Текст книги "Зеленые тени, Белый Кит"

Автор книги: Рэй Дуглас Брэдбери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Затем, растянувшись в постели, с закрытыми глазами, я представил себе прибытие переполошенных псов, потом вздрагивающих лошадей, остро нуждающихся в совете психолога, которого на месте не оказалось. Конечно, это глупость. Псы и лошади первыми не прибывают. Псарь должен вести на поводке чистопородных псов, чтобы увлечь остальных. И все же спросонья я слышал лай и звон охотничьего снаряжения, когда резко осаживали лошадей.

Отнюдь не горя желанием становиться постановщиком всего этого действа, я погрузился в нервный, болтливый сон, наказав себе зарыться поглубже и ничего не слышать.

Но тут до меня донесся голос Джона, стучащего костылями по паркету у дверей моей комнаты.

– Тебе это не поможет, малыш. Пора вставать. Внизу ждут настоящие лошади и псы.

Все было готово. Зачерствевший свадебный торт, становившийся час от часу древнее, замер в ожидании. Было выставлено шампанское, от которого ломило зубы и немел язык.

Лошади на дворе насыщали воздух паром и насмешливо скалили зубы.

Псы бегали кругами, орошая мостовую, копыта и сапоги.

Со всей Ирландии, разумеется, прискакали лорды, леди и владельцы питейных заведений, они спешились под подозрительные протесты псов и расплывчатые ухмылки лошадей.

– Всем по рюмке на посошок! – призвал кто-то.

– Это до охоты, – поправила одна дама. – И только жениху.

– Я только хотел спросить, бар открыт?

– Здесь нет бара, – объявил преподобный мистер Хикс, который держался прямо и безупречно, – было очевидно, что он там уже побывал. – Но есть шампанское, и скверное, и хорошее. Остерегайтесь яда за шиллинг, что перед вами. Требуйте того, что за полновесный фунт.

Лошадей тотчас покинули и оставили псаря на растерзание собакам, орошавшим двор.

Гости загромыхали сапогами по лестнице, извлекая из цемента пустопорожний гул, их лица были перекошены и искажены, но не из-за кривых зеркал в аттракционе, а благодаря древности рода. Вылепили их время и терпеливые хромосомы – вытянули им зубы, сделали глаза водянистыми, щеки – впалыми, локти, запястья и пальцы – шишковатыми, выпятили губы, надломили носы, раздвоили подбородки, оттопырили уши, проредили шевелюры, брови заставили расти пучками, обесцветили веки, придав восковой оттенок лицам, изрыли лбы оспинами. Некоторые производили такое впечатление, будто они целую вечность простояли, выглядывая из-за дверей конюшни.

Бог ты мой, подумалось мне, что за пестрая ярмарка черепов, ушей, нижних губ и вздернутых бровей. Тут пляшет паук, там громыхает бегемот, здесь спаниелевы глаза слезятся от ирландского солнышка, собачья пасть разинута в отчаянии от пасмурных дней. Торговец спиртным, не самого крупного калибра, с глазами Адониса, посаженными на пунцовое, словно сваренное на завтрак, лицо, робко поднимался по ступенькам. Вот они – в красных рединготах или черных костюмах, со взъерошенными бровями, втянутыми внутрь ноздрями и челюстями для забивания свай.

Я отшатнулся и пошел посмотреть, как они будут работать локтями в погоне за настоящим шампанским, а не за дешевой шипучкой.

– Кто положил яд сверху, а противоядие снизу?

Но только они узрели Тома собственной персоной, кивавшего таинственному и ужасному, а не прославленному и знаменитому, как тотчас воцарилась тишина.

– Давайте проведем дегустацию, – сказал кто-то. – Сравним старую кислятину с напитком королей.

Том хотел этому помешать, но несколько десятков рук опрокинули стаканы с омерзительным пойлом, чтобы добраться до благородного эликсира для полоскания рта.

Почти все было готово. Кроме убийственного напитка и противоядия к нему были поданы бутерброды с икрой и сырные бисквиты, а потом свадебный торт, который, словно смерзшийся навсегда лед, дожидался встречи с вечностью.

Поскольку он простоял уже восемь дней, его масса и бока затвердели за прошедшую четверть месяца. Торт приобрел свойства диккенсовской мисс Хэвишем из «Больших ожиданий». Когда это выяснилось, об этом по секрету было сказано бессчетное число раз среди дворецких и горничных, которые поправляли свои галстуки и фартуки и осматривали потолок в поисках спасения.

Кто-то чихнул.

На верхней площадке лестницы появилась Лиза, но она только чихнула еще раз, развернулась и убежала. Послышались звуки сморкания: слабое дуновение охотничьего рожка. Лиза вернулась, взяв себя в руки, и чихнула снова, спускаясь по лестнице.

– Хотела бы я знать, уж не фрейдистская ли у меня простуда, – сказала она, пряча нос под бумажной салфеткой.

– Что ты хочешь этим сказать? – Том посмотрел исподлобья.

– Может, моему носу не хочется выходить замуж, – хихикнула Лиза.

– Ужасно смешно. Очень, очень смешно. Если твой нос хочет отменить свадьбу, пусть подаст голос. – Том оскалил зубы точь-в-точь как лошади на дворе в доказательство своего чувства юмора.

Лиза повернулась было, чтобы удрать, но очередной чих пригвоздил ее к месту. Дальнейшее отступление сделали невозможным стучащие по ступеням костыли, промеж которых извивался режиссер в красном рединготе – как клоун, как счастливый охотник, как свихнувшийся гимнаст.

Прыгая сразу через две ступеньки и вихляя длинными ногами, Джон спускался, без умолку болтая и нисколько не заботясь, куда он ставит свои подпорки.

– Чертова «скорая» добиралась целый час, а я тем временем извивался, корчился и вопил так, что за сотню ярдов позахлопывались все окна. Крики мои не прекратились и после шести инъекций. В госпитале доктор посмотрел на меня, перевернул, и – щелк! – хруст в позвоночнике – боли как не бывало, равно как и моих воплей. А потом я начал смеяться, ей-богу.

Отвернувшись от Джона, я пробирался сквозь толпу дегустаторов шампанского.

– Принеси мне бокал, – сказал Джон, – даже два. Привет, Лиза, до чего же великолепно ты выглядишь!

Лиза чихнула.

– Боже, посмотри на свой нос, Лиза, – посочувствовал ей Джон. – Он такой красный, можно подумать, ты пьянствовала дней пять!

Лиза одной рукой схватилась за живот, другой за нос и помчалась вверх по лестнице.

– Огромное спасибо, – сказала Рики на полпути вниз.

– А что я такого сказал? – возмутился Джон. – Куда она побежала?

– Пудрить нос, чучело.

– Где мистер Хикс? – спросил Джон, спасаясь бегством огромными прыжками.

– Привет, привет! – замер он в полупрыжке, чтобы помахать всем окнам вдоль тыльной стены обеденного зала, в которые было уперто десятка два с лишним носов.

Поселяне и злые, нервные, раздраженные домохозяйки пришли в замешательство, не зная, как переварить жизнерадостное приветствие Джона.

Некоторые помахали в ответ. Остальные отвалили от окон, не позволяя Джону обмануть себя обезьяньим протестантским дружелюбием.

– Добро пожаловать! – звал Джон, зная, что им не слышно. – Тут у нас голливудский греховодник, рожден во грехе, живет во грехе и скоро окочурится, корчась во грехе. Заходите!

Кое-кто, должно быть, понял, что он говорит, по движению его губ, потому что не менее полудюжины разгневанных поселян отшатнулись от окон, словно он превратил воздух в серу.

– Выпей это, чтобы продержаться день. – Я подоспел с шампанским.

– Но спасет ли это меня после полудня? – Джон выпил.

– По часу зараз, – сказал я. – Где преподобный? А вот он где. Преподобный!

Преподобный вышел из коридора, благоухая псиной и лошадьми.

– Я был во дворе, сопереживая с ними то, что они участвуют в этом греховном мероприятии, – сказал он и быстро добавил: – О, разумеется, речь не о свадьбе. А об охоте. У всех счастливый вид. Но никто не пригласил лисицу.

– Мы ее звали, но она сослалась на занятость, – улыбнулся Джон. – Мы готовы?

Преподобный мистер Хикс схватил с проносимого мимо подноса шампанское, залпом осушил бокал и сказал:

– Готовы как всегда.

Лорды, леди и торговцы спиртным собрались, разогретые доброй выпивкой, икая от скверного пойла, – пестрая компания в красных рединготах, радующаяся жизни, и в черных костюмах – потенциальные неверные мужья и скорбящие жены.

Преподобный мистер Хикс предстал пред светлыми очами Тома и перед шмыгающим, издерганным носом Лизы, которая растерянно озиралась вокруг, как незрячая.

– А разве Библия не нужна? – удивилась Лиза.

– Библия, – почти вскричал преподобный, разыскивая ее в своих пустых руках. Тома покоробило, но он сказал:

– Да. Будучи унитаристами, мы – протестанты. Библию!

Преподобный оглянулся по сторонам, не вложит ли кто-нибудь в его руки столь полезное орудие, что Рики и сделала с величайшей поспешностью, не уверенная в том, что поступает как полагается.

Преподобный терял равновесие: с одной стороны, его тяготила Библия, с другой – унитаристская практика, он вцепился в книгу, но не стал ее открывать, опасаясь, что, чего доброго, наткнется на какую-нибудь потерянную главу или стих, которые смутят его ум и сорвут церемонию. Положив Библию, как кирпич, на пюпитр, он проигнорировал эту важную часть ритуала.

– Живете ли вы во грехе? – возопил он.

Последовала пауза. Я заметил, как мускулы под охотничьим костюмом Тома сжались и разжались в нескольких направлениях – чтобы стукнуть и чтобы помолиться.

Я увидел, как прозрачный хрустальный колпак закрыл горящий глаз Тома, стоявшего в профиль, полностью отгородившись от дражайшего священника.

Лизин язык облизывал верхнюю губу в поисках ответа, но, не найдя, юркнул обратно в нейтральное положение.

– Повторите еще раз, как вы сказали? – Глаза Тома были как сверкающие линзы. Если бы он стоял на солнце, преподобный мистер Хикс уже давно бы задымился.

– Во грехе, – сказал преподобный Хикс. – Живете ли вы в нем?

Молчание.

Том ответил:

– Вообще-то, да.

Лиза ткнула его в локоть и уставилась в пол. Раздались сдавленные покашливания.

– О, – сказал преподобный мистер Хикс. – Ну хорошо.

Затем последовала не церемония, а проповедь, и не проповедь даже, а лекция. По теме «грех», на примере брачащихся. Преподобный не стал подробно останавливаться на особенностях одежды, но все присутствующие остро ощутили надетое белье и удушающие галстуки. Он то отклонялся от темы, то возвращался к ней. И то грешно, и это, грехи любовников и будущих мужей и грехи обманутых невест. Где-то через час он забыл, куда подевал церемонию. Потом нашел ее боковым зрением в пристальном взгляде Тома. Мистер Хикс засомневался и готов был вернуться к чисто греху, если грех вообще может быть чистым, но тут Джон положил этому конец.

Он уронил один костыль, который грохнулся об пол.

– Том и Лиза, берете ли вы друг друга в мужья и жены? – воскликнул преподобный мистер Хикс.

Наконец-то! Никто не слышал выстрелов и не видел ни крови, ни ран. Три десятка глоток одновременно вздохнули. Преподобный хлопнул по своей заново переписанной унитаристской Библии, состоявшей в основном из пустых страниц. Завсегдатаи паба и местный люд прильнули к окнам и отпрянули – словно от удара молнии – от наэлектризованных взглядов Тома и Лизы, стоявшей рядом с потупленным взором и возвращающейся краской стыда. Преподобный бросился за шампанским. По какому-то недоразумению, которое так и не нашло объяснения в Ирландии, дешевое пойло вышло наперерез хорошему шампанскому.

– Не это. – Преподобный отпил, поморщился и показал бокалом: – А то, другое, ради всего святого!

Только после того, как, улучив момент, он прополоскал горло и сглотнул, щеки его зарумянились и в глазах заиграли искорки.

– Ну! – закричал он Тому. – Вот это, я понимаю, работа! Еще шампанского!

Взметнулся лес рук с пустыми бокалами.

– Леди и джентльмены! – возвестил Джон, напоминая им о приличиях. – К шампанскому полагается торт!

– Джон! – всполошилась Рики. – Только не это!

Слишком поздно. Все обратили свои голодные взоры на запыленное свадебное лакомство, дожидавшееся этого момента целых восемь дней.

Джон с палаческой улыбочкой поигрывал ножом. Лиза взяла нож, словно только что вытащила его из своей груди и желала вонзить обратно. Вместо этого, она повернулась и склонилась над томившимся в ожидании тортом. Я подошел поближе, чтобы посмотреть, как с припудренного торта взлетит облако пыли, поднятое дыханием Лизы.

Она взрезала торт.

Торт безмолвно упорствовал.

Он не резался и не расслаивался, а лишь нехотя позволял откалывать от себя осколки и крошился.

Лиза нанесла новый удар, и в воздух взвилась туча мельчайшей пудры. Лиза чихнула и ударила снова. Ей удалось поразить мишень и сделать четыре пробоины. После чего началась разделка. Разъярившись, она зажала обеими руками нож и учинила зверскую расправу над тортом. В воздухе носились пыль и пудра.

– Он что, этот чертов торт, несвежий? – осведомился кто-то.

– Кто это сказал? – полюбопытствовал Том.

– Не я, – сказали несколько человек.

– Давай сюда! – Том отобрал у Лизы нож. – Вот так надо!

На этот раз стала разлетаться шрапнель. Торт раскололся под его ударами и был растащен по тарелкам с жутким грохотом.

Как только тарелки были розданы, мужчины в красных рединготах и женщины в изящных черных костюмах уставились на разбросанные там и тут изломанные зубы – все, что осталось от улыбки красавца торта, павшего под ударами времени.

Как ни принюхивались, никто не смог уловить аромата пудры с убиенного торта, от которого давно уже отлетела душа.

Так и стояли люди добрые с безжизненным творением кондитера в одной руке и бокалом пойла в другой, пока кто-то не набрел на редкие сорта шампанского, припрятанные у стены. И началось столпотворение.

Еще минуту назад оторопевшие гости не знали, куда подевать свои двойные порции неаппетитного угощения, и вот на смену исканиям пришли интенсивные возлияния и развязывание языков. Все загалдели, поминутно занимая очередь за хорошим шампанским, а Том тем временем опрокидывал одну рюмку отвергнутого бренди за другой, чтобы гнев в его глазах возгорелся с новой силой.

Джон топотал сквозь толпу, не слыша ничего, но смеялся над анекдотами.

– Полейте немного на мои костыли, – кричал он, – чтобы я мог двигаться!

Кто-то так и сделал.

Было бы грустно, если б не было смешно смотреть, как дворянство бродит с бетонно-шрапнельным тортом на тарелках, ковыряет в нем вилками, расхваливает его вкусовые качества и требует добавки.

Когда все пошло по третьему кругу, толпа осмелела, позабыла про остекленевший торт и разлила по опустевшим стаканам шотландский виски. После чего начался всеобщий исход во двор, где люди лихорадочно искали, куда бы запихать остатки цементного торта.

Псы на дворе прыгали, лаяли, лошади вставали на дыбы, а преподобный мистер Хикс выбежал второпях, зажав в руке нечто напоминающее удвоенную порцию двойного виски, болтливый и жизнерадостный, и поприветствовал, как ему показалось, сельских католиков, рядом с которыми крутились псы, и протестантов, придерживавших лошадей. Изумленные поселяне помахали в ответ, притворившись, будто исповедуют религию, к которой относились почти с презрением.

– А он… – спросил Том у меня за спиной.

– Он что? – чихнула Лиза.

– А мистер Хикс… ты слышала, чтобы он сказал: «Объявляю вас мужем и женой»?

– Наверное.

– Что значит «наверное»? Так он сказал или нет?

– Что-то вроде.

– Что-то вроде? – вскричал Том. – Преподобный?.. В конце церемонии…

– Извините за то место, насчет проживания во грехе, – сказал преподобный.

– Преподобный Хикс, вы сказали или не сказали: «Объявляю вас мужем и женой»?

– Ах да. – Преподобный нахмурил лоб и фыркнул. – Это легко поправимо. Отныне объявляю вас мужем и женой. Идите и еще больше грешите.

– И больше не грешите! – поправил Том.

– Ах да, – сказал преподобный мистер Хикс и смешался с толпой.

– Это мне понравилось. – Лиза счастливо чихнула. – «Идите и еще больше грешите». Надеюсь, ты скоро вернешься. Я послала кое-кого дать допинга лисице, чтобы вы вернулись пораньше. Ты в самом деле собираешься взгромоздиться на эту дурацкую лошадь, после того как так накачался?

– Всего шесть стаканов, – сказал Том.

– Черт, – сказала Лиза. – А мне показалось, восемь. Ты действительно сможешь пьяный сесть в седло?

– Я в боевой форме. И кстати, никогда не слыхивал, чтобы ты чертыхалась. Почему именно сегодня?

– Преподобный Хикс в своей проповеди сказал, что грядет конец света. Тебе помочь взобраться на эту странную лошадь?

– Нет, моя дорогая, – сказал Том и рассмеялся, потому что окружающие прислушивались к их разговору.

С превеликим достоинством он прошествовал к своей лошади, уселся в седло. И процедил сквозь зубы:

– Стремянный кубок!

– О да. – Лиза обернулась, чтобы найти Рики с серебряным кубком вина.

– Внимание! – объявила Рики. – Невеста поднесет жениху стремянный кубок.

Лиза так стремительно вознесла кубок, что забрызгала вином бриджи Тома. Он взглянул вниз, его лицо постепенно принимало алый оттенок, под стать цвету костюма. Он схватил кубок и осушил его. Гости зааплодировали и, нетвердо держась на ногах, повскакивали в седла. Джон бросил мне костыли и ухватился за свою лошадь, которая шарахнулась от него.

– Джон, ты не едешь на охоту! – закричала Рики.

– А вот и еду. Когда я сяду в седло, подай мне костыли!

– На что они тебе понадобятся? – спросил я.

– На тот случай, если я свалюсь, малыш. – И Джон громогласно расхохотался, а лошадь, испугавшись клоуна, встала на дыбы.

– Джон, ради всего святого! – взмолилась Рики.

Джон опять припал на одну ногу. От скачек навстречу смерти его спасла судорога, которая была как удар в спину. Он упал и закорчился от боли. Мы все собрались поглазеть на него. Увидев наши лица, Джон сказал назидательно:

– Вот так было и в Париже. Плохо, да? Очень плохо?

– Егерь! – крикнул Том.

Егерь подул в рожок.

Далеко на холмах, мне показалось, я приметил лисицу, уставшую, но ожидающую.

– До свидания, моя дорогая, – сказал Том.

Лиза чихнула и помахала влажным платочком.

Лошади понеслись вскачь, псы, поверив им, за ними.

– Малыш, – сказал Джон, распростертый на земле. – Вызови двух докторов. Одного для Лизиного горла, а другого для моей задницы. И уложи нас в постель.

– Еще чего! – возмутилась Рики.

– Ну не в одну, разумеется. – Джон улыбнулся.

Преподобный мистер Хикс наблюдал, как лошади и псы растворяются вдали, затем обратился к Лизе:

– Ваш муж задал мне вопрос. Что?..

– Мы обвенчаны? Вы обвенчали нас по закону?

Преподобный порылся в карманах своего пальто в поисках каких-то бумаг.

– Нет.

Он протянул документы Лизе:

– До тех пор, пока вы здесь не распишетесь.

Лиза высморкалась и сказала:

– Есть у кого-нибудь ручка?

Мистер Хикс похлопал себя по карманам и покачал головой.

На следующее утро в отеле «Роял Гиберниан» я проснулся рано, скорее всего из-за того, что выпил слишком много плохого вина.

Потом безо всякой причины, скорее по интуиции, я поглядел в окно на нескончаемый дождь, и мне показалось, я увидел стремительно шагавшего худощавого человека в изящном плаще, без зонта, но в твидовом кепи с Графтон-стрит, надвинутом на серо-стальные волосы и ястребиный нос, я чуть не произнес его имя. Губы зашевелились, чтобы прошептать его.

Я окунулся в постель, чтобы утонуть в покрывалах до девяти, как вдруг зазвонил телефон, заставив меня вслепую дотянуться до чертовой трубки.

– Ты проснулся? – сказал голос Рики.

– Нет, еще досыпаю.

– Позвонить попозже?

– Нет, нет. Похоже, тебе надо поговорить сейчас.

– Как ты догадался? Значит, вот какая штука. В неразберихе кто-то пригласил в дом завсегдатаев из Финнова паба, что напоминало лавину лошадей и псов. Они избавили нас от плохой выпивки, приобретенной Томом, и перебрали выпивки, купленной Джоном, одолели бренди, изничтожили шерри и пригласили всех лордов и леди к Финну продолжить беседу. Тем временем исчез преподобный мистер Хикс. Только что мы отыскали его в конюшне. Он отказывался вставать, если мы не посадим его в поезд до Белфаста. Торт вытряхнули в печь и выгребли золу для посыпания дорожек в саду. Лошади, прождав ночь, сами ускакали домой. Некоторые псы в конюшне спят рядом с преподобным. Кажется, на рассвете я видела лисицу у кухонной двери, она лакала сливки вместе с кошками, которые уступили ей место, видя, как она устала. Джон в постели, корчится от боли или от упражнений. По крайней мере, он прекратил визгливо описывать и то и другое. Теперь я заваливаюсь спать на все выходные. Тебе поручено переписать погоню за Китом, не важно, нужна там погоня или нет, это Джон говорит. Лиза попросила, потом потребовала билеты на самолет в Рим и… а вот и она.

– Привет, – сказала она слабеньким голосом откуда-то издалека.

– Лиза! – воззвал я с напускной бодростью.

– Я хочу спросить только одну вещь.

– Спрашивай, Лиза.

Она чихнула.

– Где… – сказала и запнулась она. И затем продолжила: – Где Том?