Текст книги "Помнишь Сашу?"

Автор книги: Рэй Дуглас Брэдбери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Рэй Брэдбери
Помнишь Сашу?

Помнишь? Ну как же можно забыть! Хотя знакомство было кратким, годы спустя его имя возникло не раз, и они улыбались, и даже смеялись, и тянулись друг к другу, чтобы взяться за руки, предаваясь воспоминаниям.

Саша. Такой милый, веселый дружок, такой лукавый, таинственный проказник, такой талантливый ребенок, выдумщик, егоза, неутомимый собеседник в ночной тиши, неугасимый лучик в тумане дня.

Саша!

Тот, кого они никогда не видели воочию, но с кем часто вели разговоры у себя в тесной спальне в три часа ночи, когда рядом не было посторонних, которые стали бы закатывать глаза и, заслышав его имя, высказывать сомнения в их здравомыслии.

Ну ладно, кем и чем был для них Саша, как они познакомились, а может, просто его придумали, и, наконец, кто такие они сами?

Вкратце: они – это Мэгги и Дуглас Сполдинги, жители тех мест, где шумное море, теплый песок и шаткие мостики над почти пересохшими каналами Венеции, что в штате Калифорния. Несмотря на отсутствие солидного банковского счета и дорогой мебели, они были несказанно счастливы в своей крошечной двухкомнатной квартирке. Он занимался писательским трудом, а она зарабатывала на жизнь, чтобы дать ему возможность закончить великий американский роман.

У них было заведено так: по вечерам она возвращалась домой из делового центра Лос‑Анджелеса, а он покупал к ее приходу гамбургеры, или же они вместе шли на пляж, где можно было съесть булочку с сосиской и оставить центов десять‑двадцать в павильоне игровых автоматов, потом возвращались домой, занимались любовью, засыпали, а следующим вечером наслаждались все тем же восхитительным распорядком: хот‑доги, игровые автоматы, близость, сон, работа и так далее. Тот год, исполненные любви и молодости, ощущался как блаженство, а значит, должен был длиться вечно…

Пока не появился он.

Безымянный. Да‑да, у него еще не было имени. Он грозил вторгнуться в их жизнь считанные месяцы спустя после свадьбы, нарушить заведенный уклад, спугнуть писательское вдохновение; но потом он как‑то растворился, оставив лишь слабый отголосок тревоги.

Однако теперь коллизия замаячила всерьез.

Как‑то вечером, когда на журнальном столике красовались яичница с ветчиной и бутылка дешевого красного вина, они завели негромкий разговор о том о сем, каждый предрекал другому великое и славное будущее, а Мэгги вдруг сказала:

– Мне нездоровится.

– Что такое? – встревожился Дуглас Сполдинг.

– Весь день как‑то не по себе. А утром немного подташнивало.

– Господи, что же это? – Он встал, обошел вокруг журнального столика, обхватил руками ее голову и прижал лбом к своему боку, а потом посмотрел сверху вниз на безупречный пробор и вдруг заулыбался.

– Так‑так, – произнес он, – не иначе как возвращается Саша.

– Саша? Это кто такой?

– Он сам расскажет, когда появится.

– Откуда такое имя?

– Понятия не имею. Весь год крутилось в голове.

– Саша. – Она прижала его ладони к своим щекам и засмеялась. – Саша!

– Завтра к доктору, – распорядился он.

– Доктор говорит, Саша пока будет жить с нами, не требуя довольствия, – сообщила она по телефону на следующий день.

– Здорово! – Тут он осекся. – Наверно. – Он прикинул сумму их накоплений. – Нет, первое слово дороже второго. Здорово! Когда же мы познакомимся с этим пришельцем?

– В октябре. Сейчас он микроскопический, крошечный, я едва различаю его голос. Но потому что у него есть имя, я его слышу. Он обещает вырасти большим, если мы окружим его заботой.

– «Мнимый больной»,[1]1
  «Мнимый больной» – название пьесы Ж.‑Б. Мольера (1674).


[Закрыть] честное слово! К какому сроку мне закупать морковку, шпинат, брокколи?

– На Хэллоуин.

– Не может быть!

– Правда, правда!

– Все будут болтать, что мы специально приурочили его появление к окончанию моего романа, который пьет из меня кровь. Оба требуют внимания и не дают спать по ночам.

– Ну, в этом‑то Саше не будет равных! Ты счастлив?

– Честно сказать, побаиваюсь, но счастлив. Да что там говорить, конечно счастлив. Приезжайте домой, госпожа Крольчиха, и привозите его с собой!

Здесь необходимо пояснить, что Мэгги и Дуглас Сполдинги относились к числу неисправимых романтиков. Еще до заочного именования Саши, они, увлеченные Лорелом и Гарди, прозвали друг друга Стэном и Олли.[2]2
  …они, увлеченные Лорелом и Гарди, прозвали друг друга Стэном и Олли – Стэнли Лорел и Оливер Гарди – псевдонимы популярнейших американских актеров‑комиков Артура‑Стэнли Джефферсона (1890‑1965) и Норвелла Гарди (1892‑1957).


[Закрыть] Каждый электроприбор, коврик и штопор получил у них свое имя, не говоря уже о различных частях тела, но это держалось в секрете от посторонних.

Потому‑то Саша, как сущность, как присутствие, готовое перерасти в привязанность, в этом смысле не был исключением. И когда он стал заявлять о себе по‑настоящему, они ничуть не удивились. В их браке, где мерилом всех вещей была любовь, а не твердая валюта, просто не могло быть иначе.

Если когда‑нибудь мы купим машину, говорили они, ей тоже будет дано имя.

Они обсудили этот вопрос, и еще сорок дюжин других, уже поздней ночью. Взахлеб рассуждая о жизни, они уселись в постели, подложив под спину подушки, словно караулили будущее, которое могло нагрянуть прямо сейчас. Они ждали, воображали, будто загипнотизированные, что молчаливый малыш произнесет свои первые слова еще до рассвета.

– Мне нравится так жить, – сказала Мэгги, вытягиваясь на кровати. – У нас все превращается в игру. Хочу, чтобы так было всегда. Ты не такой, как другие мужчины: у тех на уме только пиво да карты. Интересно, много ли есть на свете таких семей, у которых вся жизнь – игра?

– Таких больше нет. Ты помнишь?

– Что?

Он перевернулся на спину, чтобы прочертить взглядом на потолке цепочку воспоминаний.

– В тот день, когда мы поженились…

– Ну?

– Друзья подбросили нас сюда на машине, и мы пошли в аптеку на пристани, чтобы сделать крупную покупку в честь медового месяца: две зубные щетки и тюбик пасты… Одна щетка красная, другая зеленая, для украшения пустой ванной комнаты. А когда мы возвращались по берегу домой, держась за руки, позади нас две девчушки и мальчуган вдруг затянули:

 
Совет да любовь,
Совет да любовь,
Жениху и невесте
Совет да любовь…
 

Она тихонько запела. Он подтянул, вспоминая, как они зарделись от удовольствия, слыша детские голоса, но постеснялись остановиться, хотя были горды и счастливы.

– Неужели у нас был новобрачный вид? Как они догадались?

– Уж точно не по одежке! Может, по лицам? От улыбок у нас занемели скулы. Мы просто лопались от восторга. А их задело ударной волной.

– Славные ребятишки. До сих пор слышу их голоса.

– Прошло полтора года, а у нас все по‑прежнему. – Одной рукой обняв ее за плечи, он читал их будущее на темном потолке.

– Теперь есть я, – раздался чей‑то шепот.

– Кто? – спросил Дуглас.

– Я, – ответил шепот. – Саша.

Дуглас сверху следил за губами жены, но не заметил и шевеления.

– Ага, наконец‑то можно поговорить? – произнес Дуглас.

– Можно, – ответил тот же голосок.

– А мы думали‑гадали, – сказал Дуглас, – когда же ты дашь о себе знать. – Он мягко привлек к себе жену.

– Настал срок, – отозвался шепот, – я тут как тут.

– Здравствуй, Саша, – вырвалось у обоих.

– А почему ты раньше молчал? – поинтересовался Дуглас Сполдинг.

– Было боязно: вдруг вы мне не обрадуетесь, – прошептал голосок.

– Откуда такие мысли?

– Они возникли в самом начале, но потом ушли. Когда‑то у меня было только имя. Помните, в прошлом году. Можно было уже тогда появиться. Но вы испугались.

– Мы тогда сидели на мели, – негромко сказал Дуглас. – Жили в постоянном страхе.

– Разве жить страшно? – спросил Саша. У Мэгги дрогнули губы. – Страшно другое. Не жить. Быть ненужным.

– Погоди. – Дуглас Сполдинг опустился на подушку, чтобы видеть профиль жены, лежащей с закрытыми глазами, и чувствовать ее неслышное дыхание. – Мы тебя любим. Но в прошлом году был неподходящий момент. Понимаешь?

– Нет, не понимаю, – ответил шепот. – Вы меня не хотели, вот и все. А теперь захотели. Мне тут делать нечего.

– Но ты уже здесь!

– А теперь уйду.

– Не смей, Саша! Останься с нами!

– Прощайте, – голосок совсем затих. – Все, прощайте.

Повисло молчание.

Мэгги в безмолвном ужасе открыла глаза.

– Саша пропал, – сказала она.

– Быть такого не может!

В спальне стояла тишина.

– Не может быть! – повторил он. – Это просто игра.

– Это уже не игра. О боже, как холодно. Согрей меня.

Он подвинулся ближе и привлек ее к себе.

– Все хорошо.

– Нет. У меня сейчас возникло странное чувство, будто это все взаправду.

– Так оно и есть. Он никуда не денется.

– Если мы постараемся. Помоги‑ка мне.

– Помочь? – Он еще сильнее сжал объятия, потом зажмурился и позвал: – Саша?

Молчание.

– Я знаю, что ты здесь. Не прячься.

Его рука скользнула туда, где мог находиться Саша.

– Послушай‑ка. Отзовись. Не пугай нас, Саша. Мы и сами не хотим бояться, и тебя не хотим пугать. Мы нужны друг другу. Мы втроем – против целого мира. Саша?

Молчание.

– Ну, что? – прошептал Дуглас.

Мэгги сделала вдох и выдох.

Они подождали.

– Есть?

В ночном воздухе пробежал едва ощутимый трепет, не более чем излучение.

– Есть.

– Ты здесь! – воскликнули оба.

Опять молчание.

– Вы мне рады? – спросил Саша.

– Рады! – ответили они в один голос.

Минула ночь, за ней настал день, потом опять ночь и еще один день, многие сутки выстроились длинной чередой, но самыми главными были полночные часы, когда он заявлял о себе, выражал собственное мнение: полуразличимые фразы становились все более уверенными, четкими и развернутыми, а Дуглас и Мэгги замирали в ожидании: то она шевелила губами, то он приходил ей на смену, каждый излучал тепло, искренность и превращался в живой рупор. Слабый голосок переходил с одних уст на другие, то и дело прерываясь тихим смехом, потому что все это было несуразно и в то же время любовно, ни один из них не знал, какой будет очередная Сашина фраза – они всего лишь внимали его речам, а потом с улыбкой погружались в рассветный сон.

– Что вы там говорили про Хэллоуин? – спросил он где‑то на шестом месяце.

– Про Хэллоуин? – удивились они.

– Ведь это праздник смерти? – прошептал Саша.

– Ну, в общем…

– Не слишком приятно появляться на свет в такую ночь.

– Допустим. А какая ночь для тебя предпочтительнее?

Саша какое‑то время парил в молчании.

– Ночь Гая Фокса, – решил он наконец.

– Ночь Гая Фокса?!

– Ну, да, фейерверки, пороховой заговор, Парламент, верно? «Запомни, запомни: ноябрьской ночью…»

– По‑твоему, ты сможешь так долго терпеть?

– Постараюсь. Зачем начинать свой путь среди черепов и костей? Порох мне больше по нраву. Потом можно будет об этом написать.

– Значит, ты решил стать писателем?

– Купите мне пишущую машинку и пачку бумаги.

– Чтобы ты долбил у нас над ухом и мешал спать?

– Тогда хотя бы ручку, карандаш и блокнот.

– Договорились!

На этом и порешили; между тем ночи выстроились в неделю, недели соединили лето и раннюю осень, а Сашин голос набирал силу вместе с биением сердца и мягкими толчками рук и ног. Когда Мэгги засыпала, его голос подчас будил ее, и она подносила руку к губам, которые вещали о причудливых фантазиях.

– Тихо, тихо, Саша. Отдохни. Надо спать.

– Спать, – шептал он сквозь дремоту, – спать. – И затихал.

– На ужин, пожалуйста, свиные отбивные.

– А как же соленые огурцы с мороженым? – спросили они почти в один голос.

– Свиные отбивные, – повторил он; прошла вереница других дней, занялись другие рассветы, и тогда он попросил: – Гамбургеры!

– На завтрак?

– С луком, – подтвердил он.

Октябрь простоял без движения только сутки, а там…

Хэллоуин благополучно миновал.

– Спасибо, – сказал Саша, – что помогли мне перевалить за эту дату. А что там у нас через пять суток?

– Ночь Гая Факса!

– То, что надо!

И через пять суток Мэгги поднялась за минуту до полуночи, дошла до ванной и вернулась в полной растерянности.

– Дорогой, – позвала она, присаживаясь на краешек постели.

Полусонный Дуглас Сполдинг повернулся на бок.

– А?

– Что у нас сегодня? – зашептал Саша.

– Гай Фокс. Наконец‑то. А в чем дело?

– Мне как‑то не по себе, – сказал Саша. – Нет, ничего не болит. Сил хоть отбавляй. Собираюсь в путь. Пора прощаться. Или здороваться? Как будет правильнее?

– Выкладывай, что у тебя на уме.

– Кажется, соседи предлагали обращаться к ним в любое время, если понадобится ехать в больницу?

– Предлагали.

– Звоните соседям, – сказал Саша.

Они позвонили соседям.

В больнице Дуглас поцеловал жену в лоб и прислушался.

– Здесь было неплохо, – сказал Саша.

– Для тебя – все самое лучшее.

– Нашим беседам пришел конец. Счастливо, – сказал Саша.

– Счастливо, – ответили они дуэтом.

На рассвете где‑то прозвучал негромкий, но явственный крик.

Вскоре после этого Дуглас вошел в палату к жене. Встретившись с ним глазами, она произнесла:

– Саша исчез.

– Я знаю, – тихо ответил он.

– Но он распорядился, чтобы его заменил кое‑кто другой. Гляди.

Когда он подошел к кровати, она откинула уголок одеяльца.

– С ума сойти.

Он увидел маленькое розовое личико и глаза, которые на мгновение полыхнули ярко‑голубым и тут же закрылись.

– Кто это? – спросил он.

– Твоя дочь. Знакомься: Александра.

– Привет, Александра, – сказал он.

– Тебе известно, как сокращенно зовут Александру?

– Как?

– Саша.

Он с величайшей осторожностью коснулся круглой щечки.

– Здравствуй, Саша, – сказал он.