Текст книги "Маленький Николя"

Автор книги: Рене Госинни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

ПОВТОРЯЕМ ДЛЯ МИНИСТРА

Нас всех заставили спуститься во двор, где директор нам сообщил:

– Дорогие мои дети, – сказал он. – Имею удовольствие сообщить вам, что в связи с проездом через наш город господина министра он окажет нам честь своим присутствием в нашей школе. Вы, наверное, не знаете, что господин министр в прошлом ученик нашей школы. Для вас он является примером, который доказывает, что, хорошо работая, можно надеяться на высокие назначения. Я надеюсь, что господин министр получит здесь незабываемый прием, и я рассчитываю на вашу помощь.

Тут директор отправил в угол Клотэра и Иохима, потому что они дрались. Потом директор собрал около себя всех преподавателей и воспитателей и сказал им, что у него есть потрясающие идеи, как лучше принять министра. Сначала споем «Марсельезу», потом трое самых младших преподнесут министру цветы. У директора действительно были интересные идеи, и для министра было бы большим сюрпризом получить цветы, он совсем на это не рассчитывал. Наша учительница очень волновалась, мне это было непонятно. Я нахожу, что она последнее время стала раздражительной.

Директор сказал, что репетировать все это начнем сразу же, чему мы очень обрадовались, потому что не надо было идти в класс. Мадемуазель Ванденберг, преподавательница пения, заставила нас петь «Марсельезу». Похоже, это у нас не очень-то получалось, при этом мы страшно шумели. Мы пели, немного опережая взрослых. Они пели еще «День победы наступил», а мы уже пели другой куплет, кроме Руфю, который, не зная слов, пел «ля-ля-ля», а Альсест не пел вообще, потому что он ел булочку.

Мадемуазель Ванденберг замахала руками, чтобы мы замолчали. Вместо того чтобы отругать взрослых, которые все время отставали, она обругала нас, и это было несправедливо. Может быть, мадемуазель Ванденберг рассердило то, что Руфю, который пел с закрытыми глазами, не видел, когда надо остановиться, и продолжал свое «ля-ля-ля». Наша учительница разговаривала с директором и мадемуазель Ванденберг. Потом директор нам объявил, что будут петь только взрослые, а маленькие будут делать вид, что поют. Мы попробовали, и это хорошо получилось, но было меньше шума. Директор сказал Альсесту, что совсем не обязательно строить гримасы, когда делаешь вид, что поешь. Альсест ему ответил, что он не делает вида, что поет, он жует, и директор тяжело вздохнул.

– Хорошо, – сказал директор, – после «Марсельезы» выпустим вперед трех малышей.

Директор посмотрел на нас и выбрал Эда, Аньяна, первого ученика в классе и любимчика учительницы, и меня.

– Жаль, что нет девочек, – сказал директор, – их можно было бы одеть в голубое, белое и красное или, что иногда делают, прицепить им бант на волосы, эффект – прекрасный.

– Если мне прицепят бант на волосы, я так разозлюсь, что он задымится, – сказал Эд.

Директор быстро повернулся и посмотрел на Эда одним большим глазом, а другим – совсем маленьким, потому что он одну бровь опустил.

– Что ты сказал? – спросил директор.

Наша учительница быстро ответила ему:

– Ничего, господин директор, у него кашель.

– Нет, мадемуазель, – сказал Аньян, – я слышал, что он сказал...

Учительница не дала ему договорить, она ему сказала, что она его ни о чем не спрашивает.

– Точно, паршивый ябедник, – сказал Эд, – тебя не спросили!

Аньян заплакал и начал говорить, что никто его не любит, что он несчастный, что он плохо себя чувствует, что он все расскажет своему папе и тогда все увидят, что будет, и что учительница сказала Эду не говорить без ее разрешения. Директор провел рукой по лбу, как бы вытирая его. Он спросил у учительницы, закончен ли этот разговор и может ли он продолжать. Учительница покраснела, и ей это было очень к лицу, она почти так же красива, как мама, но у нас обычно краснеет папа.

– Хорошо, – сказал директор, – эти три мальчика подойдут к господину министру и преподнесут ему цветы. Мне нужно что-нибудь похожее на букет цветов, для репетиции.

Бульон, наш воспитатель, сказал:

– У меня идея, господин директор, я сейчас вернусь. – И он убежал и вернулся с тремя метелками из больших перьев.

Директор сначала немного удивился, а потом одобрил: мол, для репетиции сойдет. Бульон дал каждому по метелке – Эду, Аньяну и мне.

– Хорошо, – сказал директор. – Теперь, дети, вообразим, что я господин министр, вы идете мне навстречу и отдаете мне метелки.

Мы сделали, как он нам сказал, и отдали ему метелки. Директор держал перья в руках, и вдруг он рассердился. Он увидел Жофруа и сказал ему:

– Эй вы, там! Я видел, как вы смеялись. Мне очень интересно, что вас так рассмешило. Мы бы все посмеялись с вами вместе.

– То, что вы сказали, месье, – ответил Жофруа. – Идея приколоть банты на волосы Николя, Эда и этого паршивого любимчика Аньяна, от этого мне и стало смешно!

– Ты хочешь получить кулаком по носу? – спросил Эд.

– Как бы не так! – сказал я.

И Жофруа влепил мне затрещину. Мы подрались, к нам присоединились и другие ребята, кроме Аньяна, он катался по полу, крича, что он не был паршивым любимчиком и что никто его не любит, и что его папа пожалуется министру. Директор размахивал перьями и кричал:

– Прекратите! Ну прекратите же!

Кругом все бегали, а мадемуазель Ванденберг стало плохо, это было ужасно.

На следующий день, когда приехал министр, все прошло прекрасно, но мы этого не видели. Нас всех загнали в прачечную, и даже если бы министр захотел нас увидеть, он не смог бы этого сделать, потому что дверь была закрыта на ключ.

Дурацкие идеи у директора!

Я КУРЮ

Я был в саду и ничего но делал, когда пришел Альсест и спросил меня, что я делаю. Я ему ответил:

– Ничего.

Тогда Альсест предложил мне:

– Пойдем со мной, я тебе что-то покажу, вот посмеемся-то.

Я сразу же пошел с Альсестом, нам вдвоем всегда весело. Альсест, я не знаю, говорил ли я вам это, очень толстый парень, он все время ест. Но тогда он не ел, он держал руку в кармане. Пока мы шли по улице, он все время оглядывался, не идет ли кто за нами.

– Что ты хочешь мне показать, Альсест? – спросил я.

– Подожди, – ответил мне Альсест.

Альсест вынул из кармана большую сигару.

– Смотри, – сказал он мне, – это настоящая, не шоколадная!

То, что она не из шоколада, он мог мне не говорить. Если бы она была из шоколада, Альсест мне бы ее не показывал, он бы ее съел.

Я был немного разочарован. Альсест же сказал, что мы повеселимся.

– А что мы будем делать с этой сигарой? – спросил я.

– Спрашиваешь! – ответил мне Альсест. – Будем курить, черт возьми!

Я не был уверен, что это здорово придумано. И потом я знал, что это не понравится ни маме, ни папе. Но Альсест спросил меня, запрещали ли папа и мама мне курить сигару. Я стал вспоминать, что папа и мама мне запретили: рисовать на стенах моей комнаты, говорить за столом при гостях, если меня не спрашивают, наполнять ванну водой, чтобы играть с лодкой, есть сладости до обеда, хлопать дверьми, ковырять в носу и говорить грубые слова. Но курить сигару – это папа и мама мне никогда не запрещали.

– Вот видишь, – сказал мне Альсест. – В любом случае, чтобы чего-нибудь не вышло, мы где-нибудь спрячемся и сможем спокойно покурить.

Я предложил пойти на пустырь, который был недалеко от дома. Папа туда никогда не ходит. Альсесту понравилась эта идея. Мы уже прошли забор, за которым начинался пустырь, как вдруг Альсест хлопнул себя по лбу и спросил:

– У тебя есть огонь?

Я ему ответил, что нет.

– Тогда как же мы будем курить? – спросил он.

Я ему ответил, что спросим огня у кого-нибудь из прохожих, я видел, как папа это делает на улице. Мне было забавно смотреть, потому что прохожий всегда пытался зажечь зажигалку, но из-за ветра у него ничего не получалось. Тогда он давал свою сигарету папе, а папа прикасался к ней своей, сигарета прохожего мялась, и он был не очень доволен. Но Альсест мне сказал, что я дурак, что никогда никакой мужчина не даст нам огня, потому что мы маленькие. Жаль, было бы забавно посмотреть, как наша большая сигара сомнет сигарету.

– А что, если купить спички в табачной лавке? – сказал я.

– У тебя есть деньги? – спросил Альсест.

Я сказал, что можно скинуться, как это мы делаем в конце года в школе, чтобы купить подарок учительница. Альсест рассердился и сказал, что у него сигара, это было справедливо, и я должен заплатить за спички.

– А ты платил за сигару? – спросил я.

– Нет, – ответил мне Альсест. – Я ее нашел в ящике бюро моего папы, а так как папа не курит сигары, то он никогда не заметит, что ее нет.

– Если ты не платил за сигару, с какой стати мне платить за спички? сказал я.

В конце концов я согласился купить спички при условии, что Альсест пойдет со мной в табачную лавку – мне немножко страшно было идти туда одному.

Мы вошли в табачную лавку, хозяйка магазина нас спросила:

– Что хотите, кролики?

– Спички, – сказал я.

– Для наших родителей, – добавил Альсест, но это было не очень удачно, потому что пожилая дама нам не поверила.

Она сказала, что мы не должны играть со спичками, что она не может их нам продать и что мы маленькие пострелы. Мне больше понравилось первое определение, когда Альсест и я были кроликами.

Мы вышли из табачной лавки расстроенные. Трудно курить сигару, если ты маленький!

– У меня есть двоюродный брат, он бойскаут, – сказал мне Альсест. Его, наверное, научили, как добывать огонь, натирая деревянные поверхности. Если бы мы были бойскаутами, мы бы знали, как выкурить сигару.

Я не знал, что этим вещам учат бойскаутов, но не надо верить всему, что рассказывает Альсест. Я никогда не видел бойскаутов, курящих сигары.

– Хватит с меня твоей сигары, – сказал я Альсесту. – Я иду домой.

– Да, – сказал Альсест, – я уже есть захотел, я не хочу опаздывать к полднику, у нас будет ромовая баба.

И вдруг мы увидели на тротуаре спичечную коробку. Мы ее быстро подняли и увидели, что в коробке всего лишь одна спичка. Альсест так разнервничался, что забыл про ромовую бабу, а ему нужно для этого очень разволноваться.

– Пошли быстро на пустырь! – закричал Альсест.

Мы побежали, пролезли через забор, там, где нет одной доски. Этот пустырь – мировой, мы часто сюда приходим играть. Там все есть: трава, грязь, камни, старые ящики, коробки из-под консервов, кошки, а самое главное – там есть автомобиль. Это, конечно, старая машина, у нее нет ни колес, ни мотора, ни дверей, но нам там очень хорошо, внутри этой машины. Мы играем в автобус: «Динь-динь, конец участка, свободных мест нет». Это ужасно интересно!

– Будем курить в машине, – сказал Альсест.

Мы вошли в машину. Когда мы садились, пружины кресел издали странный звук, такой же, как в дедушкином кресле у бабушки, которое бабушка не хочет чинить, так как оно напоминает ей о дедушке.

Альсест откусил кончик сигары и выплюнул его. Он мне сказал, что он видел в фильме про бандитов, как это делается. Потом мы осторожно зажгли спичку, и все прошло хорошо. Так как сигара была у Альсеста, он первый начал курить, и было очень много дыма. После первой затяжки Альсест закашлялся и протянул сигару мне. Я вдохнул и должен сказать, что не нашел это приятным. Я тоже закашлялся.

– Ты не умеешь, – сказал мне Альсест, – смотри! Дым идет через нос!

Альсест взял у меня сигару и попробовал пропустить дым через нос, это вызвало у него сильный кашель. Потом я попробовал, у меня лучше получилось, но дым начал есть мне глаза. Здорово мы позабавились!

Когда мы попробовали еще раз затянуться, Альсест сказал мне:

– Со мной произошло что-то непонятное, мне расхотелось есть.

Он позеленел, потом вдруг ему стало плохо. Мы бросили сигару. У меня жутко кружилась голова и хотелось плакать.

– Я пойду к маме, – сказал Альсест.

Он встал, держась за живот. Я думаю, что в этот вечер он не будет есть ромовую бабу.

Я тоже пошел домой. Было не очень-то весело. Папа сидел в кресле и курил трубку, мама вязала, а я был больной. Мама очень беспокоилась, она спрашивала, что со мной. Я ей сказал, что это от дыма, я не мог ей все рассказать о сигаре, мне было еще очень плохо.

– Ты видишь, – сказала мама папе, – я всегда говорила, что твоя трубка – это зараза!

С тех пор папе было запрещено курить трубку в доме.

МАЛЬЧИК С ПАЛЬЧИК

Учительница объяснила нам, что директор школы увольняется, он выходит на пенсию. Чтобы отметить это событие, в школе идут большие приготовления, похожие на те, когда раздают награды: придут папы и мамы, в большом классе поставят стулья, кресла для директора и преподавателей, развесят цветочные гирлянды и устроят эстраду для представлений. Актерами, как всегда, будем мы, ученики.

Каждый класс должен был что-нибудь подготовить. Старшие – показать гимнастические упражнения. Они встанут друг на друга, и тот, кто окажется на самом верху, будет махать флажком, и все станут аплодировать. Они это делали в прошлом году, когда раздавали премии, было ужасно интересно, хотя в самом конце тот, что стоял на самом верху, не помахал флажком, и все свалились. Класс старше нас будет танцевать. Они все будут одеты в костюмы сельских жителей и наденут сабо [4]note 4
  Сабо – деревянные башмаки (франц.).


[Закрыть]. Они поведут хоровод, потопают ногами по сцене, а вместо флажков помашут платками, крича «оп-ля!». Это они уже делали в прошлом году, это не так интересно, как гимнастика, но зато они не свалились, как те. Другой класс будет петь «Братец Жак», а бывший ученик, которому наш директор помог выйти в люди и стать секретарем в мэрии, прочтет приветствие.

У нас все шло отлично! Учительница сказала, что мы будем играть настоящую пьесу. Пьесу такую, как в театрах и по телевизору у Клотэра. Ведь мой папа не захотел покупать телевизор.

Пьеса называется «Мальчик с Пальчик и Кот в Сапогах», и сегодня в классе у нас будет первая репетиция. Учительница раздаст нам роли. Жофруа на всякий случай пришел в школу в ковбойском костюме, у него очень богатый папа, он ему покупает кучу вещей, но учительнице не очень нравятся переодевания Жофруа.

– Я тебя уже предупреждала, Жофруа, – сказала она ему, – я не люблю, когда ты приходишь в школу переодетым. Кстати, в этой пьесе нет ковбоев.

– Нет ковбоев? – спросил Жофруа. – И вы это называете пьесой? Тогда, наверное, какое-то барахло?

И учительница поставила его в угол.

Содержание пьесы очень трудное, я не все понял, когда учительница нам ее пересказывала. Я понял, что там есть Мальчик с Пальчик, который ищет своих братьев и встречает Кота в Сапогах. Там еще есть маркиз Карабас и Людоед, который хочет съесть братьев Мальчика с Пальчика, а Кот в Сапогах помогает Мальчику с Пальчику, чтобы Людоеда победили и он стал добрым. Думаю, что в конце концов он не съест братьев Мальчика с Пальчика и все будут довольны. Они съедят что-нибудь другое.

– Ну ладно, – сказала учительница. – Кто будет играть роль Мальчика с Пальчика?

– Я, мадемуазель, – сказал Аньян. – Это главная роль, а я первый ученик в классе!

Это верно, Аньян – первый ученик в классе и любимчик учительницы, но плохой товарищ, и плачет все время, и носит всегда очки, и его нельзя бить по голове из-за этих очков.

– Ты можешь играть Мальчика с Пальчика, как я плести кружева? – сказал Эд.

И Аньян начал плакать. Учительница поставила Эда в угол рядом с Жофруа.

– Теперь мне нужен Людоед, – сказала учительница. – Людоед, который хочет съесть Мальчика с Пальчика!

Я предложил Альсеста на роль Людоеда, потому что он толстый и все время ест. Но Альсест не согласился, он посмотрел на Аньяна и сказал:

– Я такое не ем!

Впервые я увидел отвращение на лице Альсеста: действительно, съесть Aньяна вовсе неаппетитно. Аньян рассердился, что его не хотят есть.

– Если ты не возьмешь свои слова обратно, – закричал Аньян, – я пожалуюсь родителям и тебя выгонят из школы!

– Замолчите! – закричала учительница. – Альсест, ты будешь представлять толпу деревенских жителей, а также будешь суфлером, чтобы помогать своим товарищам во время представления.

Идея подсказывать ребятам, когда они у доски, Альсесту понравилась. Он вынул сухарь из кармана, засунул его в рот и сказал:

– Согласен!

– Что за тон! – закричала учительница.

– Согласен, мадемуазель, – исправился Альсест, и учительница глубоко вздохнула. Последние дни у нее был усталый вид.

На роль Кота в Сапогах учительница выбрала сначала Мексента. Она ему сказала, что у него будет красивый костюм, шпага, усы и хвост. Мексенту нравился красивый костюм, усы и особенно шпага, но он ни за что не хотел носить хвост.

– Я буду похож на обезьяну, – сказал он.

– Очень хорошо, – сказал Иохим, – ты будешь походить на себя!

Мексент двинул его ногой, Иохим ответил ему пощечиной, учительница поставила их обоих в угол, а мне сказала, что я буду Котом в Сапогах. А если мне это не нравится, то будет то же самое, что и с теми, кто уже стоит в углу. Что с нее хватит, что она устала управлять этой бандой бездельников, что ей жаль наших родителей, которым приходится нас воспитывать, и что если так будет продолжаться, мы закончим каторгой. Мол, она сочувствует тем, кто будет нашими воспитателями. После того как были выбраны Руфю Людоедом, а Клотэр маркизом Карабасом, учительница раздала нам наши роли, напечатанные на пишущей машинке. Когда она увидела, что целая куча актеров стоит по углам, она их вернула на место, чтобы они помогли Альсесту создать толпу деревенских жителей. Альсесту это не понравилось, он хотел один быть толпой, но учительница велела ему замолчать.

– Начнем, – сказала она, – читайте хорошенько свои роли. Аньян, ты вот что будешь делать: ты приходишь, ты расстроен, ты в лесу ищешь своих братьев, и вдруг ты очутился перед Николя – Котом в Сапогах. Все остальные – это толпа, вы все одновременно говорите: «Но ведь это Мальчик с Пальчик и Кот в Сапогах!» Начали!

Мы все встали перед черной доской. У меня за поясом была линейка вместо шпаги, а Аньян начал читать свою роль.

– Братья мои, – сказал он, – где мои бедные братья?

– Братья мои, – закричал Альсест, – где мои бедные братья?

– Ну, хватит, Альсест, что ты делаешь? – спросила учительница.

– Ну и что, – ответил Альсест, – я ведь суфлер!

– Мадемуазель, – сказал Аньян. – Когда Альсест подсказывает, в мои очки летят сухарные крошки, и я ничего не вижу! Я пожалуюсь своим родителям! – И Аньян снял свои очки, чтобы протереть, тогда Альсест этим воспользовался и дал ему пощечину.

– В нос! – кричал Эд. – Дай ему в нос!

Аньян стал кричать и плакать. Он говорил, что он несчастный, что его хотят убить. И он начал кататься по полу. Мексент и Жофруа начали представлять толпу.

– Но это Мальчик с Пальчик, – говорили они, – и Кот в Сапогах!

Я дрался с Руфю. У меня была линейка, а у него пенал. Репетиция проходила забавно, как вдруг учительница закричала:

– Хватит! По местам! Вы не будете играть эту пьесу на празднике! Я не хочу, чтобы господин директор видел это!

Мы все стояли с открытыми ртами.

Впервые мы поняли, как учительница наказывает директора!

ВЕЛОСИПЕД

Папа но хотел покупать мне велосипед. Он говорил, что дети очень неосторожны, вечно норовят делать трюки и разбивают свои велосипеды, Я говорил ему, что буду осторожным, потом я плакал, потом надулся, а потом сказал, что уйду из дома. Наконец пана заявил, что купит велосипед, если я буду в первой десятке по арифметике.

Вчера, возвращаясь из школы, я был в хорошем настроении: я оказался десятым по сложению. Когда об этом узнал папа, он широко раскрыл глаза и сказал:

– Вот это здорово!

А мама меня поцеловала и сказала, что папа немедленно купит мне красивый велосипед и что она очень рада, что у меня все в порядке со сложением. Надо сказать, что мне просто повезло, потому что другие ребята болели гриппом, а одиннадцатым был Клотэр, который везде последний, и потом он не в счет, у него уже был велосипед.

Сегодня, когда я пришел домой, то увидел, что папа и мама меня ждали в саду и вовсю улыбались.

– У нас сюрприз для нашего большого мальчика! – сказала мама, а глаза ее смеялись.

Папа пошел в гараж и привел – вам не догадаться! – велосипед! Серебристо-красный, весь блестящий, с лампочкой и звонком. Колоссальный! Я стал бегать, потом поцеловал маму, поцеловал папу и даже велосипед.

– Надо бы тебе пообещать быть умным мальчиком, – сказал папа, – и не заниматься трюкачеством!

Я пообещал, тогда мама меня обняла и сказала, что я ее большой мальчик и что она приготовила шоколадный крем на сладкое. Потом она ушла в дом. Моя мама и мой папа самые лучшие на свете!

Папа остался со мною в саду.

– Ты знаешь, – сказал он мне, – я был в некотором роде чемпионом в велосипедном спорте. Если бы я не познакомился с твоей матерью, я мог бы, наверное, перейти в профессионалы.

Этого я не знал. Я знал, что папа был чемпионом по футболу, по регби, по плаванию, по боксу, но по велосипедному спорту – это было для меня новостью.

– Я тебе сейчас покажу, – сказал папа.

Он сел на мой велосипед н начал ездить по саду. Конечно, велосипед был мал для папы, и ему было трудно с коленками, которые доставали почти до подбородка, но он выкручивался.

– Это одно из самых смешных зрелищ, которые я видел с того момента, как я тебя знаю! – Это сказал месье Блэд, который смотрел через забор сада.

Месье Блэд – это наш сосед, он очень любит подшучивать над папой.

– Замолчи! – ответил ему папа. – Ты ничего не понимаешь в велосипеде!

– Что? – закричал месье Блэд. – Знай же, невежда, что я был межрегиональным чемпионом-любителем и мог бы перейти в профессионалы, если бы я не познакомился со своей женой!

Папа засмеялся.

– Чемпион, ты? – сказал папа. – Не смеши, ты едва держишься на трехколесном!

Это не понравилось месье Блэду.

– Сейчас увидишь, – сказал он и перепрыгнул через ограду. – Дай мне этот велосипед, – сказал месье Блэд и положил руку на руль, но папа не выпускал велосипед из рук.

– Тебя не звали сюда, Блэд, – сказал папа. – Иди в свою берлогу!

– Ты боишься, что тебе будет стыдно перед твоим несчастным ребенком? спросил месье Блэд.

– Замолчи, ты меня оскорбил! – сказал отец. Он вырвал руль из рук месье Блэда и стал кружить по саду.

– Шут гороховый! – сказал месье Блэд.

– Да ты просто завидуешь, – ответил папа.

Я бежал за папой и просил его дать мне прокатиться на велосипеде хоть один круг, но он не слышал меня, потому что месье Блэд продолжал насмехаться над ним, а папа кружил по саду, задевая бегонии.

– Что ты ржешь? – спросил папа.

– Теперь я могу сделать круг? – спросил я.

– Я смеюсь, потому что мне смешно! – ответил месье Блэд.

– В конце концов это мой велосипед, – вставил я.

– Да ты круглый идиот, бедняга Блэд, – сказал папа.

– Да ну? – спросил месье Блэд.

– Да! – ответил папа.

Тогда месье Блэд подошел к папе, толкнул его, и он упал с моим велосипедом на бегонии.

– Мой велосипед! – закричал я.

Папа встал и толкнул месье Блэда, тот тоже упал, говоря:

– А ну, попробуй только еще!

Когда они кончили толкаться, месье Блэд сказал:

– У меня идея. Я объеду вокруг дома, и мы посмотрим, кто из нас двоих сильнее.

– Не может быть и речи, я запрещаю тебе садиться на велосипед моего сына! Кстати, ты такой толстый, что можешь его сломать.

– Да ты сам-то не умеешь ездить! – сказал месье Блэд.

– Это я-то не умею? – закричал папа. – Я тебе сейчас покажу!

Папа взял велосипед и вышел на тротуар. Мы с месье Блэдом пошли за ним. Мне уже все начинало надоедать, а главное, я еще даже не сидел на велосипеде!

– Вот, – сказал папа, – каждый сделает круг вокруг домов, засечем время. Кто выиграет, будет провозглашен чемпионом. Для меня это, конечно, формальность, я заранее знаю, что выиграю.

– Я рад, что ты признаешь свое поражение, – сказал месье Блэд.

– А что мне делать? – спросил я.

Папа повернулся ко мне крайне удивленный, словно он забыл, что я здесь.

– Ты? – сказал мне папа. – Ты? Ладно, ты будешь засекать время. Месье Блэд даст тебе свои часы.

Но месье Блэд не хотел давать мне свои часы, потому что, как он говорил, дети все портят. Тогда папа ему сказал, что он жмот, и дал мне свои дорогие часы с большой стрелкой, которая очень быстро передвигалась, но мне бы больше хотелось взять свой велосипед.

Папа и месье Блэд тянули жребий, первым выпало ехать месье Блэду. Он в самом деле очень толстый, велосипеда под ним почти не было видно. На улице прохожие шутили и смеялись над ним. Он ехал не очень быстро, потом повернул за угол и исчез.

Когда он появился с другой стороны улицы, то был весь красный. Он ехал с высунутым языком и все время делал зигзаги.

– Сколько? – спросил он, когда подъехал ко мне.

– Девять минут, а большая стрелка между пятью и шестью, – ответил я.

Папа стал подшучивать.

– Ну, старина, – сказал он, – с тобой Тур де Франс длился бы шесть месяцев!

– Вместо того чтобы отпускать детские шуточки, – ответил месье Блэд, очень тяжело дыша, – попробуй проехать лучше!

Папа взял велосипед и уехал.

Месье Блэд, которому стало немного лучше, и я, который смотрел на часы, мы стали ждать. Я, конечно, хотел, чтобы выиграл папа. Но часы шли очень быстро, прошло девять минут, потом десять.

– Я выиграл! Я – чемпион! – закричал месье Блэд.

Прошло пятнадцать минут, а папы все еще не было видно.

– Странно, – сказал месье Блэд, – надо бы пойти посмотреть, что произошло.

Потом показался папа. Он шел пешком, с разорванными брюками, одной рукой держал платок у носа, а другой нес велосипед. Руль был вывернут, колесо исковеркано, лампочка разбита.

– Я наехал на мусорный ящик, – сказал папа.

На следующий день, на переменке, я рассказывал Клотэру эту историю. Он сказал мне, что с ним случилось примерно то же самое, с его первым велосипедом.

– Что ты хочешь, – сказал мне Клотэр, – папы все одинаковые, они любят валять дурака, того и гляди и велосипед поломают, и сами разобьются.