Текст книги "Принц крови"

Автор книги: Рэймонд Элиас Фейст (Фэйст)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

Глава 18. ТРИУМФ

Боуррик, Эрланд и их спутники вошли в маленький садик. Слуга пригласил их сесть на мягкие подушки вокруг столика, уставленного разными вкусными блюдами и дорогими винами. Гуда и Накор выбрали большой кувшин легкого пива и маленький кувшин зля; Гости начали трапезу, не дожидаясь хозяев.

Когда в портшезе прибыла императрица, все начали подниматься. Она знаками показала, что гости могут оставаться на своих местах.

– Редко выпадает случай, когда я могу позволить себе неформальное обращение. Сидите, сидите, – слуги установили портшез во главе низкого стола.

Мгновением позже появилась Шарана и заняла место между бабушкой и Эрландом. Она улыбнулась Боуррику, который разглядывал ее с непритворным восхищением. На Боуррике была уже его собственная одежда – из тех тюков, которые не унесли бандиты во время налета в пустыне. Волосы приобрели свой природный цвет – Накор раздобыл какую-то вонючую жидкость, при помощи которой и смыли краску. Гуда и маленький чародей были одеты в дорогое платье, предоставленное слугами императрицы.

– Прежде чем мы вернемся к этому проклятому юбилею, я бы хотела поговорить с вами неофициально. Не представляю, как мы переживем еще четыре с лишним недели праздников.

– Я очень удивился, ваше величество, когда вы приказали их продолжать, – заметил Эрланд.

Старая женщина улыбнулась.

– Заговор Нирома покажется сущим пустяком по сравнению с теми беспорядками, которые начнутся, если я отменю празднества, Эрланд. Может быть, лордам и мастерам нужны земли или власть, но простому человеку надо повеселиться. Если мы попробуем лишить его веселья, на улицах прольется кровь. Гуда Буле, ты похож на человека из народа – правду ли я говорю?

– Это так, ваше величество, – ответил Гуда, который чувствовал себя неловко в присутствии таких важных особ. – Люди не доставят вам особых беспокойств, если у них будет еда, крыша над головой, хорошая женщина и какие-нибудь развлечения. Иначе – очень много хлопот.

– Философ, – рассмеялась императрица. – Я и не заметила, как с ним легко,

– сказала она, обращаясь к остальным, и вздохнула. – А я думала, что уже разучилась смеяться. Итак, Гуда, какую награду ты просишь за то, что помог спасти Империю?

Гуда ужасно смутился, и поэтому Боуррик решил вмешаться:

– Ваше величество, я пообещал ему десять тысяч золотых экю.

– Хорошо, – ответила она. – Но это не все. Не хочешь ли ты остаться и помочь управлять моей Внутренней гвардией, Гуда? У меня много свободных мест для офицеров, а после признаний Торена Зи их станет еще больше.

Гуда, которому неловко было отказываться от такого приглашения, слабо улыбнулся.

– Прошу прощения, ваше величество, но я думал, получив деньги, открыть таверну – в Джандовае, наверное. Там всегда хорошая погода и место спокойное. Я возьму себе в помощь парочку хорошеньких девушек, а потом, может, и женюсь на какой-нибудь из них, и будут у меня сыновья. Я уже староват для путешествий и приключений.

– Я завидую твоим, скромным запросам, воин, – сказала императрица, тепло улыбнувшись. – Ты неплохо подзаработаешь, когда по вечерам будешь рассказывать у камелька свои истории. Но я все равно буду считать, что я у тебя в долгу, и, если когда-нибудь тебе понадобится, чтобы при дворе тебя выслушали, сообщи мне.

– Да, ваше величество, – ответил Гуда, склоняя голову.

– А ты? – спросила она Накора. – Как нам отблагодарить тебя?

Исалани отер рукавом пену с губ и спросил:

– Можно мне попросить лошадь? Большую и черную? И красивый синий плащ для выездов на ней?

– Хоть тысячу лошадей, если захочешь». – смеясь, ответила императрица.

Накор усмехнулся.

– Нет, спасибо, одной хватит. Трудно ехать сразу на нескольких лошадях одновременно. Но одна лошадь и один синий плащ снова сделают меня Накором Синим Наездником.

– Чего ты хочешь еще? Золота? Должность при дворе?

Из заплечного мешка Накор достал колоду игральных карт.

– Пока у меня есть карты, золота мне не нужно, – сказал он, тасуя их. – А если я займу должность при дворе, у меня не останется времени ездить на черной лошади. Спасибо, императрица, нет.

Императрица посмотрела на этих двоих и сказала:

– Более удивительных людей в своем дворце я не встречала, и вот не могу удержать их при себе. Хорошо, – сказала она весело. – Вот если бы мне было столько же лет, сколько Шаране, я бы нашла способ оставить вас здесь.

Все рассмеялись.

– Граф Джеймс, – сказала императрица, – мне жаль переходить к более серьезным предметам, но мы нашли тело вашего друга. Барона Локлира подготовят к возвращению в Крондор; почетный эскорт доставит его в поместье его отца Край Земли. Империя готова уплатить любые репарации, которые может потребовать Королевство. Барон был дворянином Королевства и нашим гостем, его безопасность была в наших руках, и на нас лежит вина за несчастье.

– Думаю, и принц Арута, и король все поймут, – ответил Джеймс. Он задумчиво помолчал и прибавил:

– Мы знали, что путешествие сюда будет сопряжено с риском.

Императрица ответила ему проницательным взглядом.

– Вы, островитяне, странный народ. Вы очень серьезно относитесь к вопросам чести и свободы.

– Свобода дает даже самым низкорожденным права, которые аристократы не могут у них отнять, – пожал плечами Джеймс. – Даже король подчиняется законам.

– Брр, – притворно вздрогнув, отозвалась императрица. – Мне становится зябко. Мысль о том, что нельзя отдать какие хочешь приказания, мне кажется непривычной…

– Мы не похожи друг на друга, – улыбнулся Боуррик. – Мы с Эрландом каждый по-своему многому научились, вращаясь среди «чужаков», – взглянув на прелестную принцессу (а ее полупрозрачное одеяние ничуть не скрывало телесную красоту), Боуррик сухо прибавил:

– Хотя, кажется мне, что уроки брата моего оказались более приятны.

– Что теперь будет с вами и вашим сыном? – спросил Эрланд.

– Авари всегда был упрямым мальчиком, – ответила императрица. – По этой причине он не будет править Кешем, когда я умру.

– И принцесса будет объявлена вашей наследницей? – спросил Джеймс, взглянув на Шарану.

– Нет, – ответила императрица. – Я очень люблю Шарану, но она не обладает нужным для правителя характером. Может быть, если бы я прожила еще двадцать лет, она бы многому научилась у меня, но сомневаюсь, что мне осталась и половина этого срока. – Шарана начала возражать, но императрица нетерпеливо махнула рукой. – Хватит. Мне семьдесят пять лет, и я устала. Вы не знаете, что значит устать, – вам никогда не доводилось нести на своих плечах груз ответственности за пять с лишним миллионов человек, да еще в течение сорока семи лет. Я взошла на трон, когда была моложе твоей матери, да ниспошлют боги ей мир. Мне было двадцать восемь лет, когда перестало биться сердце моей матери, – с горечью сказала императрица. – Нет, наследование трона – это не подарок. Если бы у меня был хоть кто-нибудь из вас, – произнесла она, оглядывая Боуррика, Эрланда и Джеймса, – я бы и вполовину так не беспокоилась за будущее моего народа. – Императрица указала на Эрланда. – Если бы я могла, я бы оставила тебя здесь, мой мальчик, назвала бы тебя своим преемником, женила бы на Шаране. Ну разве это было бы не замечательно?

– рассмеялась она.

По лицу Эрланда можно было понять, что он ничего веселого в этом не находил. Заметив печаль Эрланда, императрица Лакеа сказала:

– Девочка, уведи-ка его отсюда и поговори с ним. Вы проведете вместе еще несколько недель; надо, чтобы вы поняли друг друга.

– Шарана может выйти только за человека чистых кровей, – произнесла императрица, когда ее внучка и Эрланд вышли, – иначе у нас произойдет революция, и следующим императором станет Авари. У нас и так едва хватает сторонников.

Джеймс, поразмыслив над тем, что ему было известно, спросил:

– Вы собираетесь выдать ее за Дигая?

– Вы наблюдательны. – Взгляд императрицы показывал, что она довольна. – Жаль, что я не могу оставить вас у себя – боюсь, ваш король будет возражать. Имея жену, которая может читать мысли тех, с кем вы ведете переговоры, вы станете настоящим сокровищем, лорд Джеймс. Надо будет не забыть запретить вам в течение всей вашей жизни появляться в пределах Империи. Вы слишком опасны.

Джеймс не знал, шутит она или нет.

– Да, – продолжала императрица. – Я хочу выдать ее за старшего сына лорда Джаки. Никто из чистокровных, кроме, может быть, Авари да горстки его приспешников, не станет возражать, чтобы Дигай занял после меня Трон Света. При помощи мудрых советов своего отца он научится управлять справедливо… Все хорошо кончается, – произнесла императрица, глядя в ту сторону, куда ушли Шарана и Эрланд. – Я думаю, – сказала она Боуррику, – когда ты станешь королем Островов, рядом с тобой будет брат, который станет с теплым чувством вспоминать имперский двор. А в Дигае Кеш найдет правителя, который почувствует обязательства по отношению к вашему дому. – Боуррик в знак признательности склонил голову. Джеймс рассказал ему про Дигая и льва и о том, какую роль сыграл Эрланд.

– Надеюсь, пока я буду править Островами, Кеш будет считать Королевство дружественным северным соседом.

– Хочу верить, что так оно и будет, – ответила Лакеа, побарабанив пальцами по ручке кресла. – Боюсь, нас ожидают трудности с провинциями к югу от Пояса. Малый Кеш недоволен игом.

– Если мне будет позволено высказаться, – за-метил Джеймс, – то хотел бы посоветовать вам – отмените иго, ваше высочество. Там много способных людей, которые, если возникнет нужда, отдадут за вас жизнь, но из-за своего низкого происхождения они лишены права занимать высокие посты при дворе. Кеш не знал более ревностного слуги и более острого ума, чем ваш покойный посол в Королевстве Хазар-хан, да и господин Абу Харез, наш недавний гид, очень мне его напоминает. Не позволять такому человеку служить вам только потому, что он не имеет необходимой родословной, – значит нести убытки.

– Может быть, вы и правы, – ответила императрица. – Но старые традиции отмирают с большим трудом, господин мой; в моем окружении есть родовитые люди, которые скорее умрут, чем допустят перемены. А в настоящее время я бы не назвала наше положение очень хорошим. Я не знаю, насколько тесно мой сын был связан с Ниромом, но, если он действительно ничего не знал о том, что от его имени творил Ниром, это только потому, что он решил быть глухим, слепым и немым. Нет, нельзя даже и думать о переменах.

– Я вас предупредил, – ответил Джеймс. – Боюсь, что, кроме революции, у вас нет выбора.

Императрица долго молчала.

– Я подумаю над этим. Я еще жива. И, может быть, время еще есть.

За столом все замолчали.

– Что имела в виду твоя бабушка, когда говорила, что мы должны понять друг друга? – спросил Эрланд, крепко сжимая руку девушки.

– Она знает, как мне нравится проводить с тобой ночи, – ответила Шарана.

– Но на публике вместе появляться не следует.

– Почему?

– Я должна выйти замуж за Дигая, сына лорда Джаки. Так решила бабушка. Мятежные лорды получат своего правителя, а высокородные – императора чистых кровей. Ты же знаешь, что он мой родственник, так что наша семья по-прежнему останется на троне.

Эрланд глядел в сторону.

– Я знал, что нам невозможно быть вместе… но все же…

– Что?

– Я люблю тебя, Шарана. И всегда буду любить. Девушка привлекла к себе принца и страстно его поцеловала.

– И ты мне очень нравишься, Эрланд. Когда я буду сидеть рядом с императором, мне будет очень приятно знать, что ты так близок к трону Островов.

Эрланд почувствовал разочарование оттого, что его признание не вызвало более искреннего ответа.

– Я сказал, что люблю тебя.

– Да, – ответила Шарана, глядя на него широко раскрытыми глазами.

– Разве это ничего для тебя не значит?

– Конечно значит. Это очень мило. Я так и сказала. Что еще ты хотел услышать?

– Мило? – Эрланд даже отвернулся от нее, чувствуя мучительную боль в груди. – Нет, пожалуй ничего.

– Перестань. Ты какой-то странный. Ты сказал, что любишь меня. Я ответила, что ты мне нравишься. Все это очень мило. А ты ведешь себя так, словно между нами что-то произошло.

– Ничего не произошло, – рассмеялся Эрланд. – Просто девушка, которую я люблю, собирается выйти замуж за другого.

– Ты говоришь «девушка, которую я люблю» таким тоном, словно никогда никого больше не полюбишь.

– Мне сейчас так кажется.

– Это глупо, Эрланд. – Принцесса взяла его руку и приложила к своей груди. – Слышишь, как бьется мое сердце?

Он кивнул, чувствуя, как биение ее сердца отдается в его теле.

– У меня здесь хватит места для многих мужчин. Я люблю бабушку, я любила маму и папу, когда они были живы. Я даже люблю дядю, хотя он иногда бывает таким странным! Я любила других юношей до тебя и буду любить других. Любовь к одному ничего не отнимает у других. Понимаешь?

Эрланд покачал головой.

– Наверное, мы по-разному смотрим на вещи. Ты собираешься замуж, а говоришь о том, что будешь любить еще не раз.

– Почему нет? Я стану императрицей и буду любить любого, кто покажется мне достойным. И Дигай тоже. Многие высокородные женщины захотят спать с ним. Иметь ребенка от императора очень почетно.

Эрланд опять засмеялся: .

– Кажется, я не понимаю тебя. Знаешь, я не хочу, чтобы из-за меня у тебя были недоразумения с Дигаем.

– Недоразумения? – переспросила она. – Не понимаю, что ты хочешь сказать. Мне придется провести с ним несколько ночей, чтобы он привык к тому, что станет мужем внучки императрицы. И, раз его объявят наследником, я должна буду на людях появляться чаще всего именно с ним. Но, пока ты здесь, большую часть ночей я стану проводить с тобой. Если ты захочешь ко мне приходить.

Эрданду еще не приходилось встречаться с подобными затруднениями. Наконец он улыбнулся.

– Не знаю, – сказал он. – Боюсь, мне будет трудно удержаться.

Шарана прижалась к нему всем телом.

– Еще бы, – сказала она и крепко поцеловала его. – Скажи, а с твоим братом вы во всем похожи? Эрланд попятился от нее и расхохотался.

– Почти во всем. Но есть такие вещи, которые мы никогда не делим!

– Жаль, – надула губки Шарана. – А то могло бы быть очень интересно.

***

У выезда из Кеша собрался конный эскорт. Боуррик, Эрланд и их сопровождающие проехали по последнему бульвару. Возле городских ворот дверца клетки, в которой находился Ниром, распахнулась. Бывший чистокровный провисел там почти два дня, терпя оскорбления и издевательства от тех, кто, проходя мимо, останавливался, чтобы усугубить его мучения. Немало нашлось таких, кому доставило удовольствие видеть падение высокородного.

Почти тысяча людей собралась на улицах, когда его выпустили из клетки, заставили съесть соленый хлеб и пить воду с уксусом, а потом палками погнали его, как дикого зверя, в болота на краю Оверв-Дипа. Там под улюлюканье сотен зрителей его оскопили и бросили крокодилам. Эрланд и Боуррик отклонили приглашение посетить это зрелище. Принц Авари присутствовал, но никто не мог сказать зачем – то ли пронаблюдать за свершением справедливости, то ли послушать, как Ниром назовет еще кого-нибудь из приспешников Авари. Все были убеждены, что чистокровный умер, так и не выдав всех тайн.

Недавно провозглашенный наследником принц Дигай вместе с Шараной ждал у ворот, сидя в своей колеснице. Принцесса, соблюдая приличия, находилась рядом со своим будущим мужем. Прочие кешианские дворяне тоже собрались, чтобы попрощаться с гостями королевской крови. Лорд Джака, выехав на колеснице вперед, остановился рядом с колесницей сына.

– Добрый день, господа мои, добрый день, принц и принцесса, – произнес Эрланд, натягивая поводья.

– Мы рады, что вы пришли проводить нас, – сказал Боуррик.

– Ваше высочество, – промолвил Дигай, – мы перед вами в долгу. Если вы хотите, чтобы мы отплатили, просто скажите.

Боуррик поклонился.

– Вы очень щедры, ваше высочество. Мы надеемся, что дружба между нами сохранится на долгие годы.

– Я буду скучать по тебе, Эрланд, – сказала Шарана.

Эрланд, чувствуя, что краснеет, ответил:

– И я буду скучать, принцесса.

– И, хоть мы недолго знали друг друга, по тебе, Боуррик, я тоже буду скучать, – прибавила принцесса.

Прищурив глаза, Эрланд повернулся к брату.

– Что….

– Прощайте, друзья, – сказал Боуррик, пришпоривая лошадь. В тот же миг двинулись и крондорские гвардейцы; Эрланд остался в одиночестве.

– Погоди! – крикнул он, тоже пришпорив лошадь, чтобы догнать брата. – Я хочу поговорить с тобой!

Отряд двинулся вперед; Джеймс, обернувшись, увидел, что с ним поравнялся Накор. Покинув город, они доехали по дороге в Хаттару.

– Накор, ты едешь с нами? – спросил Джеймс. Маленький человечек улыбнулся:

– Часть пути. Боюсь, когда Боуррик и его брат уедут, в Кеше станет скучно. Гуда уже ни о чем думать не может, только о Джандовае и таверне, которую он там построит. Когда никого не знаешь, очень одиноко.

Джеймс кивнул.

– А Звездная Пристань? Ты не думал поехать туда?

– Ба! На остров чародеев? Какое там веселье?

– Может быть, просто им нужен человек, который научил бы их веселиться?

– Может, и так, но, я думаю, этот человек – кто-нибудь другой, а не Накор Синий Наездник.

– Почему бы тебе не поехать с нами до Звездной Пристани, пожить там немного, а потом и решить?

– Можно и так. Только, думаю я, мне там не понравится.

Джеймс немного помолчал.

– Ты знаешь чародея Пага?

– Пага все знают. Он очень могущественный волшебник. Никто после Макроса Черного не может с ним сравниться. Я – плохой заклинатель и знаю только несколько простых фокусов. Поэтому мне там не понравится.

Джеймс улыбнулся:

– Он кое-что мне сказал. Он сказал, что если мне когда-нибудь придется говорить от его имени, то я должен сказать вот что…

– Что-то, от чего я захочу поехать в Звездную Пристань? – с ухмылкой спросил маленький человечек. – Должно быть, это что-то удивительное.

– Я уверен, он знал, что я встречу тебя или кого-нибудь, на тебя похожего, кто привнесет в искусство волшебства в Звездной Пристани нечто новое, и знал, что это очень важно. Думаю, поэтому он и просил меня запомнить вот какие слова: там нет никакой магии.

Накор искренне рассмеялся.

– Он очень остроумный человек, особенно для чародея.

– Ты поедешь в Звездную Пристань?

– Да, – кивнул Накор. – Думаю, ты прав. Паг хотел, чтобы я туда поехал, и знал, что тебе придется сказать мне именно это, чтобы заманить меня.

– Отец о многом знал раньше других, – сказала Гамина, которая все это время молча ехала рядом с мужем. – Думаю, он знал, что Академия чародеев, предоставленная сама себе, отгородится от всего мира и займется внутренними проблемами.

– Чародеи любят сидеть по пещерам, – согласился с ней Накор.

– Тогда сделай мне одолжение, – сказал Джеймс.

– Какое?

– Объясни, что значат эти слова о том, что там нет никакой магии.

Накор задумчиво прищурился.

– Остановитесь, – сказал он. Джеймс, Гамина и Накор свернули на обочину, чтобы пропустить тех, кто ехал за ними. Накор вытащил из своего мешка три апельсина и спросил Джеймса:

– Ты умеешь жонглировать?

– Немного, – ответил Джеймс.

– На, попробуй, – Накор бросил ему апельсины.

Джеймс, ловкость которого казалась сверхъестественной, поймал фрукты, подбросил их в воздух и начал быстро жонглировать ими, удерживая одновременно лошадь на месте.

– А с закрытыми глазами можешь? – спросил Накор.

Джеймс вошел в ритм и зажмурил глаза; он изо всех сил старался не открывать их, хотя ему все время казалось, что апельсин уже пролетел мимо ладони.

– А теперь попробуй одной рукой.

Джеймс уронил апельсины и открыл глаза.

– Что?

– Я просил тебя жонглировать одной рукой.

– Зачем?

– Это просто трюк, понимаешь?

– Не совсем, – ответил Джеймс.

– Жонглирование – трюк. Это не волшебство. Но, если ты не знаешь, как его делать, оно кажется волшебством. Вот почему люди бросают жонглерам монетки на ярмарках. Чтобы уметь жонглировать одной рукой, надо кое-чему научиться. А когда ты научишься делать это без участия рук, то поймешь, о чем говорил Паг, – сказал исалани, погоняя лошадь.

***

Арута и Анита стояли перед тронами; старшие сыновья вошли в зал. За те четыре месяца, что молодые принцы были в отъезде, принц и принцесса испытали и горе и радость: сначала узнали, что Боуррик пропал, а потом – что он нашелся. И в душе их осталось пустое место, как осталось оно на церемонии там, где раньше стоял барон Локлир.

Братья встали перед родителями и официально поклонились. Аруте показалось, что они изменились. Он отправлял в Кеш мальчиков, а вернулись мужчины. Теперь они вели себя уверенно там, где раньше были просто развязны, решительно – там, где были порывисты, а в глазах читались следы встреч со злом и жестокостью. Арута просматривал донесения, которые доставляли ему скороходы, но только сейчас прочувствовал их.

– Мы рады, что наши сыновья вернулись, – сказал он громко, чтобы все могли слышать. – Мы с принцессой счастливы приветствовать их.

Потом он сошел с возвышения и обнял Боуррика и Эрланда. Анита тоже обняла обоих, чуть задержавшись, когда ее щека прижималась к щеке Боуррика. Елена и Николас подошли поприветствовать старших братьев, и Боуррик, прижав к себе сестру, сказал ей:

– После Всех этих благородных кешианских дам ты – простое, но редкое сокровище.

– Простое! – воскликнула она, отталкивая его. – Ничего себе! – Эрланда она попросила:

– Расскажи мне о дамах кешианского двора. Все-все. Что они там носят?

Боуррик и Эрланд переглянулись и расхохотались.

– Не думаю, сестричка, что ты заведешь здесь подобную моду, – произнес Боуррик. – Кешианские дамы не носят почти никакой одежды. Нам с Эрландом это зрелище показалось очень привлекательным, но, боюсь, папа, взглянув один раз на свою дочь в кешианском придворном костюме, навсегда запрет тебя в своей комнате.

Елена покраснела.

– Ну все равно расскажешь мне все. Мы должны готовиться к свадьбе барона Джеймса, и мне понадобится что-нибудь новое.

Николас тихо ждал своей очереди, стоя рядом с отцом, и Боуррик с Эрландом одновременно заметили его.

– Привет, братишка, – сказал Боуррик. Он наклонился так, чтобы его глаза оказались вровень с глазами Николаса. – Как ты поживаешь?

Николас обвил руками шею Боуррика и заплакал.

– Сказали, что ты погиб. Я знал, что нет, а они говорили, что да. Я так боялся.

Эрланд почувствовал, как непрошеная влага подступает к глазам, и, повернувшись к Елене, еще раз заключил ее в объятия. Анита всхлипывала от радости, да и Елена тоже, и даже Арута с трудом сдерживался.

Наконец Боуррик поднял мальчика и сказал:

– Хватит, Ники. Мы оба живы и здоровы.

– Да, – подтвердил Эрланд. – И скучали по тебе.

– Правда? – спросил Николас, вытирая слезы.

– Да, – ответил Боуррик. – В Кеше я встретил мальчика, который был ненамного старше тебя. Тогда-то я и понял, как сильно скучаю по тебе.

– Как его зовут? – спросил Николас.

– Его звали Сули Абдул, – ответил Боуррик, по его щеке текла слеза.

– Какое необычное имя, – сказал Николас. – А что с ним случилось?

– Я расскажу тебе о нем.

– Когда? – с нетерпением семилетнего ребенка спросил Николас.

Боуррик поставил мальчика на пол.

– Может быть, через пару дней возьмем лодку и поедем на рыбалку. Хочешь?

Николас выразительно закивал, и Эрланд взъерошил ему волосы.

Арута кивком головы отозвал Джеймса в сторонку, к ним присоединился и герцог Гардан.

– Завтра я обо всем с тобой поговорю, – сказал Арута Джеймсу, – но, судя по донесениям, ты заслужил нашу величайшую благодарность.

– Мы сделали только то, что было необходимо, – ответил Джеймс. – Наибольшей благодарности заслуживают мальчики. Если бы Боуррик вернулся в Крондор вместо того, чтобы, рискуя жизнью, догонять нас или если бы Эрланд не понял бы все так быстро… кто знает, что могло бы произойти?

Арута положил руку на плечо Джеймса.

– Твое желание стать герцогом Крондорским стало нашей любимой шуткой, верно?

– Я еще надеюсь получить этот пост, – улыбнулся Джеймс.

– После того что тебе пришлось пережить, ты все равно хочешь сидеть по правую руку от правителя? – с недоверием спросил Гардан.

– И нигде больше, – ответил Джеймс, глядя на счастливые лица окружавших его людей.

– Вот и хорошо, – сказал Арута. – У меня есть что тебе сказать. Гардан уходит на покой.

– Значит… – начал Джеймс.

– Нет, – ответил Арута. – Я предложу пост герцога Крондорского графу Джефри Равенсвуду, который служит вместе с первым советником Лиама в Рилланоне.

– Что ты такое говоришь, Арута? – прищурился Джеймс.

Принц улыбнулся своей однобокой улыбкой, и Джеймс похолодел.

– Когда закончатся празднования по случаю твоей свадьбы, Джимми, ты с женой отправишься в Рилланон и займешь место Джефри при герцоге Гае Рилланонском. – Он усмехнулся. – И, кто знает, может быть, Боуррик, став королем, предложит тебе титул герцога Рилланона.

Джеймс, обняв жену за талию, весьма спокойно сказал принцу:

– Знаешь, Амос Траск был прав. С тобой и впрямь не повеселишься.