Текст книги "НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 21"

Автор книги: Рэй Дуглас Брэдбери

Соавторы: Кир Булычев,Ольга Ларионова,Вячеслав Рыбаков,Георгий Гуревич,Дмитрий Биленкин,Владимир Гаков,Павел (Песах) Амнуэль,Герберт В. Франке,Андрей Балабуха,Сергей Другаль
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

ЗАРУБЕЖНАЯ ФАНТАСТИКА

Джеймс Баллард. Конец

Днем они всегда спали. К рассвету расходились по домам, и когда над расплывающимися валами соли всходило солнце, спасающие от зноя ставни были уже плотно закрыты и из домиков не доносилось ни единого звука. Большинство жителей поселка были люди преклонного возраста, они быстро засыпали в своих жилищах, но Грейнджер, с его беспокойным умом и одним-единственным легким, после полудня часто просыпался и уже больше не засыпал – лежал и пытался, сам не зная зачем, читать старые бортовые журналы (Холлидей извлекал их для него из-под обломков упавших космических платформ), между тем как сделанные из металла стены его домика гудели и время от времени полязгивали.

К шести часам вечера зной начинал отступать через поросшие ламинариями равнины на юг, и кондиционеры в спальнях один за другим автоматически выключались. Поселок медленно возвращался к жизни, окна открывались, чтобы впустить прохладный воздух вечерних сумерек, и Грейнджер, как всегда, отправился завтракать в бар «Нептун», по пути поворачивая голову то вправо, то влево и вежливо снимая темные очки, чтобы приветствовать престарелые пары, сидевшие в тени на крылечках и разглядывавшие другие пары, на другой стороне улицы.

Холлидей, в пяти милях к северу, в пустом отеле, обычно проводил в постели еще час, слушая, как поют и свистят, постепенно охлаждаясь, башни кораллов, сверкающие вдалеке, как белые пагоды. В двадцати милях от себя он видел симметричную гору: это Гамильтон, ближайший из Бермудских островов, возносил с высохшего дна океана к небу свой срезанный верх, и в лучах заката была видна каемка белого песка – словно полоса пены, которую оставил, уходя, океан.

Холлидей и вообще-то не очень любил ездить в поселок, а ехать сегодня ему хотелось даже меньше обычного. Дело не только в том, что Грейнджер будет сидеть в своей всегдашней кабинке в «Нептуне» и потчевать неизменным пойлом из юмора и нравоучений (фактически это был единственный человек, с которым Холлидей мог общаться, и собственная зависимость от старшего неизбежным образом стала его раздражать), дело еще в том, что тогда состоится последняя беседа с чиновником из управления эмиграции и придется принять решение, которое определит все его будущее.

В каком-то смысле выбор был уже сделан – Буллен, чиновник, понял это, еще когда приезжал месяц назад. Никаких особых умений, черт характера или способностей к руководству, которые могли бы оказаться полезными на новых мирах, у Холлидея не было, и поэтому особенно уговаривать его Буллен не стал. Однако чиновник обратил его внимание на один небольшой, но существенный факт, который стал для Холлидея предметом серьезных размышлений на весь последовавший месяц.

«Не забывайте, Холлидей, – предупредил его тогда Буллен в конце беседы, происходившей в задней комнате домика шерифа, – средний возраст жителей вашего поселка перевалил за шестьдесят. Вполне может оказаться, что лет через десять уже не будет никого, кроме вас с Грейнджером, а если сдаст его легкое, вы останетесь один».

Он замолчал, чтобы дать время Холлидею хорошо это себе представить, а потом тихо добавил: «Молодежь отправляется следующим рейсом – оба мальчишки Мерриуэзеров и Том Джуранда (скатертью дорога балбесу, подумал Холлидей, ну, не завидую тебе, планета Марс), – понимаете вы, что останетесь здесь единственным, кому еще нет пятидесяти?»

«Кейти Саммерс тоже остается», – быстро возразил тогда Холлидей; внезапно ему представились белое платье из органди, длинные, соломенного цвета волосы, и видение это придало ему смелости.

Чиновник скользнул взглядом по списку заявлений об эмиграции и неохотно кивнул.

«Это правда, но ведь она ухаживает за своей больной бабушкой. Когда старушка умрет, Кейти поминай как звали. Что ее тогда может здесь удержать?»

«Ничего», – машинально согласился Холлидей.

Да, теперь ничего. Долгое время он заблуждался на этот счет, думал: что-то может. Кейти столько же, сколько и ему, двадцать два, и она, если не считать Грейнджера, казалась единственным человеком, который понимает его решимость остаться на позабытой Земле и нести на ней вахту. Но бабушка умерла через три дня после отъезда чиновника, и на следующий же день Кейти начала упаковывать вещи. Наверно, какое-то помрачение разума побуждало Холлидея до этого думать, что она останется, и теперь его тревожила мысль, что, быть может, так же ложны и все его представления о себе.

Выбравшись из гамака, он вышел на плоскую крышу и стал смотреть, как фосфоресцируют на грядах дюн, уходящих вдаль, частицы других веществ, выпавших вместе с солью в осадок. Он жил в фешенебельной квартире на крыше этого десятиэтажного отеля, в единственном здании – защищенном от жары месте, но отель неумолимо опускался в океанское дно, и от этого в несущих стенах появились широкие трещины, которые вскоре должны были достигнуть верха. Первый этаж уже ушел в лаву совсем. Ко времени, когда опустится следующий (месяцев через шесть, самое большее), ему придется покинуть старый курорт Айдл-Энд, а это значит, что предстоит жить в одном домике с Грейнджером.

Примерно в миле раздалось жужжание мотора. Сквозь сумерки Холлидей увидел, как к отелю, местному ориентиру, плывет по воздуху, неутомимо вращая лопастями винта, вертолет чиновника из управления эмиграции; потом, поняв, где находится, Буллен взял курс на поселок, – там была посадочная полоса.

Уже восемь часов, отметил про себя Холлидей. Беседа назначена на восемь тридцать утра. Буллен переночует у шерифа, выполнит другие свои обязанности в своем качестве мирового судьи и регистратора актов гражданского состояния, а потом, после встречи с Холлидеем, отправится дальше. Ближайшие двенадцать часов Холлидей свободен, у него еще есть возможность принять окончательное решение (или, точнее, такового не принимать), но когда они истекут, ему придется сделать выбор, и назад дороги уже не будет. Это последний прилет чиновника, его последнее путешествие по кольцу опустевших поселений, от Святой Елены к Азорским островам, от них – к Бермудам, а оттуда – к Канарским островам, где находится самая большая во всей бывшей Атлантике площадка для запуска космических паромов. Из крупных космических паромов еще держались на своих орбитах и оставались управляемыми только два; остальные (их были сотни) все падали и падали с неба; и если наконец сойдут с орбит и те два парома, Землю можно считать покинутой людьми. Тогда единственными, кого еще, может быть, подберут, будут несколько связистов.

На пути в поселок Холлидею пришлось два раза опускать противосолевой щит, закрепленный на переднем бампере его джипа, и счищать с дороги, сделанной из проволоки, соль, натекшую за послеполуденные часы. По обеим сторонам дороги высились мутирующие ламинарии, похожие на огромные кактусы (радиоизотопы фосфора ускоряли генетическую перестройку); на темных грядах соли словно вырастали белые лунные сады. Но вид надвигающейся пустыни только усиливал желание Холлидея остаться на Земле. Большую часть тех ночей, когда он не спорил с Грейнджером в «Нептуне», Холлидей проводил, разъезжая по океанскому дну, взбираясь на упавшие космические платформы или блуждая вместе с Кейти Саммерс по ламинариевым лесам. Иногда удавалось уговорить Грейнджера пойти с ними тоже – Холлидей надеялся, что знания старшего по возрасту (когда-то Грейнджер был морским биологом) помогут ему лучше разобраться во флоре океанского дна; однако настоящее дно было теперь похоронено под бесконечными холмами соли, и с тем же успехом можно было бы искать его под песками Сахары.

Когда Холлидей вошел в «Нептун» (бар с низкими потолками и с интерьером, где преобладали кремовые тона и блеск хромированного металла; заведение стояло у начала взлетной полосы и прежде служило своего рода залом ожидания для транзитных пассажиров – тогда к Канарским островам летели тысячи эмигрантов из Южного полушария), Грейнджер окликнул его и постучал палкой по окну, за которым, ярдах в пятидесяти, на бетонированной площадке перед ангаром, маячил темный силуэт вертолета.

– Да знаю я, – сказал почти брюзгливо Холлидей, подсаживаясь к нему со стаканом. – Не мечите икру, я видел, что он летит.

Грейнджер растянул рот в улыбке. Исполненное твердой решимости лицо Холлидея, на которое падали пряди непослушных русых волос, и его чувство полной личной ответственности за происходящее всегда забавляли Грейнджера.

– Не мечите икру вы сами, – сказал он, поправляя наплечную подушечку под гавайской рубашкой с той стороны, где у него не было легкого (он лишился его, ныряя без маски, лет за тридцать до того). – Ведь не я на следующей неделе лечу на Марс.

Холлидей смотрел в стакан.

– И не я.

Он оторвал глаза от стакана и посмотрел в угрюмое, с застывшей гримасой недовольства лицо Грейнджера, потом сказал, иронически улыбнувшись:

– Будто не знали?

Грейнджер захохотал и застучал палкой по окну, теперь словно подавая вертолету знак к отбытию.

– Нет, серьезно, вы не летите? Решили твердо?

– И нет и да. Я не решил еще, и в то же время я не лечу. Улавливаете разницу?

– Вполне, доктор Шопенгауэр.

Грейнджер снова заулыбался. Потом резко отодвинул стакан.

– Знаете, Холлидей, ваша беда в том, что вы относитесь к себе слишком серьезно. Если бы вы знали, до чего вы смешны.

– Смешон? Почему? – вскинулся Холлидей.

– Какое значение имеет, решили вы или нет? Сейчас важно одно: собраться с духом, махнуть к Канарским островам и – в голубой простор! Ну зачем, скажи те на милость, вы остаетесь? Земля скончалась и погребена. У нее больше нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Неужели вы не чувствуете никакой ответственности за вашу собственную биологическую судьбу?

– Ой, хоть от этого избавьте!

Холлидей достал из кармана рубашки свою карточку на право получения промышленных товаров и протянул ее через стол Грейнджеру, ответственному за выдачу.

– Мне нужен новый насос для домашнего холодильника, тридцативаттного «Фрижидэра». Остались еще?

Грейнджер театрально простонал, потом, раздраженно фыркнув, взял карточку.

– О Боже, да ведь вы Робинзон Крузо наоборот – возитесь со всем этим старым хламом, пытаетесь что-то из него мастерить. Последний человек на берегу: все уплывают, а он остается! Допустим, вы и в самом деле поэт и мечтатель, но неужели вы не понимаете, что эти два биологических вида уже вымерли?

Холлидей не отрывал взгляда от вертолета на бетонированной площадке, от огней, отраженных солевыми холмами, обступившими поселок со всех сторон. Каждый день эти холмы придвигались немного ближе, стало трудно даже раз в неделю собирать людей, чтобы отбрасывать соль назад. Через десять лет он и в самом деле может оказаться в положении Робинзона Крузо. К счастью, в огромных, как газгольдеры, цистернах воды и керосина хватит на пятьдесят лет. Если бы не эти цистерны, выбора бы у него, конечно, не было. – Отстаньте от меня, – сказал он Грейнджеру. – Отыгрываетесь на мне, потому что сами вынуждены остаться. Может, я и принадлежу к вымершему виду, но, чем исчезнуть совсем, я лучше буду цепляться за жизнь здесь. Что-то мне говорит: настанет день, когда люди начнут сюда возвращаться. Кто-то должен остаться, в ком-то должна сохраниться память о том, что означало «жить на Земле». Земля не какая-то ненужная кожура – сердцевину съел, а ее отбросил. Мы на ней родились. Только ее мы помним по-настоящему.

Медленно, словно раздумывая, Грейнджер кивнул. И уже хотел, по-видимому, что-то сказать, но тут мрак за окном прорезала ослепительно белая дуга. Место, где она соприкоснулась с землей, увидеть не удалось – его загораживала цистерна.

Холлидей встал и высунулся из окна.

– Должно быть, космическая платформа. И, похоже, большая.

В ночи, эхом отдаваясь от башен коралла, пронеслись долгие раскаты могучего взрыва. Потом, после нескольких вспышек, послышались еще взрывы, более слабые, а потом весь северо-запад заволокло белой пеленой пара.

– Атлантическое озеро, – прокомментировал Грейнджер. – Давайте поедем и взглянем – вдруг платформа открыла что-нибудь интересное?

Через полчаса, погрузив на заднее сиденье джипа старый грейнджеровский комплект пробирок для образцов флоры и фауны, а также слайды и инструменты для изготовления чучел, они выехали к южному концу Атлантического озера – за десять миль от них.

Именно там Холлидей и обнаружил рыбу.

Атлантическое озеро, узкая лента стоячей морской воды к северу от Бермудских островов, длиною в десять миль и шириною в одну, было единственным, что осталось от прежнего Атлантического океана, – вернее, от всех океанов, когда-то занимавших две трети земной поверхности. Бездумная и лихорадочно поспешная добыча кислорода из морской воды (кислород был нужен для создания искусственных атмосфер вокруг новоосваиваемых планет) привела к гибели Мирового океана, быстрой и необратимой, а его смерть, в свою очередь, вызвала климатические и иные геофизические изменения, сделавшие неминуемой гибель всей жизни на Земле. Кислород, путем электролиза извлекаемый из морской воды, затем сжижали и увозили на ракетах с Земли, а высвобождаемый водород выпускали прямо в земную атмосферу. В конце концов остался лишь тонкий, чуть больше мили толщиной слой сколько-нибудь плотного, пригодного для дыхания воздуха, и людям, еще остававшимся на Земле, пришлось покинуть отравленные, превратившиеся теперь в плоскогорья континенты и отступить на океанское дно.

Холлидей в своем отеле в Айдл-Энде провел бессчетные часы среди собранных им книг и журналов, где рассказывалось о городах старой Земли. Да и Грейнджер часто описывал ему свою юность, когда океаны опустели еще только наполовину и он работал морским биологом моря в университете Майами; берега Флориды тогда, непрерывно удлиняясь, превращались для него в лабораторию, о которой до этого он даже не мог и мечтать.

– Моря – наша коллективная память, – часто говорил он Холлидею. – Осушая их, мы стирали прошлое каждого из нас и в еще большей мере – наше понимание того, кто мы такие. Это еще один аргумент в пользу вашего отлета. Без моря жизнь оказывается невыносимой. Мы становимся всего лишь жалкими тенями воспоминаний; слепые и бездомные, мечутся они в пустом черепе Земли.

До озера они доехали за полчаса, пробравшись кое-как через болотистые берега. Кругом в ночном полумраке были видны серые соляные дюны; трещины, змеившиеся в лощинах между дюн, расщепляли солевые пласты, делили их на четкие шестигранники. Поверхность воды скрывало густое облако пара. Они остановили джип на низком мысе и, задрав головы, стали оглядывать огромную тарелку – корпус космической платформы. Платформа была большая, почти в триста ярдов диаметром; сейчас она лежала, перевернувшись, на мелководье, обшивка ее обгорела и была вся во вмятинах, огромные дыры зияли теперь там, где прежде были реакторы, выбитые ударом из гнезд и взорвавшиеся уже на другой стороне озера. В четверти мили от себя Грейнджер и Холлидей с трудом разглядели сквозь дымку пара гроздь роторов; концы их осей смотрели в небо.

Продвигаясь по берегу (озеро было от них по правую руку), с трудом разбирая одну за другой буквы, приклепанные к опоясывающему ободу, они подошли к платформе. Гигантский корабль пропахал цепочку водоемов у южного конца озера огромными бороздами, и Грейнджер, бродя в теплой воде, вылавливал живность. То там, то здесь попадались карликовые анемоны и морские звезды, изуродованные и скрученные раковыми опухолями. К его резиновым сапогам липли тонкие, как паутина, водоросли; их утолщения в тусклом свете сверкали, как драгоценные камни. Холлидей и Грейнджер задержались у одного из самых больших водоемов, круглого бассейна диаметром футов в триста; сейчас он медленно пустел – вода уходила через прорезавшую берег глубокую свежую борозду. Грейнджер осторожно двинулся вниз по склону, подхватывая образцы и засовывая их в пробирки на штативе; Холлидей стоял, задрав голову, на узком перешейке между водоемом и озером и смотрел на край космической платформы, нависающий над ним во мраке, как корабельная корма.

Он разглядывал разбитый люк одного из куполов для экипажа, когда вдруг увидел, как на обращенной вниз поверхности что-то мелькнуло. Какое-то мгновенье он думал, что это, возможно, пассажир, которому удалось спастись, но потом понял, что просто отразился в алюминизированном металле всплеск в водоеме у него за спиной.

Он обернулся и увидел, что Грейнджер по колено в воде, стоявший в десяти футах от него, пристально в нее вглядывается.

– Вы что-нибудь бросили? – спросил Грейнджер.

Холлидей покачал головой:

– Нет.

Не думая, что говорит, он добавил:

– Наверно, это рыба прыгнула.

– Что-что? Рыба? На всей планете не осталось ни одной. Весь этот зоологический класс вымер еще десять лет назад. Да, странно.

И тут рыба снова подпрыгнула.

Несколько мгновений, стоя неподвижно в полумраке, они смотрели, как ее тонкое серебристое тело выскакивает из тепловатой мелкой воды и, описывая короткие блестящие дуги, мечется по водоему.

– Морская собака, – пробормотал Грейнджер. – Из семейства акул. Высокая способность к адаптации – ну, да это, впрочем, и так достаточно очевидно. Черт побери, вполне возможно, что это последняя рыба на Земле.

Холлидей спустился вниз, глубоко увязая в глине.

– А вода разве не слишком соленая?

Грейнджер нагнулся и, зачерпнув ладонью, с опаской попробовал ее на вкус.

– Соленая, но не чрезмерно.

Он оглянулся через плечо на озеро.

– Возможно, вода, постоянно испаряясь с поверхности озера, потом конденсируется здесь. Своеобразная перегонная установка – каприз природы.

Он шлепнул Холлидея по плечу:

– Довольно интересно, Холлидей!

Морская собака ошалело прыгала к ним, извиваясь всем своим двухфутовым телом в воздухе. Из-под воды выступали все новые и новые глинистые отмели; только в середине водоема воды было больше чем на фут.

Холлидей показал на место в пятидесяти ярдах от них, где берег был разворочен, взмахом руки позвал Грейнджера за собой и побежал.

Через пять минут пролом был уже завален. Потом Холлидей вернулся за джипом и осторожно повел его по извилистым перешейкам между водоемами. Доехав до водоема, где была рыба, он опустил щит, закрепленный на переднем бампере, снова сел в машину и, маневрируя вокруг водоема, начал сбрасывать в воду глину. Через два или три часа диаметр водоема стал почти вдвое меньше, зато уровень воды поднялся до двух с лишним футов. Морская собака больше не прыгала, теперь она спокойно плавала у самой поверхности воды, молниеносными движениями челюстей захватывая бесчисленные мелкие растения, которые джип сбросил в водоем вместе с глиной. На ее удлиненном серебристом теле не видно было ни единой царапины, а небольшие плавники были упругими и сильными.

Грейнджер сидел, прислонившись к ветровому стеклу, на капоте джипа и с восхищением наблюдал за действиями Холлидея.

– Да, в вас, бесспорно, есть скрытые ресурсы, – изумленно сказал он. – Никак не думал, что такое вам свойственно.

Холлидей вымыл в воде руки, потом шагнул через полосу глины, которая теперь окружала водоем. Всего в нескольких футах у него за спиной резвилась в воде морская собака.

– Хочу, чтобы она жила, – сухо сказал Холлидей. – Вы только вдумайтесь, Грейнджер, и вам это станет ясно: когда двести миллионов лет назад из морей выползли на сушу первые земноводные, рыбы остались в море точно так же, как теперь остаемся на Земле мы с вами. В каком-то смысле рыбы – это вы и я, но только как бы отраженные в зеркале моря.

Он тяжело опустился на подножку джипа. Одежда его промокла и была вся в потеках соли, и он тяжело дышал: воздух был влажным. На западе стал виден вздымающийся с морского дна длинный силуэт Флориды – его верх уже освещали несущие губительное тепло солнечные лучи.

– Ничего, если оставим ее здесь до вечера?

Грейнджер взобрался на сиденье водителя.

– Все будет в порядке. Поедемте, вам нужно отдохнуть.

Он показал на нависающий над водоемом край космической платформы:

– Загородит на несколько часов, так что здесь будет не слишком жарко.

Они въехали в поселок, и Грейнджер теперь то и дело замедлял ход, чтобы помахать рукой старикам, покидающим свои крылечки, плотно закрывающим ставни на окнах металлических домиков.

– А Буллен? – озабоченно спросил он Холлидея. – Ведь он наверняка вас ждет.

– Улететь с Земли? После этой ночи? Исключено.

Грейнджер уже останавливал машину у «Нептуна». Он покачал головой.

– Не слишком ли большое значение придаете вы одной морской собаке? Когда-то их были миллионы, океаны буквально кишели ими.

– Вы упускаете главное, – сказал Холлидей, усаживаясь поудобнее на сиденье и пытаясь стереть с лица соль. – Эта рыба означает, что на Земле еще что-то можно сделать. Земля, как выясняется, еще не истощилась окончательно – не умерла. Мы можем вы растить новые формы жизни, создать совершенно новую биосферу.

Грейнджер вошел в бар за ящиком пива, а Холлидей, оставшись за рулем, сидел, устремив взгляд на нечто такое, что было доступно только его внутреннему зрению. Грейнджер вышел из бара не один – с ним был Буллен.

Чиновник из управления эмиграции поставил ногу на подножку джипа и заглянул в машину.

– Ну, так как, Холлидей? Мне бы не хотелось больше здесь задерживаться. Если это вас не интересует, я отправлюсь дальше. На новых планетах расцветает жизнь, и это только начало – первый шаг к звездам. Том Джуранда и парни Мерриуэзеров улетают на следующей неделе. Хотите составить им компанию?

– Простите, не хочу, – коротко ответил Холлидей, втащил ящик пива в машину, дал газ, и в ревущем облаке пыли джип понесся по пустой улице.

Через полчаса, освеженный душем, уже не изнывая так от жары, он вышел на крышу отеля в Айдл-Энде и проводил глазами вертолет, который, прострекотав у него над головой, унесся за поросшие ламинариями равнины по направлению к потерпевшей крушение платформе.

– Так поедемте же скорей! В чем дело?

– Возьмите себя в руки, – сказал Грейнджер. – Вы уже теряете над собой контроль. Так можно перегнуть палку – вы убьете несчастную тварь своей добротой. Что у вас там?

Он показал на консервную банку, которую Холлидей поставил в ящик под приборной доской.

– Хлебные крошки.

Грейнджер вздохнул, потом мягко закрыл дверцу джипа.

– Ну и тип вы, скажу я вам! Серьезно. Если бы вы так заботились обо мне! Мне тоже не хватает воздуха.

До озера оставалось еще миль пять, когда Холлидей, сидевший за рулем, подался вперед и показал на свежие отпечатки шин в мягкой соли впереди, перетекающей через дорогу.

– Кто-то уже там.

Грейнджер пожал плечами:

– Ну и что? Наверно, решили посмотреть на платформу. – Он тихонько фыркнул. – Ведь наверняка вы захотите разделить ваш новый Эдем с кем-нибудь еще? Или это будете только вы и ваш консультант-биолог?

Холлидей смотрел в ветровое стекло.

– Меня раздражают эти платформы, – сказал он, – их сбрасывают на Землю, как будто это какая-то свалка. И все же, если бы не платформа, которая сюда упала, я бы не наткнулся на рыбу.

Они доехали до озера и начали пробираться на джипе к водоему, где осталась рыба; впереди, исчезая в лужах и снова возникая, вился след другой машины. Чужой автомобиль стоял, не доехав двести ярдов до платформы, и загораживал им путь.

– Это машина Мерриуэзеров, – сказал Холлидей, когда они обошли вокруг большого облезлого «бьюика», исчерченного полосами желтой краски, снабженного наружными клаксонами и разукрашенного флажками. – Наверно, оба здесь.

Грейнджер показал рукой в сторону:

– Вон, один уже на платформе.

Младший из двух братьев стоял наверху, на самом краю платформы, и паясничал, а его брат и Том Джуранда, высокий, широкоплечий парень в куртке кадета космического флота, бесновались около водоема, в котором Холлидей оставил рыбу. В руках у них были камни и большие комки соли, и они швыряли их в водоем.

Холлидей, бросив Грейнджера, сорвался с места и, истошно вопя, помчался к водоему. Те, слишком поглощенные своим занятием, продолжали кривляться и забрасывать водоем импровизированными гранатами, а наверху младший Мерриуэзер восторженными воплями выражал им свое одобрение. Вот Том Джуранда пробежал по берегу несколько ярдов и начал, разбрасывая комья, разбивать ногами невысокий глиняный накат, сделанный Холлидеем вокруг водоема, а потом снова стал бросать в водоем камни.

– Прочь отсюда! Джуранда! – заревел Холлидей. – Не смей бросать камни!

Тот уже размахнулся, чтобы швырнуть в водоем ком соли с кирпич величиной, когда Холлидей схватил его за плечо и повернул к себе так резко, что соль рассыпалась дождем влажных мелких кристаллов; потом Холлидей метнулся к старшему Мерриуэзеру и дал ему пинка.

Водоем иссяк. Глиняный вал рассекала глубокая канава, и по ней вода уже ушла в соседние водоемы и впадины. Внизу, в самой середине, среди камней и соли еще билось в луже воды, которая там оставалась, изуродованное тело морской собаки. Из ран, окрашивая соль в темно-красный цвет, хлестала кровь.

Холлидей бросился к Джуранде, яростно затряс его за плечи.

– Джуранда! Ты понимаешь, что ты натворил, ты…

Чувствуя, что у него больше нет сил, Холлидей разжал руки, спустился, пошатываясь, в водоем и, отбросив ногой несколько камней, остановился над рыбиной; она судорожно дергалась у его ног.

– Простите, Холлидей, – нерешительно пробормотал у него за спиной старший из Мерриуэзеров. – Мы не знали, что эта рыба ваша.

Холлидей отмахнулся, и руки его бессильно повисли. Растерянный, сбитый с толку, он не знал, как дать выход обиде и гневу.

Том Джуранда захохотал и выкрикнул что-то издевательское. Для юношей напряжение спало, они повернулись и побежали наперегонки через дюны к своей машине, вопя во все горло и передразнивая возмущенного Холлидея.

Грейнджер дождался, пока они пробегут мимо, потом подошел к яме посреди водоема; когда он увидел, что воды там нет, лицо его искривилось в болезненной гримасе.

– Холлидей! – позвал он. – Пойдемте.

Не отрывая глаз от тела морской собаки, Холлидей покачал головой.

Грейнджер спустился к нему и стал рядом. Послышались гудки, потом слабеющий шум мотора – «бьюик» уезжал.

– Чертовы мальчишки. – И Грейнджер мягко взял Холлидея за локоть. – Простите, но это не конец света.

Наклонившись, Холлидей протянул руки к морской собаке, которая теперь уже не двигалась; глина вокруг нее была залита кровью. Руки на миг остановились в воздухе, потом снова опустились.

– Ведь тут ничего нельзя сделать? – сказал он, словно обращаясь к самому себе.

Грейнджер осмотрел рыбу. Если не считать большой раны в боку и раздавленной головы, кожа нигде не была повреждена.

– А почему бы не сделать из нее чучело? – задумчиво сказал Грейнджер.

Холлидей уставился на него, словно не веря своим ушам; лицо его задергалось. Молчание длилось несколько мгновений. Потом, вне себя от гнева, Холлидей закричал:

– Чучело? Да вы что, спятили? Может, и из меня сделать чучело, набить голову соломой?

Он повернулся и, толкнув плечом Грейнджера, будто его не видя, выскочил наверх.