Текст книги "Отныне и навсегда"
Автор книги: Рэйчел Гибсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
5
Во мраке комнаты Брина покосилась на часы, стоящие рядом с ее кроватью. 10:30 вечера. Она пропустила банкет и тур по старой школе. Не страшно, но до церемонии награждения она хотела встретиться с Карен Джонсон и Джен Ларкин. Хотела убедиться, что ей будет с кем сесть, чтобы не выглядеть полной одиночкой.
Смахнув с лица волосы, она села на краю кровати. Когда Томас высадил ее у гостиницы, она переоделась и спустилась в вестибюль. Карен с Джен как раз собирались пройтись по всем бутикам в городе. Брина присоединилась к ним и купила галлитонскую рубашку, на замену той старой, в которой спала. Она хорошо провела время в разговорах о прошлом с девушками, с которыми у них было кое-что общее. Девочки с лентами в волосах. Домашние девочки. Ботанички, даже не умеющие кататься на лыжах.
Она помогла Карен выбрать маленький детский спальник для ее будущего ребенка, а затем они зашли в старую реконструированную пожарную часть, чтобы выпить чашку-другую кофе-латте. Брина всячески занимала себя, отвлекаясь на покупки, и не очень уж раздумывая о Томасе. Ладно, во всяком случае, не ежеминутно.
Вернувшись на базу, Брина собрала лыжное снаряжение, взятое утром напрокат. Зачем хранить его, если она больше не собиралась кататься на лыжах. Когда она стояла в магазине проката, в ожидании своей очереди на возврат ужасного голубого костюма, ее внимание привлек смех, доносящийся из холла. Уютно устроившись, у большого пылающего камина сидели загорелые Холли, Минди Бартон и Томас, болтающие как лучшие друзья.
Брина стояла в магазине проката, и ей претило сдавать костюм, который расстегивал Томас и куда запускал свои руки, а он в это время небрежно флиртовал с другими женщинами.
Она смотрела, как Томас склонился вперед, слушая, что говорит Холли, и отвернулась, почувствовав, как слегка щемит сердце. Он кинул ее, чтобы встретиться с Холли и ее друзьями, и это причиняло больше боли, чем она думала.
Отдав костюм, Брина вернулась в свою комнату и попыталась убедить себя, что ей все равно. Но все же глаза наполнились слезами, и что уж совсем плохо, сердце не желало ее слушать. Брина включила телевизор, собираясь посмотреть местные новости, перед тем как начать готовиться к разнообразным мероприятиям, запланированным на этот вечер. Уставившись в потолок и слушая отчет о каком-то глупом заседании городского совета, она заснула. Как на грех, ей приснился кошмар, в котором Томас с Холли были вместе, счастливые и смеющиеся. И теперь проснувшись, она подумала, не лечь ли ей спать снова. Если она опять увидит Томаса с Холли, это может просто убить ее.
В мерцающем и вспыхивающем свете телевизора, Брина пыталась представить, что происходит внизу в банкетном зале. Да, может она и умрет, увидев Томаса с Холли, но если она останется в своей комнате, представляя самое худшее, это определенно прикончит ее.
Без всякого энтузиазма Брина потащилась в душ второй раз за день. После душа она надела джинсы, и салатного цвета атласную стрейчевую рубашку с короткими рукавами, на груди которой серебром были написаны слова « Calvin Klein» [38]38
Модельер Кельвин Кляйн – считается основоположником «унисекса» и стиля «милитари». Его модели стали проводниками в новый стиль жизни, стиль свободолюбивых, раскрепощенных и самодостаточных людей.
[Закрыть]. Подпоясалась черным кожаным ремнем и обула ботинки на овечьей шерсти, которые надевала раньше. Не последний писк моды, но они хорошо согреют ноги, когда она выйдет на улицу смотреть фейерверк, который база устраивала каждый год, когда часы начинали отбивать полночь.
Высушив волосы, Брина заплела их в свободную косу. Наложила макияж, скорее чтобы чувствовать себя лучше, нежели хорошо выглядеть для одного конкретного мужчины. Вдела в уши большие серебряные серьги-кольца, на запястье надела часы, и брызнула серебряными блестками на волосы. Она смотрелась невысокой, но выглядела хорошо.
Направляясь к выходу, Брина захватила привезенный из дома пиджак, и ко времени, когда она стала спускаться вниз, на часах было уже полдвенадцатого. Прошла мимо бального зала, где прошлым вечером проходила встреча выпускников. Сегодня на лыжной базе устраивалась ежегодная новогодняя вечеринка, и встреча выпускников переместилась в большой банкетный зал дальше по коридору.
Войдя в зал, она остановилась у двери, на случай, если ей захочется тихо уйти. По комнате разливался голос Минди Бартон со сцены, где она стояла и выдавала небольшие призы.
– Нашу следующую награду получает пара с наибольшим количеством детей. Семейство Херденсонов, Боб и Тамра. У них семеро детей, – произнесла Минди своим самым жизнерадостным ура-ура голосом, словно произвести на свет семерых детенышей за десять лет расценивалось как седьмое чудо света. Все зааплодировали репродуктивным органам Боба и Тамры, и Брина призадумалась, что может быть все дело в ней. Может тому виной ее паршивое настроение, но она и вправду не думала, что рождение детей так необычно, что заслуживает наград. Больше похоже на то, что комитет выпускников такой никудышный, что им пришлось выдумать дурацкие причины для одаривания своих друзей призами. А следующую награду они наверно дадут за самые каштановые волосы.
Брина пробежалась взглядом по толпе, выискивая Джен и Карен, но конечно, сперва заметила Томаса. И конечно же, он сидел за столиком в окружении женщин. Словно почувствовав на себе ее взгляд, он поднял на нее глаза и неторопливо встал со стула. Пока Минди объявляла следующего победителя, Брина следила за Томасом, направляющимся к ней. Загорелое лицо, слегка потрескавшиеся губы. На нем были линялые джинсы Levi's [39]39
Levi Strauss & Co. – американская компания, известный производитель джинсовой одежды. Levi's – основной бренд, созданный в 1873 году.
[Закрыть], белый хлопчатобумажный свитер с темно-синим горловым V-вырезом, а под ним простая белая футболка. С каждым широким шагом его длинных ног, все лихорадочнее билось ее сердце. И чем быстрее оно билось, тем сердитее она становилась, и тем меньше волновалась, что ее гнев неразумен. Томас целовал ее и прикасался так, словно она что-то значила для него, а затем бросил ее, и Брина засомневалась в этом. Из-за него она задумалась, что побудило их обоих к случившемуся. Из-за него она чувствовала себя неуверенно и нерешительно. А такого Брина не испытывала со времен школы.
Он ничего ей не должен, напомнила Брина самой себе. И она тоже ничего ему не должна. Он незнакомец. Они чужие друг другу. Она больше не знает его.
Вот только он не ощущался незнакомцем. Когда Брина смотрела в его знакомые голубые глаза, то чувствовала, словно она пришла домой. Его душа узнавала его. Томас был единственным человеком, с кем она могла разделить конкретные воспоминания, вызывающие улыбку на ее губах, от которых сжимало горло и томилось сердце. Он был единственным, кто знал все ее детские страхи, и что в 6-м классе она молила о клубничной кукле, девочке-пирожном [40]40
Strawberry Shortcake doll – то, что начиналось в 1980 как серия поздравительных открыток про девочку-пирожное, выросло в целую индустрию кукольных игрушек, видеоигр, детской бижутерии и прочей атрибутики.
[Закрыть].
– Привет, – поздоровался он, останавливаясь перед ней. – Ты только что откуда-то пришла?
– Ага, из своей комнаты.
Минди объявила следующую награду – для человека, наименее изменившегося за эти годы, и Томас подождал, пока стихнут аплодисменты, а затем продолжил.
– Ты весь вечер была в своей комнате?
– Да.
– Одна?
Так она и думала. После того, что случилось сегодня днем, Томас подумал, что она неразборчива в связях, и конечно, ее признание об экстравагантном сексе в Роуз Гарден тоже не улучшило ее репутацию. Одной рукой Брина уперлась в бедро, на другой висел пиджак.
– А ты где был весь день?
– С тобой.
Она проигнорировала предательски покрасневшую шею.
– После того, как ты меня бросил.
Он слегка прищурился.
– После того, как мы вернулись на базу, – медленно произнес он, – я пошел кататься на лыжах.
– Ага, я видела, как ты катался.
– И что это значит?
– Ничего.
– Ты из-за чего-то бесишься.
– Нет, не бешусь.
– Да, так и есть. Я всегда мог сказать, когда ты злишься. У тебя между глаз появляются две морщинки. И сейчас они тоже есть.
Она скорее съест червей, чем скажет ему, почему злится. Глянув мимо него и осмотрев толпу, Брина заметила Карен и Джен.
– Извини, – сказала она, – я пойду, сяду со своими друзьями.
Она пробралась к ним между столиками, и только успела повесить пиджак на спинку незанятого стула, как Минди объявила следующую награду.
– Приз в номинации «Самый изменившийся человек» получает Брина МакКоннел.
Брина взглянула в сторону сцены и застыла. Она была шокирована тем, что они ее помнили. Взглянув на Карен и Джен, она увидела их призы и поняла, что все получили по призу. Господи, на какую-то долю секунды, она почувствовала себя особенной. Она прошла в дальнюю часть комнаты и Минди вручила ей дешевый памятный кубок, возвышающийся на таком же дешевом пластиковом постаменте.
– Ты теперь прекрасно выглядишь, Брина, – сказала ей Минди.
Брина глянула в ее голубые глаза и решила не обижаться на это замечание. Они с Минди никогда не были подругами, но Минди никогда намеренно не обижала ее.
– Спасибо, – поблагодарила она. – Ты тоже хорошо выглядишь.
Пройдя между столами, она села на свое место и глянула в сторону двери. Томаса там уже не было, и с Холли он тоже не сидел. Она осмотрела комнату и заметила его, разговаривающим с Джорджем Алленом. Томас надел лыжную куртку и перенеся вес на одну ногу, закрутил ключи на указательном пальце. Покачав головой, он повернулся и вышел из банкетного зала. Не удержавшись, Брина задумалась, куда он направляется и с кем собирается встретиться.
– За что ты получила награду? – спросила она Карен, пытаясь отвлечься от мыслей о Томасе.
– За номинацию «Девушка, которая скорей всего родит на встрече выпускников».
– Спорю, у них ушло несколько часов, чтобы придумать такое. – Она глянула на Джен. – А ты?
Карен залилась смехом, и Брина понадеялась, что это не означает приз за самую прибавившую в весе девушку.
– Самая веснушчатая, – хмуро ответила Джен. – Я хотела награду за самые лучшие волосы, но они отдали ее Донни Доновану.
– Разве он не гей?
– Нет, хотя его дружок – гей.
– А кто его друг? – спросила Брина.
– Помнишь парня, который окончил школу на год раньше нас, Дика Роджерса?
– Да ну, не может быть! – Брина с изумлением ахнула. – Дик Роджерс? Парень, выглядевший как Брэд Питт и гонявший на тех мощных тачках? Все с ума сходили по нему.
– Ага, все, и Донни тоже.
Она покачала головой.
– Черт подери, почему кто-нибудь вроде Джорджа Аллена не мог оказать услугу нам, женщинам, и стать геем? Никто бы и не переживал.
– Верно.
Джен кивнула.
– Ну да, никого не волнует, что Ричард Симмонс [41]41
Ричард Симмонс – американский тренер по фитнесу, автор многих телевизионных и видеопрограмм для похудения и здоровья, писатель и политик. С детства страдал избыточным весом, но благодаря собственным разработанным комплексам упражнений смог сбросить 56 кг. Никогда не был женат, ходят слухи о его нетрадиционной ориентации.
[Закрыть]– гей, но вот Руперт Эверетт [42]42
Руперт Эверетт – британский киноактер, дважды номинировался на «Золотой глобус», самый знаменитый в голливудских кругах актер-гей.
[Закрыть]… – она вздохнула, подперев голову пухлой ладошкой. – Хотела бы я получить шанс вернуть его на правильную стезю.
Брина закусила губу, чтобы удержаться от смеха, но Карен не была столь деликатна. Она засмеялась так громко, что даже заглушила голос Минди, и так энергично, что Брина испугалась, что та досмеется до слез.
Минди вручила две последние награды и сделала последнее объявление.
– Как вы знаете, гостиница приглашает всех к себе на празднование Нового года. За пять минут до полуночи вам выдадут поздравительный бокал шампанского, и я знаю, что некоторые из вас первыми станут в очередь за бесплатным алкоголем.
– И чтоб не забыли, – закричал кто-то из задней части комнаты.
– Утром, – продолжила Минди, игнорируя пьяный смех нескольких, явно подвыпивших одноклассников, – мы все соберемся в бальном зале на прощальный завтрак. У нас запланировано нечто особенное, так что не пропустите его.
Брина встала и потянулась за пиджаком, раздумывая, что же может превзойти дешевые призы.
– Вы пойдете на улицу смотреть фейерверк? – спросила она у Карен и Джен.
– Ни за что! – ответили они в унисон.
– Слишком холодно.
– Ты отморозишь себе задницу.
Выросшая в Галлитоне, Брина всегда любила смотреть на фейерверк, запускаемый в небо, но тогда она не была гостьей гостиницы, и ей приходилось смотреть его со стоянки. Она всегда хотела сидеть в первом ряду, им с Томасом было интересно, каково это смотреть с другой стороны. Идя сейчас по переполненному помещению по направлению к бальному залу, она искала взглядом Томаса. Ни один из тех темноволосых мужчин, мимо которых она проходила, им не оказался, и Брина слегка приуныла. Она не понимала, как можно так злиться на человека и в то же время, так отчаянно желать увидеть его лицо.
В бальном зале толпились гости и местные жители, заплатившие за посещение. Форма одежды варьировалась от повседневной до официальной, а музыкальная группа играла в основном допотопные старомодные песни. Чаще всего исполнялись любимцы публики, Фрэнк Синатра и Эд Эймс [43]43
Эд Эймс – некогда популярный певец, обладатель уникального голоса, и бывший вокалист легенды 50-х гг. группы «Ames Brothers».
[Закрыть]. Вспышки преломленного света отражались от зеркального шара, освещая людей внизу.
Так как ни Джен, ни Карен не отважились выйти на холод, Брина ушла из комнаты без них. Сзади кто-то схватил ее за руку, и она обернулась, наполовину ожидая увидеть Томаса.
– Привет, Брина, – голос Джорджа Аллена заглушил музыку.
Разочарованная, она даже не потрудилась улыбнуться. Брине не хотелось его обнадеживать.
– Привет, Джордж.
Пока группа исполняла какую-то песню о леди-бродяге [44]44
Песня Фрэнка Синатры «The Lady Is A Tramp»
[Закрыть], Джордж показательно закатил рукав и посмотрел на часы.
– Одиннадцать часов пятьдесят три минуты, – сказал он, – семь минут до полуночи.
Джордж всегда считал себя магнитом для женщин, и в этом он очень ошибался.
– Ну да, лучше сходи за своим бесплатным шампанским.
– Точно, – покачнувшись, он пристально посмотрел на нее через очки. – Сейчас вернусь, не уходи далеко. Я планирую одарить тебя новогодним поцелуем.
– Какой ты добрый, – сказала Брина, но ее тонкий сарказм прошел совершенно мимо него. – Я подожду тебя здесь, обещаю.
– Океееей, – кивнув головой, он растворился в толпе.
Брина немедленно устремилась к смотровой площадке. Сунув руки в рукава, она потянула за змейку пиджака, а затем застегнулась на пуговицы. Уворачиваясь от людей, она прошла через толпу, и открыв двери, присоединилась к публике на площадке. Холодный воздух обжег щеки, и она чуть не задохнулась. Подняв воротник пиджака, Брина достала из кармана тонкие перчатки. Они ее не согреют, но если она сунет руки в карман, то будет неплохо.
– Две минуты, – из громкоговорителя, возвышающегося в углу площадки, послышался голос вокалиста. – Хватайте шампанское и своих возлюбленных.
Подойдя к перилам, она посмотрела по сторонам и вниз на людей. Ее мысли снова обратились к Томасу. Очень жаль, что его здесь нет. Он любил фейерверки так же сильно, как и она. Более того, он даже частенько делал фейерверки из спичечных головок. А может он где-то поблизости, собрался смотреть шоу с кем-то другим.
– Брина!
Перегнувшись через перила, она помахала Марку. Он стоял в окружении своих друзей, среди которых была и Холли. Брина слегка удивилась, не заметив с ними Томаса.
– Спускайся сюда, – закричал он. – Мы греемся шнапсом.
Она три дня страдала от похмелья, когда в последний раз пила шнапс.
– Нет, мне и здесь хорошо.
– Одна минута, – предупредил вокалист группы.
Слегка пошатываясь, Марк взмолился.
– Ну пожалуйста, Брина. Спускайся или я поднимусь наверх и сам притащу тебя.
Брина перевела взгляд на Холли, даже не потрудившуюся скрыть тот факт, что она чертовски чем-то недовольна.
– Ах, ну ладно, – сказала Брина и отошла от перил. Когда-то она бы с удовольствием составила им компанию, и еще больше обрадовалась бы возможности досадить Холли. Но теперь они ее не интересовали.
– Двадцать секунд.
Брина сделала еще шаг назад, и прикрыла замерзшие уши руками в перчатках. У нее не было никакого желания встречаться с Марком и его друзьями. Брина хотела смотреть на фейерверк именно там, где она и стояла.
С 15 секунд начался обратный отсчет времени, и на 10 секундах к Брине сзади прижалось крепкое тело, а сильные руки обняли за талию. Она оглянулась, готовая, если потребуется, отпихнуть Джорджа Аллена. И вглядевшись в загорелое лицо Томаса, опустила руки.
– Я знал, что найду тебя здесь, – сказал он ей на ухо.
Не было нужды спрашивать, как он узнал. Он тоже помнил все те годы, когда они стояли на другой стороне, размышляя о том, какой вид мог открываться с площадки, и клялись, что в один день у них будут деньги, чтобы быть именно там, где они сейчас стояли.
Отсчет продолжался, 3… 2… 1. Первый залп фейерверка, запущенный с вершины трассы «Показушники», и земля вздрогнула, а музыкальная группа заиграла «Старое доброе время» [45]45
«Auld Lang Syne» – старая шотландская песенка, незаметно превратившаяся в новогодний гимн.
[Закрыть]. Томас медленно опустил голову и прижался холодными губами к ее губам. Красные, белые и золотые вспышки распускались в черном небе, и Брине показалось, что ее грудь тоже взорвалась. Сердце раскрылось, дико стуча в груди, и кровь зашумела в висках.
Губы Томаса были пересохшими и слегка жесткими, и на вкус отдавали свежим воздухом и мягким шотландским виски. Возможно, она должна его оттолкнуть, подумалось ей. Она злилась на него и имела право на гнев, но он стремительно исчезал под натиском непреодолимых эмоций и неутолимой жажды, лишавшей желания просто сказать «нет». И кроме того, она осознала, что это просто новогодний поцелуй.
Она повернулась в его объятиях. Обвивая рукой ее спину, Томас притянул Брину к себе, так что она встала на цыпочки, и приложил холодную ладонь к ее столь же холодной щеке. Их губы раскрылись, и она непроизвольно закрыла глаза. Холодный ночной воздух щипал ее лицо и уши, а во рту теплый язык Томаса легко касался ее. Поцелуй длился под «Старое доброе время» и взлетающие залпы фейерверка, ощущаемые Бриной под ногами. Жаркая дрожь пробежала по ее спине, грудь сжалась, и все это вовсе не из-за морозного воздуха.
Томас неверно истолковал ее дрожь и отстранился.
– Ты замерзла?
Она кивнула, так как не хотела признавать, что потрясена его поцелуем.
– Я знаю теплое местечко, где мы сможем смотреть шоу, – сказал он, беря ее за руку.
– Где?
– Увидишь, когда мы доберемся туда.
Он повел ее назад в гостиницу, через переплетения конфетти и серпантина, развевающихся по всему бальному залу. Брина верила Томасу и пошла бы за ним куда угодно, но когда они зашли в пустой лифт, она заподозрила, что знает, куда они направляются, и это ей не понравилось. Когда он нажал на кнопку третьего этажа, она почувствовала разочарование. Случившееся сегодня днем было ошибкой, и она не собиралась ее повторять.
– Из моей комнаты мы ничего не увидим, – сказала Брина, глядя ему в лицо, озаряемое флуоресцентным светом лифта.
– Вот поэтому мы и не идем в твою комнату.
– А…
Двери лифта открылись, и они шагнули в коридор.
Брина прошла за ним мимо своей комнаты к последней двери по левую сторону коридора. Он сунул карточку в электронный замок, потом вытянул ее и открыл дверь. С того места, где она стояла, Брина почти ничего не видела. Комната была полностью погружена во мрак, и только на противоположной стене за окнами сверкали разноцветные вспышки, отбрасывая узорчатые тени на ковер.
– Не думаю, что это хорошая мысль, – произнесла она, не двинувшись с места. Брина боялась, что если зайдет в номер, то он может решить, что она хочет прыгнуть в его постель. А по множеству причин, секс с Томасом был плохой идеей. Возглавлял этот список тот факт, что она не знала, что чувствует к нему, и уж точно не знала, что он чувствует к ней.
– Почему это?
– Потому что… – Брина запнулась, пытаясь придумать, как лучше выразить то, что ей надо сказать, но ничего не придумав, просто выпалила правду.
– Не хочу, чтобы ты думал, что я собираюсь заняться с тобой сексом. После случившегося днем, ты мог подумать, что я постоянно такое вытворяю. А это не так.
– О Боже, – выдохнул он. – Во-первых, я никогда такого о тебе не думал. Во-вторых, я пригласил тебя сюда наверх, потому что посчитал, что тебе может понравиться смотреть на шоу, когда у тебя не отмерзают пальцы ног. А в-третьих, я должен тебе половину бутылки шампанского и подумал, что ты пожелаешь его выпить. – Он помолчал, и затем сказал. – Мы можем спуститься вниз, если тебе неудобно.
Теперь она почувствовала себя дурой.
– Нет, я бы хотела остаться.
Не включая свет, Томас взял ее за руку. Дверь за ними захлопнулась, и он повел ее к окну мимо расставленной в комнате мебели.
– Вот это да! – восхитилась она, снимая перчатки и запихивая их в карманы. – Здесь немного больше места, чем в моей комнате.
Он встал сзади, помогая ей снять пиджак, и когда он заговорил, его голос словно парил во тьме.
– Лучшая часть номера – джакузи. Я думаю, там может поместиться целая семья из шести человек. Ты должна ее заценить.
Томас ушел с ее пиджаком, а Брина не могла не задуматься, что он имел виду под «заценить», посмотретьна джакузи или залезть внутрь вместе с ним. Или она снова видит в его словах больше, чем он сказал.
Запустили следующий залп фейерверка, и внимание Брины обратилось на огненные спирали, выстреливающие в черное небо, раскрывающиеся как сверкающие зонтики, и затем опадающие дождем на снег. С этой стороны гостиницы зрелище было несомненно лучше, чем со стоянки.
Хлопнула пробка шампанского, и Брина оглянулась на бар.
– Томас, я думаю, что в этом доме самый лучший вид открывается из твоего номера.
Она услышала его тихий смех, когда он бесшумно приблизился.
– Да, и без этого дьявольского холода, к которому мы привыкли.
Он протянул ей резной бокал.
– С Новым годом, Брина.
– С Новым годом, – она поднесла шампанское к губам, глядя на него поверх бокала. Вспышки красного света мелькали на его лице и белом свитере.
– Ты должен гордиться собой, – произнесла она и сделала глоток.
– Почему?
– Потому что ты всегда говорил, что заработаешь миллион до того, как тебе исполнится тридцать лет. И я думаю, что ты его заработал.
– Да, это так, – Томас осушил полбокала, когда необычайно громкий гул наполнил воздух и пол под ногами задрожал.
– Я заработал очень много денег, Брина, – продолжил он, и ночь снова затихла. – Но сами по себе деньги не важны.
Он явно пересмотрел слишком много тех шоу, о которых упоминал.
– Ты говоришь прямо как Опра [46]46
Опра Уинфри – известная американская телеведущая. Состояние Опры приблизительно оценивается в $2,7 миллиардов долларов, больше чем у какой-либо другой женщины в шоу-бизнесе.
[Закрыть].
Томас улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами.
– Потому что Опра знает, что говорит.
– Что?
Он пожал плечами.
– Приятно, когда ты можешь оплатить свои счета и купить новое пальто, при необходимости. Но деньги не помогут тебе похудеть и не сделают тебя счастливым.
Так мог говорить только человек, которому не приходится волноваться об оплате счетов.
– Я не согласна. Если бы я была богатой, то могла бы нанять повара, который всегда готовил бы мне низкокалорийную пищу, и еще купила бы шубу на горностаевом меху.
– Как у Золушки, – сказал Томас с улыбкой.
Он помнил.
– Ну да, как у Золушки. Это сделало бы меня дьявольски счастливой.
– На какое время?
– Навсегда.
– Ошибаешься. Ты очень долго можешь быть Золушкой, но потом тебе надоест, – он отпил шампанского и выглянул в окно. – Уж я-то знаю.
– Деньги дают тебе больше возможностей, – сказала она, глядя из окна на блистательное зрелище.
– Верно, но они не могут остановить время. Тебе просто отмерено какое-то количество дней, но когда подходит время, деньги не могут остановить смерть или болезнь. Ты можешь купить лучшее медицинское обслуживание, но оно ничего не гарантирует.
Брина вздернула голову с упавшим сердцем.
– Ты же не болен, а?
– Я? – он покачал головой. – Нет.
– Тогда о ком ты говоришь?
– Ни о ком.
Она ни на секунду ему не поверила, без особой сложности догадавшись, о ком он думает.
– Из тебя всегда был очень плохой лжец. Ты упоминал, что у твоего дедушки проблемы со здоровьем. Что с ним?
– Он стар, – за окном полыхнула белая вспышка, осветив его профиль. – За последние несколько лет у деда сдало сердце. Иногда во время моих визитов его губы синеют, и это ужасно меня пугает. Он просто глотает маленькую таблетку, и она запускает сердце. Я водил его к лучшим специалистам страны, но он просто старый, а с этим никто ничего не может сделать.
Брина потянулась к его руке и сжала ее.
– Мне жаль, Томас.
– Мне тоже. – Он поднес бокал к губам и взглянул на нее. – Я раньше никогда никому не рассказывал о том, что меня до смерти пугает. Не знаю, почему я рассказал тебе об этом.
– Ну, я рада, что ты это сделал.
Большим пальцем Томас погладил тыльную сторону ее ладони. Снова шум и сверкающий свет. Она следила, как его пристальный взгляд опускается с ее шеи на обтянутую атласной рубашкой грудь. Сияние за окном померкло, и когда они снова оказались в кромешной тьме, Томас спросил:
– Насколько рада?
Брина засмеялась, хоть от такого вопроса у нее волоски на шее встали дыбом.
– Не настолько, чтобы сорвать с себя одежду.
Он поднес ее руку ко рту и стал целовать пальцы.
– И что надо сделать, чтобы ты сорвала с себя одежду? – кончиком языка он коснулся выемки между пальцами, посылая дрожь от запястья к локтю.
– Не думаю, что это хорошая идея – раздеться перед тобой.
– Почему нет? Ты, кажется, была не против сегодня днем. – Он перевернул ее руку и поцеловал ладонь, остановившись в центре и потягивая кожу.
– Сегодня днем произошла ошибка. Ты сам так сказал. Мы просто увлеклись.
Томас подул на ее влажную ладонь, и от дуновения теплого воздуха она с трудом смогла сдержать трепет, пробежавший по руке.
– Возможно, нам просто следует забыть о случившемся.
– И ты сможешь забыть об этом?
– Я попытаюсь. А ты?
– Нет, – просто ответил он, продолжая покусывать ее запястье. – У тебя лихорадочно бьется пульс.
Ее рука выкрутилась, сохранив влажное тепло его поцелуя.
– Томас?
– А?
– Я серьезно. Не думаю, что это хорошая мысль.
– Ты просто скажешь мне, когда захочешь, чтобы я остановился, – сказал Томас, и нежно втянул кожу чуть выше запястья.
В этот раз Брина не смогла удержать крохотные всплески удовольствия, дразнящие нервные окончания, и горячащие кровь в венах. Прикосновение его влажных губ к ее чувствительной коже вызывало жаркий трепет в груди и между бедрами. Соски под кружевным нейлоном лифчика напряглись, и ей подумалось, что возможно стоит остановить его, прежде чем он снова уткнется лицом в ее грудь. Но ночь взорвалась заключительным залпом, шумом и искрами, разноцветные отблески осветили комнату и лицо Томаса. В окружающем их бело-золотом сиянии она посмотрела ему в глаза. Он пристально глянул в ответ поверх ее запястья, его взгляд пылал сильнее, чем огни, взлетающие во мраке ночи. Томас хотел ее. Хотел так же сильно, как она хотела его. И глядя в его горящие глаза, она неожиданно не смогла вспомнить, почему именно заняться любовью с Томасом такая уж плохая идея.
Брина поднесла бокал к губам и осушила его.
– Почему ты меня бросил сегодня, а потом пошел кататься на лыжах с Холли?
– Я пошел кататься, – прошелестел он по ее коже. – Холли тоже была там. И я не бросал тебя. Я высадил тебя, чтобы иметь возможность подумать.
– О чем?
Наконец Томас отвел от нее свои губы.
– О тебе, – сказал он, и поднеся бокал ко рту, выпил до дна.
Брина не знала, верит ли она ему окончательно, но отчаянно хотела поверить.
– И к какому выводу ты пришел?
– Что я хочу тебя, Брина. Так же сильно, как хотел большую часть своей жизни. Может сейчас даже больше. Ты так же прекрасна и занятна, как всегда.
Томас забрал бокал из ее руки и уронил вместе со своим на пол, куда они беззвучно упали на толстый ковер.
– Я знаю, почему хочу тебя, но точно не знаю, почему ты хочешь меня.
Он это не серьезно. Не может этого быть.
– Когда я только пришла на встречу выпускников прошлой ночью, то подумала, что какая-то счастливица наняла модель нижнего белья сопровождать ее. – Брина глянула на него, но видела только темные очертания его лица и отблески неяркого света от молодого месяца. Она не была уверена, но подумала, что он опустил брови.
– Потом Карен рассказала мне, что эта модель – ты, и я обрадовалась. Не только потому, что ты выглядел как парень, которому следует всегда ходить в нижнем белье для развлечения женщин, но и потому, что к окончанию школы у нас с тобой все пошло так плохо, и я всегда сожалела о случившемся.
– А что случилось, – спросил он, отпустив ее руку.
– Ты знаешь.
– Думаю, что знаю, но почему бы тебе не рассказать мне?
Брина скрестила руки под грудью и глубоко вздохнула.
– Ты помнишь, как это было, как отчаянно я хотела есть ланч за большим столом, быть включенной в компанию ребят, пользовавшихся всеобщим уважением. Думала, что если я понравилась Марку, то значит я особенная. – Она опустила взгляд к ногам. – Что я больше не гномик МакКоннел, тощая девушка, одежду которой шьет ее мать.
Томас взял ее за подбородок и посмотрел в глаза.
– Мне нравился гномик МакКоннел.
– Я знаю, но мне не нравился.
– А что теперь? Ты все еще безрассудно желаешь сидеть за большим столом?
– Нет. Теперь я себе нравлюсь.
Он провел большим пальцем по ее губам.
– Мне ты тоже нравишься.
Раскрыв губы, Брина лизнула подушечку его пальца.
– Мне нравится твоя рубашка, – в его низком голосе угадывалось желание. – Я заметил ее в ту минуту, как ты вошла в банкетный зал. – Томас скользнул рукой по ее затылку, привлекая Брину ближе к себе.
– Она приятного салатного цвета, – сказала Брина, пробежавшись руками по его груди, по выпуклым шишечкам на его свитере.
Он хмыкнул.
– Я не это заметил.
– А что?
– То как слова « Calvin Klein» натягиваются у тебя на груди. – Томас опустил голову и прижался лбом к ее лбу. – И раздумывал, сколько времени у меня займет избавить тебя от этой рубашки.
– Я думала, ты пригласил меня, чтобы мои ноги не мерзли, и потому что ты должен мне половину бутылку шампанского.
– Это все правда. Я просто не упомянул, что хочу стащить с тебя рубашку. – Он перекинул ее косу через плечо и снял ленточку.
– Не упомянул, что эти блестки в волосах сводят меня с ума, и я хочу заняться с тобой любовью и видеть, как твои волосы рассыпаются на моей подушке. – Томас расплел ее косу. – Что я хочу видеть твое лицо утром, когда открою глаза. – Зарывшись пальцами в ее волосы, он отклонил ее голову назад, точно так же как днем. И так же как и раньше, поцеловал ее раскрытые губы, как мужчина, знающий, чего хочет и чего добивается. Его язык скользил туда и обратно, словно он занимался любовью с ее ртом этими жаркими настойчивыми толчками. Он поворачивал голову, восхитительно напряженно потягивая и лаская губы Брины. Его руки сжимались и разжимались в ее волосах.
Брина таяла у него на груди, его жар горячил через его свитер и ее рубашку, согревая те глубины ее сердца, где она раньше никогда не чувствовала такого тепла. Он хотел заняться с ней любовью. Она тоже хотела этого. Она любила Томаса. Всегда любила и сейчас снова влюбилась в него. Ее сердце и тело томились и изнывали, она хотела его, как женщина хочет быть с мужчиной, которого любит.
Дотянувшись до низа его свитера, она задрала его до живота. Запустила пальцы под его футболку и тоже ее задрала. И теперь ее руки были на нем. На его горячем сильном теле и коротких шелковистых волосках. От ее касаний его мышцы напряженно сжимались. Она оторвалась от его губ.
– Включи свет, – произнесла Брина. – Ты уже видел меня, и теперь моя очередь. Я хочу увидеть тебя.
