Текст книги "Эволюция разума"
Автор книги: Рэймонд Курцвейл
Жанр:
Биология
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
Если же покинуть мир биологических существ, мы обнаружим, что формы небиологического разума могут оказаться еще более разнообразными. Например, какие-то существа могут не бояться собственной гибели и не иметь нужды в обычных для людей и других биологических существ эмоциях. Может быть, они все же будут способны пройти тест Тьюринга, а может быть, попросту не захотят.
Нам нужны роботы, предназначенные для работы в опасных условиях и не имеющие инстинкта самосохранения. Пока такие машины не являются достаточно разумными или сложными, чтобы всерьез говорить об их чувствительности, но можно вообразить, что в будущем они станут столь же сложными, как люди. Что тогда?
Лично я могу сказать, что поломка устройства с таким сложным строением и способностью выполнять указания, необходимые для реализации его миссии, меня бы, безусловно, поразила и огорчила. Возможно, здесь мы слегка расширяем обзор, поскольку рассматриваем реакцию на поведение, отличное от нормального поведения людей и вообще всех биологических существ. Но и в данном случае я пытаюсь нащупать связь с теми признаками, которые характерны для меня самого и для других людей. Вообще говоря, мысль о существе, полностью посвящающем себя выполнению достойной задачи и пытающемся решить ее вне зависимости от собственного благополучия, не так уж чужда человеческому опыту. Нам нужны существа, способные защитить биологических людей или каким-то образом способствовать нашему процветанию.
Но что если такое существо имеет собственные задачи, отличные от человеческих, и не выполняет той миссии, которую мы считаем достойной? Можно попытаться оценить его способности другим путем. Если это существо действительно очень разумное, возможно, оно сильно в математике, и с ним можно поговорить на эту тему. Возможно, оно сможет оценить математические шутки.
Но если это существо не захочет общаться со мной, а у меня не будет достаточной возможности оценить его действия и решения, означает ли это, что оно лишено сознания? Я должен сделать вывод, что существа, которые не убедили меня своими эмоциональными реакциями или не пытались этого сделать, не обязательно являются несознательными. Сложно распознать существо с другим сознанием, не установив какого-либо эмпатического контакта, но это скорее проблема моей собственной ограниченности, чем проблема того существа. Поэтому действовать придется осторожно. Нам бывает сложно поставить себя на место другого человека, что уж говорить о понимании разума, который так сильно отличается от нашего собственного.
Что же мы осознаём?
Если бы мы могли заглянуть сквозь череп внутрь мозга сознательно мыслящего человека и если бы место оптимального возбуждения было светящимся, то мы должны бы увидеть на мозговой поверхности игру яркого пятна с фантастическими волнующимися границами, постоянно флюктуирующее в размере и форме, окруженное более или менее глубокой темнотой, покрывающей остальную часть полушария мозга.
Вернемся к истории с гигантским кальмаром. Да, возможно, мы распознаём некоторые из его эмоций, но значительная часть его поведенческих реакций остается для нас тайной. Что значит быть гигантским кальмаром? Что он чувствует, когда проталкивает свое бесхребетное тело через небольшое отверстие? У нас просто слов таких нет, чтобы ответить на этот вопрос, учитывая нашу неспособность даже описать опыт, разделяемый многими людьми, такой как восприятие красного цвета или ощущение нашего тела, погружаемого в воду.
Но, чтобы отыскать тайну осознанного опыта, не нужно опускаться на дно океана, достаточно обратиться к самим себе. Я, например, знаю, что обладаю сознанием. Полагаю, что и ты, мой читатель, тоже. (Чего не могу сказать о людях, которые мою книгу не купили.) Но что же, собственно, я сознаю? Попробуйте и вы задать себе этот вопрос.
Давайте проведем один мысленный эксперимент (он годится для тех, кто водит машину). Представьте, что вы на скоростном шоссе и движетесь по левой полосе. Теперь закройте глаза, возьмитесь за воображаемый руль и сделайте такое движение, как будто перестраиваетесь на правую полосу.
Попробуйте проделать этот эксперимент, прежде чем читать дальше.
Вот вероятная последовательность ваших движений. Вы держите руль, проверяете, свободна ли правая полоса. Предположим, полоса свободна, тогда на короткое время вы поворачиваете руль вправо, а затем выправляете его. Дело сделано.
Это хорошо, что вы в воображаемой машине, поскольку только что вы пересекли все полосы шоссе и врезались в дерево. Наверное, следует предупредить, чтобы вы не пытались проделать этот трюк, двигаясь в настоящей машине (надеюсь, вы уже усвоили правило, что за рулем не следует закрывать глаза), но дело, в сущности, не в этом. Если вы поступили так, как я только что описал, – а практически каждый человек в мысленном эксперименте поступает именно так, – вы поступили неправильно. Если вы повернете руль вправо, а затем выровняете колеса, вы будете двигаться по диагонали к вашему исходному направлению движения. Вы свернете на правую полосу, как и хотели, но будете и дальше ехать вправо. После того как вы выехали на полосу справа от вас, нужно было повернуть руль влево и только потом выровнять колеса. Так вы заставите машину ехать вперед по новой полосе.
Если вы опытный водитель, вы проделывали этот маневр тысячи раз. Действовали ли вы при этом сознательно? Вы когда-нибудь обращали внимание на то, что на самом деле делаете, когда меняете полосу на шоссе? Надеюсь, вы читаете книгу не в больнице, поправляясь после автомобильной аварии, и, следовательно, умеете выполнять этот маневр. Но вы никогда не задумывались о том, что делаете, хотя делали это множество раз.
Когда люди рассказывают, что с ними происходило, они излагают последовательность событий и решений. Но в тот момент, когда мы впервые переживаем эти события, все воспринимается не так. Наш первичный опыт представляет собой последовательность образов высокого порядка сложности, и некоторые из них могут вызывать эмоции. Но мы запоминаем лишь незначительную часть этих образов, если вообще запоминаем. Даже если мы передаем нашу историю очень точно, мы прибегаем к конфабуляции, позволяющей восполнять недостающие подробности и превращать последовательность образов в связный рассказ. Мы не можем быть уверены в том, что наше исходное осознание опыта было именно таким, поскольку доступ к этому опыту проходит через воспоминания. Каждый текущий момент мгновенен, и события этого момента сразу становятся воспоминаниями, а чаще не становятся. Даже если опыт стал воспоминанием, он сохраняется, как указывает теория распознавания образов, в виде иерархической системы образов разной степени сложности. И как я уже неоднократно отмечал, практически весь наш опыт (в том числе опыт смены полосы на шоссе) мгновенно забывается. Таким образом, мы не можем сказать, что именно заключает в себе наш осознанный опыт.
Восток – это Восток, Запад – это Запад
До появления мозга во Вселенной не было ни цвета, ни звуков, не было
никаких запахов и, вероятно, мало чувств, ощущений или эмоций.
Роджер У. Сперри[140]140
Роджер Уолкотт Сперри (1913–1994) – американский нейропсихолог, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине «за открытия, касающиеся функциональной специализации полушарий головного мозга».
[Закрыть][141]141
Roger W. Sperry, from James Arthur Lecture on the Evolution of the Human Brain, 1964, p. 2.
[Закрыть]
Рене Декарт заходит в ресторан и садится ужинать. К нему подходит официант и спрашивает, желает ли тот закусить.
– Нет, спасибо, – отвечает Декарт, – хочу сразу заказать ужин.
– Вас интересует специальное меню? – спрашивает официант.
– Нет, – отвечает Декарт, теряя терпение.
– Хотите ли выпить перед ужином? – спрашивает официант.
Декарт оскорблен, поскольку он трезвенник.
– Не думаю! – отвечает он с негодованием и – ПУФ! – исчезает.
Анекдот, рассказанный Дэвидом Чалмерсом
На анализируемые нами вопросы о сознании и реальности можно взглянуть с двух точек зрения: точки зрения западного человека и восточного человека. Если придерживаться точки зрения западного человека, мы начнем рассмотрение с физического мира, в котором рождается информация. В результате миллиарда лет эволюции живые существа стали настолько сложными, что обзавелись сознанием. С точки зрения восточного человека, сознание – фундаментальная реальность, а физический мир существует лишь по той причине, что сознательные существа думают о нем. Другими словами, физический мир – это материализованные мысли сознательных существ. Безусловно, я упрощаю сложные и разнообразные философские течения, но эти две точки зрения составляют полюса философских взглядов на проблему сознания и его отношения к физическому миру.
Раздел между Востоком и Западом по вопросу о сознании нашел свое отражение и в направлениях мысли в области физики элементарных частиц. В квантовой механике положение частиц описывается так называемыми полями вероятности. Но любые попытки измерения состояния этих частиц с помощью приборов приводят к так называемому коллапсу волновой функции, что означает, что частица внезапно занимает фиксированное положение. Причем эти измерения осуществляются сознательным наблюдателем, поскольку иначе в них не было бы никакого смысла. Таким образом, частица приобретает определенные свойства (локализация, скорость) только тогда, когда за ней наблюдают. Можно сказать, что, пока за частицами никто не следит, им все равно, где находиться. Я называю такой взгляд буддистской школой квантовой механики, поскольку при этом подходе подразумевается, что частицы существуют только тогда, когда за ними наблюдает существо, обладающее сознанием.
Существует другая интерпретация квантовых свойств частиц, избегающая подобной антропоморфной терминологии. В данном случае соответствующее частице поле – это не поле вероятности, а скорее некая функция, которая в разных местах принимает разные значения. Следовательно, частица – это и есть поле. На параметры поля в разных участках накладываются определенные ограничения. В этом и заключается смысл слова «квантовый». В рамках данного подхода так называемый коллапс волновой функции – вовсе никакой не коллапс. Волновая функция никуда не девается. Просто дело в том, что измерительный прибор тоже состоит из частиц и их полей и взаимодействие поля анализируемой частицы с полями частиц прибора приводит к тому, что частица регистрируется в определенном месте. Но поле никуда не делось. Такова «западная» интерпретация квантовой механики, хотя следует заметить, что среди физиков всего мира более популярной является «восточная» интерпретация.
Это разделение «Восток – Запад» ярко проявилось в работах одного философа. Британско-австрийский философ Людвиг Витгенштейн (1889–1951) занимался философией языка и знания и изучал вопрос о том, что составляет наше реальное знание. Эту проблему он анализировал, находясь на полях сражений Первой мировой войны, и изложил свои мысли в «Логико-философском трактате» – единственной его книге, опубликованной при жизни. Книга имела необычную структуру и вышла в свет только в 1921 г. благодаря усилиям бывшего наставника Витгенштейна, британского математика и философа Бертрана Рассела (1872–1970). Труд этот стал Библией для известного философского направления, называемого «логическим позитивизмом» и занимающегося определением границ научного познания. Книга и возникавшие вокруг нее философские дискуссии повлияли на труды Тьюринга и способствовали возникновению информатики и лингвистики.
«Логико-философский трактат» предвосхищает представление о том, что все знания имеют иерархическое строение. Сама книга организована в виде вложенных друг в друга пронумерованных утверждений. Вот, к примеру, четыре первые фразы.
1. Мир есть все то, что имеет место.
1.1. Мир есть совокупность фактов, а не вещей.
1.11. Мир определен фактами и тем, что это все факты.
1.12. Потому что совокупность всех фактов определяет как все то, что имеет место, так и все то, что не имеет места[142]142
Витгенштейн П. Логико-философский трактат / Пер. с нем. М.: Наука, 1958 (2009).
[Закрыть].
Еще одно важное утверждение «Трактата», отразившееся позднее в работах Тьюринга, имеет номер 4.0.0.3.1 и гласит: «Вся философия – это критика языка».
И сам «Трактат», и направление логического позитивизма утверждают, что физическая реальность существует вне зависимости от нашего восприятия, но все, что мы можем узнать об этой реальности, определяется возможностями наших органов чувств (даже усиленных с помощью инструментов) и логических построений, основанных на этом чувственном опыте. Можно сказать, что Витгенштейн пытался описать методы и задачи науки. Заключительное, седьмое, утверждение его книги гласит: «О чем невозможно говорить, о том следует молчать». Таким образом, в своих ранних работах Витгенштейн рассматривает дискуссию на тему сознания как бесконечную и тавтологичную, а следовательно, лишенную смысла.
Однако в более поздних работах Витгенштейн изменил точку зрения и посвятил все свое время изучению проблем, которые прежде относил к разряду тех, что обходят молчанием. Его труды на эту тему были собраны и напечатаны в 1953 г., через два года после его смерти, в виде книги под названием «Философские исследования». Он критиковал свои ранние суждения, объявив их бесконечными и бессмысленными, и пришел к выводу, что изучения достойно все то, о чем он прежде не считал нужным говорить. Его поздние труды оказали глубокое влияние на экзистенциалистов, так что Витгенштейн является уникальной фигурой в современной философии, поскольку он сформировал две лидирующие и противоречащие друг другу философские школы.
О чем же «поздний» Витгенштейн считал нужным думать и говорить? О таких понятиях, как красота и любовь, которые, как он признал, наличествуют в виде идей в голове человека. Однако он считал, что они должны существовать в совершенном, идеальном мире и аналогичны идеальным «формам», о которых писал Платон в своих «Диалогах» (еще одна работа, проложившая путь, казалось бы, взаимоисключающим философским направлениям).
Мне представляется, что позиция французского философа и математика Рене Декарта охарактеризована неправильно. Его знаменитое изречение «Я мыслю, значит, я существую» обычно истолковывают как восхваление рационального мышления, в том смысле, что «я мыслю, то есть могу совершать логические построения, следовательно, я на что-то годен». Декарта, таким образом, считают основателем западной рациональной философии.
Однако, обдумывая высказывание Декарта в свете других его трудов, я прихожу к иному выводу. Декарта волновал вопрос «психического и телесного», а именно: как из физического вещества мозга возникает сознание? Учитывая это, мне кажется, он пытался довести рациональный скептицизм до экстремума, и на этом основании его утверждение можно перефразировать так: «Я мыслю, значит, существует мой субъективный опыт, следовательно, наверняка мы знаем только то, что нечто – назовем это „Я“ – существует». Он не был уверен в том, что физический мир существует, поскольку вся информация, каковой мы обладаем, составлена из нашего личного восприятия, которое может быть ошибочным или полностью иллюзорным. Однако мы точно знаем, что есть существо, владеющее этим опытом.
Я получил религиозное образование в унитарной церкви, где мы изучали все мировые религии. Мы, к примеру, шесть месяцев изучали буддизм, ходили на службы в буддистские храмы, читали их книги и беседовали с их религиозными лидерами. Потом переключались на другую религию, скажем, иудаизм. Главная идея состояла в том, что «к истине есть много путей», и так мы получили представление о толерантности и трансцендентности. Последняя идея подразумевает, что для разрешения кажущихся противоречий между различными традициями не требуется признавать, что одна из них верна, а другая ошибочна. Истину можно найти только путем объяснения, которое выходит за пределы этих кажущихся различий, особенно в таких фундаментальных вопросах, как смысл и цель.
И именно этот подход я бы применил к разрешению вопроса о справедливости «восточного» и «западного» понимания связи между сознанием и физическим миром. На мой взгляд, оба направления справедливы.
С одной стороны, глупо отрицать существование физического мира. Даже если мы живем в имитированном мире, как утверждает шведский философ Ник Востром (род. в 1973 г.), мы воспринимаем его как реальность. Если же мы допускаем существование физического мира и происходящую в нем эволюцию, мы видим, что именно в результате эволюции и появились сознательные существа.
С другой стороны, утверждения «восточной» перспективы (основа всего сознание, которое и является единственной важной реальностью) тоже трудно отрицать. Хотя бы сравните, как мы оцениваем сознательных и несознательных существ. Мы считаем, что последние не имеют собственной ценности, за исключением той, которую приписывают им сознательные существа. И даже если мы воспринимаем сознание как новое свойство сложных систем, мы не можем утверждать, что это просто еще один их атрибут (наряду с «пищеварением и лактацией», если цитировать Джона Серля). Это нечто поистине важное.
Для описания чрезвычайно важных вещей часто используют слово «духовный». Многим данная терминология, имеющая религиозные традиции, не нравится, поскольку подразумевает комплекс убеждений, с которыми эти люди не согласны. Но на самом деле само слово «дух» часто используют в качестве эквивалента слова «сознание».
Таким образом, эволюцию можно рассматривать как духовный процесс, в том смысле, что она создает духовность, то есть носителей сознания. Кроме того, эволюция ведет к усложнению, к накоплению знаний, к усилению разума, красоты, творчества и к способности выражать трансцендентные эмоции, такие как любовь. Заметим, что все эти определения люди используют для описания Бога.
Людям часто не нравятся дискуссии по поводу возможности существования сознания у машин, поскольку для них это означает понижение духовной ценности человека. Однако такая реакция отражает неправильное восприятие понятия «машина». Критики строят выводы на своих представлениях о современных машинах, но, как бы ни были сложны эти устройства, они пока не могут восприниматься в качестве сознательных существ. Однако, по моим прогнозам, они станут неотличимы от живого человека, которого мы считаем сознательным существом, и, следовательно, будут разделять все те духовные ценности, что мы связываем с сознанием. Это не унижение достоинства человека, а скорее возвышение нашей оценки (некоторых) машин будущего. Возможно, для этих существ понадобится выбрать другую терминологию, поскольку это будут совсем другие машины.
По мере того как мы учимся заглядывать внутрь мозга и расшифровывать его механизмы, мы открываем для себя его методы и алгоритмы. И мы не только понимаем их, но и воспроизводим эти «толкающие друг друга части мельницы», выражаясь словами немецкого математика и философа Вильгельма Лейбница (1646–1716). Более того, мы настолько сблизимся с создаваемыми нами инструментами, что различие между человеком и машиной начнет размываться, а потом и вовсе исчезнет. Этот процесс уже идет, хотя большинство машин, расширяющих наши возможности, пока еще находятся вне нашего тела и мозга.
Свобода воли
Важнейшим аспектом сознания является умение смотреть вперед, способность «прогнозирования». Эта способность подразумевает возможность планировать, а в социальном плане – составлять сценарий того, что должно или может произойти, но пока еще не произошло… С помощью этой системы мы повышаем свои шансы совершить такие действия, которые в наибольшей степени будут соответствовать нашим собственным интересам… Я полагаю, что «свобода воли» складывается из нашей кажущейся возможности выбирать и действовать таким образом, который кажется наиболее полезным или подходящим, и нашей упорной уверенности в том, что это наш собственный выбор.
Нужно ли говорить, что растение не знает, что делает, просто по той причине, что у него нет глаз, ушей или мозга? Если мы скажем, что оно действует механически и только механически, не придется ли признать, что множество других и совсем неслучайных действий тоже являются механическими? Нам кажется, что растение механически убивает и съедает муху, а не может ли показаться растению, что человек механически убивает и съедает овцу?
Сэмюэл Батлер
У вас в головах есть мозги.
У вас в ботинках есть ноги.
И вы можете направить себя
Туда, куда пожелаете.
Dr. Seuss, композиция Oh, the places you’ll go!
Можно ли сказать, что головной мозг, который имеет парную структуру, двойной орган, «кажется разделенным на части, но един в своем разделении»?
Избыточность, как мы уже усвоили, является ключевой стратегией новой коры. Но в головном мозге есть и другой уровень избыточности, а именно наличие левого и правого полушария, которые хотя и не идентичны, но во многом очень похожи. Как специфические отделы новой коры специализируются на обработке определенного типа информации, так и полушария имеют некоторую специализацию, например левое полушарие обычно отвечает за речевую функцию. Однако такое разделение может быть изменено, так что при работе лишь половины мозга мы можем выжить и более или менее нормально существовать. Американские нейропсихологи Стелла де Боуд и С. Кертис описали 49 детей, переживших гемисферэктомию (операцию по удалению половины головного мозга). Этот вид хирургического вмешательства применяется для лечения больных с угрожающими жизни нарушениями, затрагивающими лишь одно полушарие мозга. У некоторых больных после этой операции возникают определенные дефекты, но они являются специфическими, и больные фактически сохраняют личностные качества. Многие чувствуют себя совершенно нормально, и по внешнему виду и поведению невозможно сказать, что у них осталась только половина мозга. Де Боуд и Кертис пишут, что у детей, перенесших гемисферэктомию, «развивается удивительно хорошая речь, несмотря на удаление „речевого“ полушария»[146]146
Susan Curtiss, Stella de Bode, Language after hemispherectomy, Brain Cogn., 2000, 43(1–3): 135–138.
[Закрыть]. Они описывают одного ребенка, который после этой операции окончил университет, поступил в аспирантуру и имел показатель IQ выше среднего. Исследования показывают наличие минимальных долгосрочных последствий для обучения, памяти, личностного восприятия и чувства юмора[147]147
Vining E. P., Freeman J. M., Pillas D. J., Uematsu S., Carson B. S., Brandt J., Boatman D., Pulsifer M. B., Zuckerberg A. Why would you remove half a brain? The outcome of 58 children after hemispherectomy – the Johns Hopkins experience: 1968 to 1996. Pediatrics. 1997,100(2 Pt 1): 163–171. Pulsifer M. B., Brandt J., Salorio C. F., Vining E. P., Carson B. S., Freeman J. M. The cognitive outcome of hemispherectomy in 71 children. Epilepsia. 2004, 45(3): 243–254.
[Закрыть]. В 2007 г. американские исследователи Шервурд Макклеланд и Роберт Максвелл опубликовали аналогичные данные для взрослых, продемонстрировав долгосрочные положительные результаты[148]148
McClelland S. 3rd, Maxwell R. E. Hemispherectomy for intractable epilepsy in adults: the first reported series. Ann Neurol. 2007, 61(4): 372–376.
[Закрыть].
Описан случай десятилетней немецкой девочки, которая родилась всего с одной половиной мозга, но при этом чувствует себя практически нормально. Поле зрения одного глаза у нее практически идеальное, хотя у больных, перенесших гемисферэктомию, сразу после операции ширина поля зрения сокращается[149]149
Lars Muckli, Marcus J. Naumerd and Wolf Singer, Bilateral visual field maps in a patient with only one hemisphere PNAS, 2009 vol. 106 (31): 13 034-13039.
[Закрыть]. Шотландский исследователь Ларе Макли комментирует: «Мозг обладает замечательной пластичностью, но все-таки мы были поражены, когда увидели, насколько хорошо единственное полушарие мозга этой девочки адаптировалось, чтобы компенсировать недостающее полушарие».
Хотя эти наблюдения, безусловно, подтверждают идею пластичности новой коры, интереснее следующий вывод: каждый из нас, по-видимому, имеет не один мозг, а два и может достаточно хорошо жить с любым из них. Если мы теряем один мозг, мы теряем и хранившиеся в его коре образы, но каждая часть мозга вполне самодостаточна. Имеет ли каждая полусфера собственное сознание? Некоторые факты позволяют ответить на этот вопрос утвердительно.
Рассмотрим пример больных с расщепленным мозгом, у которых сохранены оба полушария, но между ними образовалась расщелина. Мозолистое тело мозга (corpus callosum) представляет собой пучок из 250 млн аксонов, соединяющих между собой полушария мозга и позволяющих им сообщаться и координировать свои функции. Как два человека могут находиться в тесном контакте и принимать общие решения, при этом оставаясь отдельными и цельными личностями, так и два полушария мозга способны функционировать как единое целое, оставаясь независимыми.
Как следует из названия патологии, у пациентов с расщепленным мозгом происходит расщепление или повреждение мозолистого тела, в результате чего у таких людей остаются два функциональных мозга, не имеющих возможности непосредственного общения. Американский психолог Майкл Газзанига (род. в 1939 г.) проводил обширные исследования мыслительного процесса в полусферах мозга таких пациентов.
Левое полушарие пациентов с расщепленным мозгом обычно воспринимает информацию с правого поля зрения и наоборот. Газзанига и его коллеги помещали в поле зрения правого глаза пациента (за которое отвечает левое полушарие) изображение куриного когтя, а в поле зрения левого глаза – зимнюю картинку. Затем пациенту показывали набор изображений, так что они воспринимались обоими глазами, и просили его выбрать одну из картинок, которая соответствовала первым изображениям. Левая рука пациента (контролируемая правым полушарием) указывала на изображение совка, а правая – на изображение цыпленка. До сих пор все нормально – оба полушария работали правильно и независимо. Но на вопрос «Почему вы выбрали это изображение?» пациент отвечал (речевой центр находится в левом полушарии) следующее: «Очевидно, что куриный коготь соответствует курице». Но когда пациент опускал голову и видел, что его левая рука указывает на совок, немедленно объяснял и это (опять-таки, с помощью речевого центра левого полушария): «И вам требуется совок, чтобы чистить птичью клетку».
Это пример конфабуляции. Правое полушарие (контролирующее левую руку и плечо) правильно показывает на совок, но, так как левое полушарие (контролирующее вербальный ответ) ничего про снег не знает, оно придумывает объяснение, хотя и не отдает себе в этом отчета. Оно берет на себя ответственность за действие, которого не совершало, но думает, что совершало.
Этот опыт демонстрирует, что каждое полушарие пациента с расщепленным мозгом имеет собственное сознание. По-видимому, полушария не отдают себе отчета в том, что тело контролируется двумя частями мозга, поскольку научились координировать свои функции, и их решения достаточно согласованны, так что каждое думает, что все решения приняты им самим.
Эксперименты Газзаниги не доказывают, что нормальные люди с сохраненной функцией мозолистого тела имеют два сознательных полушария, но указывают на такую возможность. Хотя мозолистое тело способствует эффективному взаимодействию двух полушарий, это не означает, что полушария не обладают независимым разумом. Каждое может считать, что именно оно принимает все решения, поскольку эти решения вполне соответствуют общей логике, и в конце концов каждое полушарие влияет-таки на каждое решение (путем сотрудничества со вторым полушарием при посредничестве мозолистого тела). Таким образом, каждому полушарию кажется, что это оно контролирует все процессы.
Как бы вы проверили эту гипотезу? Можно, например, провести корреляцию между неврологической активностью и сознанием. Именно это и сделал Газзанига. Его эксперименты показывают, что каждое полушарие функционирует как независимый мозг. Конфабуляции не ограничены полушариями, и для каждого из нас это регулярная практика. Каждое полушарие почти так же разумно, как человек в целом, поэтому, если мы считаем, что человек обладает сознанием, приходится сделать вывод, что каждое полушарие обладает независимым сознанием. Мы можем провести неврологические корреляции и проделать собственные мысленные эксперименты (например, решить для себя вопрос, что если два полушария мозга, не сообщающиеся через мозолистое тело, формируют два независимых сознательных разума, то такая же ситуация должна иметь место при наличии функционирующего мозолистого тела), но любые попытки прямого детектирования сознания в каждом полушарии невозможны из-за отсутствия научного метода определения сознания. Но если мы допускаем, что каждое полушарие мозга сознательно, не придется ли признать, что так называемая неосознанная активность новой коры (составляющая ее основную функцию) тоже обладает независимым сознанием? А может быть, несколькими? Недаром Марвин Минский называл мозг «обществом разума»[150]150
Marvin Minsky, The Society of Mind, Simon and Schuster, 1988.
[Закрыть].
В другом исследовании пациенту с расщепленным мозгом показывали написанное на бумаге слово «колокольчик» для восприятия правым полушарием и слово «музыка» для восприятия левым полушарием. Контролирующее речь левое полушарие реагировало словом «музыка». Затем пациенту показывали набор картинок и просили показать ту, которая в наибольшей степени соответствует слову, которое ему только что показали. Его рука, контролируемая правым полушарием, указывала на колокольчик, а контролируемый левым полушарием речевой центр сообщал: «Да, музыка, последний раз, когда я слышал музыку, это были колокольчики, звук доносился снаружи». Он выбрал это объяснение, хотя среди предложенных ему картинок были и другие, даже более близкие по смыслу к слову «музыка».
И опять мы сталкиваемся с конфабуляцией. Левое полушарие объясняет решение, которого оно никогда не принимало, как будто это было его решение. И делает это не для того, чтобы «прикрыть друга» (то есть объяснить выбор второго полушария). Оно действительно считает, что само приняло это решение.
Эти реакции и решения могут распространяться и на эмоциональные реакции. Подростка с расщепленным мозгом спросили (так, что слышали оба полушария): «Кто твой любимый…?» – а затем правому полушарию (через левое ухо) сообщили слово «подружка». Газзанига пишет, что юноша покраснел и засмущался, что является обычной реакцией подростков, когда их спрашивают о любимой девушке. Однако левое полушарие, контролирующее речевой центр, ничего не слышало и попросило уточнить: «Мой любимый что?» Когда же пациента попросили ответить на вопрос в письменном виде, левая рука, контролируемая правым полушарием, написала имя девушки.
Эксперименты Газзаниги не являются мысленными – это реальные эксперименты над разумом. Они передают интересные наблюдения над сознанием, но имеют даже более непосредственное отношение к вопросу о свободе воли. В каждом из описанных случаев одно из полушарий считает, что это оно приняло решение, хотя на самом деле это не так. В какой степени это относится к решениям, которые мы принимаем каждый день?
Вот случай десятилетней девочки, страдающей от эпилепсии. Нейрохирург Ицхак Фрид выполнил операцию на мозге пациентки без наркоза (это возможно по той причине, что в головном мозге нет болевых рецепторов)[151]151
F. Fay Evans-Martin, The Nervous System, Chelsea House Publications, 2005. http://www.scribd.com/doc/5012597/The-Nervous-System.
[Закрыть]. Всякий раз, когда хирург стимулировал определенный участок новой коры, девочка смеялась. Сначала врачи подумали, что они, возможно, каким-то образом запускают смеховой рефлекс, но потом поняли, что затрагивают механизм восприятия юмора. По-видимому, они нашли в ее новой коре точку (на самом деле их несколько), распознающую смешное. Она не просто смеялась, она действительно находила ситуацию смешной, хотя вокруг нее ничего не изменилось – врачи просто затронули ту самую точку в ее новой коре. Когда ее спросили, почему она так смеется, она не ответила что-то вроде «так, без причины» или «наверное, вы заставляете смеяться мой мозг», но тут же придумала ответ. Она указывала на какой-то предмет в комнате и пыталась объяснить, почему он вызывает у нее смех. Типичный комментарий был таким: «Вы тоже так весело здесь смотритесь».
