Текст книги "Зеркало"

Автор книги: Рэй Дуглас Брэдбери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Рэй Дуглас Брэдбери
Зеркало

Бог свидетель, об этих двух дамах можно много чего порассказать. Девчонками, когда они еще бегали в желтых платьицах, им достаточно было стать друг против друга – и можно было прихорашиваться без зеркала. Если верно, что жизнь – это швейцарские часы, то этих девочек можно было уподобить прелестным птичкам, которые выскакивали одновременно, секунда в секунду, каждая из своей дверцы. Обе моргали, даже если великий волшебник, притаившийся за кулисами, дергал только за одну веревочку. Они носили туфельки одинакового фасона, наклоняли головы всегда в одну и ту же сторону и одинаково размахивали при ходьбе руками, словно белыми ленточками. Две молочные бутылки из ледника, две новенькие монетки с портретом Линкольна – и те не могли бы больше походить друг на друга. Когда они входили в школьный танцевальный зал, все ахали и замирали, как будто из помещения вдруг выкачали воздух.

– Двойняшки, – говорили все в один голос.

Имен никто не называл. Допустим, их фамилия была Уичерли, ну и что? При такой взаимозаменяемости невозможно питать особые чувства к одной из двоих, можно симпатизировать только совместному предприятию. Двойняшки, двойняшки – так они и плыли по великой реке времени, словно две маргаритки, брошенные в воду.

– Эти-то выйдут замуж за принцев, – говорили знакомые.

Но они двадцать лет просидели у себя на веранде, сделались такой же неотъемлемой частью городского парка, как лебеди в пруду, а их вскинутые кверху и устремленные вперед личики неизменно белели, как зимние привидения, в непроглядной ночи киносеансов.

Однако в их жизни все же появлялись мужчины; а точнее сказать, время от времени появлялся какой-нибудь мужчина. Слово «жизнь», употребленное в единственном числе – это дань их единению. Если мужчина приходил к ним в дом и снимал шляпу, ему тут же возвращали ее обратно и плавно провожали к выходу.

– Нет, нам нужны близнецы, – говорила соседкам старшая из сестер, выйдя вечером на лужайку. – У нас дома все в двух экземплярах: кровати, обувь, шезлонги, темные очки; будет просто чудо, если мы найдем близнецов, под стать нам самим, потому что никто, кроме близнецов, не понимает, что значит быть самостоятельной личностью и в то же время зеркальным отражением…

Старшая сестра. Она родилась на девять минут раньше младшей, и в ее жилах по праву первородства текла кровь гордой королевы. «Сестра, сделай то, сестра, сделай это, сестра, пойди туда – не знаю, куда».

– Я – зеркало, – сказала Джулия, младшая сестра, когда им стукнуло двадцать девять. – Да-да, я всегда это понимала. Все лучшее досталось Корал: ум, красноречие, способности, цвет лица…

– Да вы совершенно одинаковы, как две карамельки.

– Просто другие не замечают того, что вижу я. У меня поры крупнее, чрезмерно густой румянец, на локтях – загрубевшая кожа. Корал говорит: как наждачная бумага. Нет, она – настоящая личность, а я стою в сторонке, как зеркало, и копирую ее поступки и внешность, но при этом все время помню, что я – как бы невсамделишная: так, волны света, оптический обман. Кто бросит в меня камень и разобьет, тому семь лет счастья не видать.

– По весне вы обе выйдете замуж, это уж точно!

– Корал – возможно, я – никогда. Буду ходить к ней в гости, буду забегать по вечерам, если у нее разболится голова, и заваривать чай. Это у меня единственный талант от бога – заваривать чай.

Нашелся, правда, в 1934 году один человек, который стал ухаживать не за Корал, а за младшей, Джулией. (В городе об этом до сих пор судачат: «Уж как она голосила, когда Джулия пригласила домой поклонника. Ну, думаю, пожар, не иначе. С перепугу выскочила на крыльцо полуголая и вижу: Корал честит его в хвост и в гриву – лучше бы, говорит, мне сквозь землю провалиться. Джулия из-за двери носу не кажет, а ее ухажер как стоял столбом посреди лужайки, так шляпу и уронил на мокрую траву. На другое утро Джулия украдкой вышла из дому, подхватила эту шляпу – и бегом назад. После того случая двойняшки не появлялись в городе с неделю, а потом снова вышли парочкой: плывут себе вдоль по улице, как лодки под парусом, но с тех пор я сразу отличаю, которая из них Джулия: сколько лет прошло, а ее по лицу всегда узнать можно».)

На той неделе им исполнилось сорок – барышням Уичерли, старой и молодой. В тот день как будто лопнула тугая струна, и звук прокатился по всему городу.

Поутру, встав с постели, Джулия Уичерли не стала расчесывать волосы. За завтраком старшая сестра посмотрела на свое правдивое отражение и спросила:

– Никак гребень сломался?

– Гребень?

– В каком виде у тебя волосы? Это же воронье гнездо. – С этими словами старшая дотронулась точеными фарфоровыми пальчиками до своей собственной прически, напоминавшей отлитый прямо по ее королевской голове золотой венец – тугие косы, ни единой выбившейся прядочки, ни следа корпии от папильоток, не говоря уже о шелушках, даже самых микроскопических. Вся она была такой опрятной, что, казалось, ее протерли спиртом из горелки. – Дай-ка я тебя приведу в порядок.

Но Джулия поднялась из-за стола и вышла из комнаты.

В тот же день лопнула следующая струна.

Джулия появилась на улице в одиночку.

Прохожие ее не узнавали. В самом деле, мыслимо ли узнать одну из двоих, если сорок лет они появлялись только вместе, как пара изящных туфелек, и прогуливались вдоль ярко освещенных витрин? Каждый встречный характерным образом крутил головой, переводя взгляд с одного женского лица на его точный дубликат.

– Ты кто? – спросил аптекарь, как будто был разбужен среди ночи и теперь опасливо выглядывал в щелку. – Я хочу сказать, это ты, Корал, или же Джулия? Кто заболел – Джулия или Корал, а, Джулия? То есть… тьфу ты, черт! – Он всегда говорил громко, словно в старую телефонную трубку. – Подскажи!

– А… – Младшая невольно остановилась, чтобы дотронуться до себя рукой и посмотреть на собственное отражение в стеклянном аптекарском сосуде, наполненном зеленой жидкостью. – Это Джулия, – сказала она, будто отвечая ему по телефону. – Мне нужно… мне нужно…

– Боже мой, неужели Корал скончалась? Какой ужас, вот несчастье! – запричитал аптекарь. – Ах ты, бедное дитя!

– Нет, что вы, она просто осталась дома. Мне нужно… мне нужно… – Она провела языком по пересохшим губам и выставила вперед ладонь, похожую на облачко пара в воздухе. – Мне нужно купить краску для волос, ярко-рыжего цвета, ближе к морковному или томатному, а то и темно-красную – да, скорее темно-красную: думаю, это мне больше подойдет. Цвета бордо.

– Две упаковки, разумеется?

– Как вы сказали?

– Две упаковки. По одной на каждую?

Джулия едва не вылетела из аптеки, как муха, но потом сказала:

– Нет. Одну. Для меня. Для Джулии. Единолично.

– Джулия! – обрушилась на нее Корал, выйдя на крыльцо. – Где тебя носило? Сбежала, ни слова не сказав. Я чего только не передумала: вдруг ты попала под машину, вдруг тебя похитили, да мало ли что! О господи! – Старшая сестра отшатнулась и бессильно повисла на перилах. – Твои волосы, твои дивные, золотистые волосы, длиной в тридцать девять дюймов – можно сказать, по числу прожитых лет. – Она уставилась на женщину, которая вальсировала на дорожке перед домом, делала реверансы и просто кружилась с закрытыми глазами. – Джулия, Джулия, Джулия! – завопила она.

– Это цвет бордо, – сообщила Джулия. – И, между прочим, бордо ударило мне в голову!

– Джулия, как ты могла выйти без шляпки в такой солнцепек? И ведь наверняка не поела, ручаюсь, что не поела. Ну же, давай руку, я тебе помогу. Сейчас пойдем в ванную и смоем этот кошмарный цвет. Ты настоящий клоун!

– Я – Джулия, – сказала младшая сестра. – Я – Джулия. Вот, кстати, посмотри… – Она раскрыла пакет, который до той поры держала в руке, прижимая локтем. Из него появилось платье цвета летних трав, гармонирующее с цветом волос, зеленое, как деревья, зеленое, как глаза обыкновенных кошек со времен египетских фараонов.

– Я не ношу зеленое, ты прекрасно знаешь, – сказала Корал. – Делая такие покупки, ты пускаешь по ветру наше наследство.

– Одно платье.

– Одно платье?

– Одно, одно, одно, – негромко повторила Джулия, светясь улыбкой. – Одно-единственное. – Она вошла в холл, чтобы его примерить. – И одна пара новых туфель.

– С открытыми носками? Как вульгарно!

– Если хочешь, купи себе такие же.

– Ни за что!

– И такое же платье.

– Ха!

– А теперь, – напомнила Джулия, – надо собираться, Эпплманы пригласили нас на чашку чая. Ты не забыла? Собирайся.

– Ты шутишь!

– Всегда приятно выйти на люди, особенно в такой погожий денек.

– Сначала вымой голову!

– Нет-нет. Но впоследствии, скорее всего, я не стану красить волосы, чтобы отросли седые.

– Т-с-с! Соседи! – взвилась Корал, но тут же понизила голос: – У тебя нет седины.

– Есть. У меня вся голова седая, как лунь – пусть она такой и остается. Уж сколько лет мы с тобой красим волосы!

– Всего лишь подкрашиваем, для придания естественного оттенка!

На чаепитие они отправились вместе.

Далее события развивались стремительно: за первым взрывом последовал второй, потом еще один, потом еще и еще, настоящая канонада, целая череда взрывов, будто кто-то поджигал петарды. Джулия приобретала мягкие шляпки с цветами, Джулия пользовалась духами, Джулия прибавляла в весе, Джулия седела, Джулия уходила гулять по ночам, натягивая перчатки, как литейщик, предвкушающий хороший заказ.

А что же Корал?

– Мне с нею просто беда, – говорила Корал. – Беда, беда, беда. Вы только посмотрите на ее чулки – на них дорожки от спущенных петель! Губы накрашены кое-как. Я-то за собой слежу, а у нее даже щеки не напудрены – страшно смотреть, хоть бы веснушки забелила. А волосы – как грязный снег. Беда, беда, беда, очень это меня тревожит.

– Джулия, – не выдержала она в один прекрасный день. – Должна тебе кое-что сказать. Я больше не хочу, чтобы нас видели вместе.

– Джулия, – сказала она через месяц. – Я упаковала вещи. Мне повезло снять комнату с полным пансионом у миссис Эпплман. Если что – звони. Не сомневаюсь, ты мне позвонишь, будешь хлюпать носом и уговаривать вернуться домой.

С этими словами Корал уплыла по морю летнего дня, как большая белая яхта.

А через неделю разразилась гроза. Сильнейший разряд молнии поскакал по небу, примерился и прыгнул в самый центр городка, отчего птицы вспорхнули со своих гнезд, словно пригоршня конфетти, трое младенцев родились на две недели раньше положенного срока, а в сотне домов, внезапно погрузившихся в грозовой полумрак, накоротко замкнуло трескотню хозяек про грехи, адские муки и семейные драмы. Но этот удар молнии, вернувшийся на небо миллиардами осколков, оказался сущим пустяком по сравнению с небольшим объявлением, помещенным на следующий день в местной газете: оно гласило, что Генри Краммит (изображенный на фото в обнимку с деревянной фигурой индейца возле табачной лавки) сегодня сочетается браком с девицей по имени Джулия Уичерли.

– Кто-то польстится на Джулию?!

От изумления Корал раскрыла рот, опустилась на стул и потом долго смеялась над этой нелепой выдумкой.

– Что?! Эти перекрученные швы на чулках, застиранные блузки, жуткие седые космы, неаккуратные брови, стоптанные туфли? Джулия? Неужели кто-то надумал взять ее в жены? Ну и чудеса!

Исключительно для того, чтобы подкрепить свои предположения, которые варьировались от комедии до грубого фарса, что уже было совсем не смешно, она отправилась в указанное время к маленькой церкви, где, к своему удивлению, застала небольшую группу приглашенных, которые бросали в воздух пригоршни риса, оживленно болтали и радостно улыбались, потому что в этот миг из церкви выходил Генри Краммит, а под руку с ним шла…

Статная, модно одетая женщина, с прекрасно уложенными золотистыми волосами, на которых не было ни следа корпии от папильоток, не говоря уже о чешуйках перхоти. Швы у нее на чулках были натянуты, как по линейке, губы аккуратно подкрашены, а щеки слегка припудрены, будто тронуты молодым снежком в начале мягкой зимы.

Проходя мимо, младшая сестра подняла глаза и увидела старшую. Она остановилась. Вслед за тем остановилась и вся процессия. Все выжидали. Все затаили дыхание.

Младшая сестра сделала один шаг, потом еще один шаг и вгляделась в лицо постарше, затесавшееся в толпу. После этого, словно прихорашиваясь перед зеркалом, она поправила фату, освежила помаду на губах и провела пуховкой по щекам, легко и привычно, без намека на суетливость. Наконец она сказала этому зеркалу (во всяком случае, люди сведущие рассказывают именно так):

– Я – Джулия, а ты кто такая?

Потом в воздух полетело столько риса, что ничего не стало видно, а там уже и отъехал свадебный кортеж.