Текст книги "Смех дьявола"

Автор книги: Режин Дефорж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

19

Погода была великолепная, в воздухе словно ощущалась праздничная атмосфера. На улице царило оживление: куда-то спешили смеющиеся девушки в коротких светлых платьях, украсив волосы кокардами или маленькими трехцветными флажками; элегантные женщины, которых обычно встречаешь на воскресной мессе, освободившиеся от своей чопорности; пожилые дамы под руку с пожилыми господами, вновь обретшими былую живость. Все направлялись к площади.

Хотя и готовая к подобной картине, Леа замерла в изумлении: площадь была черна от народа.

На верху церковной лестницы, видевшей некогда другие зрелища, разыгрывалась трагикомедия перед публикой, которая смеялась, гоготала и издевалась, поощряя актеров жестами и голосом. Декорацией служили: несколько скамей, плетеный стул и прикрепленный кинжалом над дверью алтаря большой лист белой бумаги, по которой еще стекали чернила, с надписью: «Здесь стригут бесплатно». Пьеса уже началась. Актеры исполняли свои роли, играя очень «натурально». «Ведущий», толстый мужчина в рубашке с повязкой ФВС, выкрикивал очередное преступление:

– Восхищайтесь супругой Мишо, которая донесла на своего мужа в гестапо. Заслуживает ли она оправдания народного трибунала?

– Нет, нет, – вопили зрители.

– Тогда-а-а-а…

– Пусть ее обстригу-у-ут!.. Га… га… га…

Мощный взрыв смеха сотряс присутствующих.

На импровизированной сцене помощники народного правосудия заставили жену Мишо сесть на стул. Появился «парикмахер», вооруженный большими портновскими ножницами, он вращал ими с щелканьем над ее головой и с ужимками Мориса Шевалье пел:

 
Видели вы новую шляпу Зозо?
Эта шляпа – потешная шляпа,
Спереди на ней маленькое павлинье перо,
А сбоку любовь попугайчика.
 

Около Леа икала от смеха толстая девица в белом халате молочницы или мясной торговки, цепляясь за руку пожарного.

– Она намочит себе штаны… Га… га… га… Я говорю тебе, что она описается… Га… га… га… Так и есть!..

Взрывы смеха сотрясали толпу, вызывая у Леа головокружение. Она видела, как размахивали отрезанными прядями волос, будто на арене хвостом и ушами быка, слышала приветствия толпы, напоминающие выкрики на корриде. Тянулись руки, чтобы завладеть этими печальными трофеями.

– После грубой обрезки… стрижка!

Рухнув на стул, жена Мишо с опухшим от слез лицом, выпачканным плевками, понесла справедливую и заслуженную кару за вероятное доносительство на своего мужа в гестапо. Какое имеет значение, что она говорит, будто он бежал в маки Корреза, чтобы уклониться от принудительных работ? Разве соседка не видела, как она отвечала немецкому солдату, спрашивавшему у нее дорогу?..

Леа почувствовала металлический холод ножниц на своей голове… Несколько женщин, стоящих рядом с ней, умолкли. Одна из них вытерла слезу, может быть, наконец поняв это униженное существо, смешное со своей маленькой головой, выступающей из ворота цветастого платья, на котором висела дощечка с надписью: «Потаскуха, продавшая своего мужа».

Два человека подняли женщину и толкнули ее к уже обстриженным, уступившим ей место на лавке. Она села около матери, укачивавшей своего ребенка.

Леа с жадностью смотрела в сторону еще не обстриженных, ища Франсуазу.

Высокая элегантная девушка-шатенка в свою очередь заняла место на стуле.

– Взгляните, месье и мадам, на эту с виду благопристойную и порядочную особу. Глядя на нее, не скажешь, что это шлюха, которая предпочла подставлять свой зад бошам, пренебрегая нашими молодцами. Чего это заслуживает?..

– Стри-и-и-жки…

Это была игра, фарс, комедия, мистерия, подобная тем, которые разыгрывались когда-то на папертях соборов в назидание верующим. Но это была не «Мистерия о девах безумных и о девах благоразумных», не «Действо о свадьбе или о шалаше», а воистину «Мистерия о страстях». Однако не та, что была представлена в 1547 году в Валансьене, а зрелище той нелепой и великолепной эпохи, трусливой и смелой, великодушной и низкой, гениальной и глупой, героической и преступной, того тяжелейшего периода, который переживала Франция в первые дни своего освобождения.

Девушка не плакала. Она держалась очень прямо, надменно вздернув подбородок. Воцарилось молчание. Толпа ждала криков и слез, а получила только презрительную улыбку. Среди присутствующих поднялся ропот.

Вероятно, раздраженный гордым видом девушки, «парикмахер» орудовал ножницами грубо, поранив свою клиентку. По щеке потекла кровь.

– О!.. – выдохнули зрители.

Леа сжала кулаки и отвернулась. Неужели не найдется человека, способного прекратить эту мерзость?! К счастью, Франсуазы здесь не было. Однако?..

Женщина, убаюкивающая ребенка, подняла голову. Она смутно напоминала Франсуазу, когда та выходила из воды после купания в Гаронне… Сердце Леа сжалось. Нет… нет… это была не ее сестра! «Хорошо, что папа и мама умерли, они не вынесли бы этого», – подумала она. Чья-то рука опустилась на ее плечо. Это была Альбертина. На лице старой девы отражался весь ужас происходящего вокруг. Леа обняла ее за плечи.

Стрижка окончилась. Жертва выпрямилась, сама ее поза выражала презрение к собравшимся. Толпа загудела, и раздалось несколько ругательств, пока она усаживалась на скамью обстриженных, не замечая крови, испачкавшей ее платье.

Очередную жертву притащили к стулу, где она упала на колени, лепеча:

– Простите… простите… Я больше так не буду… Простите…

Ножницы угрожающе щелкали над ней.

– Довольно, прекратите.

Молодой человек в брюках гольф с винтовкой вбежал на ступени. «Парикмахер», вероятно, знал его, потому что он, взяв в руку волосы несчастной, ограничился словами:

– Не мешай нам заниматься делом.

Щелкнув ножницами, он отрезал толстую прядь.

Юноша опустил ствол винтовки на пальцы «парикмахера».

– Ты не имеешь права так поступать. Если эти женщины виновны, их будут судить по справедливости. Ты должен передать их в полицию.

Наконец люди в форме вышли из комиссариата.

– Проходите… проходите… Здесь нечего смотреть… Возвращайтесь домой… Нечего смотреть… Не беспокойтесь, эти женщины будут наказаны, как они того заслуживают.

Площадь постепенно опустела, и полицейские увели женщин внутрь комиссариата. Остались только Леа и ее тетка. Постояв еще немного, они решительным шагом направились к комиссариату.

В помещении царило замешательство. Здесь не знали, что делать с этими несчастными женщинами. Молодой человек в брюках гольф разговаривал по телефону. Повесив трубку, он сказал:

– Префектура высылает машину, чтобы забрать их.

– Куда? В малую Рокетт?

– Нет, их перевезут на зимний велодром под охрану ОВС.

– Это забавно, как евреев.

Леа вспомнила, что писала ей Сара Мюльштейн о содержании арестованных на зимнем велодроме, и с изумлением посмотрела на того, кто находил это «забавным».

– Мадам, уходите, вам здесь нечего делать.

– Я пришла искать свою племянницу, месье.

Мужчины с изумлением посмотрели на пожилую женщину, которая говорила им спокойно и с достоинством: «Я пришла искать свою племянницу». Нахальная старушка!

– Мадам, это невозможно. Эти женщины осуждены за сотрудничество с врагом, они должны предстать перед компетентными органами.

– Франсуаза!

Она подняла голову, взгляд был пустым. Казалось, она не узнавала свою сестру.

– Франсуаза, это я, Леа. Все кончено, мы пришли за…

– Об этом не может быть речи, мадемуазель. Эта особа арестована вместе с любовницами немецких офицеров…

– Я никогда не спала с немцем, – выкрикнула жена Мишо, – а этих женщин встречали в притонах, меня по ошибке поместили с ними.

– Замолчите, трибунал разберется. Уходите, мадам.

– Умоляю вас, месье, я отвечаю за нее. Это моя племянница, месье, я знаю ее с самого раннего детства…

– Не настаивайте, мадам.

– Вы не бросите ее в тюрьму вместе с ребенком?

Молодой человек посмотрел на Франсуазу и ее сынишку, потом на мадемуазель де Монплейне в явном замешательстве.

– Что касается ребенка, я не знаю… Я не против того, чтобы вы увели его, если она согласится вам его доверить.

Маленький Пьер, узнавший Леа, протянул к ней руки.

– Ты согласна, чтобы он ушел с нами?

Франсуаза молча отдала его своей сестре.

– Оставьте нам ваши имена и адреса, – сказал старший из полицейских.

– Когда мы сможем навестить ее?

– Мне это неизвестно, мадам. Надо ждать. Вам сообщат.

Франсуаза протянула руки к Леа.

– Что ты хочешь?

«О да! Я должна была сама догадаться», – подумала Леа, снимая с головы голубой платок. С нежностью она завязала его под подбородком своей сестры.

20

Проводив тетку и Пьера на Университетскую улицу, Леа быстро, словно стараясь сбежать, покинула квартиру. Она хотела побыть одна, попытаться поразмыслить надо всем, что произошло, и, конечно, вновь найти Лорана.

До церкви Сен-Жермен-де-Пре бульвар Сен-Жермен был местом прогулок для обитателей квартала. После улицы Бонапарта картина менялась: вместо беззаботных гуляк появились группы людей с нарукавными повязками и винтовками, молодые люди в белых халатах, помеченных красным крестом, хозяйки, шедшие вдоль стен в поисках какой-нибудь лавки, открытой на улице Де Бюсси. Одна из них остановила Леа, удерживая ее за седло велосипеда.

– Не идите мимо улицы Сены. Уже три дня боши, засевшие в Сенате, стреляют из пушек вдоль улицы. Многие убиты или ранены.

– Спасибо, мадам, но я хотела бы попасть на площадь Сен-Мишель. Как мне лучше проехать туда?

– На вашем месте я бы не ездила. Там везде опасно. Войска Леклерка атакуют Люксембургский дворец…

Словно в подтверждение слов женщины, снаряд разорвался перед рыбной лавкой на улице Сены, разбив последние витрины и ранив в ноги и в лицо троих прохожих.

Толкая свой велосипед, Леа возвратилась назад и села отдохнуть в скверике около старинного архиепископства. Все скамьи были заняты спящими. Мальчишки и девчонки, усевшись в песочнице, вращали в ней бутылку. Леа села в стороне, прислонившись к дереву. Закрыв глаза, она попыталась привести в порядок свои мысли, избавиться от невыносимых, жестоких образов. Чтобы прогнать их, она потрясла головой, потом стала биться ею о ствол все сильнее и сильнее, не чувствуя как по ее лицу текут слезы.

– Стой, ты себя поранишь!

Маленькая грязная рука задержала ее голову.

– Вот, выпей глоток, тебе полегчает.

Леа схватила бутылку и стала пить с такой жадностью, что вино потекло по подбородку.

– Для девушки у тебя неплохая хватка, – взяв обратно почти опустевшую бутылку, заметил мальчишка, которому, наверное, не исполнилось и пятнадцати лет… – Ничего нет лучше, чем хорошее винцо, чтобы поднять настроение. Это бургундское, мы его взяли у Николя. Хочешь сигарету?

Леа кивнула.

С наслаждением она сделала затяжку, потом еще, глотая дым и чувствуя легкое опьянение.

– Что, полегчало?.. Вот и хорошо. Подожди, я принесу немного воды из фонтана, вымоешь лицо.

Леа ополоснула лицо, и он продолжал задавать ей вопросы:

– Почему ты плачешь? Ты потеряла своего возлюбленного?.. Тогда отца?.. Не хочешь ничего говорить?.. Тем хуже!.. Подожди, выпей еще глоток. Знаешь, ты красива.

Восхищенный тон подростка заставил ее улыбнуться.

– Вот видишь! Ты гораздо красивее, когда улыбаешься. А вы, ребята, согласны?

Ребята выразили шумное одобрение, толкаясь и хихикая. Единственная девчонка в компании демонстративно отвернулась.

– А твоя подружка ревнива!

– Рита? Пустяки, это несерьезно. Как тебя зовут?

– Леа. А тебя?

– Марсель по прозвищу Сесиль. А это мои дружки: Альфонс, а тот Поло, третий Вонвон. Вот этот Фанфан, а толстый…

– Вот еще! Разве я толстый!

Все, включая Леа, разразились смехом.

– Он не любит, когда говорят, что он толстый. Однако он не худ, несмотря на трудную жизнь. Его зовут Мину.

Каждый мальчишка протянул ей руку, кроме Риты, которая ограничилась кивком головы.

– Мы все из тринадцатого округа. С 19-го числа мы не возвращались к себе домой.

– Ваши родители, наверное, беспокоятся?

– Не волнуйся за них. Они о нас не тревожатся. Мы недавно узнали, что они играли в войну около площади Республики. А мы с самого начала были связными полковника Рола и полковника Фабьена.

– Тогда вы знаете моего кузена Пьеро Дельмаса. Он из Бордо, – сказала она торопливо.

– Возможно. Их много.

– Он был ранен вчера на бульваре Сен-Мишель, и с тех пор его никто не видел.

– Ах, нет! Не начинай снова плакать. Я обещаю, что мы постараемся найти твоего кузена. Как он выглядит?

– Он примерно моего роста, брюнет, а глаза голубые.

– Как он одет?

– На нем брюки цвета хаки, рубашка в зеленую и голубую клетку, серая хлопчатобумажная куртка, повязка на руке и револьвер.

– Вонвон, сходишь в катакомбы и узнаешь об этом парне. Вечером встретимся там же, где всегда. Рита, ты обойдешь больницы левого берега, а ты, Мину, те, что на правом. Встреча в тот же час, на том же месте. Договорились?

– Да, шеф!

– Ты – шеф?

– Скажешь тоже, толстяк! Фанфан, ты идешь на улицу Л’Аббе-де-л’Эпе с Поло узнать, нужны ли мы Фабьену. Кстати, передай привет моему брату.

– Удивлюсь, если увижу его, он должен сражаться у Сената.

– Твой брат в полиции?

– Нет, он рабочий-металлист. Когда его хотели отправить на работы в Германию в 1943 году, он ушел в маки на Верхней Соне. Там он встретился с Фабьеном по прозвищу Альбер, или капитан Анри. Некоторое время он распространял листовки, был разведчиком, работал как агент связи. С сентября он участвовал во всех операциях в регионе. Вместе с группой Либерте он устроил взрыв плотины Кенфланде, – атаковал немецкий пост около Семондана, где было убито три боша. Он разрушал железнодорожные пути, мосты, портил локомотивы, все это – по приказам Фабьена. Фабьен заявил, что сегодня он возьмет Люксембург, ты увидишь, это получится, особенно теперь, когда там солдаты Леклерка, они помогут ему.

Эта восторженная похвальба развлекла Леа.

– Я проголодался, – сказал Альфонс, – пожрать бы чего-нибудь.

– Хорошая мысль. Ты идешь с нами?

– Не знаю.

– Долго не думай, это вредно. Надо поесть, это приводит мысли в порядок.

– Ты прав. Куда мы пойдем?

– На улицу Драгон. Приятельница моего отца там служит официанткой в бистро. Хозяйка меня привечает, и жратва там недурна… Возьми свой велосипед, а то его у тебя сопрут.

Подруга отца Сесиля усадила их за маленький столик под винтовой лестницей. Она подала им густое пюре из дробленого гороха с сосисками и принесла графин вина. После двух-трех глотков Леа отодвинула свою тарелку, не в состоянии есть.

– Ты не голодна?

– Нет, – ответила она, опустошая свой стакан вина.

Так она опрокинула три или четыре стакана под заинтересованными взглядами Сесиля и Альфонса.

После полудня Леа и ее новые друзья пили страшную смесь вин, ликеров и аперитивов. Около пяти часов в бистро ворвался запыхавшийся Фанфан.

– Они подписали… Все кончено… Хольтиц подписал капитуляцию…

– Урра!..

– Что же?.. Война окончена?..

– Нет, подожди: он подписал ее с кем?

– Будь спокоен, они подписали тоже.

– Болтаешь, – пробурчал Сесиль, тяжело ворочая языком.

– Вовсе нет, не болтаю. Полковник Рол, командующий ФВС Иль-де-Франс, вместе с генералом Леклерком и генералом фон Хольтицем подписали соглашение о сдаче немцев в плен.

– Браво! Это надо обмыть…

– Ты не думаешь, что уже достаточно выпил?

– Никогда нельзя выпить достаточно, если празднуешь победу.

– Победа, легко сказать! Еще идут бои в Люксембургском дворце, у казармы на площади Республики, у дворца Бурбонов, на некоторых станциях метро и, конечно, в пригородах.

– Я не беспокоюсь, Фабьен со всеми ними разделается. Как там идут дела?

– Хорошо. Танки Леклерка удерживают улицу Вожирар, ФВС и марокканские части 6-й дивизии проникли в сад по улице Огюст-Конт, машины префектуры с громкоговорителями разъезжают по кварталу, предупреждая о воздушной бомбардировке в девятнадцать часов, если немцы не сложат оружие. Прекращение огня назначено на восемнадцать часов тридцать пять минут, но, я думаю, вызывать самолеты не потребуется. Ты идешь со мной?

– Нельзя так ее оставить.

– Я хочу идти с вами, – пролепетала Леа, пытаясь подняться.

– Ты одурела! Видела бы ты, в каком ты состоянии.

– Я хочу сражаться с танками.

– Эй, пойдем, нельзя тут прохлаждаться с пьяной бабой.

– Я не пьяная!.. Я только выпила немножко, чтобы отметить подвиги наших славных героев.

– Идите, я займусь ею, – сказала официантка. – Вставай, подружка, я тебя уложу наверху.

– Хорошо, но сначала я хочу выпить стаканчик.

– Сначала поднимись, я принесу тебе выпить.

– Ты посмотришь за ней, обещаешь мне?

– Сесиль, ты знаешь, что можешь рассчитывать на меня. Ей-богу, можно подумать, что ты влюбился… Я знаю одну, которая будет недовольна.

Подросток вышел, пожав плечами.

С трудом удалось довести Леа в комнату над кафе, которая служила одновременно кладовой, гостиной и спальней. Как только ее уложили, она заснула с открытым ртом и скоро начала слегка похрапывать.

21

Леа проспала до вечера. Через приоткрытую дверь проникали запахи из зала. Там царило большое оживление. Леа приподнялась, голова у нее раскалывалась от боли.

– Что я здесь делаю? – спросила она себя вслух.

Винтовая лестница задрожала от шагов. Дверь резко распахнулась, впустив Риту и Альфонса. Рита смотрела на нее с яростью.

– Почему ты позволила ему уйти? Почему? – выкрикнула она, устремляясь с поднятым кулаком к Леа, та отшатнулась.

Недостаточно быстро, однако. Удар пришелся ей по голове. Она соскользнула с кровати, со стоном схватившись руками за голову. Девчонка бросилась к ней, схватила за волосы и ударила наотмашь.

– Остановись! – крикнул Альфонс.

– Убирайся, я хочу отделать эту шлюху.

– Остановись, говорю тебе… Сесилю не понравилось бы, что ты делаешь, – сказал Альфонс, пытаясь удержать ее.

Рука Риты замерла в воздухе, пальцы медленно разжались. Она перевела взгляд на Альфонса, как бы пытаясь осознать, что произошло.

Альфонс сделал неловкий жест, привлекая ее к себе. Он попытался ее успокоить.

– Это не его вина. Увидев раненого брата, Сесиль словно обезумел.

– Я предпочла бы, чтобы он спал с ней… – бормотала она.

Леа смотрела на них и не понимала.

– Что произошло?

Прежде чем ответить, подросток шумно высморкался.

– Сесиль спустился по улице Турнон. Его убили.

– О нет!

Рита посмотрела прямо ей в глаза и бросила:

– Да! И твой кузен тоже погиб!

– Замолчи, Рита!

– Почему? Нет причины, чтобы я одна страдала.

– Откуда вы это знаете?

– От ординарца полковника Рола. Твоего кузена отвезли в Валь-де-Грас. Там мы его и отыскали. Тебе лучше вернуться домой.

– А как это случилось с Сесилем?

– Мы подошли к зоне боев. На улице Гарансьер увидели брата Сесиля, Клемана, он крикнул нам, чтобы мы укрылись. Сесиль не захотел, и мы пошли дальше, пробираясь вдоль стен по улице Вожирар. Было жарко. Какой-то бош выбежал из-за горящего танка, поливая все вокруг из автомата. Клеман был ранен в ноги. Он прополз немного. Тогда фриц, не торопясь, разрядил в него чуть не весь магазин и направился в сторону Сената. Сесиль ревел, как безумный… Я пытался его удержать. Но он подобрал винтовку брата и побежал за немцем. Тот обернулся. Мне показалось, что он улыбался. Они подняли оружие одновременно… Пуля Сесиля попала немцу в лицо… Его пули изрешетили моего друга… Вот так!

Трое молодых людей оплакивали мальчишку пятнадцати лет, младшего брата Гавроша, который только что погиб в прекрасный день августа 1944 года, в день освобождения Парижа.

Вытерев глаза, не говоря ни слова, Рита и Альфонс ушли. Леа с рыданиями бросилась на кровать, поочередно ей являлись лица кузена и Сесиля и слышался их смех.

– Они мертвы!.. Они мертвы! – кричала она в подушку.

Париж ликовал. Разбирались баррикады, отовсюду слышался смех. Стояла отменная погода. На Новом мосту вокруг аккордеониста возник импровизированный бал. Девушки с замысловатыми прическами или с волосами, падающими на плечи, кружились в объятиях бойцов ФВС и солдат Леклерка, получивших увольнительную до полуночи. Но все вокруг еще напоминало о недавних боях. На улице Мазарини, Дофин, на улице Ансьен-Комеди люди шагали по битому стеклу. Вдоль набережных, на площади Сен-Мишель обгоревшие остовы машин, грузовиков и танков свидетельствовали об ожесточенности схваток. Букетики цветов, положенные на мостовую, указывали, что на этом месте были убиты мужчина, женщина или ребенок. Некоторые прохожие опускались на колени перец бурыми пятнами.

Леа медленно шла по набережной Гранд-Огюстен, проводя пальцем по еще теплому от полуденного солнца камню или по дереву ящиков букинистов. На площади Сен-Мишель под приветствия толпы маневрировали танки.

Опершись на парапет, Леа смотрела, как они проходят мимо. На фоне заходящего солнца ее волосы казались огненными. Солдаты приветствовали ее и знаками приглашали присоединиться к девушкам, собравшимся вокруг них.

– Леа!

Несмотря на шум, она услышала свое имя и оглянулась, ища, откуда донесся этот возглас.

– Леа!

– Лоран!

Леа бросилась наперерез толпе. Лоран протянул ей руку, помогая подняться. Не обращая внимания на насмешливые взгляды своих людей, он прижал ее к себе, бормоча ее имя. Леа все это казалось нереальным. Что делала она здесь на танке, движущемся к Ратушной площади, в объятиях офицера, пахнущего порохом, маслом, грязью и потом? От этого запаха у нее кружилась голова… Это был Лоран! Лоран, говоривший ей о своей радости встречи с ней, такой красивой в этот благословеннейший из дней, о своем счастье снова увидеть жену и сына. О чем говорил он? Она не понимала… сейчас было не время говорить о неприятном… Они были здесь, полные жизни, смеющиеся и плачущие в объятиях руг друга. Что-то ревело в ней, как зверь, который хочет вырваться из клетки. Как сказать ему об этом?.. Надо подождать… Я расскажу ему об этом завтра…

В Шатле американские танки соединились с танками дивизии Леклерка под крики и приветствия парижан.

– Да здравствует Америка!

– Да здравствует Франция!

– Да здравствует де Голль!

Трепет взволнованной толпы начал передаваться Леа. Она сильнее прижалась к Лорану.

Танк «Экзюперанс» остановился у башни Сен-Жак, где находился капитан Бюи.

– Эге, д'Аржила! Мы не скучаем!

– Это не то, что вы думаете, Бюи…

– Я ничего не думаю, я утверждаю.

Лоран спрыгнул с танка и протянул руки. Леа позволила снять себя.

Вокруг них сновали парочки, смех становился все громче, слова все более значительными, жесты более понятными, взгляды более выразительными. Все готовились отпраздновать освобождение Парижа самым простым и естественным образом: торжеством любви.

Леа медленно подняла глаза:

– Камилла умерла.

Это было, как взрыв. Вначале все вспыхнуло, потом погасло вокруг Лорана. Остались только блеклые краски, придавшие налет нереальности вещам и силуэтам, двигавшимся с неестественной медлительностью… Словно ледяная ночь настала в середине августа, и из нее возникли мертвецы Парижа… Что им надо от французского военного в американской форме, плачущего у башни Сен-Жак, возле своего танка, носящего имя забытой святой?..

Леа видела, как страдает этот мужчина, когда-то любимый ею. Ее сердце разрывалось от жалости к нему, но она не могла поддержать его, настолько сама была опустошена, не чувствуя больше в себе ни сил, ни надежд.

– С Шарлем все в порядке.

Это было все, что она нашлась сказать.

– Что с вами, дружище? Плохие новости? – спросил капитан Бюи, кладя руку своему товарищу на плечо.

Лоран выпрямился, не стараясь скрыть слез, текущих по его грязному лицу.

– Я только что узнал о смерти жены.

– Я соболезную… Как она умерла?

– Я ничего об этом не знаю, – сказал Лоран, поворачиваясь к Леа и спрашивая ее взглядом.

– Она была убита немцами и полицейскими при нападении на ферму, занятую маки.

Они умолкли все трое, безразличные к радости, кипевшей вокруг них. Бюи опомнился первым.

– Идите, вас вызывает командир.

– Иду… Леа, где мой сын?

– Он со мной, у моих теток на Университетской улице.

– Я постараюсь получить завтра увольнение. Обними Шарля за меня.

– До свидания, мадемуазель, я им займусь.

Отупевшая от усталости и горя, страдая от нестерпимой головной боли, Леа тащилась по улице Жакоб, не замечая толчков прохожих, пьяных от радости и вина. На Университетской улице она, вконец обессилев, долго сидела в темноте на ступеньках лестницы. Вспыхнул свет. «Смотрите-ка, дали электричество!» Леа доплелась до квартиры тетушек и нажала на звонок.

– Сейчас, сейчас… Что такое?.. Без церемоний! Мадемуазель Леа! У вас нет своего ключа?.. Что с вами?.. Боже мой!.. Мадемуазель… мадемуазель…

– Что случилось, Эстелла?

– Леа!.. Быстро, Лиза, Лаура…

С помощью сестры и племянницы Альбертина перенесла Леа на диван в гостиной. Бледность, заострившийся нос и ледяные руки Леа испугали Лизу.

Альбертина смочила ей виски холодной водой. Ее ноздри затрепетали, незаметная дрожь пробежала по лицу, глаза раскрылись и медленно оглядели комнату. Какой плохой сон она видела!.. Что это за ребенок, которого баюкает Лаура? Почему она плачет, касаясь губами светлых волос?.. Где мать малыша?..

– Нет!

Ее отчаянный крик заставил подскочить четырех женщин и разбудил Пьера и Шарля, который прибежал с заспанными глазами из своей комнаты. Он взобрался на диван и прижался к Леа.

– Не бойся, я здесь.

– Весь день он плакал и звал ее, – прошептала Эстелла Лизе, – и вот теперь он ее утешает. Забавный мальчуган!

Леа со стоном поднесла руки ко лбу.

– Эстелла, приготовьте, пожалуйста, липовый отвар для мадемуазель Леа и принесите аспирин.

– Хорошо, мадемуазель.

– Успокойся, дорогая. Мы все так волновались.

– Есть новости о Франсуазе?

– Нет, – ответила Лаура. – Когда тетя Альбертина позвонила мне и рассказала, что произошло, я сейчас же помчалась на поиски. Франк и один из его друзей побывали везде, где они надеялись найти Франсуазу, но безрезультатно. Неизвестно, где она. А где была ты?

Леа уклонилась от ответа.

– Я встретила Лорана.

– О! Наконец-то хорошая новость.

– Пьеро погиб.

Лаура ничего не сказала. Она была в курсе.

– Бедняга, – сказала Лиза, – я буду молиться за него.

Старая дева не заметила ненавидящего взгляда, который бросила на нее Леа.

– Есть у тебя сигарета? – спросила она у сестры.

– Держи, – ответила та, бросая ей зеленую пачку с красным кругом.

– «Лаки страйк»… Я их никогда не курила.

Эстелла принесла чашку с липовым отваром, подслащенным медом, который отыскала у галантерейщицы на улице Сены, и таблетку аспирина.

Альбертина подняла снова заснувшего Шарля, а Лиза унесла сынишку Франсуазы. Сестры остались вдвоем, куря в тягостном молчании.