  –  Прим. пер.


[Закрыть]
, – освежают и бодрят того, кто готов обратиться к ним лицом. В другом очерке я цитирую слова замечательного учителя, Фредерика Уильяма Сэндерсона, который призывал своих учеников «жить опасной жизнью…»:

Исполненной жаркого огня вдохновения, своевольной, революционной, энергичной, демонической, дионисийской, переполненной жгучим стремлением к творчеству – такой жизнью живет человек, рискующий безопасностью и счастьем ради роста и счастья.

Безопасность и счастье предполагали бы удовлетворенность простыми ответами и дешевыми утешениями, жизнь со всеми удобствами утешительной лжи. Демоническая альтернатива, к которой призывает мой возмужавший «капеллан дьявола», рискованна. Она требует утраты утешительных иллюзий: сделав этот выбор, вы уже не сможете сосать соску веры в бессмертие. Рискуя этим, вы стремитесь обрести «рост и счастье» – радость сознания того, что вы повзрослели и приняли вызов своего существования, сознания того, что оно не вечно и потому тем более драгоценно [19]19
  Когда я выбирал заголовок для этого очерка, я не знал, что Би-би-си уже использовала фразу Дарвина «капеллан дьявола» в качестве названия для превосходного документального фильма, основанного на биографии Дарвина, которую написали Эдриан Дезмонд и Джеймс Мур.


[Закрыть]
.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю