Текст книги "Крутой парень"

Автор книги: Рекс Стаут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Стаут Рекс
Крутой парень

Рекс Стаут

КРУТОЙ ПАРЕНЬ

Поэт был заперт в своей комнате, и миссис Мэннерлиз, хозяйка дома, забрала ключ с собой. Возможно, она что-то слышала о том, как заставляла работать Йейтса {Йейтс Уильям Батлер (1865-1939) – ирландский поэт и драматург} леди Грегори. Но в голову миссис Мэннерлиз эта мысль могла прийти самостоятельно. Ее двоюродный брат, поэт, был ленивым парнем, которого изредка тянуло работать. Во имя Литературы она взяла его в свой загородный дом и каждый день запирала его на четыре часа, предварительно убрав из комнаты все книги и разложив бумагу и ручки на столе возле окна.

...Где напрягутся его мышцы.

Где пребудет его воля, мощь и отвага.

И его сила; пока он не увидит и не услышит ее.

И тогда сила обратится немощью...

"Невыносимо, – подумал он с отвращением. – Почти свободный стих. Надо бы избавится от одной строки: "И тогда сила обратится немощью" – однако точнее не скажешь. Голову даю на отсечение, но перед словом "немощь" придется сделать долгую паузу. Ну довольно, иначе я сойду с ума!"

Он бросил ручку на стол, подошел к окну и посмотрел в сад, на длинную, уходящую вниз лужайку с разбросанными то здесь, то там группами тенистых деревьев и кустарников. Чуть дальше его взору предстали теннисный корт и озеро, на берегу которого двигалось несколько фигурок, одна из них спускала на воду лодку. Какое-то время он наблюдал за ними, почти не осознавая, что там происходит, затем его взгляд переместился обратно к дому. И здесь в саду, прямо под окном, в качающемся гамаке он увидел голубое пятно. Это было женское платье.

Глаза поэта оживились, он осторожно открыл окно и перегнулся через подоконник, но лицо женщины закрывали нити гамака. Поэт отошел от окна, приблизился к двери и повернул ручку.

– Ах ты, закрыта, – сказал он, будто не знал, что это так. Он было поднял руку, чтобы постучать в дверь, но, поколебавшись, опустил ее и вернулся к окну. Замерев на мгновение, чтобы увериться, не исчезло ли голубое платье, он забрался на подоконник и ухватился за дальний край ставни. С минуту он висел на ней в двадцати футах от земли, затем рывком оттолкнулся от окна и руками и ногами уцепился за водосточную трубу. Ставня, сорвавшись с петель, с грохотом упала.

В этот миг тревожный и удивленный крик донесся снизу. Поэт легко спустился по трубе на землю и тут же начал отряхивать костюм.

– Боже милостивый! – раздался голос из гамака. – Просто чудо, что ты не разбился!

Поэт взглянул на нее, и на лице его отразилось величайшее разочарование. Перед ним была девушка двадцати трех-двадцати четырех лет, с мягкими каштановыми волосами, высоко приподнятыми бровями, прекрасными темными глазами. Ее приятное лицо разделяла четкая линия аккуратного носа. Выглядела она довольно привлекательно, но, когда поэт подошел поближе, тон у него стал недовольным.

– А, это ты. Откуда у тебя это платье?

– Ну вот. Хотя я не удивлена. Я всегда говорила, что ты немного не в себе.

– Какое право ты имеешь носить это платье?

– "Убогое, но мое". Ты должен знать, что оно от Герберта с Пятой авеню. А теперь, мой дорогой Поль, может быть, ты объяснишь, почему у тебя вошло в привычку лазить через окна и спрашивать у знакомых, где они покупают одежду.

Поэт что-то проворчал, сел возле гамака на траву и обхватил колени руками.

– Я обманулся, – мрачно заявил он. – Я думал, здесь другая. Платье совершенно такое же. Мне надо было поговорить с ней, а Хелен заперла меня в комнате, поэтому я и выбрался таким способом. Но все оказалось напрасно, да в придачу я не могу попасть обратно. У тебя есть сигарета?

– Ты говоришь о Китти Вриленд, – с улыбкой сказала девушка. – Но где же твоя наблюдательность? Видишь эти полоски? На платье у Китти их нет. И вырез совершенно другой.

– Меня это не интересует, я же не модельер. И потом, из окна я ничего не мог разглядеть. Какой сегодня день?

– Пятница.

– Она придет к нам? Хелен мне ничего не говорила.

– Нет. Она уехала на неделю в Ньюпорт, – вымолвила его собеседница и злобно добавила: – Думаю, что и Мэсситот тоже там будет.

– Мне все равно, – безразличным тоном ответил поэт, – так же как и то, что ее здесь нет. Мне просто хотелось взглянуть на нее. Кто это там идет?

– Не знаю... Это обычная компания Хелен.

– Уортли, Таунсенд, Кревел?

– Скорее всего.

– А Ричард Великий?

– Честно говоря, я не знаю. Ну ладно, глупо притворяться, будто не понимаю, что ты имеешь в виду.

Но это просто смешно.

– Конечно. – Поэте удовольствием посмотрел на ее чуть нахмуренное лицо и мягко улыбнулся. – Да, это смешно. В действительности он не более великий, чем кто-либо еще, только он думает, что это не так. Понимаешь, Джэнет, ты должна посмотреть на это так же, как и он. В двадцать семь лет он поставил перед собой определенную цель и уже через шесть лет оказался очень близок к ней, в отличие от других. У него много денег, он получил власть. Он – крутой парень, как раз по нынешней жизни. И что, если он купается в своей власти? Таким становится всякий, получивший ее хоть немного.

Я в точности такой же.

– А зачем ты мне говоришь все это?

– Потому что тебе надо знать об этом. Я понимаю жизнь. Я – поэт, но долго им не останусь, потому что становлюсь умнее, и это неизбежно. Во всем виновата моя проклятая лень. Сегодня я сочинял стихи, а мой мозг был занят Ричардом Великим.

...пока он не увидит и не услышит ее.

И тогда сила обратится немощью...

– Великий боже! Только не Ричард Горрин.

– Естественно.

– Это просто невозможно!

– Безусловно.

– Ты не знаешь его, дорогой мой Поль. – Неожиданно в ее тон вкралась горечь.

Он посмотрел на нее, его взгляд был столь быстр, что она не успела избавиться от грустной улыбки. Он отвернулся, его лицо утратило радостное выражение и стало задумчивым.

– Ты не понимаешь, – сказал он некоторое время спустя. – Я не имею в виду, что его сила превратилась в слабость. Наоборот. Когда сердце трепещет от любви, то слабость становится силой. Это так здорово, что мы с тобой старые друзья, Джэнет. Никому не захотелось бы объяснять свои стихи.

– Особенно если они нелепы.

– Нелепы?!

– Я подразумеваю только эти. Ты не знаешь мистера Горрина. Он средоточие силы. У него нет никаких слабостей, – с чувством, близким к сожалению, произнесла она.

– Конечно! – закричал поэт, вскакивая на ноги. – Конечно! Все правильно! Мне следовало догадаться раньше! Дело в том, что ты излишне рассудительна. Тебе не хватает чуть-чуть женской интуиции. Не притворяйся со мной. Ты что думаешь, я ни о чем не подозреваю?

Думаешь, не видно, когда женщина влюблена? Только я не могу понять...

– Поль, пожалуйста...

– Нет, нет и нет! И ты воображаешь, что мистер Горрин – воплощение силы? Смешно! Он у меня перед глазами, я слышу, как он предлагает защиту и заботу.

Смешно! Слишком велико его стремление, Джэнет. А ты такая же испорченная, как и он. Я уверен, что в ситуацию надо внести кардинальное изменение.

– Поль, я и сама собираюсь что-нибудь предпринять, если...

– Нет, ты ничего не будешь делать. Подожди минуту, мне надо подумать. Выход, конечно, может быть очень прост... хотя я не знаю... но можно попытаться...

Да, так я и сделаю! Это будет выглядеть забавно, но тем самым я докажу, что я прав. Именно то, что нужно, тем более мы с тобой старые друзья, Джэнет. Думаю, ты не будешь возражать против моего предложения.

Поэт замолчал. Затем провел рукой по волосам, пытаясь привести их в порядок, приблизился к гамаку, остановился прямо перед девушкой и отвесил церемонный поклон.

– Мисс Битон, – сказал он, – выходите за меня замуж.

– В самом деле, право...

– Нет, ты должна ответить "да". Естественно, ни у кого нет желания, тем не менее я подожду до завтра.

Так или иначе, поэты никогда не сдерживают своих обещаний, тем более что я не влюблен в тебя. И все же ты выйдешь за меня замуж? Скажи "да". Ведь это эксперимент. Ты выйдешь за меня замуж?

Девушка весело улыбнулась.

– Да, мой милый поэт, – сказала она.

– Ты сделаешь это?

– Да.

– Отлично! – Он взял ее руку и поцеловал кончики пальцев. – Все решено. Мы помолвлены. Ты поймешь, как я прав. А теперь конечно же тебе необходимо побыть одной и подумать. Так делают все женщины. Что же касается моей персоны, то у нее есть два часа до обеда, чтобы восстановить душевное равновесие. Через сорок минут прибывает поезд с Ричардом Великим и его свитой. Я же удаляюсь, озаренный только что приобретенным счастьем. Кстати, Джэнет, в следующий раз, когда надумаешь расположиться под моим окном, надень другое платье. Это меня смущает.

С такими словами он ее покинул.

Спустя четыре часа мисс Джэнет Битон снова качалась в гамаке. Был вечер, деревья на фоне темнеющего неба выглядели черными пятнами, кое-где разорванными лучами света из окон дома. Свежая прохлада раннеиюньского вечера заставила мисс Битон закутаться в накидку.

Издали доносились голоса и смех играющих в теннис под электрическими лампами. Остальные гости, приехавшие на уик-энд, бороздили на лодках озеро. С некоторым трудом мисс Битон удалось улизнуть от компании, чтобы поразмышлять в тишине. Она лежала в гамаке и смотрела на окно, из которого днем выпрыгнул ее друг поэт. Наверное, сейчас он сидит в комнате и пытается приручить вдохновение.

– Все получилось глупо, – вполголоса проговорила задумчиво она. – Я и не предполагала, что он все расскажет. Неужели он и в самом деле рассчитывал, будто вызовет этим сообщением ревность у Ричарда Горрина? Но ведь это ребячество. Хотя нет, он об этом не думал. И все же забавно было наблюдать за их лицами...

Она замолчала и вскинула подбородок, но в следующее мгновение голова поникла. Вдруг кто-то появился из-за угла дома – расплывчатая фигура звала ее из полумрака:

– Мисс Битон! Мисс Битон!

Джэнет затаила дыхание. Фигура шагнула вперед и остановилась в свете, падающем из окна. Это был высокий прямой человек, которому было чуть больше тридцати, с приятным мужественным лицом.

– Мисс Битон! – повторил он, направляясь к ней.

Увидев, как он приближается к гамаку, она села:

– Да. Я здесь.

Он подошел к ней и остановился:

– Я думал, ты пошла к озеру. Ты говорила...

– Я передумала.

– Неужели ты не могла предупредить нас...

– Я тебя звала, но ты был далеко.

Вместо ответа, он подошел к ближайшему дереву, взял садовый стул и поставил его возле гамака. Затем он сел и закурил сигару.

– Я не хотела, чтобы ты оказался в стороне, – сказала она спустя минуту.

– В стороне от чего?

– От озера, от других.

Он усмехнулся, выпуская клубы дыма. Какое-то время они молчали. Джэнет откинулась в гамаке и радовалась, что в темноте он не мог видеть ее лица. Гораздо легче разговаривать с ним, когда не надо следить за мимикой и голосом одновременно. Вдруг Горрин встал со стула и в раздражении бросил на землю сигару.

– Послушай, – резко сказал он, – что это за бред я слышал о тебе и Дювале?

Джэнет посмотрела на освещенное окно, и ее сердце наполнилось благодарностью к поэту. Он был не прав, но возродил в ней чувство собственного достоинства. И безусловно, Поль Дюваль предвидел возникновение подобного вопроса. Такой вопрос мог задать только уверенный в себе человек, человек, который добивается всего во что бы ни стало. Что же ему ответить...

– Бред? – спокойно спросила она.

– Да. Конечно это бред. Не думаешь ли ты, будто я готов поверить твоему искреннему желанию выйти за него замуж.

– Почему бы и нет?

– Есть причины. Первая – он мечтатель и пустозвон, а ты ведь такая разумная. Вторая – ты рассчитываешь выйти замуж за меня.

Джэнет приподнялась, опершись на локоть.

– Теперь ты говоришь чепуху, – холодно произнесла она.

– Нет. Я лишь повторяю истину. И ты знаешь ее сама. – Горрин шагнул еще ближе к гамаку. – Послушай, Джэнет, ты же умница, но зачем играть с судьбой? Почему ты пытаешься отложить неизбежное? Не ты ли говорила менее года назад, что любишь меня.

– О нет! – прошептала Джэнет. – Ты собираешься начать все сначала?

– Да, собираюсь. Ведь я же слышал твое признание. Ты разумный человек и не стала бы бросаться такими серьезными словами. Конечно же ты любила меня. И я любил тебя. И сейчас люблю. Но ты говоришь теперь, что не выйдешь за меня замуж. Почему?

Ты заявляешь, будто на самом деле не любишь меня.

Теперь ты утверждаешь, что я слишком сильный и независимый, чтобы нуждаться в тебе, и поэтому ничего не знаю о любви.

– Нет, я говорила...

– Извини. Было бы глупо ставить мне в вину мое душевное самообладание. Именно благодаря ему я добился всего того, что имею. Да, я – "крутой парень", поэтому не могу упасть перед тобой на колени, как твой поэт, и изливать сладкие речи. Это не мой стиль. И как говорил тебе много раз, именно своей волей я и намерен завоевать тебя. Не заблуждайся, совсем не ревность меня привела к тебе с вопросом об этом глупце Дювале. Случайности могут произойти с любым, но я стараюсь принимать меры предосторожности. Почему Дюваль заявил нам сегодня вечером, что ты дала обещание выйти за него замуж? Это же абсурд. Так не делают.

Джэнет была в раздумьях. Она задала себе вопрос: разве Ричард Горрин в этом не прав? Ответ она нашла в сердце – оно трепетало. Как же она была слепа! Она ощущала удвоенную радость от того, что ее лицо скрывает тень, так как в глазах ее стояли слезы. Ей стало стыдно за себя, за свою женскую слабость, чего раньше никогда не случалось. Сейчас она должна была принять решение, безошибочное. Поэтому, собрав все свое мужество и лукавство, она беззаботным, почти безразличным тоном сказала:

– Но ты забыл, что Поль – поэт. Он все делает не так, как вы.

– Ба! Так что же, это договор?

– Намного больше, – Джэнет выпрямилась, – намного больше. А ты обидел меня. В самом деле, ты обидел меня, мистер Горрин.

Он взглянул на нее, почувствовав, что она говорит серьезно:

– И чему же мне верить? Я не хотел обидеть тебя.

Ты и Дюваль были... вы – как брат и сестра. Ты его прекрасно знаешь. Все это – нелепица какая-то, ты бы никогда не вышла замуж за такого никчемного, такого неприспособленного...

– Мистер Горрин!

Он замолчал.

– Сегодня днем, – спокойно продолжила Джэнет, – я согласилась стать женой Поля Дюваля.

– Я знаю, но...

– Вот и все.

– Так ты дала ему обещание?

– Да.

Он выпрямился и совершенно чужим, не похожим на свой голосом произнес:

– Джэнет, ты шутишь?

Она повернула к нему голову.

– К сожалению, – проговорила она, – ты все еще продолжаешь заблуждаться.

– Заблуждаться? У меня нет такой привычки...

– Есть. Есть, мистер Горрин. В конце концов мне придется тебе объяснять. Да, год назад я признавалась тебе в любви. Не важно почему... да и сейчас я не знаю.

Потом я поняла, что ошиблась. Я узнала тебя лучше, чем ты сам знаешь себя. Ты много раз просил меня быть твоей женой. Почему?

– Потому что я люблю тебя.

– Отлично, но почему?

– Почему? Естественно, чтобы ты была рядом... оберегать и заботиться о тебе, защищать тебя...

– Защищать меня от чего?

– От общества.

– Ну вот, все стало на свои места. Я не хочу, чтобы ты защищал меня от общества. Настоящая причина в том, что ты избалован. Ты хочешь меня, как ребенок хочет печенье. Вот где твоя воля обманывает тебя, предает и когда-нибудь она подведет тебя. Случится так, что ты влюбишься по-настоящему, и тогда узнаешь, чему равно твое самообладание. Что касается меня, то я помолвлена с Полем, ты же посчитал это шуткой. И теперь пытаюсь тебе все объяснить, чтобы ты меня больше не раздражал.

– Ра-аздражаю тебя! Джэнет...

– Да, раздражаешь. Я чувствовала это в течение не одного месяца. Твоя самоуверенность стала настолько явной! Такой жалкой! Такой ребяческой. Ты превратился в себялюба. Какое-то время было даже забавно, этакий каприз. Но сегодня моя помолвка с Полем прекращает наши отношения. Сейчас он там, наверху, в своей комнате. Позвать его, чтобы его объяснение удовлетворило тебя?

Она замолчала, ожидая взрыва. У нее были наготове крепкие словечки для Ричарда Горрина. Но он не произнес ни слова. В темноте она не могла как следует разглядеть его лицо, но догадывалась, что оно в напряжении и, наверное, даже бледное от изумления. Нет, он не покажет своей ярости, он слишком сильный человек. Тут ей пришло в голову, как это ей удалось выискать такое слово – "себялюб". Как здорово оно ударило по нему!

Безусловно, он сейчас повернется и молча уйдет. Она вздрогнула. Ведь она сотворила с собой ужасную вещь!

Поль был не прав. Не прав. Не прав!

Вдруг Горрин заговорил:

– Ты совершаешь ошибку, Джэнет... – И тут произошло любопытное явление. Он начал говорить своим обычным тоном: твердым, уверенным, решительным. Но когда он произнес ее имя, странный, сдавленный звук вырвался из его горла. Сердце Джэнет затрепетало, и она подумала про себя: "Если бы только я могла увидеть его лицо, то сразу бы поняла его чувства". – У меня и в мыслях не было обидеть тебя, – сказал Горрин, обретая прежнее спокойствие. – Мне больно слышать это от тебя. Все это время я был искренне убежден, что ты любишь меня, и я...

– И поэтому ты подначивал, – прервала она его.

– Мне обидно, что ты так обо мне подумала.

– Так и было. Ты подначивал меня. Признаю, я пошла у тебя на поводу, решив, что тебе надо преподать урок. И... все это забавляло меня. Но теперь... теперь, когда Поль и я... все должно прекратиться. Черпай свою силу где-нибудь еще, мистер Горрин.

– Джэнет, я люблю тебя.

Она дрожала всем телом. Таким тоном он никогда не говорил с ней. Но ей все было мало.

– Мистер Горрин, – сказала она, – вы разговариваете с чужой невестой.

Тут же она закусила губу. Как глупо звучит эта шаблонная фраза! Но он не обратил на это внимания:

– Я ничего не могу с собой поделать. Я люблю тебя.

– Нет... я не должна слушать...

– Ты будешь слушать! Нет, я не имею в виду, что... я только хочу сказать, что не верю... да... ты должна выслушать! Неужели ты думаешь, я тебя так просто отпущу? Ты обвиняла меня, что я самонадеян! Да, это так! Что же касается его, я не уступлю тебя. Я никому тебя не уступлю. Ты – моя. Вот теперь ты понимаешь, Джэнет, что для меня значишь. Просто ты должна быть со мной, а он... пусть он даже не помышляет... он...

Горрин замолчал. Неожиданно Джэнет повернулась в гамаке лицом к освещенному окну и ровным голосом громко позвала:

– Поль!

Бессознательно Горрин тоже повернулся. Почти сразу в окне мелькнула тень, оно открылось, и поэт перегнулся через подоконник, вглядываясь во тьму.

– Поль, ты занят?

– Кто это? Джэнет? В общем-то да... нет.

– Я поднимусь к тебе.

– Хорошо. Давай.

Джэнет выскользнула из гамака.

– Вот так, мистер Горрин, вы не заставите меня слушать... – начала она, но осеклась при виде его лица. Оно было бледным, ошеломленным, напряжение исказило его. Это было лицо человека, который внезапно столкнулся с потрясшей все его существо катастрофой и который прилагает все силы, чтобы не взвыть от горя.

– Боже мой, – пробормотал он, – ты и в самом деле говорила правду, Джэнет...

Она не могла больше выносить это и, не говоря ни слова, промчалась мимо него за угол дома и направилась к двери. Оглянувшись на углу, она не увидела его фигуры. Затем она вошла в холл, быстро поднялась по ступенькам, пролетела по коридору и постучала в дверь, которая тут же распахнулась.

Как только поэт увидел ее лицо, то выразительно свистнул и улыбнулся.

– А-а!– произнес он. – Мне показалось, что ты была не одна внизу. Вроде бы я смутно разглядел силуэт крупного мужчины. – Он двинулся в сторону. – Входи.

– Нет, – торопливо проговорила она, – я не могу. Я только хотела... Да, он внизу. О, Поль, ты был прав! Я всего-навсего глупая девчонка. Я собираюсь... нет, подожди, сначала... Мы ведь не по-настоящему помолвлены.

– Что! – укоризненно воскликнул поэт. – Ты хочешь разорвать нашу помолвку?!

– Да. Мы ведь никогда не были помолвлены... Я только хотела...

– Ну и ну! Джэнет, ты причиняешь мне боль. Ты разбиваешь мое сердце. Ты разрушаешь мою жизнь. Я прекрасно понял...

– Глупый! – вскрикнула Джэнет.

Она шагнула к нему, выпрямилась и поцеловала.

Вниз по лестнице она бежала быстрее, чем наверх. Но в холле она замедлила шаг, а когда ступила на крыльцо, и вовсе остановилась. Она почувствовала, как теплая волна поднимается в теле и по коже бегут мурашки. На минуту Джэнет замерла, затем снова двинулась вперед, но медленно и как будто нехотя. Она опять спустилась на дорожку, ведущую в сад. И тут ее мозг пронзила мысль:

"А что, если его там уже нет?" Она ускорила шаг. Завернув за угол дома, Джэнет напрягла глаза – нет, его не видно.

Она шла дальше, и ей казалось, что гравий нестерпимо скрипит под ее ногами. Она уже была совсем близко к гамаку, в полной уверенности, что Ричард ушел, как услышала необычный звук, будто кто-то задыхается. Вдруг она увидела, что гамак не пуст. Ее сердце встрепенулось. На цыпочках она приблизилась и увидела, что Ричард лежит в гамаке лицом вниз, плечи его конвульсивно содрогаются и из горла вылетают странные всхлипы.

Ричард Великий плакал.

Ее сердце остановилось, казалось, что оно заполнило всю грудную клетку всеобъемлющим сладостным теплом. Она нагнулась, приложила свою руку к его щеке и прошептала его имя.