Текст книги "Сталь и Золото. Книга 2. Смерть и Солнце. Том 2"

Автор книги: Рэйда Линн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Марк вздохнул с явным облегчением, и лекарь мысленно спросил себя, почему юноше так хочется остаться в лазарете. Марка никогда не бывало среди «упавших с лестницы» учеников, которых приводили в госпиталь с кровоподтеками и синяками на лице – а значит, дрался он нечасто. Недоброжелателей, из-за которых юноше пришлось бы отсиживаться тут, у Марка тоже не было. Наоборот, с первого дня его болезни побратимы Маркия буквально осаждали лазарет, упрашивая пропустить их внутрь (этим лекарь отказал по просьбе самого Этайна, который категорично заявил, что он не в состоянии никого принимать). Словом, ситуация с Этайном выглядела совершенно непонятной.

После ухода лекаря Марк сидел на постели, поджав ноги, и страдал. То, что он делал, выглядело в его собственных глазах не только малодушием, но и просто глупостью. Не может же он оставаться в лазарете всю оставшуюся жизнь. Пусть не сегодня и даже не завтра, но ему все равно придется встретиться с «дан-Энриксом». И вернуться на службу к королю. Будь это не Валларикс, а кто-то другой, еще можно было бы надеяться, что за время болезни Марка он найдет себе другого секретаря и откажется от услуг Этайна, но такой поступок был совершенно не в характере правителя. Значит, после своего выздоровления Марку придется возвращаться во дворец, снова проводить утренние часы за переписыванием бумаг в кабинете императора… и рано или поздно встретить там Элиссив.

Маркий стиснул зубы. В день, когда в столице чествовали лорда Ирема с «дан-Энриксом», он пробрался во дворец, чтобы увидеться с Криксом и передать ему, как сильно его ждут в Лаконе. Лэр и Рейхан наговорили еще тысячу вещей, но Маркий справедливо рассудил, что остальное они скажут Криксу сами. Орденские рыцари давно привыкли к Маркию и пропустили его безо всяких расспросов, хотя впору было удивиться, зачем Валлариксу секретарь на празднике. О том, чтобы пробраться в тронный зал, Маркий даже не помышлял – он собирался подождать южанина где-нибудь в коридоре или в галерее. Правда, под конец терпение Этайна лопнуло, и он все-таки заглянул в Зал тысячи колонн – но только для того, чтобы узнать, что Крикс примерно час назад ушел оттуда и, как передавали друг другу придворные сплетники, отправился на поиски принцессы.

Сердце у Марка сжалось. Получалось, что аристократы в голос обсуждают отношения Элиссив и оруженосца коадъютора. Интересно, до чего они осмелились дойти в своих предположениях… и что из этих выдумок могло быть правдой.

Марк отправился на поиски, пообещав себе, что не уйдет, пока не побеседует с «дан-Энриксом». Правда, в конечном счете получилось так, что он нарушил свое слово и вернулся в Академию, не обменявшись с Криксом ни единым словом. Просто потому, что после сцены, которую он увидел, Марку не хотелось разговаривать ни с кем, а уж с оруженосцем коадъютора – и подавно.

Он нашел Элиссив и «дан-Энрикса» в Оружейном зале. Сначала Марк услышал доносившуюся из-за двери музыку – невидимый исполнитель играл какую-то быструю и яркую мелодию на гаэтане, – а потом тихонько приоткрыл резную дверь. Музыкантом, которого он услышал, оказался знаменитый менестрель Феррен Малик, изредка приходивший в Академию к своему бывшему ученику, мэтру Этару. Он играл какой-то быстрый танец, а Элиссив с Криксом танцевали. Сердце у Этайна сжалось. Дочь Валларикса что-то сказала Криксу, а южанин вскинул голову и улыбнулся. Сейчас он стоял вполоборота к Марку, но по-прежнему не замечал его. Этайн подозревал, что ни южанин, ни принцесса не заметили бы его появления даже в том случае, если бы он распахнул дверь и вошел в зал. Несколько секунд Марк продолжал смотреть прямо перед собой, но уже ничего толком не видел. «Лучше бы он умер – там, в Каларии», – подумал Марк – и тут же ужаснулся этой мысли. Разве энониец не был его другом?!

Марк до крови прикусил губу. Разумеется, даже Элиссив не решилась бы танцевать с «дан-Энриксом» прилюдно, прямо на пиру. Но то, что она решилась бросить своих дам и остальных гостей, чтобы привести Крикса в Оружейный зал, уже свидетельствовало о том, насколько Лисси потеряла голову. Когда Этайн пытался угадать, действительно ли Лисси влюблена в «дан-Энрикса», он думал о каком-то полудетском увлечении. Ему и в голову бы не пришло, что все могло зайти настолько далеко, и что южанин отвечает дочери Валларикса взаимностью.

А этот менестрель, Феррен Малик?! Вот кто действительно хорош! Не только знает о затеях Лисси, но и помогает ей, словно какая-нибудь сводня из Веселого квартала. Впрочем, может быть, что Элиссив тут и ни при чем. Просто старый придворный музыкант всегда симпатизировал «дан-Энриксу». Несколько лет назад он даже обучал его игре на гаэтане.

Все эти мысли уместились в несколько секунд, а потом Маркий отшатнулся от двери и бросился бежать по первому попавшемуся коридору, не задумываясь, куда он ведет. Маркия переполняли самые недобрые чувства. Если бы сейчас он чудом встретился с Валлариксом, то, пожалуй, тут же рассказал бы ему о том, что видел в Оружейном зале.

Впрочем, к тому моменту, когда он вернулся в Академию, настроение у Марка совершенно изменилось, и он ощутил глубокую апатию. Итак, оруженосец коадъютора влюблен в принцессу, и она об этом знает. Теперь каждый раз, когда Марк станет появляться во дворце, ему придется наблюдать счастливое лицо Элиссив и слушать ее бесконечные рассказы о «дан-Энриксе». Жизнь представлялась отвратительно бессмысленной.

В тот день Этайн никак не мог заснуть. Стоило закрыть глаза, как он, будто наяву, видел дочь Валларикса, присевшую на край стола или устроившуюся в массивном кресле своего отца. Марк прокручивал в голове какой-нибудь из их недавних разговоров, и ему хотелось выть, поскольку сразу вспоминалось, как Элиссив танцевала с Криксом. Узкий шерстяной тюфяк казался ему раскаленным. После сигнала к тушению огней прошло не больше часа, но Этайну все равно казалось, что он провел в этой темноте и тишине уже целую вечность.

Он окликнул Юлиана, но тот уже спал. Тогда Марк встал и тихо вышел в коридор. «Дан-Энрикс» как-то показал ему, как можно выбраться из башни, миновав дозорного внизу, и сейчас Марк воспользовался этим способом, чтобы выйти в сад. Обувь осталась наверху, и босые ступни скоро заныли от холодной, мокрой от росы травы, но Марк и не подумал возвращаться. Он долго бродил по парку, подобрал несколько яблок, даже пробежал пару кругов вдоль стены, словно на утренней разминке. Метод оказался действенным – усталость во всех мышцах и ноющая боль в босых ступнях немного отвлекли его от мыслей об Элиссив. Запыхавшись, он дошел до Нового колодца, поднял полведра воды и с наслаждением напился. Удовольствие было бы полным, если бы из-за холодной, словно лед, воды у него не заболели зубы.

После этого Этайн почувствовал, что он уже достаточно устал, чтобы вернуться в башню и лечь спать.

Когда лаконский колокол пробил сигнал к подъему, Маркий с трудом смог оторвать голову от подушки. Горло у него саднило, а в глаза как будто бы насыпали песок. Попробовав высунуться из-под одеяла, Маркий тут же ощутил озноб. С тех пор, как он начал учиться в Академии, Этайн оказывался в госпитале всего пару раз, но в детстве он болел довольно часто и надолго запомнил ощущение противной слабости, из-за которой вынужден был проводить в постели долгие унылые часы.

Обычно мысли о болезнях были крайне неприятны Марку, но сейчас открытие, что он довольно сильно простудился прошлой ночью, привело его в восторг. Это давало ему основание остаться в Академии и не являться во дворец, а значит, не встречаться ни с Элиссив, ни с «дан-Энриксом». Раньше Марк ненавидел лазарет, где он когда-то провел несколько недель со сломанной лодыжкой, но теперь он обнаружил, что судил слишком предвзято. В некотором смысле госпиталь был лучшим местом на земле: в нем совершенно ничего не происходило, и все люди и события за дверью лазарета тоже начинали представляться удивительно далекими, как будто не вполне реальными. Тогда, пять дней назад, Этайна это полностью устраивало. Тем более что жар сопровождался сильной слабостью, и было удивительно приятно лежать на мягкой кровати, ни о чем не думая и наслаждаясь ощущением покоя. Впрочем, поправляясь, Маркий начал понимать, что это ни к чему не приведет. Нужно было мало-помалу возвращаться к настоящей жизни, как бы тяжело и неприятно это ни было.

Для начала Марк решил нарушить свое добровольное затворничество и принять у себя Юлиана, который упрямо продолжал бывать в лаконском госпитале каждый день. Все остальные после нескольких отказов перестали приходить, но Лэр, очевидно, полагал, что капля камень точит, и являлся каждый раз после обеда, когда у лаконцев был свободный час перед вечерними занятиями. На сей раз Марк попросил у лекаря впустить его, и тот исполнил его просьбу с явным удовольствием – наверное, надеялся, что посещение товарища окажет на Этайна благотворное влияние, и он не захочет больше оставаться в лазарете.

– Тебе лучше?.. – спросил Юлиан прямо с порога. Марк кивнул.

Проходя мимо кровати новичка, который не успел познакомиться со своими будущими побратимами, и которого из-за этого никто не навещал, Лэр на секунду задержался, вытащил из кармана яблоко, добытое в саду, и положил его на прикроватный столик. А потом бесцеремонно сел на край кровати Марка, прямо поверх одеяла. Марк невольно вспомнил, как они когда-то навещали Крикса – вот уж кто был настоящим мастером влипать во всевозможные истории, после которых энонийца отправляли в лазарет. То драка, то падение на брусьях, то внезапный обморок в саду…

Марк резко встряхнул головой. Думать о Риксе ему совершенно не хотелось.

– Когда думаешь возвращаться? – напрямую спросил Юлиан.

Маркий слегка пожал плечами.

– Я уже почти здоров, так что, наверное, уже сегодня или завтра… Есть что-нибудь новенькое?

Сердце у Этайна замерло. Ему казалось, Лэр сейчас ответит что-то вроде: «Представляешь, Крикс сбежал с принцессой!». Это было глупо: такое известие Лэр выпалил бы с самого порога, не тратя времени на нудные расспросы о его самочувствии. Но Марку все равно было не по себе.

Маркий ошибся лишь наполовину: Юлиан действительно заговорил о Криксе, хотя дочь Валларикса была тут совершенно ни при чем.

– «Дан-Энрикс» почти целые дни проводит в Академии. Сам он говорит, что Ирем отослал его в Лакон, чтобы не мешался под ногами, но мне кажется, что дело тут не в Иреме.

– А в чем же? – напряженно спросил Маркий.

– Крикс бодается с Нетопырем. Не знаю, зачем ему это надо… Они, разумеется, всегда терпеть друг друга не могли, но то, что он сейчас затеял – это уже слишком. Крикс как будто бы нарочно выжидает, когда можно будет снова надерзить Нетопырю.

– А что Вардос?

– Спрашиваешь! Вардос – то же, что обычно, – Юлиан изобразил высокомерную улыбку Мастера-со-шрамом. – «Пожалуйста, еще четыре круга вдоль ограды, Рикс. Сегодня вечером нальете масло в светильники во всех скрипториях». Или: «Будьте любезны взять утяжеленный меч. А после окончания занятий пойдете со мной. Слуги не успевают вычистить камин в Аркморе, вот вы этим и займетесь». И так далее.

– Но почему так получилось?.. – спросил Марк.

Юлиан вздохнул.

– Ну, если хочешь знать мое мнение, то они оба хороши. А началось это дня три назад, на тренировке. Нетопырь шел мимо, остановился посмотреть и почти сразу стал цепляться к Лен-Деннору. Ну, ты знаешь, Нетопырь иногда начинает обходиться с кем-то из учеников, как с куском грязи. Вардоса послушать, так в Лаконе нужно оставлять только самых способных, а все остальные только мешают другим и понапрасну тратят время мастеров. Ну, может, он в чем-то и прав. Вот, например, Ликар и Фавер никогда не могут справиться с тем же заданием, что остальные, и нам без конца приходится их ждать – кому это надо? Раз они такие слабаки, сидели бы у себя дома и не приезжали в Академию. Ну ладно, Лен-Деннор – он хоть не нытик и не трус, а уж Фессельд – тот просто маменькин сынок.

– Но к Фаверу-то Вардос никогда не придирается, – заметил Марк.

– Ага! Тут ему уже не до принципов – у Фавера отец в Совете лордов. Остается Лен-Деннор. Думаю, он на нем отводит душу сразу за двоих. Ну ладно, фехтовальщик из Ликара в самом деле отвратительный, а в этот раз он дрался еще хуже, чем обычно… Хотя, может, это потому, что Нетопырь стоял у него над душой и продолжал его отчитывать. Самое мягкое, что тот ему сказал – это что мало кто на пятом году обучения в Лаконе может махать мечом, как баба скалкой, – Юлиан состроил гнусную гримасу и передразнил Нетопыря: – «Даже законченный тупица уже чему-то научился бы за такое время. Вы, Ликар, меня буквально поражаете!» Ну, и так далее, и все тому подобное. Хлорд как раз куда-то отошел, оставил за старшего Рейхана. Тот, понятно, попытался вести тренировку, словно ничего не происходит, но весь остальной отряд не столько занимался, сколько все время косился на Ликара с Вардосом. А Крикс – он в этот раз был со мной в одной паре – взял и бросил заниматься вообще. Стоит с опущенным мечом и смотрит на Нетопыря в упор. Я понял: все, приплыли… Сейчас Нетопырь это заметит, спросит у «дан-Энрикса», в чем дело – а тот ляпнет что-нибудь такое, за что Вардос его вообще убьет. Потом я, правда, слегка успокоился. Увидел, что Хлорд идет, ну и подумал: пронесло. Так нет же. Вардос тут как раз сказал что-то такое… ну, дословно я не помню, но что-то вроде: «Как вы полагаете, Ликар, – может, ваша семья досрочно заберет вас из Лакона? Такой выпускник, как вы – это позор для Академии». И ведь нарочно постарался, чтобы Хлорд это услышал – видимо, хотел ему побольше досадить. И тут «дан-Энрикс» громко говорит: «Сначала на себя посмотрели бы, мастер».

– Как? Нетопырю?!

– Ну да… Тот к нему повернулся и очень спокойно переспрашивает: «Что вы только что сказали, Рикс?..» Я его по лодыжке пнул, чтобы он хоть сейчас заткнулся, но этот придурок даже бровью не повел. Смотрит прямо на Вардоса и говорит, как будто гвозди заколачивает: «Вам нравится высмеивать и унижать учеников, которые не могут вам ответить. Это не Ликар, а вы – позор для Академии. Такие люди не должны быть мастерами». Хлорд даже забыл о том, что злился на Нетопыря – так его рассердил этот поступок. Это, говорит, неслыханно, чтобы какой-то ученик так разговаривал с наставниками. Он хотел отстранить Крикса от занятий и отправить его в карцер, но Вардос вмешался. Говорит: «Как можно: Рикс у нас герой и кавалер Стальной звезды. Четыре круга вдоль ограды, Рикс». Я поначалу даже удивился – как, и это все? А потом Крикс начал стаскивать доспех, и Вардос его сразу же остановил. «Зачем же, – говорит, – вы ведь в Каларии не налегке сражались?..»

– Вот урод, – поморщился Этайн.

– Это еще цветочки, – заверил Юлиан. – Крикс решил показать Нетопырю, что ему это нипочем, и пробежал четыре круга почти так же быстро, как и без доспехов. Вернулся весь красный, лицо в пыли и в разводах от пота. Смотрит на Вардоса нагло, как и раньше, и докладывает: «Сделал все, как вы приказывали, мастер». Нетопырь кивает: «Вот и замечательно – надеюсь, вам это пошло на пользу, и вы поняли свою ошибку. Не желаете ли извиниться?..» Ну, ты знаешь, какой Крикс упрямый, если его зацепить. И потом, на него же все смотрели – ждали, что он теперь скажет. Он ответил: «Я сказал, что думаю, и извиняться за свои слова не собираюсь». Вардос улыбается, как будто меда обожрался: «Как хотите, Рикс. Еще три круга». Ну, эти три круга он бежал в два раза дольше, чем четыре первых. А когда вернулся, Нетопырь затеял отрабатывать с нашим отрядом новую технику на брусьях. Наверх загнал «дан-Энрикса», который на ногах едва стоял, а противниками ставил всех подряд, кто посильнее. Хлорд пытался возразить, что Криксу нужен отдых. Тогда Нетопырь уставился на Крикса своими кошачьими глазами и спросил: «Так значит, вы устали, Рикс?». Думаю, Крикс не хуже Хлорда понимал, что Вардос над ним просто издевается, но решил его переупрямить. Отвечает: «Нет!» На брусьях он довольно долго продержался – я даже не представлял, что он теперь так хорошо фехтует. Но в конце концов Грейд его сбил на землю. Я боялся, что Вардос опять что-нибудь придумает, но тут как раз прозвонили на обед. Все пошли переодеваться, а Крикса Нетопырь отправил разливать еду по мискам. Может, он успел там что-нибудь перехватить, но мы на всякий случай все равно принесли его порцию в Рейнсторн.

В тот вечер он остался в Академии. Точнее, днем он снова что-то сказал Вардосу, и тот отправил его оттирать столы в скриптории и наливать свежее масло в лампы. Освободился уже около полуночи, вернулся и сразу же рухнул спать. А за полтора часа до подъема Нетопырь послал за ним дозорного, и Крикс куда-то ушел с ним. Потом сказал, что Вардос снова гонял его вдоль ограды – правда, уже без доспехов. Словом, последние три дня у Крикса выдались очень «веселыми».

Марк недоверчиво смотрел на Юлиана.

– И наставник Хлорд не попытался это прекратить?

– Пытался, разумеется… но Крикс уперся рогом. Его вообще никто не держит в Академии – он ведь служит лорду Ирему и может приходить и уходить в любой момент. Но он нарочно остается тут и ведет себя так, чтобы сильнее досадить Нетопырю.

– Нашла коса на камень, – пробормотал Марк.

– Точно. Вардос не привык, чтобы ему перечили, а Рикс… – Лэр покривился и махнул рукой, не досказав.

– Понятно, – сказал Марк. Он понимал, что должен посочувствовать «дан-Энриксу», но вместо этого испытал только радость оттого, что Крикс провел последние три дня в Лаконе и никак не мог навещать Лисси во дворце.

Час, который был у них в распоряжении, уже закончился, и Юлиан поднялся на ноги, пообещав вернуться завтра. В ответ Марк сказал, что попытается покинуть лазарет уже сегодня вечером, так что надеется застать «дан-Энрикса» в Рейнсторне.

Крикс перестал отскребать застывший жир в большом котле и вытер лоб предплечьем. Все тело у него болело после тренировки во дворе. Сегодня ночью прошел дождь, и всю тропинку для пробежки развезло, а энониец так устал, что ноги плохо слушались его. В какой-то момент он споткнулся и растянулся в жидкой грязи, не успев даже выставить перед собой руки.

Волосы и всю левую сторону лица после этого злополучного падения коркой стянула высохшая грязь, которую он смог отмыть только много часов спустя. Если бы Ирем мог увидеть своего оруженосца в тот момент, он бы, наверное, приподнял брови и поинтересовался, не затем ли энониец возвращался в Академию, чтобы иметь возможность в свое удовольствие валяться в каждой грязной луже. Рыцарь и без того все время поддевал оруженосца его дружбой с иллирийскими повстанцами и некоторыми привычками, которые тот приобрел за месяцы своих скитаний с мародерами.

Радовало только одно: его противостояние с Вардосом не только приковало к себе внимание всего отряда, но и на время притушило старые противоречия. Многие были не меньше Крикса возмущены тем, как Вардос втаптывает в грязь Ликара Лен-Деннора, и молчаливо одобряли поведение «дан-Энрикса». Даже те, кто в остальное время терпеть не мог энонийца, сейчас видели в нем своего. Сегодня на пробежке, когда он упал, бегущий следом Грейд Декарр остановился и молча помог «дан-Энриксу» подняться. Крикс уже не был так наивен, как в свой первый год в Лаконе, так что эта неожиданная помощь от давнего врага не ввела его в заблуждение. Но, даже не строя никаких иллюзий относительно того, что они с Грейдом могут стать друзьями, энониец знал, что если мастер Вардос вздумает поставить их с Декарром в одну пару, тот не станет бить в полную силу и будет стараться незаметно помогать противнику. Общая вражда с Нетопырем объединяла лучше, чем любая дружба.

Волосы опять упали юноше на лоб, и энониец резко дернул головой, пытаясь их отбросить. Ничего не получалось – надоедливая прядь упрямо лезла в глаза. В другое время Крикс не придал бы подобной мелочи особого значения, но сейчас энониец чувствовал себя предельно раздраженным. Он не выспался, устал до такой степени, что еле двигался, и в довершение всего был с ног до головы покрыт ушибами и синяками, но Нетопырю этого было мало. Пока остальные отдыхали и обедали, Крикс должен был оттирать эти дурацкие котлы, но он, конечно, не успел и половины, потому что онемевшие после утяжеленного меча руки его не слушались. Еда, которую Мирто с Афейном принесут ему в Рейнсторн, будет давно остывшей, когда он вернется. А если он опоздает на занятия, наставник Хайнрик станет спрашивать его о том, чего он знать не знал.

«Какой же все-таки тупица этот Хайнрик, – зло подумал энониец. – Неужели ему невдомек, что за два последних года я не открывал ни одной книги?! Ни одной! Пока все остальные изучали землеописание, историю и Старый Кодекс, мы сражались с Горностаями, ломали голову, где бы достать жратву и спали на земле. Откуда же мне знать, в каком году в Бейн-Арилле приняли Статут о Свободных городах или что в Энор Фиреме говорится об убийствах?! Я могу сказать только одно: когда я сам кого-то убивал, я меньше всего думал об Энор Фиреме».

Да что там книги! Пальцы Крикса огрубели так, что он едва узнал свой почерк. А писал он теперь медленнее всех в своем энгильде, причем иногда делал ошибки, которых не совершил бы даже новичок.

Но больше всего его вывели из себя занятия по философии. Сначала, когда он узнал, что их ведет Саккронис, Крикс обрадовался: он очень любил старого архивариуса и был совсем не прочь увидеть его снова. В прошлом Саккронис всегда разрешал ему сколько угодно рыться в свитках и даже надолго забирать их из Книгохранилища и читать в своей каморке в Адельстане. Но радость южанина быстро сошла на нет, когда он оказался на этом занятии. Саккронис прочитал отрывок из известных «Монологов» Эйта из Гоэдды. Эти «Монологи» делились на главы: «Физика», «Эстетика» и «Этика». К какой из глав относился тот, который им читал Саккронис, Крикс так и не понял, но это было не важно, потому что все три слова представлялись ему чем-то вроде названий на Древнем наречии: они звучали красиво и многозначительно, но их значение упорно ускользало от его понимания. Крикс очень старался вслушиваться в чтение, но после двух-трех непонятных фраз мысли сами собой переключались на что-то другое, и когда Саккронис замолчал, «дан-Энрикс» ощутил полнейшую растерянность. В эту минуту собственная голова напоминала ему медный котелок, в который долго колотили черпаком, а потом, наконец, оставили его в покое. Пустота и легкий гул в висках – вот и все, что осталось после выслушанного отрывка.

Крикс осмотрелся по сторонам, чтобы понять, что думают об этом его побратимы, но оказалось, что у остальных отрывок не вызвал ни малейших сложностей. Саккронис задал несколько вопросов, и лаконцы, постепенно увлекаясь, устроили в аулариуме настоящий диспут. Часть того, что они говорили, энониец понимал, но ему все равно казалось, что собравшиеся спорят на каком-то незнакомом ему языке. А когда Саккронис обратил внимание, что он молчит, переводя взгляд с одного участника дебатов на другого, и вежливо спросил, не хочет ли он что-нибудь добавить к возражениям Рейхана, Крикс покраснел так, как будто ему в лицо плеснули кипятком. «Спросите у кого-нибудь другого, мэтр», – почти грубо сказал он и, резко поднявшись на ноги, вышел из аулариума. В ту минуту он отдал бы все на свете для того, чтобы вернуться в Адельстан и выкинуть из головы Лакон, занятия по философии и трижды проклятые «Монологи» Эйта из Гоэдды. Почему сэр Ирем вообще решил, что его оруженосцу нужно знать все эти глупости? И почему, если его сеньор действительно считал, что это важно, он не оставил Крикса в Академии, а взял его с собой в Каларию?.. Сейчас «дан-Энрикс» предпочел не вспоминать, что он и сам рвался на войну и никогда бы не простил мессера Ирема, вздумай тот действительно оставить его в Академии. Он думал исключительно об одном: Ирем отослал его в Лакон, нисколько не заботясь, что он ни в жизнь не сумеет наверстать то, что его побратимы изучили за последние два года.

На Севере Крикс привык чувствовать себя ученым человеком. Уже то, что он умел читать карту, вызывало у его соратников почти благоговение. Даже сам Астер полагал, что для мальчишки своих лет южанин знает слишком много. Тем обиднее было почувствовать себя круглым невеждой по сравнению с друзьями из Лакона.

Крикс закончил отчищать котел и посмотрел на следующий. Так ему до ночи не закончить… А занятия уже идут. В скриптории сейчас, должно быть, переводят Старый кодекс с Древнего наречия на аэлинг. Идти туда и получать взыскание за опоздание, как будто мало ему было Вардоса? Только не это.

– С меня хватит, – вслух сказал «дан-Энрикс». Он решительно отставил в сторону лоток с песком, которым полагалось оттирать застывший жир, и, сунув руки в карманы, независимо зашагал прочь от кухни.

Вардос, разумеется, узнает, что его распоряжение осталось невыполненным, и вдобавок энониец прогулял последние занятия, но что он сможет сделать? Загрузить его работой? Снова вытащить из башни до подъема и заставить бегать вдоль стены? Так этих неприятностей южанину и без того хватает, потому терять ему уже нечего.

«Дан-Энрикс» пришел в свою башню, растянулся на кровати и закрыл глаза. Плоский матрас, набитый овечьей шерстью, показался ему мягче пуховой перины. Энониец замычал от удовольствия и закопался головой в подушку. До чего все-таки приятно было наконец-то отдохнуть вместо того, чтобы горбатиться над поручениями Вардоса, размахивать тяжелым тренировочным мечом или выслушивать всякую чушь вроде занудных философских сочинений!..

Правда, толком поспать «дан-Энриксу» так и не удалось. Прошло не больше часа до того, как его разбудил какой-то младший ученик. Пока южанин ошалело протирал глаза, малявка важно объявил, что лорд Ирем посылал за Риксом где-то с полчаса тому назад, и с этого момента его ищут по всему Лакону. «Передай, что я иду!» – ответил Крикс, быстро вставая. Он не мог поверить собственной удаче. Ирем требует его к себе – значит, Нетопырь должен будет примириться с тем, что он не сможет досаждать «дан-Энриксу», пока тот не вернется. И в то же время он не сможет посчитать, что Крикс сбежал, поскольку тот покинул Академию только после приказа своего сеньора. Все складывалось просто замечательно.

При виде запоздавшего оруженосца коадъютор скорчил недовольную гримасу, но ничего не сказал. После Тронхейма рыцарь вел себя непредсказуемо – порой держался с энонийцем вежливо и отстраненно, а в другое время мог так резко отчитать его из-за какой-то мелочи, как будто Криксу все еще было двенадцать лет. Иногда юноше казалось, что сэр Ирем просто плохо представляет, как теперь себя вести – уж слишком сложными и противоречивыми успели стать их отношениях за этот год. Но сейчас энониец был так рад снова увидеть коадъютора, что не стал бы обижаться, даже вздумай тот, по своему обыкновению, язвить и насмехаться над оруженосцем.

– Куда мы идем? – осведомился Крикс у рыцаря, когда они пересекали площадь Четырех дворцов.

Лорд покосился на него.

– Не задавай глупых вопросов, – сказал он устало. – Впереди только дворец. Ну и куда мы, по твоему мнению, идем?..

Еще немного помолчав, рыцарь добавил:

– Я должен присутствовать на государственном совете. Ты будешь меня сопровождать.

Когда до Крикса в полной мере дошел смысл сказанного, он остановился.

– Монсеньор, но на Малый совет не допускают посторонних.

– Ты не «посторонний», Рикс. Ты мой оруженосец, – сухо отозвался калариец. – И, пожалуйста, поторопись. Я не хочу, чтобы нас дожидались.

– Что я должен буду делать, мессер Ирем?.. – спросил Крикс, смирившись с неизбежным. Если коадъютор хочет, чтобы он его сопровождал, то выбора у Крикса нет.

Сэр Ирем мрачновато улыбнулся.

– То, что ты обычно делал на службе у лорда Аденора. Смотреть, слушать и запоминать. Ты должен быть готов после совета доложить мне обо всем, что там происходило, и о своих собственных соображениях на этот счет.

Крикс удивленно заморгал.

– Зачем вам это нужно?

Коадъютор смерил юношу холодным взглядом.

– Не слишком ли много вопросов, Рикс?.. Не понимаю, чем ты недоволен. Во время аудиенции, которую тебе предоставил Валларикс, ты довольно откровенно проявил свой интерес к государственным делам. Теперь тебе предоставляется возможность вникнуть в них получше. Разве ты не этого хотел?

Крикс прикусил язык. Понятно… Император рассказал мессеру Ирему о его просьбе, ну а тот, как и следовало ожидать, остался недоволен. И решил наглядно показать это «дан-Энриксу». Правда, еще через несколько шагов Крикс начал сомневаться в собственной догадке. Ирем не сумел бы привести его на государственный совет в обход Валларикса. Значит, правитель одобрял эту затею. А два взрослых и неглупых человека, занятых серьезными делами, вряд ли могут делать что-нибудь только ради того, чтобы какой-то там оруженосец осознал свою неправоту.

Вдобавок, приглядевшись к рыцарю получше, энониец начал понимать, что его сюзерен сердит отнюдь не на него.

Словом, положение было довольно непонятным.

Лейда поймала себя на том, что каждый день под тем или иным предлогом появляется в приемной императора, надеясь встретить там мессера Ирема. Иногда рыцарь приходил, иногда нет, но с ним никогда не было «дан-Энрикса». Оруженосец коадъютора не появился во дворце ни разу.

Лейда неоднократно видела, что точно так же, как она сейчас, вели себя другие девушки из свиты Лисси, и догадывалась, что все это может означать. Подобное предположение пугало – и даже не потому, что ее волновало мнение отца или угроза ее репутации. Куда сильнее девушку тревожило открытие, что нечто подобное может происходить с ней из-за другого человека – причем совершенно независимо от ее воли.

Когда они снова встретились с мессером Альверином, ее будущий супруг был безупречно вежлив и ни словом не упомянул «Ожерелье королевы». Надо думать, в этот день дворцовых сплетников постигло тяжкое разочарование – ничто не указывало на то, что Альверин считает себя оскорбленным или хочет разорвать помолвку. К сожалению, в отличие от них, Лейда прекрасно понимала, что любезные манеры Альверина – просто маска, а на деле Альверин Финн-Флаэн глубоко задет последними событиями. Вероятно, он рассчитывал, что Лейда сама попытается поговорить с ним без свидетелей и как-то объяснить свой необдуманный поступок на балу. Лейда неоднократно обещала себе объясниться с женихом – но так и не смогла заставить себя начать этот разговор.

Наконец, Альверину надоело ждать, и он нашел возможность побеседовать с ней без свидетелей. Он пришел утром, когда Лейда была в соколятнике и возилась со своим кречетом Бьято. Обернувшись на звук шагов и увидев перед собой жениха, Лейда почувствовала холодок под ложечкой. Бледное утреннее солнце пробивалось сквозь высокое окно и золотило волосы Финн-Флаэна, а лицо у рыцаря было сосредоточенным и строгим – он выглядел серьезнее и старше того человека, который когда-то веселил ее рассказами про Олли Ройвена и нападение «инеистых волков». А Лейда так привыкла к его отстраненной вежливости, что совсем не подготовилась к этому разговору.