Текст книги "Неприятности в Валентинов день"
Автор книги: Рэйчел Гибсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
Последовала длинная пауза, затем Луиза сказала:
– О. Раз так, хорошо, – что означало: это совсем не хорошо. – Как надолго, ты сказал, останешься в этот раз?
– Три дня.
Еще одна долгая пауза.
– Короткая поездка.
Роб посмотрел на озеро и огни Госпела.
– Я преподаю на курсах вязания нимф, которые начинаются в понедельник после Пасхи, – объяснил он, хотя знал, что Луиза не поймет. – Но я приеду, как обычно, на выходные.
– Может быть, ты сможешь остаться с нами в этот раз?
Роб прижался лбом к окну и закрыл глаза. Было бы так легко. Так легко принять то, что она предлагала. Он знал ее. Знал ее разум и тело. Знал, какие прикосновения нравились ей, и она знала, как коснуться его. Он знал, что она не оставила бы двести сообщений на его автоответчике и не проехала бы сотни миль, чтобы выпустить в него обойму из пистолета.
Она была матерью его ребенка, и было бы легко потеряться в ней. Хотя бы на одну ночь. Но у этого была бы цена. Секс никогда не бывал бесплатным, платил ли ты эмоциями или телом.
– Не думаю, что это хорошая идея, Лу.
– Почему? – спросила она.
«Потому что ты захочешь больше, чем я смогу дать», – подумал он. Потому что у них был хороший секс, но все остальное было паршивым. Потому что были вещи и похуже, чем одиночество.
– Давай просто оставим эту тему в покое, – Саттер был не очень хорош в серьезных отношениях. Ни с ней, ни с кем-то еще. Шрамы на его теле напоминали ему об этом каждый день. – Мне надо идти, – сказал он. – Я позвоню тебе на следующей неделе.
– Я люблю тебя, Роб.
– Я тоже тебя люблю, – ответил он, хотя знал, что это была не та любовь. А возможно, она никогда и не была такой, какой нужно.
Роб нажал «отбой» и выпрямился. Его внимание привлекло пятно на стекле. Он поднял руку и положил ее на отпечаток ладони Кейт.
Отпечаток был холодным, совсем не похожим на женщину, которая оставила его здесь.
Кейт Гамильтон была какой угодно, но только не холодной. Все в ней было горячим. Выражение ее глаз после их французского поцелуя. Ее отклик на него. Ее нрав. То, как она вырвалась из дома, будто была в огне. В следующий раз, когда Роб увидит Кейт, он может по праву ожидать, что она ударит его в своем раскаленном до бела гневе.
Он, вероятно, заслужил это. Он, вероятно, должен извиниться. Очень плохо, что он не сожалел об этом.
Кейт завела свой внедорожник в гараж деда и заглушила мотор. Дверь заскрипела, катясь по старым металлическим направляющим. Кейт смотрела прямо на несколько коробок, стоявших на верстаке дедушки.
Роб Саттер поцеловал ее, и она все еще была потрясена.
Ее руки упали с руля на колени. Поцеловал – слишком мягкое слово. Захватил. Он захватил ее. Подавил ее сопротивление.
Кейт потрогала пальцами нижнюю губу, где та была немного чувствительной от прикосновения его эспаньолки. Кейт Гамильтон было тридцать четыре года, и она не думала, что ее когда-нибудь так целовали. Вот она стояла там, жуя гранолу и болтая, а в следующее мгновение губы Роба прижались к ее.
Вот воздух вокруг нее казался нормальным, а в следующее мгновение он стал густым от страсти, нужды и желания и давил на нее горячими, сбивающими с ног волнами. И все, что она могла сделать, это схватиться за Роба изо всех сил.
Она держалась за его большие плечи, а когда он взял ее руку и подтолкнул вниз по груди, у нее не было ни одной мысли в голове, кроме того, что она ощущает твердые, хорошо очерченные мускулы плоского накачанного живота. Роб забрался в ее мозг и лишил ее воли сказать «нет». Потом он прижал ее ладонь к своему члену. Кейт должна была быть потрясена. Оскорблена тем, что мужчина, которого она едва знала, сделал такое. Прямо сейчас, сидя в гараже деда, она и была оскорблена, но тогда в ее голове мелькнула только одна мысль: похоже, у него может встать. За которой последовало: м-м-м, а он, оказывается, везде большой.
Кейт вытащила ключи и потянулась за рюкзаком. Пока она таяла в объятиях Роба, тот целовал ее, только чтобы доказать. У него определенно могло встать. Пока ее голова кружилась, а мозг отключился, Роб доказал еще кое-что. Он все еще не хотел ее. Кейт чувствовала себя не только оскорбленной: она чувствовала себя еще и отвергнутой. Снова. Первый раз ее ничему не научил.
Она вышла из гаража, прошла по двору и вошла в дом. В раковине лежали чашка и ложка. Кейт бросила свой рюкзак рядом с двумя пустыми коробками на кухонном столе, прошла через гостиную и заглянула в комнату деда. Стэнли неподвижно лежал под выцветшим лоскутным одеялом, которое много лет назад бабушка сделала из клочков детской одежды Кейт. Над кроватью голова антилопы, подстреленной дедушкой в семьдесят девятом, была прибита к стене так, будто животное выпрыгивало из гипсокартона. Руки Стэнли были сложена на груди, а смотрел он в потолок. И выглядел мертвым.
Кейт бросилась к кровати:
– Дедушка!
Он повернул голову и посмотрел на нее слезящимися налитыми кровью глазами:
– Ты отвезла Робу его льняное семя?
– Да. – Она остановилась перед ночным столиком и прижала руку к своему колотящемуся сердцу. – Ты до смерти меня напугал. Как ты себя чувствуешь?
– Сейчас очень хорошо. Грейс заходила.
– Я знаю, она сказала, что зайдет. – Кейт заметила нуквил и аспирин на столике рядом с будильником в виде кошки. Симпатичные глаза животного подмигивали через каждые полминуты. – Ты съел ужин?
– Грейс сделала мне суп. – Стэнли снова посмотрел в потолок: – Он был очень вкусным. Домашняя куриная лапша. Ты можешь сказать, хороша ли женщина, по ее супу.
Кейт считала, что такое заключение, вероятно, требует немного большего, чем суп.
– Тебе что-нибудь нужно? – спросила она, снимая пальто.
– Да, мне нужно, чтобы ты кое-что сделала для меня.
– Что?
– Я приготовил пустые коробки для тебя, чтобы убрать в них вещи бабушки. – Ужасный кашель заклокотал в его груди, затем Стэнли добавил: – Я подумал, что ты должна взять все, что хочешь.
Вот это новости. Большие новости. Кейт стало интересно, что же послужило причиной таких перемен, но она не стала спрашивать, а то вдруг дед еще передумает.
– Хорошо. Что-то еще?
– Выключи свет.
Она щелкнула выключателем и вернулась обратно в кухню. Взяла чашку и ложку из раковины и положила их в посудомоечную машину, добавив туда мыла. Кейт не понимала, как такая милая женщина, как Грейс, могла воспитать такого сына, как Роб. Как «хорошая женщина», которая приготовила больному старому мужчине суп, могла воспитать дикаря, который схватил ничего не подозревающую женщину и зацеловал ее до потери дыхания. Мужчину, который мог так целоваться, возбуждать и не пытался зайти дальше. Это было противоестественно.
Кейт запустила посудомоечную машину и оглядела кухню. С чего начать? Она не знала. Что она собиралась делать с домом, полным томджонсовских сувениров? Арендовать сарай или склад на всю оставшуюся жизнь?
Взгляд упал на набор декоративных блюд с Томом, стоявший на подставке на столе, а мысли вернулись к поцелую, которым наградил ее Роб. Что за мужчина хватает руку женщины и притягивает к своему возбужденному члену? Взяв стопку газет у задней двери, Кейт положила ее на стол. К сожалению, она знала ответ на последний вопрос. Мужчина, который хочет доказать, что у него нет проблем с эрекцией. В более спокойной части своего мозга Кейт могла даже вроде как понять, почему он это сделал. Но она не могла понять, какой мужчина, став таким твердым, оттолкнет женщину? Она никогда не встречала мужчин, которые в состоянии такого сексуального возбуждения не желали бы, чтобы она опустилась на колени и как-то помогла им с этим.
Какой бы ни была причина, это не имело значения. Это Кейт должна была остановить все, прежде чем они дошли до такого. Это она должна была отступить. Сохранить контроль. А Саттер должен был остаться потрясенным и оцепеневшим.
Кейт сказала себе, что в какой-то момент она бы остановила его. До того как их одежда упала бы на пол, схватила бы свой рюкзак и уехала домой. Вот что она себе сказала. Проблема была в том, что это звучало неубедительно. Даже для самой Кейт.
Она обернула блюдо бумагой и положила его в коробку. Роб Саттер был мошенником и угрожал чувствам и душевному спокойствию Кейт. Он редко бывал милым, а намного чаще оказывался придурком, что и объясняло ее непостижимое увлечение им.
Он уже дважды унизил ее. Два раза он оставлял ее смущенной своим собственным поведением и ошеломленной его отказом. Этих двух раз было слишком много.
Третьего быть не могло и не будет.
Глава 10
Стэнли последний раз перечитал свои стихи. Ему потребовалось три дня, чтобы написать их, вычеркивая одно слово, заменяя другое, а он до сих пор не был уверен, что все выразил правильно. Стихи заканчивались словом «возместить», которое, сказать по правде, было глупым.
Он знал, что поэзия нравится Грейс, и хотел сказать ей, как сильно ценил то, что она заботилась о нем, когда он болел. Стэнли хотел сказать ей, что она хорошая медсестра, но был не в состоянии придумать подходящее слово, чтобы срифмовать со словом «медсестра»: «жара» и «конура» совсем не подходили.
Сложив листок со стихотворением, он засунул его в конверт. Стэнли четыре дня бездельничал из-за сильного бронхита, и каждое утро перед работой и каждый вечер после смены в больнице Грейс заходила, чтобы проведать своего пациента. Она проверяла ему пульс и слушала легкие. Она говорила о Робе, а Стэнли говорил о Кейти. Миссис Саттер всегда оставляла ему суп. Хорошая она женщина.
Наклеив марку на уголок конверта, Стэнли выглянул из кабинета. Кейти стояла с торговым представителем фирмы «Фрито-Лей», который, скорее всего, пытался навязать «М&С» поставки «натуральных и экологически чистых» продуктов, которые, насколько знал Стэнли, были просто пачкой дешевых сладостей.
Поспешно написав адрес Грейс, он подсунул конверт под кипу исходящей почты. Груда брошюр лежала на столе, и, открыв ящик, Стэнли сгреб их и свалил внутрь. Он знал, что его внучка хотела, чтобы он задумался о модернизации кассового аппарата и бухгалтерской системы. Ему это было неинтересно. Ему семьдесят один, и он слишком стар, чтобы изменить то, как вел свой бизнес больше сорока лет. Если бы Мелба не умерла, сейчас Стэнли был бы на пенсии, тратя свои пенсионные накопления на путешествия или на какой-то другой способ отдохнуть, а не на интегрированную систему учета.
Опершись о стол ладонями, Стэнли поднялся. Он вернулся на работу и обнаружил, что Кейти кое-что переделала. Ничего существенного, просто переставила некоторые товары. Ему было не совсем ясно, почему лекарства, продаваемые без рецепта врача, должны располагаться ниже профилактических лекарств в пятом ряду. И она переложила живую наживку, место которой всегда было рядом с молоком в холодильном шкафу. По какой-то причине внучка поставила ее рядом с уцененным мясом. Стэнли знал, что Кейти заказала немного деликатесного желе и маслин. Он не возражал, поскольку это значило, что она все больше привязывается к магазину, но не думал, что изысканные продукты будут продаваться в Госпеле.
Стэнли стянул резинкой пачку исходящей почты и, когда Орвиль Такер приехал на своем почтовом грузовичке, передал все письма прежде, чем смог передумать. Ему было интересно, что Грейс подумает о его стихотворении. Стэнли бросил в рот несколько таблеток «Тёрмс» и сказал себе, что это не важно. Грейс действительно хорошая поэтесса, а он – просто любитель, хотя и очень старательный. Но он резал мясо, чтобы заработать на жизнь. Что заставило его думать, что он может написать стихотворение?
Остаток дня Стэнли провел, места себе не находя из-за того, что подумает Грейс. К ночи он начал чувствовать такие муки, что ему до чертиков захотелось ворваться в почтовое отделение на Блейн-стрит и выкрасть стихотворение. Но почтовое отделение являлось одним из немногих зданий в городе, у которого имелась система сигнализации. Стэнли хотел бы никогда не отсылать стихи. Он знал, что если не получит известий от Грейс, это будет означать, что она, вероятно, возненавидела его.
На следующий день Грейс позвонила и сказала ему, что ей понравилось стихотворение. Она сказала, что ей было приятно и что эти строки тронули ее сердце. А ее похвала тронула сердце Стэнли, чего он никак не ожидал. Это напомнило ему, что его сердце было создано для чего-то бòльшего, чем просто для перекачивания крови, и когда Грейс пригласила их с Кейти к себе домой на ужин следующим вечером, Стэнли принял приглашение за обоих. Внучка всегда ворчала, чтобы он почаще выбирался куда-нибудь. Так что он был уверен: она не будет против.
– Ты – что?
– Я принял приглашение на ужин от Грейс Саттер за нас обоих.
– Когда? – Последнее, чего желала Кейт, это торчать за обеденным столом с Робом Саттером. Она не видела его с того вечера, когда он поцеловал ее. Хотя… это было не совсем верно. Она видела его. Он работал через парковку, но не заходил в магазин вот уже пять дней. И каждый раз заметив Роба, Кейт ощущала маленькие странные пузырьки в груди. Какую-то нервозность. В самом плохом смысле этого слова.
– Она позвонила около получаса назад.
– Это не то, что я имела в виду. – Кейт замолчала, поскольку Иона Осборн с трудом продвигалась к прилавку, выбивая квадратной тростью дробь по деревянному полу.
– Сколько они стоят? – спросила Иона, кладя пачку чипсов «Дорито» рядом с кассовым аппаратом.
Кейт указала на цену, четко отмеченную на пачке:
– Четыре девятнадцать.
– Раньше всегда был ценник.
Кейт посмотрела в голубые глаза Ионы, на пухленькие щечки и седые, высотой в милю, волосы и попыталась изобразить улыбку. Иона была не первым покупателем, который высказывал свое недовольство по поводу отсутствия ценников. Кейт спрашивала себя, а не было ли это тайным заговором с целью свести ее с ума? Глубоко вздохнув, она объяснила все в тысячный раз:
– Продукты, на которых цену ставит производитель, не нуждаются в ценниках.
– Мне нравится, когда есть ценник.
Подняв ладони вверх, Кейт развела руками:
– На товарах всегда была та же самая цена, что и ставил производитель.
– На них всегда были ценники.
Кейт серьезно задумалась над тем, чтобы шмякнуть ценник на лоб Ионы, когда вмешался дед.
– Как бедро? – спросил он.
– Еле хожу. Спасибо, что спросил. – Кожаная сумка Ионы ударилась о прилавок с глухим стуком.
– Ты не думала приобрести одно из этих кресел с электроприводом, наподобие тех, что рекламируют по телевизору? – спросил Стэнли, пробивая чипсы.
Покачав головой, Иона начала рыться в сумке:
– У меня нет таких денег, а моя страховка не покроет расходы. – И вытащила кошелек, набитый деньгами и купонами так, что держался закрытым только благодаря резинке. – Кроме того, я не могу сидеть в одном из таких кресел, пока работаю весь день в буфете. – Исследовав все свои купоны, она вытянула пять однодолларовых купюр и положила их на прилавок. – Хотя было бы неплохо, если бы вы предлагали одно из таких кресел для пенсионеров, как это делают в «ШопКо» внизу в Бойсе.
– Об этом определенно стоит подумать, – сказал Стэнли, беря деньги и давая сдачу. – Сколько стоят такие кресла?
Убирая «Дорито» в полиэтиленовый пакет, Кейт поглядела на деда: он не мог говорить серьезно.
– Где-то полторы тысячи.
– Ну, это не так уж и дорого.
Но дед говорил серьезно. Он не потратил бы и десяти центов, чтобы модернизировать бухгалтерскую систему и облегчить себе жизнь, но готов был выбросить на ветер полторы тысячи за кресло с электроприводом, на которое запрыгивали бы местные дети, чтобы покататься вокруг магазина.
– Я не понимаю тебя, – сказала Кейт, как только Иона ушла. – Ты даже не думаешь сделать что-то для того, чтобы тебе жилось проще, но ты купишь кресло с электроприводом для клиента, который заходит раз в неделю. Я этого просто не понимаю!
– Это потому, что ты молода, и твои кости не болят, когда ты выбираешься из кровати утром. Ты не испытываешь затруднений, когда двигаешься. Если бы испытывала, то думала бы по-другому.
Возможно, в этом была доля истины, поэтому Кейт не стала спорить. Пока.
– Когда ужин у Грейс?
– Завтра вечером.
Теперь коварный вопрос.
– Роб собирается прийти? – спросила Кейт, как будто ее это совсем не волновало. Но на самом деле, если бы ответ был «да», она бы свалилась в корчах или с чем-то подобным.
– Грейс не говорила. Я могу спросить ее.
– Нет. Мне просто любопытно. Это не важно.
Схватив тряпку, Кейт направилась в отдел консервированных овощей и фруктов. Если Роб собирается быть на ужине, она должна проглотить это и притвориться, что Саттер ее не интересует. Что его поцелуй никак на нее не подействовал. Конечно, так оно и было. Несомненно, она чувствовала небольшие теплые покалывания, но это ничего не значило. Она много от чего чувствовала подобные покалывания. Прямо сейчас Кейт не могла припомнить ни одного подобного случая, но она обязательно вспомнит.
Банки маслин и желе «Халапеньо», которые она заказала, прибыли днем раньше, и Кейт разместила их на полках на уровне глаз. Никто не купил ни одного из ее деликатесов, но это был только первый день. Возможно, она должна взять тарелку закусок на обед к Грейс. Если бы той понравились закуски, она могла бы похвалить их в разговоре с приятельницами: сарафанное радио было двигателем торговли в Госпеле.
Кейт стало интересно, что приготовит Грейс, и был ли ее дом таким же огромным, как и дом ее сына.
Не был.
В ту же секунду, как Кейт вошла в дом Грейс, она могла сказать, что мама Роба жила там одна. Обстановка была удобной и уютной. Пастельные тона и много плетеной мебели. Бельгийское кружево, резной хрусталь и свежие цветы. Очень не похоже на дом деда Кейт и полная противоположность жилищу Роба.
Их кухни доносился запах жареного мяса и запекаемого картофеля.
Грейс поприветствовала их при входе, одетая в черные брюки и красный вязаный свитер.
Кейт почувствовала себя неподходяще одетой в своей джинсовой юбке и в шелковой блузке с длинными рукавами от «Банана Репаблик». Вручив Грейс тарелку закусок, которую приготовила, Кейт пристальным взглядом обвела гостиную.
Роба нет. И почувствовала, как плечи расслабились, а напряжение в спине отпустило. Кейт хотела бы, чтобы вся эта ситуация не беспокоила ее, но по какой-то причине Роб превращал ее в скованную и нервозную особу. И опять же, в самом плохом смысле этого слова.
– Спасибо, Кейт, – сказала Грейс, беря у нее из рук тарелку. – Это так мило с твоей стороны.
Кейт указала на блюдо, в котором имелись секции для разных закусок.
– Это – итальянские маслины, а грибы я сама фаршировала. – Грейс поставила тарелку на журнальный столик. – Это желе «Халапеньо», – продолжала Кейт, – и сливочный сыр. Если намазать им крекеры, то будет очень вкусно.
– Поверю тебе на слово насчет этого желе, – сказал дед, бросив маслину в рот.
Взяв нож для сыра с изображением Делайлы, Грейс намазала немного сливочного сыра и желе «Халапеньо» на крекер, откусила кусочек и, пожевав с глубокомысленным видом, заключила:
– Совсем неплохо.
– Спасибо, – Кейт улыбнулась и посмотрела на дедулю.
– Я все-таки не думаю, что в этом есть смысл – делать овощное желе!
И отказался даже попробовать «Халапеньо», отстаивая свое мнение.
Стэнли оделся для званого обеда в серые брюки, синюю парадную рубашку и серый свитер. Дедуля был на редкость нарядным. Кейт не была уверена, но думала, что он вел себя немного возбужденно: все время сжимал и разжимал кулаки или подкручивал кончики своих свисающих длинных усов. И вылил на себя так много туалетной воды «Брут», что Кейт должна была ехать всю дорогу с головой, высунутой из окна автомобиля, словно ирландский сеттер.
Хозяйка дома показала им свою коллекцию «Сваровски» и протянула Стэнли хрустальную фигурку, три пингвина на льдине, чтобы тот поднес ее поближе к свету. Вдвоем они смотрели на разноцветные блики, скользившие по старой заскорузлой ладони Стэнли, а затем взглянули друг на друга. На один краткий миг их глаза встретились, прежде чем дед отвел свой пристальный взгляд и опустил руку. Щеки его слегка порозовели, и он откашлялся.
Деду нравилась Грейс. Больше, чем просто как друг. Больше, чем ему нравились другие вдовы в городе. Когда это произошло?
Кейт взяла несколько маслин и пошла к полкам, заставленным фотографиями. Как бы она отнеслась к тому, что ее дед встречается с матерью Роба? Кейт всегда думала, что будет счастлива, когда Стэнли заживет своей жизнью. Заживет снова. Была ли она счастлива? Она на самом деле не знала.
Фотографии на полках стояли в три-четыре ряда, а впереди размещался снимок голенького малыша на белой овчине. Были и другие фото, потертые и пожелтевшие, с изображением того же самого ребенка, сидевшего на коленке у мужчины, который, как полагала Кейт, был отцом Саттера. Положив маслину в рот, она посмотрела на фото Роба в начальной школе: волосы коротко острижены, а в зеленых глазах сияют озорные искорки. Его выпускная фотография: он в бирюзовом смокинге в обнимку с девушкой в платье из серебристого ламе с громадными подплечниками, набитыми ватой до самых ее ушей. Волосы Роба, с длинной челкой в стиле «Дюран-Дюран», стояли торчком.
Но на большинстве снимков Саттер был в различных хоккейных свитерах, а на многих фото так молод, что рукава хоккейной формы были ему длинны. На всех снимках его большие зеленые глаза блестели от возбуждения. Были и его фотографии, сделанные вв время игры, когда он отражал удар или катился на коньках с шайбой на конце клюшки. На других – шлем низко надвинут на лоб, и на сей раз выражение глаз Саттера, в момент, когда он наносил удары соперникам, было угрожающим.
Обложка журнала с его фотографией, где он поднял руки вверх, держа клюшку над головой, и широко улыбался. Тестостерон буквально сочился из фотобумаги «Кодак»: поразительный контраст с кружевными занавесками и розовым плетеным диваном.
Кейт взяла самую последнюю фотографию Роба. Он держал голенького младенца у груди, губами прижавшись к темной макушке ребенка. Нежные черты его дочери и его грубая мужественность.
Открылась входная дверь, и Кейт поставила фото на место. Она обернулась, когда Роб вошел и закрыл за собой дверь. Он был одет в рубашку с длинными рукавами, белую, заправленную в брюки цвета хаки с острыми, как бритва, складками. В одной руке он нес бутылку вина. В прошлый раз, когда Кейт была в одной комнате с этим мужчиной, он поцеловал ее и положил ее руку на свой пах. Кейт почувствовала, что слегка занервничала. Это встревожило ее, так как она думала, что должна ощущать себя намного более сердитой и возмущенной, чем было на самом деле.
Грейс пошла навстречу сыну:
– Ты опоздал.
– Магазин пришлось поздно закрыть. – Роб обнял мать. – Привет, Стэнли, – сказал он, затем посмотрел поверх головы матери, и взгляд его зеленых глаз встретился с глазами Кейт: – Привет, Кейт.
– Привет, – сказала она и была рада, что ее голос не выдал, как напряжены были ее нервы.
– Ужин скоро будет готов. – Забрав у сына бутылку вина, Грейс посмотрела на нее: – Я сказала тебе взять «Мерло». Это «Шардоне».
Роб пожал плечами:
– Ты знаешь, я любитель пива. А по части вина – полный ноль. Просто купил самое дорогое, посчитав, что раз столько стоит, значит, оно и лучшее.
Грейс сунула бутылку ему в руки.
– Отнеси ее на кухню и открой. Возможно, Кейт могла бы показать тебе, как пользоваться штопором.
Кейт могла, но не хотела.
– Конечно.
И прошла через столовую вслед за Робом, быстро скользнув взглядом вниз по складке на спине его белой рубашки до места, где та была заправлена в сшитые на заказ брюки. Ткань обнимала его сногсшибательный зад, а задние карманы застегивались на две коричневые пуговицы. Штанины спадали идеальными прямыми линиями до подрубочного шва, касавшегося каблуков мягких кожаных туфель. Саттер мог не разбираться в вине, но кое-что знал о дорогой одежде.
Роб поставил бутылку на белую поверхность разделочного стола, открыл ящик и сказал, указав штопором:
– Бокалы в шкафу над холодильником.
Кухня была столь же женственной, как и все остальное в доме. Персиковые стены с бордюрными обоями с изображением тюльпанов и белых роз. С его широкими плечами и ростом Роб выглядел немного неуместным в ультраженственном окружении. Больше похожим на быка в магазине с китайским фарфором.
Открыв дверцы шкафа, Кейт привстала на цыпочки, чтобы взять четыре бокала. Чрезвычайно красивый ухоженный бык, который, казалось, вел себя совершенно непринужденно.
– Я думаю, моему деду нравится твоя мать, – сказала она, ставя бокалы на стол рядом с бедром Роба. – Думаю, они становятся друзьями.
– Хорошо, что твой дед нравится моей матери. – Он держал бутылку в одной большой руке, а другой крутил штопор. – Не могу припомнить, чтобы она приглашала мужчину на ужин. – С небольшим усилием Роб с хлопком вытащил пробку и налил «Шардоне» в первый бокал. – Конечно, мы с мамой не жили в одном и том же городе до недавнего времени. Так что она могла иметь много мужчин в своей жизни и просто никогда не говорила мне об этом.
Он наполнил второй бокал, затем вручил его Кейт.
– Когда ты уехал из дома? – спросила она, беря бокал. Пальцы Роба коснулись ее: такие теплые по сравнению с прохладным стеклом.
– Меня выбрали на драфте в НХЛ, когда мне было девятнадцать. – Протянув руку, он взял свой бокал, поднес его ко рту и сказал: – Между нами: я знаю, что такое «Мерло», но мне больше нравится белое вино.
– Ты солгал своей матери.
– Это было не в первый раз. – Он улыбнулся, как нераскаявшийся грешник, и Кейт почувствовала, что понемногу успокаивается. – И даже не во второй. Я думаю, со старыми привычками тяжело расставаться.
Он сделал глоток и посмотрел на Кейт поверх бокала.
Она почувствовала, как уголки ее рта приподнялись, несмотря на то, что она изо всех сил старалась не улыбаться, и сказала, сделав глоток вина:
– Тебе должно быть стыдно.
Роб опустил свой бокал.
– Держу пари, что и тебе приходилось пару раз бессовестно лгать.
– Конечно. – Покачав вино в бокале, она сложила руки под грудью. – Я имею обыкновение постоянно чудовищно лгать. Мой отец служил в вооруженных силах, и мы часто переезжали. Когда ты идешь в новую школу каждые несколько лет, то можешь приукрасить свое прошлое. Ты можешь быть тем, кем захочешь.
– Кем же ты говорила, что была?
– В основном главным черлидером и президентом класса. Однажды я сказала, что была прима-балериной.
Он оперся бедром о стол и засунул свободную руку в передний карман.
– Тебе это помогало?
– Ни капли. Никто никогда не верил этому. У меня три старших брата, а я была девчонкой-сорванцом. К тому же полной недотепой.
– Спорим, что ты была симпатичной недотепой. – Его пристальный взгляд скользнул с ее глаз на губы, затем переместился на макушку. – Держу пари, что из-за этих рыжих волос мальчишки табуном за тобой ходили.
Должно быть, он шутит.
– Поверь мне, никому не нравились мои рыжие волосы. К тому же я была выше ростом, чем большинство мальчиков моего возраста. У меня была пластинка на зубах, и я побила почти всех мальчишек в баскетбол. Могла бы позволить им выиграть, но я боец и не люблю проигрывать.
Он тихо засмеялся:
– Да, это я про тебя знаю.
– Я не только обыгрывала мальчишек в баскетбол: если я влюблялась без памяти в кого-нибудь, то колотила его так, что мало не казалось. Поверь, меня никто никогда не приглашал на свидания.
– Держу пари, сейчас они готовы надрать себе задницу за это.
Кейт посмотрела ему в лицо. Тонкие линии от улыбки очертили уголки его зеленых глаз, но было непохоже, чтобы он шутил.
По какой-то причине это заставило ту часть ее сердца, где находилась старательно забытая непривлекательная неуклюжая девчонка, слегка сжаться. Это было неловкое чувство, которое приводило ее в смущение, и Кейт поднесла вино к губам. Она не хотела чувствовать что-либо к Робу. Ничего. Просто большой пустой чистый лист.
– Уж этого знать я не могу, – сказала она, прежде чем сделать глоток.
Грейс и Стэнли вошли на кухню, и Кейт начала помогать миссис Саттер с жареными ребрышками и запеченной картошкой. Роб заправил салат итальянской приправой с винным уксусом и разложил его в четыре чаши.
– Чем могу помочь? – спросил дед.
– Ты можешь поставить блюдо Кейт с закусками на стол, – ответила Грейс. – Не хотелось бы мне видеть, что оно пропадает зря.
Пять минут спустя еда была у них на тарелках, а они все сидели за столом, расположенном на возвышении, с белой парчовой скатертью и английским фарфором. Кейт сидела между Грейс и Робом напротив деда.
– Это же просто мечта, Грейс, – сказал Стэнли, беря льняную салфетку и раскладывая ее на коленях. Его плечи выглядели напряженными, как будто он боялся дышать.
– Я никак не могла найти подходящий случай использовать мой парадный столовый сервиз. Он просто лежал в буфете год за годом. Давайте испачкаем его, – улыбнулась Грейс и встряхнула салфетку.
Взяв вилку, Роб подцепил фаршированные грибы с блюда с закусками в центре стола.
– Роб, – сказала ему мать, – не мог бы ты произнести молитву, пожалуйста?
Он поднял голову и уставился на матушку, как будто она попросила его встать на голову и говорить по-французски.
– Ты хочешь, чтобы я помолился? – Он опустил вилку. – Прямо сейчас?
Грейс, с застывшей улыбкой, одарила сына строгим взглядом:
– Конечно, дорогой.
Роб склонил голову, и его брови сошлись вместе так, что образовали сплошную линию. Кейт почти ожидала, что он скажет что-то вроде «хорошая еда, хорошее мясо, хороший Господь, давайте поедим».
Он так не сказал.
– Господи, пожалуйста, благослови эту еду, которую мы собираемся съесть. – Сделав паузу, продолжил: – Так, чтобы мы не заболели или… не подавились, или еще что-нибудь. Аминь.
– Аминь, – Кейт сжала губы, чтобы удержаться от смеха.
– Аминь.
– Аминь. Спасибо, Роб.
– Пожалуйста, мама. – Взяв вилкой гриб, он съел его в одни присест. Подцепив еще несколько, Роб положил их на свою тарелку рядом с картофелем, который был залит маслом и сметаной. – Это ты принесла?
– Да.
– Вкусно! – И потянулся за булочкой.
– Спасибо. – Кейт откусила кусок картофеля: безо всякой приправы, только соль и перец.
– Кейт, как идут дела в магазине? – спросила Грейс.
Прежде чем Кейт смогла произнести хоть слово, дед ответил за нее:
– Кейти – не очень общительный человек.
Сидящий рядом Роб издал звук, будто поперхнулся вином. Кейт проигнорировала его и посмотрела через стол на деда. Что? Она была общительным человеком.
– Возможно, твои таланты лежат в другой области. – Грейс еще раз свернула салфетку на коленях. – Стэнли говорил мне, что ты раньше работала в Лас-Вегасе частным детективом.
Она всегда хорошо ладила с людьми. Ее умение общаться с людьми было тем, что сделало ее хорошим частным детективом.
