Текст книги "Спасибо, Mоpфей"

Автор книги: Рэндалл Фрайер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Фрайер Рэндалл
Спасибо, Mоpфей

Фрайер Рэндалл

Спасибо, Mоpфей...

...Ряд фигур в черных длинных плащах до пят, заставляющих подозревать, что незнакомцы не совсем люди. Они открыто меня рассматривают. В ночной тьме, которая застала меня в мрачных и yзких переулках Кельта Оберхейма, их глаза хищно поблескивают красным.

Бездвижная пятерка просто стоит, стеной перегородив мне проход, С запозданием вспоминаю совет трактирщика, который начинает гонгом звенеть в сознании: "Беги, беги!"

Так говорил владелец "Розовой Пальмы"...

– Если встретишь черных людей, глаза которых красны и ненастоящи, беги пока можешь, пока они не поймали тебя.

– Да что мне будет от них, Гильермо? – удивленно спросил я, поправляя висящий рядом, на специальном стенном крюке, меч.

Великолепная сталь из лучшей кузницы Текарама Флорентийского, гоpода что лежит по ту сторону залива Медуз, придала мне бодрости одним прикосновением. Я отпил вина и вопросительно уткнулся взглядом в бороду Гильермо. Он – один из многих тысяч жителей Кельта Оберхейма, которому удалось обзавестись собственным маленьким дельцем и безбедно жить вместе с семьей. Обычная для его возраста борода, усталые глаза на веселом лице, но беспокойные движения – словно чего-то ждет все время, боится.

– Многие люди...– он перешел на тихий шепот и мне пришлось наклониться поближе, чтобы дослышать фразу.– Многие слышали рассказы об исчезновениях! Никто из встретивших черных людей не может так просто убежать – они всесильны, всемогущи и на них лежит печать ада – они достанут тебя хоть из под земли!

Гильермо умолк, и я видел, что он верит во все эти россказни. Чего только не услышишь на вольных землях по эту сторону мира. Хотя, не скрою, чудес и необъяснимого хватает. А раз так – нечего придумывать и новое.

– Расслабься, Гильермо,– сказал я,– нам хватит и известных чудес.

– Никто не верит мне,– вздохнул трактирщик и пошел к следующему посетителю...

Тогда я встал из-за грязного стола, на котором лежала печать тысячи судеб, и вышел из "Розовой Пальмы", направляясь навстречу своей. А теперь... я стою перед черными людьми с красными глазами и они не дают мне прохода. Ну и болван же я!

– Именем Кельта,– заявляю я,– вы должны дать мне дорогу!

Рука сама находит рукоять меча – холодную, но призывно-добрую.

"Соединимся в бою!"

Это кричит сталь.

Пятеро все так же стоят и рассматривают меня. Не впервой мне такие встречи на темных улицах, в коротких тупиках... но сегодня нечто особенное.

Один из них шагает вперед и поднимает руку, указывая на мой клинок. Его длинные белые, наверное белые – в темноте все серо, волосы мечутся на ветру, грозясь сорваться с головы хозяина. Угрожающая краснота в его глазах разгорается еще ярче.

– Какой язык вам знаком? – спрашиваю я, в надежде, что один из восьми известных мне языков найдет применение.

Но нет, ответом мне молчание... однако, выступивший вперед подходит ко мне и делает знакомый жест рукой. Хоть язык жестов им доступен. Он предлагает рукопашный бой, и это неудивительно – у них нет мечей.

Я не мастер рукопашного боя, хотя мне известны приемы иноземных странников, которые практикуют это искусство. Отказаться без уважительной причины – покрыть себя позором, и, хотя страх проник глубоко, я соглашаюсь. С детства знаю, что страха послушать – придти к бесславной смерти... всегда вспоминаю тот случай на охоте.

Я бережно кладу ножны на камень мостовой и плавно отпихиваю их ногой, подальше от себя. Негоже будет наступить на клинок во время поединка. Не то чтобы с ним что-то случится, но бережное обращение с оружием – правило хорошего тона.

Противник не медлит. Сопровождаемый тупыми взглядами товарищей, он стремительно бросается на меня – я еле успеваю отпрыгнуть в сторону, что, как это не удивительно, мне не помогает. Он просто летящая смерть – несколько движений и мне приходится получить жестокий удар под ребра...

Кое-как отбиваюсь, но уже слабо – меня словно окунули под воду. Он наседает, собираясь добить меня стальным кулаком и я, собрав всю силу, наотмашь бью его по лицу, метя в глаза – общее уязвимое место.

Больно. Рука онемевает почти мгновенно и тень падает на меня, вминая мои косточки в мостовую переулка... А затем, он окончательно добивает меня, обрушивая на мою многострадальную голову бездну боли...

@@@

Утро было великолепным. Выглянув в окно, я выяснил, что земля мокрая из-за только что окончившегося легкого летнего дождичка.

– Температура воздуха составит 68 градусов Фаренгейта,-сообщило радио, и я пошел готовить себе легкий завтрак, обрадованный еще одним днем отличной погоды.

Не какая-нибудь засуха или чересчур холодный день... Обычно я не завтракаю дома, максимум на что меня хватает – кофе. Но то был особенный день – накануне руководство "Комик Бардс" вдруг решило вызвать меня по "чрезвычайно важному" делу. И, конечно, я догадывался, что у них за дело. Когда фирма, штампующая комиксы, находится на грани разорения, спасти ее может только свежий взгляд на жизнь. В данном случае – мой. Я поступил на работу за два месяца до того, как стало ясно – фирма долго не протянет. Кому нужны комиксы, нарисованные бездарными художниками и повторяющие известный сюжет в сотый раз?

Не буду корчить из себя гения, крутого художника, потому что не являюсь ими даже в малой степени. Просто, кроме рисования я почти ничего не умею, а идея, которая стала основой новой серии, пришла мне в голову совершенно случайно. Она на меня-то и не похожа – эта идея. Она – из ниоткyда. Это что-то загадочное.

Совершенно не торопясь, я спустился к машине и несколько раз обошел ее кругом, сознательно отдаляя тот момент, когда руководство будет петь мне дифирамбы, в надежде, что я окажусь и вовсе золотой жилой. Нашли из кого деньги делать.

Движение на шоссе было не особенно оживленным, поэтому я просто держался за руль, чтобы вовремя подправлять курс, и думал о возможных вариантах предстоящего разговора. Мне предложат возглавить спецотдел. Или партнерство в "Комик Бардс"? Или просто прибавку к зарплате художника... Что толку мечтать, когда не знаешь чужих намерений? В конце концов выяснится, что ни одно из твоих предположений не было даже немного похоже на правду. Или правда будет состоять из ма-аленьких кусочков красивых картинок, но не являть собой единого целого.

Я припарковался во дворе дома, где фирма арендовала студию. В подвале было расположено типографское оборудование. И это фирма, которая собирается стать "номером один" на рынке комиксов? Смеяться мне не хотелось и я бодро зашагал к подъезду. Мне надо было всего лишь подняться на седьмой этаж. Пешком, но я уже привык к этому – за это мне платят, рисуй и не говори, что у тебя болит рука из-за долгого подъема по лестнице. Хорошо хоть пиццу можно заказать с доставкой...

На лестнице мне встретился Харви, с которым мы начинали предыдущий провальный проект "Комик Бардс". Новая интерпретация какого-то старого чего-то-там-человека. Бред. До сих пор вспоминаю отвращение, с которым мы садились за работу. Правда, мы отыгрывались на издевках над персонажами комиксов так, что к концу дня у нас уже животы сводило от непрерывного смеха.

– Кит,– воскликнул Харви, увидев, что я поднимаюсь ему навстречу,– ты сегодня победитель!

– Здравствуй, Харви,– сдержанно отозвался я, гадая, с чего бы ему так радоваться.– Ты уже знаешь, о чем они собираются говорить?

– Ха,– сказал мой бывший соавтор,– об этом только ты и не знаешь! Ну давай, дуй быстрее, а то опоздаешь на важную встречу.

Неисправимый оптимист. Иногда мне просто хочется схватить его за горло и вытрясти из него всю эту гадость. Но мы друзья, насколько только можем ими оставаться в условиях конкуренции, которая царит среди художников. К тому же, у нас разные весовые категории.

Я тяжело дотопал до седьмого, вышел в огромный холл. Здесь все переделали под нужды фирмы, чему очень возмущался владелец дома. Но это было давно, когда начальный капитал "Комик Бардс" еще не был безнадежно растрачен и домовладелец с надеждой взирал на арендаторов. Наверное он не прогадал. Если фирма будет идти по правильному пути, то он еще получит свое. Индустрия комиксов переживает сейчас второй расцвет.

Когда я вошел в кабинет братьев Грин, которые как раз и являются владельцами "Комик Бардс", то обнаружил их уже изрядно выпившими. Дэймон смотрел на меня остекленевшими глазами и пытался сказать "привет", но у него это так и не получилось. Поэтому говорил я с его братом Нилом.

– Кит, добро пожаловать!

– Здравствуйте, мистер Грин.

Я присел без приглашения, Нил просто забыл его сделать, виной чему была определенно выпивка.

– Кит, ты просто молодец, не буду скрывать! – Нил хлопнул меня по плечу и отошел на несколько шагов, видимо не собираясь получать сдачу – силу удара он не рассчитал.

– Вы уже говорили мне об этом.

– Понимаешь... к твоим идеям требуется еще и исполнение. Тот комикс, который уже принес нам известность, ты делал сам. Полностью, от начала и до самого последнего кадра.

Он пристально посмотрел на меня, но возражать я не собирался все было именно так.

– Мы хотим поставить это на конвейер... ты говорил, что у тебя навалом таких "глупых" идей. Но тут одна маленькая загвоздка – ты у нас один. Мы же не можем заставить тебя работать днем и ночью?

Я помотал головой, чтобы он, не дай бог, не подумал, что я могу работать ночью. То есть, я могу, но когда бы я спал?..

– Поэтому, мы хотим дать тебе несколько человек, которых ты бы научил... подражать тебе. Рисовать в твоем стиле. Ты будешь генерировать идеи, а они – реализовывать их на бумаге.

"Разумно."

– У меня нет стиля, мистер Грин...

– Зови меня Нил,– перебил он меня, подмигнув обоими глазами сразу.

– Нил, у меня нет стиля,– повторил я, принимая его игру.– Я просто рисую, не стараясь подражать кому-либо.

Он снова подмигнул мне и тоном, каким сообщают государственные тайны, громко прошептал:

– Тебе этого не понять, но тем, кто покупает наши комиксы, эти подробности неинтересны! Хотя, твое имя уже приобрело соответствyющий вес. Это же надо – одной книжицей потеснить почти всех!

У меня нет стиля. Никакого. Рисовать меня научил отец, когда я был еще совсем маленьким. До сих пор вспоминаю сотни, тысячи рисунков, которые валялись во всех комнатах. Чего только на них не было. Потом я пытался окончить частную Художественную Академию в Цюрихе, но потерпел неудачу. Смешно – мне не хватило терпения. И вот, все чем я смог стать – удачливый комикс-мэйкер, основная работа которого – рисовать бешеное количество похожих друг на друга картинок. Hyднятина.

– Ты понимаешь, к чему я веду разговор? – как бы невзначай поинтересовался Нил.

– Конечно, я же не идиот.

– Отлично, Кит, я был уверен, что ты согласишься.

Вот так вершатся судьбы мира. Я разве сказал что-нибудь в подтверждение их намерений?

Нил проследовал к столу, за которым сидел его почти ничего не соображающий брат, и, нажав кнопку селектора, обратился к секретарше:

– Мисс Айвори уже здесь? Попросите ее войти.

На всякий случай я скорчил рожу построже, мало ли чего.

Вошла блондинка лет двадцати, одетая в потертые джинсы и свободную цветастую рубашку. Мне стало интересно, носит ли она нижнее белье или...

– Анна Айвори,– провозгласил Нил,– будет твоей первой ученицей, Кит!

Забавный способ представить людей друг другу. От Нила можно ожидать такого.

– Очень приятно, мисс Айвори,– заявил я и, чтобы не казаться голословным, потряс ее руку, которая неожиданно оказалась весьма крепкой.

– Можете приступать,– снисходительно объявил Нил, указывая на дверь.– Я позаботился, чтобы у тебя была отдельная студия. Потом будут еще ученики, а пока займись юной леди. Надеюсь, она уже знает, какие вопросы задавать?

Анна кивнула и мы покинули кабинет боссов. Нил дал мне ключи от новой студии, которая, как я выяснил чуть позже, была огромной. То есть, я имею в виду, для меня одного, пусть даже и с учениками. Какой, к черту, из меня учитель рисования комиксов?

Пока мы шли по этажу, неотвратимо приближая миг начала занятий, я решил все-таки выяснить вопрос насчет нижнего белья. Пpовести подготовительнyю pаботy.

– Будем на ты? – спросил я, напуская на себя беззаботность.

– Конечно,– согласилась блондинка, весело улыбаясь и подмигивая мне.– Я теперь должна следовать всем твоим указаниям, если это может помочь в освоении твоего стиля.

Улыбнувшись в ответ, я сказал:

– Сомневаюсь, что ты его вообще освоишь.

– Как? – ужаснулась она и сразу утратила всю свою радость.– Кит, меня только что наняли, а ты будто бы говоришь мне, что завтра меня уволят! Неужели твой стиль настолько сложен?

– У меня его нет, вот в чем дело,– пробормотал я, вставляя ключ в замочную скважину.

Краем глаза я заметил, что мое замечание только усилило волнение – она прикусила нижнюю губу, и, как я заподозрил, собралась заплакать. Никогда я не умел успокаивать девушек, а блондинок – тем более. Но она сдержалась, за что я мысленно сказал ей 'спасибо', и мы вошли в студию.

– Забавно,– заметил я, имея в виду размеры "комнатушки".

Анна прошла вглубь и повесила свою сумочку на стенд, который предназначался для "сборки" комикса.

– Ты всегда так одеваешься? – поинтересовался я, оглядываясь.

– Только на работе,– откликнулась она не задумываясь, совершенно не смущенная (и не возмущенная, что немаловажно) бестактным вопросом.

Возможно, это было всего лишь руководящее указание братьев Грин – не раздражать художника, которого собираются использовать исключительно в мирных целях, а именно – для доставания зеленых купюр из кошельков мам и пап, озабоченных коллекциями комиксов для своих детей. Но я не увидел на ее лице никакого насилия над собой, что обычно очень хорошо заметно.

– Ты так и будешь здесь гулять, словно на экскурсии? Меня вышибут, если я не начну осваивать этот твой... стиль, которого нет.

Она села на один из удобных стульев, приобретенных "Комик Бардс" еще в самом начале своей деятельности, и стала непонятно зачем заплетать косу.

– Брось,– сказал я, раздумывая, с чего начать занятие по копированию самого себя,– тебе и так идет.

– Спасибо.

И Анна продолжила заплетать косу.

– Ладно,– я сел рядом с ней, за столом, ящики которого были до отказа забиты карандашами и бумагой.– Понимаешь ли, Анна, у меня действительно нет стиля... То есть, конечно же, я придерживаюсь определенных форм и, скажем, последовательностей, но я никогда не смогу объяснить тебе, что и как я рисую. Это просто не имеет смысла, хотя мои знания – на уровне самоучки. Ты бы стала просить Пикассо научить тебя рисовать?

Я тщил себя надеждой, что то, что я заметил мелькающим в ее глазах, было пониманием. Но я, видимо, ошибался.

– Ты же не Пикассо.

– Именно! Но даже Пикассо не смог бы сделать этого – научить кого-то рисовать такие же картины. Все самые удачные подделки появляются в результате простого анализа его работ. В нашем случае, максимум, что ты можешь делать – попытаться скопировать меня самостоятельно.

– Ну...– промолвила она, сомневаясь,– я, конечно, не первый день рисую...

В этот момент я проклял братьев Грин, которые решили учудить подобное мероприятие. Правда, потом я вспомнил, что впереди еще ученики. Неплохо было бы отделаться от них, научив Анну "своему стилю"... Дальше пусть она их учит! Видимо, подсознательно я все еще пытался решить вопрос с нижним бельем, потому что она вдруг спросила:

– Ты долго еще будешь просвечивать меня взглядом?

Нет, она не возмущалась, просто спрашивала, как будто бы интересуясь прогнозом погоды на завтра. Я все-таки спросил.

– Только на работе,– повторила она, завороженно глядя на меня.

Значит, дома не носит. Неплохо. Но дело принимало ненужный оборот, простое желание узнать, носит ли девушка нижнее белье, могло привести к иным, нежели обсуждение комиксов, разговорам.

Я поднялся и дойдя до двери закрыл ее. Ни к чему будет, если кто-то ненароком услышит наш разговор. Я сказал себе, что это только "для надежности", хотя не понимал еще, было ли это действительно так.

– Итак,– сказал я, возвращаясь.– Я начну рисовать, а ты будешь смотреть. Если какие-то моменты будут вызывать сомнение спроси. Потом нарисуешь что-нибудь сама.

– Хорошо,– ответила Анна, оживая.

"Проехали?" – спросил я себя.

Достав из ящика несколько листов бумаги, я принялся делать набросок, забыв на несколько минут о своей ученице. Не могу иначе. Я знал, что рисую. Знал заранее, какой должна быть картинка.

– Ну, что скажешь? – я подвинул лист с наброском Анне.

– Кто это? – она пожала плечами.– Ты придумал новую историю?

Я закрыл глаза, чтобы не сказать лишнего. Хорошо, что никого из братьев нет, а они бы могли захотеть поприсутствовать на этих занятиях.

– Ладно. Смотри,– я указал на человека, который сидел за столом.

Пока что, это был только набросок, но достаточно полный, чтобы уловить общую идею.

Человек был одет по средневековой моде, а рядом с ним стоял еще один – неприметный пухлый человечек с лицом, искаженным ужасом. Судя по обстановке, дело происходило в каком-то баре.

– Ты рисуешь людей по стандарту,– она была разочарована.

– Ну да,– подтвердил я,– я же сказал, что у меня нет своего стиля.

– Но тот комикс, который ты сделал, расходится миллионными тиражами!

Этого она явно не могла понять. Как и я сам.

– Главное не исполнение, главное – идея. Это же не книга...

Она кивнула, хотя я ясно видел, что она не верит. Надеялась, что я поделюсь производственным секретом, который до сей поры скрывал от всех.

– Ну и что это будет?

– Не знаю,– я повторил набросок с разными позами толстячка, который, по всей видимости, был владельцем заведения, и посетителя, который владел грозного вида мечом.

Анна вскочила с места и стала ходить по студии, расплетая косу. Видимо, так она давала выход напряжению. Ха, понятное дело – ей не очень хочется потерять это место. Все хотят дружить с "Комик Бардс".

Мне стало ее жаль. Мне-то нечего бояться в любом случае братья Грин скоро меня за третьего брата будут держать.

– Энн,– вернись пожалуйста,– сказал я, специально произнося ее имя на американский манер.

И она вернулась, послушно села рядом.

– Ты не знаешь, о чем комикс? Но это абсурд! Как ты будешь рисовать продолжение?

Но я знал. Не все, а лишь часть того, что случится с главным героем. И тогда на бумаге появились черные личности с красными глазами – теперь я использовал цвет, чтобы придать рисунку определенность.

В тот день Анна еще долго допрашивала меня, но ничего мы с ней не добились. Робкие попытки продолжить сюжет не увенчались успехом – его не было. Сюжета просто не существовало.

@@@

Когда боль приходит в побежденное тело, ее еще можно стерпеть, пусть даже дорогой ценой, но если вместе с болью приходит позор... Это намного больней. До сей поры только несколько человек осмелились победить меня. Но позже... набравшись сил, я мстил им всем. Не потому, что во мне просыпалась гордость, а просто – так должно быть, иначе никто больше не наймет трусливого воина.

Голова разламывается на части, я пытаюсь открыть глаза, преодолев боль. Мне это почти удается и через маленькие щелочки я вижу туманный горизонт водной глади. Это не галлюцинация. Я начинаю ощущать легкую качку.

Должно быть, Кельт Оберхейм теперь уже очень далеко, а судно, на котором я нахожусь, увозит меня по водам залива Медуз... в направлении другого берега, который принадлежит Кельту Гард. Оберхейм и Гард – города-братья, как были братьями их основатели.

Я прав, ибо ближайшее море находится очень далеко, до него сотни километров.

Наконец я сбрасываю с себя сонный мир, оболочку из боли, и оглядываюсь, чувствуя на руках кандалы. Меня бросили прямо на палубе, на мешках с каким-то грузом. Что же, возможно я и сам стал грузом.

Я слышу ровный голос, который монотонно говорит с кем-то... с кем? Я не слышу того, кто ему отвечает.

– Да, шестеро... Еще один в нагрузку... Принято...

О чем пытается сказать голос? Он подпорчен едва уловимым акцентом, которого я еще не слышал. Может быть, черные личности пришли из таких мест, где еще нет настоящих людей? В том, что эти, с красными глазами, не люди, я не сомневаюсь. Ни у кого не бывает каменного лица, об которое можно поранить руку.

Темный силуэт выплывает из тумана, который сгустился и затягивает всю палубу. Как в домах Кельта Оберхейма, если смотреть через окно на улицу. Окно – выпуклое изделие стеклодувов, очень мутное и через него почти ничего не видно. Но зато оно выдерживает несколько ударов тяжелым мечом, а ногой его и вовсе не выбить. Это давняя традиция времен, когда город подвергался постоянным нашествиям бандитов-разорителей.

Передо мной возникает лицо, туго обтянутое загорелой кожей без единой морщинки, и красные глаза. Это страшно, но я уже не боюсь. Меня не убили сразу, а значит, я для чего-то нужен.

– Веселый Ледоруб приветствует тебя, нечеловеческий урод.

А чем я рискую?

Губы на маске начинают двигаться и я слышу тот же монотонный голос, что разговаривал сам с собой.

– Ты хочешь жить?

Это не утверждение, хотя трудно уловить интонации в этом спокойном голосе.

Киваю, заставляя голову расколоться на тысячу маленьких кусочков. А ведь мог бы сейчас сидеть в трактире "Розовая Пальма", болтать с Гильермо... Вечно мне не сидится на месте.

– Куда мы плывем? Кельт Гард?

Он качает головой. Я замечаю, что он ни разу не моргнул. Точно – не человек.

– Рудник Рейт-харга.

Никогда не слышал о таком. Я говорю об этом лицу, которое склонилось надо мной.

– Это далеко,– отвечает черный человек и его силуэт начинает таять в густом тумане.

Правда, через секунду он возвращается и смотрит мне в глаза... Сон охватывает меня против желания. Но я еще успеваю послать ему проклятие, которое не более чем ругательство. Магия – это ерунда из сказок про детей...

...Кандалы, которыми я прикован к деревянному настилу, почти не дают мне свободно двигаться. Спрашиваю себя, как эти черные люди собираются провести меня (и, вероятно, еще шестерых пленников) через Кельт Гард, который является одним из самых крупных городов вольных земель. Перспектива попасть на рудник, которую обещал мне беловолосый красноглаз, не радует меня. Можно ли убежать в городе? Посмотрим.

Я вглядываюсь в приближающийся берег и город, схожий с нависающим над обрывом замком. Ночью Кельт Гард страшен, хотя преступников в нем мало. Люди вольных земель не идут на кражу, а тем более на убийство или разбой, без сильного принуждения. Злодеев-то всегда хватает. Несколько раз, проходя ночью через город (когда я отправлялся в кузницы Текарама Флорентийского), встречал я подобных людей, которых вынуждали совершать преступление, угрожая убить семью. Но уже тогда я был при клинке, хоть и не лучшей формы и стали, но стоило всерьез приняться за них и преступники исчезали... Да и что с них взять – бывшие мирные граждане. Странно, когда я вернулся из Текарама, на моем пути начали вставать фигуры пострашнее. И путешествие длиною в семь лет, которое я совершил, было вынужденной мерой. Меня достало зло. Настоящее зло. Которое редко суется на вольные земли.

Однако же, начинает светать и Кельт Гард добреет на глазах это работа света. Что-то есть в этих городах-братьях. И хотя сам я – пришелец из далеких земель... я давно решил, что проведу остаток жизни в Кельте Оберхейме, заходя иногда в трактир Гильермо. Заведу семью...

Судно подходит к пристани. Сквозь шум воды явственно слышны низкие голоса портовых грузчиков. Они нещадно ругаются на всех восьми языках, которые мне известны, и еще на каких-то...

Меня дергает натяжение цепей и поворачивает лицом к фигурам в черных мантиях. Теперь их только трое и глубокие черные капюшоны надвинуты сильно, чтобы скрыть красноту глаз.

– Мы пойдем через город, Веселый Ледоруб. Ты будешь свободен, но не считай, что сможешь убежать от нас. Мы найдем тебя везде.

Вот уж чему никогда не поверю. Мне определенно везет.

– Конечно,– соглашаюсь я.– А вы объясните мне, зачем пленять мирного гражданина и везти его на рудник?

– Позже.

Не могу разобрать, кто из них говорит, хотя голос похож на тот, что я слышал глубокой ночью, двое суток назад. Только теперь соображаю, что черные люди все-таки не немы – они говорят со мной на моем родном языке. А с самим собой тот, кого я слышал, говорил на языке южных воинов. Удивительно. Я так давно покинул родной край, что вряд ли во мне можно узнать его жителя.

– Насколько долга дорога до Рейт-харга? – спрашиваю, хотя вовсе не собираюсь оставаться с черными далее Кельта Гард.

"И где, кстати, остальные пленники?"

– Горная цепь Скиталь,– голос доносит до меня весь путь, который нам предстоит преодолеть.

Это же добрые сотни километров!

– Но пешком наш путь продлится много дней! – пытаюсь возражать я, но меня не слушают – кандалы спадают с моих рук и ног и мы движемся к городу, причем черные люди окружают меня, опасаясь, что мне придет в голову сбежать. Наверное они правы.

Мы поднимаемся по пологому склону, отделяющему город от порта залива Медуз, и входим через главные ворот, вливаясь в разнолицую толпу. Гигантские ворота украшены символом двух городов – двумя лентами, перевивающими друг друга подобно змеям. Две зеленые ленты. Символ всеобщего благополучия на вольных землях.

– А где остальные шестеро?

Мы как раз минуем стражей ворот и попадем на широкую улицу, которая ведет к центральной площади Кельта Гард, разветвляясь на улицы поменьше. На прощание я подмигиваю стражам, которые подозрительно смотрят на моих конвоиров. Но они наверняка привыкли видеть самую разнообразную публику и мы движемся дальше.

– Они уже в дороге к руднику, Ледоруб. Помолчи.

Почему бы нам было не пойти вместе? Этот вопрос оставляю при себе, мне же лучше и так – меньше следящих за мной красных глаз.

– Мы должны остановиться поесть,– замечаю я, пытаясь сообразить, как обмануть своих провожатых и сбежать.

Чувствую руку на своем плече, она слегка сжимается и мне делается больно. У них совершенно железные тела. Они не чувствуют боли, не боятся драк... А зачем же мне было бросать меч? Плохи дела. Они, видно, настолько заворожили меня, что я забыл даже про свой меч, который наверняка так и остался лежать на ночной мостовой Кельта Оберхейма.

– Мы остановимся в той стороне,– один из них указывает своей костлявой рукой в направлении трехярусного деревянного строения, надпись на котором недвусмысленно дает понять, что это постоялый двор.

Мне это на руку, выигрыш времени. Но во мне просыпается кpовь матери, которая могла достоверно изобразить поведение любого человека в любом настроении.

– Разве нам не надо торопиться на рудник?

За свой интерес тут же получаю чувствительный толчок в бок и еще раз убеждаюсь, что черные люди сделаны из камня. Вспоминается боль в руке, которой я ударил одного из них по лицу, и холод, который я все-таки успел почувствовать до того, как он сбил меня...

Пересекая толпу, которая кричит на всех языках мира, мы подходим к "Пути Тонгхатов." Так называется постоялый двор, ухоженный дом, которым безусловно должен владеть добропорядочный житель Кельта Гард. Хотя... тонгхаты, в соответствии с преданиями многих народов, были беспристрастными скитальцами, которым все было нипочем – и беды и страдания, которым было плевать на добро и радость. Внимательно гляжу на своих спутников, может быть – они и есть загадочные тонгхаты? Они бы подошли, но предания ничего не говорят о красных глазах или о недочеловеческой природе скитальцев.

Я декламирую стихи о тонгхатах, которые так легко слетают с уст странствующих бардов, и существуют в десятках измененных вариантов. Мои конвоиры останавливаются на пороге и несколько секунд рассматривают меня.

– Ты ошибся.

И мы входим в "Пути Тонгхатов". Да, я ошибся и не очень удивлен. Тонгхаты наверняка были человечнее черных людей.

@@@

Это было противное утро, не в пример предыдущему. Я проснулся с головной болью, которая, каким бы странным это не казалось, была вовсе не результатом вчерашней вечеринки. Тем более, что никакой вечеринки вчера не было, а только Анна и комиксы, комиксы и еще миллион раз эти растреклятые комиксы!

К концу дня она все-таки начала что-то понимать. Боже мой, это то же самое, что и учить школьника списывать! Совершенно невозможное и бессмысленное занятие. Надо убить братьев Грин за это. Однако, как бы все не было неприятно, я вновь мог позволить себе не торопиться – Анна сказала, что немного задержится. Но все же, я вскочил и помчался в ближайший магазинчик – купить пива. Хотя оно все равно не помогло бы мне. Голова разламывалась. Я же не могу переносить удары так же, как Веселый Ледоруб...

Она уже ждала меня перед закрытой дверью студии.

– Ты опоздал!

– Конечно,– отозвался я,– приключения Ледоруба сказываются на мне неблагоприятно.

Кажется, она оценила мою шутку, потому что на ее губах появилось слабое подобие улыбки.

– Ты знаешь, я не вижу ничего ничего сложного в том, чтобы копировать тебя. Я попробовала несколько раз дома...

Мы едва вошли, а она уже вытаскивала из сумки целую кипу набросков. Ха! Если бы я не знал, что не рисовал их, то решил бы, что у меня галлюцинации.

"Ура!" – закричал я про себя, еще не догадываясь, что меня ждет впереди.

– Но, я не понимаю... я не знаю, откуда берутся последовательности картинок. У тебя сюжет никогда не развивается стандартно – он то затянут, с кучей ненужных для ребенка подробностей, то чересчур сильно скачет...

– И? – спросил я, начиная подозревать, к чему она клонит.

– Больше так никто не делает, ты должен меня и этому научить, иначе, как я буду реализовывать твои идеи?

Я тяжело опустился на свой стул и положил руку на чистый лист бумаги.

– Может быть, ты хочешь стать мною?

Не дожидаясь ее ответа, я набросал панораму города в утреннем тумане и прибрежные воды залива с курсирующими в них суденышками.

– Ну вот, опять,– сказала Анна, присаживаясь рядом.

У нее в руке был карандаш.

– Если бы я начала отмечать кадры, которые надо выкинуть, осталось бы не более четверти от того, что ты рисуешь.

– Спасибо братьям Грин, что ты, пока еще, не мой редактор,-заметил я, вложив в свои слова побольше сарказма.

Голова уже перестала напоминать о себе и я расслабился. Всегда есть надежда на хэппи-энд.

Ученица несколько минут сидела молча, наблюдая за появлением новых кадров с Веселым Ледорубом и черными людьми. Потом она начала активно вмешиваться, когда обратила внимание на реплики персонажей, которые я подписывал под каждой картинкой мелкими буквами.

– Мне кажется, ты слишком подробен! Это плохо для развития сюжета, почему бы тебе не придумать злодея, который просто крадет людей и превращает их в рабов в золотоносных шахтах? А Ледоруб победил бы злодея... Это же комикс для детей!