Текст книги "Слишком много женщин"

Автор книги: Рекс Стаут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Слишком много женщин

Эта история – самый настоящий вздор. Иногда она мне кажется забавной, иногда скучной, а иногда вызывает сильное раздражение, особенно когда я чувствую, что больше не в силах выносить Вульфа.

Началась она весело, но потом стала развиваться на минорный лад. Позвонил некто Джаспер Пайн, президент компании «Нейлор – Керр», которая находилась в доме 914 по Уильям-стрит, в самом центре, там, где тридцатиэтажное здание кажется крохотным, и попросил, чтобы Ниро Вульф пришел к нему кое о чем переговорить. Я терпеливо объяснил ему, что Вульф слишком ленив, толст и неповоротлив, а также чересчур гениален, чтобы позволить себе явиться куда-нибудь по вызову. Однако днем Пайн позвонил снова и настоял на том, чтобы я передал трубку самому Вульфу, и тогда Вульф отбрил его. Час спустя, когда Вульф ушел наверх в оранжерею, я, чтобы скоротать время, набрал номер компании «Нейлор – Керр», умудрился пробиться к Пайну и поинтересовался, почему он не хочет прийти к нам. Он раздраженно ответил, что слишком занят, а потом захотел узнать, с кем он разговаривает.

Я сказал, что меня зовут Арчи Гудвин и я являюсь сердцем, печенью, легкими и глоткой частного сыскного агентства Ниро Вульфа, сам же Вульф представляет собой мозг этого агентства. Он саркастически спросил, не являюсь ли я тоже гением. Конечно нет, ответил я, в общем-то я самый обычный человек.

– Я бы мог подскочить прямо сейчас, – сказал я.

– Нет, – коротко, но не грубо ответил он. – Сегодня у меня весь день занят. Приходите завтра утром в десять часов. Лучше в десять пятнадцать.

Кем только не населены эти застывшие в камне, взметнувшиеся ввысь на сотни футов символы власти и богатства, – тут и небольшие агентства, занимающие одну комнату, и супергиганты, расползшиеся на десять этажей. Название компании «Нейлор – Керр» ни о чем мне не говорило; я с ней, прямо скажем, ни разу не сталкивался, но когда в справочном бюро на первом этаже мне сообщили, что компания арендует три этажа, мои брови от удивления полезли вверх. Правление размещалось на тридцать шестом этаже, и я поднялся наверх. Обстановочка тут была что надо – толстые ковры, деревянные панели, простор. Однако секретарша, хотя она, конечно, не была слишком уродлива, уже давно перешла роковую черту и достигла критического для женщины возраста.

Она приняла меня в десять четырнадцать, а в десять девятнадцать мы уже шли по коридору в кабинет президента. Естественно, он занимал угловое помещение с большими окнами, хотя надо признать, что несмотря на еще большее количество ковров и панелей и дорогую кабинетную мебель, было очевидно, что здесь действительно работали.

Джасперу Пайну было на вид столько же лет, сколько и секретарше (вероятно, около пятидесяти), однако он выглядел значительно моложе. Если бы не его одежда, особенно пиджак, скроенный как будто специально для его сутулых плеч, то он скорее был похож на квалифицированного рабочего, нежели на высшее должностное лицо крупной корпорации. Он вышел на середину комнаты, чтобы пожать мне руку, показав этим, что ему не чужда вежливость, и, вместо того чтобы усесться на свое место, отгородившись от меня письменным столом, предложил мне устроиться между двумя окнами, где стояли удобные кресла.

– Утром у меня бывает много посетителей, – сказал он, и его голос прозвучал так низко, что, казалось, ему нужно лишь сильнее выдохнуть – и звук достигнет Центрального парка, и при необходимости он мог это сделать. Разглядывая его, я пытался прикинуть, какая работа нам предстоит: кража карандашей на складе, выследить источники которой мы бы наверняка не смогли, или слежка за женой, чем Ниро Вульф принципиально не занимался. По телефону он не стал уточнять. – Итак, – продолжал Пайн, – попытаюсь изложить дело покороче. Просматривая недавно несколько докладов, я обратил внимание, что текучесть кадров в центральной конторе, не считая технического персонала, за тысяча девятьсот сорок шестой год превысила двадцать восемь процентов. Это слишком много. Я решил заняться этим вопросом подробнее. Прежде всего я поручил составить вопросник, напечатать две тысячи экземпляров и разослать их всем руководителям отделов, с тем чтобы они заполнили эти вопросники на каждого служащего, уволенного в течение тысяча девятьсот сорок шестого года. Вопросники нужно было вернуть непосредственно мне. И вот что я получил от начальника отдела фондов. – Он протянул мне листок бумаги: – Взгляните на это. Прочитайте внимательно.

Я увидел небольшой, размером с письмо, лист бумаги, на одной стороне которого был напечатан типографским способом текст. Вверху было написано: «Вернуть в канцелярию президента к 10 марта».

Ответы на вопросы были напечатаны на машинке. В первой строке была указана фамилия бывшего сотрудника – Уальдо Уилмот Myр. Возраст: – 30 лет. Холост. Адрес: отель «Черчилли». Принят на работу: 8 апреля 1946 года. Основание для приема на работу: личное обращение. Должность: контролер корреспонденции. Зарплата: 100 долларов в неделю. Повышение зарплаты: до 150 долларов в неделю – 30 сентября 1946 года. Уволен: 5 декабря 1946 года.

Из последующих строк можно было почерпнуть сведения о том, как он работал, в каких отношениях находился с другими служащими и непосредственными начальниками и так далее. И, наконец, последний вопрос: «Причина увольнения (приведите подробности)». Для ответа на этот вопрос было отведено несколько строчек – чтобы внести все детали. Однако для Уальдо Уилмота Мура хватило лишь одного слова: убит.

Ясное дело – это не кража карандашей Я взглянул на Джаспера Пайна и бодро сказал:

– Прекрасная идея, такие доклады помогут вам обнаружить слабые места, и вы примете необходимые меры. Хотя случай с Муром, видимо, исключение. Не думаю, что из этих двадцати восьми процентов многие кончали таким образом. Кстати, я слежу за убийствами в силу моей профессии, но не помню этого. Оно произошло в городе?

Пайн кивнул:

– Мур попал под автомобиль, водитель после наезда скрылся. Это случилось здесь, в Нью-Йорке, но не в центре. Полагаю, это называется непредумышленное убийство, а не убийство, которое предполагает наличие умысла. Я не юрист, но этим вопросом я специально поинтересовался, когда этот доклад… когда я это увидел. – Он сделал нетерпеливый жест. – Водителя так и не нашли. И я хочу, чтобы Ниро Вульф выяснил, имеются ли основания утверждать, что это было убийство.

– Это существенно или вам просто любопытно?

– Нет. Я вызвал начальника отдела, который подготовил этот доклад, поскольку считаю недопустимым, чтобы в наших досье хранилась запись о том, что один из наших сотрудников был убит. Я также хотел знать причины, почему он сделал такую запись. Он отказался назвать хоть одну. Он согласился с моим определением убийства и неумышленного убийства, однако отказался переделать доклад или напечатать новый, употребив другое слово или фразу. Он упорно считал, что доклад правильно отражает ситуацию. Он отказался обсудить и доработать его.

– Господи! – поразился я. – Должно быть, это рекорд. Четыре отказа президенту корпорации от простого начальника отдела! Кто же он? Нейлор? Или Керр?

– Его зовут Керр Нейлор.

На секунду я подумал, что он хотел сострить, смягчив тем самым ноту, на которой закончил рассказ, однако на его лице было написано совершенно иное. Он отвлекся, чтобы зажечь сигарету, и нетрудно было видеть, что целью этого маневра было скрыть замешательство.

Президент был бесспорно смущен.

Хорошенько затянувшись, он надрывно кашлянул и объяснил:

– Керр Нейлор – это сын одного из основателей фирмы. Его назвали Керром в честь другого основателя. Он занимается… кхе-кхе… разными вопросами. К тому же он брат моей жены. Фактически он контролирует большую часть акций корпорации, но больше ими не владеет, потому что отказался от них. Он не хочет быть управляющим компании и работать в совете директоров.

– Понятно. Отказался и «залег на дно».

Пайн снова сделал нетерпеливый жест. При этом движение его руки было резким, однако жест этот не был высокомерным.

– Как видите, – сказал он, – ситуация непростая. После того как Нейлор отказался обосновать доклад или изменить его, я хотел плюнуть на это дело и просто уничтожить доклад, но я уже рассказал о нем двум своим заместителям и одному из членов совета директоров, и у всех сложилось мнение, что этим делом нужно заняться. Кроме того, известие о докладе с такой формулировкой распространилось среди сотрудников отдела, скорее всего через машинистку, которая его печатала, что породило нездоровые слухи. Этот Мур был таким типом… я бы сказал так: был человеком, который окружен слухами, и теперь, спустя почти четыре месяца после его смерти, о нем по-прежнему продолжают распространяться слухи. Для нас это нежелательно, и мы хотели бы прекратить это.

– Вот как! Вы сказали, что хотите, чтобы Вульф расследовал, имеются ли основания для употребления слова «убийство». А теперь вы хотите остановить слухи. Вам надо выбрать что-то одно.

– Но ведь это все равно, не так ли?

– Вовсе нет. Если мы выясним, что он был убит, и результаты расследования просочатся наружу, возникнут новые слухи, не говоря уже об иных возможных результатах.

Пайн взглянул на часы, потянулся к пепельнице, чтобы затушить сигарету, и поднялся.

– К чертовой матери! – сказал он, выдохнув сильнее, но не громко. – Неужели надо объяснять, что ситуация осложняется тем, что этот доклад подписал именно Керр Нейлор? Все это дьявольски скучно и отнимает у меня время, которое следует использовать для работы. Его отец, старик Джордж Нейлор, до сих пор жив и является председателем совета директоров, хотя уже давно перевел свою часть акций на детей. Наша компания, старейшая и крупнейшая в данной области, крупнейшая в мире, имеет хорошую репутацию и традиции. Но сейчас положение…кхе-кхе… осложнилось. Директора и руководители, ведущие сейчас дела компании, к которым отношусь и я, хотим внимательно расследовать это дело, и я хочу, чтобы это сделал Ниро Вульф.

– Вы имеете в виду корпорацию? Она хочет нанять Вульфа?

– Разумеется!

– И что мы должны сделать? Минутку, если я вас правильно понял, мы должны либо доказать, что слово в докладе употреблено правильно, либо утереть Керру Нейлору нос. В этом заключается наше задание?

– Грубо говоря, да.

– Будет ли компания помогать нам?

– Вы получите любое разумное содействие. Детали можно будет обговорить со мной. Прошло много времени. Все это надо делать очень осторожно и деликатно. Мне кажется, будет лучше всего, если бы Ниро Вульф поработал в отделе фондов, естественно под другой фамилией, он мог бы… Что случилось?

– Ничего, простите. – Я поднялся. Когда я представил себе, как Вульф каждое утро спешит на Уильям-стрит, даже если я подбрасываю его на машине, и как он нажимает контрольные часы при входе, а также как он работает весь день в отделе фондов, впечатление было слишком сильным, чтобы я смог сохранить контроль над выраженная своего лица. – О'кей, – сказал я. – Кажется, я уже имею достаточно информации для доклада Вульфу. Кроме оплаты. Должен вас предупредить, что послевоенная инфляция не отразилась на его тарифе, поскольку он был уже так высок, что резкий скачок выглядел бы вульгарно.

– Наша компания никогда не платит мало за хорошую работу.

Я сказал, что тогда все в порядке, и взялся за шляпу и пальто.

Между мной и Вульфом опять пробежал холодок отчуждения. Это случалось в среднем раза четыре в неделю, или же пару сотен раз в год. В данном случае были две причины. Первая: мое естественное желание, чтобы он купил новый автомобиль, натолкнулось на его тупую убежденность, что можно подождать – до следующего года. Вторая: его идея купить бесшумную пишущую машинку разбивалась о мою привязанность к старой машинке.

Получалось так, что в это время в старом доме из бурого кирпича на Западной Тридцать пятой улице неподалеку от Гудзона, которым он владел и использовал одновременно для проживания и работы, холодок отчуждения коснулся не только нас двоих. В доме нас было четверо, и все время от времени бывали чем-нибудь недовольны. Вульф где-то подхватил идею о том, что в тушеные моллюски нужно обязательно добавлять листья сладкого базилика, а Фриц Бреннер, наш повар и управляющий домом, отчаянно сопротивлялся. Один тип из Нью-Гэмпшира в знак благодарности за что-то прислал Вульфу подарок – три молодых бегонии, называемые Тимблберри, и Вульф поставил их на лучшем месте в верхней гостиной, и Теодору Хорстману, нашему специалисту по зеленым насаждениям, который считал все растения, кроме орхидей, сорняками, пришлось только стиснуть зубы.

Словом, атмосфера в доме напоминала арктическую. И пока я спускался в лифте, мне вдруг пришло в голову, что это новое дело (Нейлор – Керр, или Керр – Нейлор, или Пайн – Керр Нейлор) можно было бы использовать как оправдание для того, чтобы поболтаться несколько дней где-нибудь вне этой атмосферы. Почему бы не сходить поработать в отделе фондов, например? Усаживаясь в такси, перехваченное из-под носа у двух потенциальных клиентов, я обдумывал этот вопрос. Какая-нибудь другая работа, не связанная с жестким расписанием, не показалась бы мне подходящей. Из небольшого дружеского разговора с лифтером я узнал, что компания «Нейлор – Керр» специализировалась на производстве и поставках инженерного оборудования, о чем я имел, конечно, самое общее представление. Тем не менее работа эта, безусловно, позволила бы мне часто менять обстановку и общаться с людьми, иначе этим делом можно было бы заниматься очень долго, а я не хотел тянуть. Конечно, трудно будет уговорить Вульфа, чтобы он позволил мне поработать хотя бы недельку, потому что я ему требовался буквально ежечасно и даже каждую минуту для всего чего угодно, – от ознакомления с почтой до выпроваживания нежелательных клиентов, в одного из которых пришлось даже выстрелить, – был такой случай.

Идея мне понравилась, и, опасаясь, что если в деле запахнет убийством, мне придется блуждать в потемках, я попросил водителя такси поехать на Западную Двадцатую улицу, туда, где находился специальный отдел по расследованию убийств. По счастливой случайности Пэрли Стеббинз, мой любимый сержант, был на дежурстве. Немного поворчав, он помог получить то, что я хотел. Позвонив коллеге сержанту в центр города, мы узнали, что смерть Уальдо Уилмота Мура наступила около полуночи четвертого декабря. Тело было обнаружено супружеской парой на Тридцать девятой улице в ста двадцати футах восточнее Одиннадцатой авеню. Пока муж стоял около тела, жена позвонила по телефону, и в девятнадцать минут второго ночи пятого декабря на место происшествия прибыл полицейский автомобиль с радиотелефоном. Смерть Мура наступила до приезда полиции. Его голова была расплющена, а ноги переломаны. Сбивший его автомобиль нашли утром на стоянке на Западной Девяносто пятой улице около Бродвея. Мотор был еще горячий, а сам автомобиль украли вечером четвертого числа с Пятьдесят четвертой улицы. Владельца машины найти так и не удалось, несмотря на тщательные поиски. Свидетелей инцидента тоже не нашли, однако заключение о смерти, а также результаты криминалистической экспертизы различных частиц, прилипших к шинам и крылу украденного автомобиля, показались для всех достаточным объяснением того, что произошло. В результате записали, что это был обычный наезд, но дело все еще оставалось открытым. После разговора по телефону Пэрли вышел в какую-то дверь и, вернувшись через пару минут, сказал, что делом все еще занимается отдел по расследованию убийств.

– Да-а, – ухмыльнулся я. – Могу себе представить: совещания, мизерные улики, которые тщательно проверяются, десяток твоих лучших людей переворачивают камни…

Пэрли чертыхнулся. Поняв издевку, он зло сказал:

– Приходи сюда, садись за мой стол и занимайся этим делом. А теперь раскалывайся. Кто твой клиент?

Я замотал головой:

– Я знаю, откуда у тебя этот скрип, который ты называешь голосом. Твоя мать, когда была тобой беременна, очень любила, наверное, молоть на терке мускатные орехи. Ну, допустим, это страховая компания.

– Чушь. Ни одна страховая компания не станет платить Ниро Вульфу. Кто тебя пригласил?

– Пока с тебя хватит, – я поднялся. – Тебе это приснилось – и все тут. Если когда-нибудь придется пустить в ход зубы, посмотрим, удастся ли тебе укусить. Премного благодарен, и передай привет твоему боссу.

Но я получил шанс передать этот привет лично. Направляясь к выходу, я столкнулся с ним: инспектор Кремер, сосредоточенный и быстрый, шел мне навстречу. Увидев меня, он резко остановился и требовательно спросил:

– Что тебе надо?

– Сэр, – заискивающе сказал я, – мне кажется, что с моим опытом и при наличии у вас вакансии я мог бы начать простым патрульным и сделать себе карьеру…

– Прирожденный клоун, – сказал он язвительно. – Случайно не по делу Мередита? Опять Вульф пролез без приглашения…

– Нет, сэр. Мистер Вульф счел бы это за дерзость. Как он сказал только вчера: «Если мистер Кремер когда-либо…»

Он уже уходил.

Я посмотрел укоризненна на его широкую спину и направился на улицу.

Сидя за своим письменным столам в кабинете, я положил телефонную трубку на аппарат и сказал Вульфу:

– Банк говорит, что «Нейлор – Керр» располагает по меньшей мере двадцатью миллионами.

Вульф, восседавший за собственным письменным столом, издал тяжелый вздох и замолчал. Подробный отчет об этой истории я изложил ему довольно сухо, только факты, без какой-то эмоциональной окраски, и все это из-за того самого холодка, о котором я говорил выше. Естественно, он склонялся к тому, чтобы не браться за это дело, потому что его всегда раздражал любой намек на необходимость использовать свои мозги, однако я не сомневался, что мне удастся уговорить его, так как, похоже, тут можно было легко подзаработать, а деньги нам были нужны.

Он снова вздохнул.

По-прежнему сухо я продолжил:

– Готов поставить на то, что Пайн сам убил Уальди Уилмота Мура, а теперь пытается сохранить хорошую мину. То, что неизвестно нам, может знать кто-то еще. В конце концов, нам будет платить компания, а не он. Судя по его предложению поработать вам в отделе фондов под другой фамилией, он все хорошо обдумал. Если работы будет слишком много, ее можно будет брать домой, и я с удовольствием помогу. Платить они будут вам по весу: скажем, по доллару за фунт в неделю. Сейчас вы весите около трехсот сорока фунтов, стало быть, ежегодная зарплата будет…

– Арчи! Твой блокнот!

– Есть, сэр. – Я достал блокнот и перевернул на чистую страницу.

– Письмо мистеру Пайну, президенту и так далее. Мистер Гудвин сообщил мне о вашем утреннем разговоре с ним. Я принимаю предложение вашей компании о расследовании смерти бывшего сотрудника Уальдо Уилмота Мура. Ясно, что целью расследования является установление с надежными доказательствами причины его смерти – в результате несчастного случая или умышленных действий какого-либо лица или лиц. В нашу задачу, как я понимаю, не входит выявление личности убийцы, если это было убийство, а также предоставление доказательств вины. Просьба уведомить меня, если вы захотите поручить нам и это. Абзац.

По моему мнению, наиболее быстро результатов можно достичь, если включить мистера Гудвина в штат компании в качестве эксперта по кадрам. Его присутствие вы могли бы легко объяснить как одну из мер по изучению проблемы текучести кадров. Таким образом он сможет поработать некоторое время, свободно общаясь с сотрудниками, не вызывая недоумения и не усиливая уже распространившиеся слухи. Прошу вас установить ему зарплату двести долларов в неделю. Абзац.

Мой гонорар будет зависеть, разумеется, от времени, затраченного на это дело, а также от объема и рода работы, которую потребуется выполнить. Гарантии не предоставляется. Заключение договора не требуется, если только вы не захотите этого. В таком случае следует выписать чек на две тысячи долларов. Искренне ваш.

Вульф, который всегда при диктовке несколько приподнимался, откинулся назад.

– После ленча можешь сходить в компанию и вручить ему письмо.

Если раньше я был холоден, то сейчас я стал ледяным.

– При чем тут ленч? – спросил я. – Почему я должен есть?

– Почему нет? – его глаза раскрылись. – Что случилось?

– Ничего. Абсолютно ничего. Просто я хочу закончить то, что начал, а это может занять недели. Есть еще несколько мелких проблем, которые нужно решить здесь, и очень возможно, что, привыкнув ворчать на меня, звонить мне или брюзжать, как вы это делаете в среднем раз десять за час, вы почувствуете неудобство в связи с моим отсутствием. А кстати, мне пришло в голову: может, вы подумываете о моей замене?

– Арчи, – пробормотал он. Его бормотание – это Вульф в самом худшем виде. – Я согласен с тем человеком, забыл, как его звали, который сказал, что незаменимых людей нет. Кстати, ты, возможно, заметил, что я предложил такую же зарплату, какую ты получаешь у меня. Ты можешь либо переводить их чеки на меня, чтобы положить на мой счет в банк, и принимать чеки от меня, как обычно, еженедельно, или просто брать их чеки в качестве своей зарплаты, в зависимости от того, что проще для твоих расчетов.

– Большое спасибо! – я даже не пытался дальше говорить. Его намеренное употребление множественного числа – чеки вместо чека – три раза произвело в точности тот эффект, какой он хотел. Я достал бумагу и копирку, вставил в машинку и начал печатать так, что не осталось ни малейшего сомнения в том, бесшумна она или нет.

Холодность.

На следующий день, в среду утром девятнадцатого марта, я начал работать в качестве эксперта по кадрам в компании «Нейлор – Керр».

Я знал столько же, сколько после моего первого визита к Пайну, не более того. Во вторник днем, когда я принес Пайну письмо Вульфа, он охотно позволил мне задавать вопросы, однако на многие из них я не получил ответа. Идея Вульфа о порядке работы ему понравилась, и он немедленно приступил к делу, чем подтвердил свою репутацию хорошего организатора. Все было очень просто. Он вызвал помощника вице-президента, познакомил нас и дал ему указание включить меня в ведомость на получение зарплаты, а также представить всем начальникам отделов. В тот же день в кабинете помощника вице-президента состоялось мое знакомство с начальниками отделов, которых туда вызвали. Я улучил момент и сказал, что после просмотра докладов решил начать с отдела фондов.

В среду утром я был на работе в отделе фондов на тридцать четвертом этаже. Здесь меня ожидал сюрприз. Я представлял себе, что отдел фондов – это огромное хранилище с полками до потолка, на которых находились образцы разных предметов, относящихся к строительству инженерных сооружений. Но ничего подобного не было. Прежде всего все обозримое пространство занимало помещение размером со стадион «Янки», уставленное сотнями письменных столов, за которыми сидели девушки. По обе стороны тянулись маленькие кабинеты, разделенные перегородками. Одни двери были закрыты, другие открыты. Однако склада нигде не было видно.

С первого взгляда я полюбил работу и девушек. Все складывалось просто замечательно: девушкам платили за то, что они сидели на своих местах, а мне будут платить за то, что я буду свободно ходить между ними и болтать с любой из них. Быть может, если бы я проработал здесь пару лет, я бы обнаружил среди них отдельные, менее привлекательные экземпляры, допустим второй сорт или ниже по возрасту, фигуре, качеству кожи, голосу, интеллекту, но сейчас, в девять часов пятьдесят две минуты утра, это зрелище захватывало дух. Их было по меньшей мере ПОЛТЫСЯЧИ, и все как на подбор: опрятные, молодые, здоровые, доброжелательные, энергичные, прекрасные и доступные. Я стоял и, стараясь казаться равнодушным, пожирал их глазами. Это был океан возможностей.

Чей-то голос рядом со мной произнес:

– Сомневаюсь, есть ли в этом зале хоть одна девственница. А теперь не хотите ли пройти ко мне в кабинет?

Это был Керр Нейлор, начальник отдела фондов. Как и было условлено, я доложил ему о прибытии на работу, а он представил меня своим помощникам – начальникам секций, которых оказалось около дюжины. Все, за исключением двух, были мужчины. На одного из них – начальника секции контроля корреспонденции – я посматривал с особым интересом (ведь Уальдо Уилмот Мур тоже был контролером корреспонденции), однако пока я проявлял осторожность, чтобы не привлечь сразу его внимание и не дать ему опомниться. Его звали Дикерсон. Глаза его все время слезились, а по возрасту он вполне мог быть моим дедушкой. Из нашего короткого разговора я понял, что в задачу контролера корреспонденции входит незаметно и быстро выхватывать письмо по своему усмотрению, уносить его в комнату проверки и исследовать там его содержание, включая характер письма, стиль и способ исполнения. Таким образом, можно было легко сделать вывод, что уровень его популярности на службе был таким же, как, скажем, военного полицейского в армии, и это было плохо. У любого исполнителя писем или машинистки в отделе могло возникнуть желание убить Мура, включая тех, кто потерял работу, – а текучка составила двадцать восемь процентов. Сортировать в одиночку стог сена по одной соломинке – не мой путь погони за счастьем, но некоторый положительный момент тут имеется, о чем я уже говорил выше.

Кабинет Керра Нейлора тоже находился в угловом помещении, но он был во всех отношениях значительно более скромным по сравнению с президентским, находившимся двумя этажами выше. Вдоль одной из стен стояли высокие, до потолка, стеллажи, а повсюду на столах и даже на двух стульях были свалены кипы бумаг. После того как мы уселись (он – за письменный стол, а я с другой стороны), я спросил его:

– Почему вы не берете на работу девственниц?

– Что? – Затем он хихикнул: – О, это просто шутка. Нет, мистер Трут, в нашей конторе не возражают против девственниц. Я просто сомневаюсь, что они вообще имеются. А теперь, с чего вы собираетесь начать?

Его голос очень соответствовал внешности. У него был тонкий тенор, и хотя карликом он не был, в тот день, когда мать-природа создала его, большие размеры явно уже кончились. Наверное, и красок оставалось мало. Его кожа была абсолютно бесцветной, и единственным основанием предположить, что внутри этой оболочки скрывался кто-то живой, были глаза. Они тоже были бесцветными, однако в них присутствовала какая-то прыгающая искорка, причем не на поверхности, а таящаяся в глубине.

– В первый день, – сказал я, – думаю, надо потолкаться среди людей и определить, по каким направлениям я буду работать. Что, совсем нет девственниц? А кто же эти цветочки посрывал? Все меня зовут просто Пит, и вы можете меня так называть.

Я выбрал имя Питер Трут, так как мне нравилось, что первый слог несет в себе некоторый подтекст. Пайну показалось, что мое собственное имя Арчи Гудвин может быть кому-нибудь знакомо. Я вернулся к теме о девственницах, потому что хотел поддержать разговор и получше узнать эту птицу. Однако это была всего лишь шутка, и вопрос о девственницах не разбудил в нем никаких эмоций, как часто бывает с мужчинами, которым за пятьдесят. Он проигнорировал эту тему и сказал:

– Как я понимаю, вы собираетесь изучить всю кадровую проблему в прошлом, настоящем и будущем. Если вы хотите начать с конкретного случая и танцевать уже от него, то я предлагаю вам Уальдо Уилмота Мура. Он работал у нас в прошлом году с восьмого апреля по четвертое декабря – контролером корреспонденции. Его убили.

При этих словах искорка в его глазах блеснула и спряталась. Выражение своего лица я контролировал, несмотря на эти его выходки, но любой на моем месте проявил бы естественный интерес при слове «убили», поэтому я тоже решил его выказать.

Мои брови поднялись:

– Боже мой, – сказал я, – мне никто не говорил, что дело зашло так далеко. Убили? Прямо здесь?

– Нет, нет. Не в здании. На Тридцать девятой улице, ночью. Его задавил автомобиль. Голова была расплющена. – Нейлор хихикнул, впрочем, это могло быть не хихиканье, а просто у него сдали нервы. – Я был среди тех, кого попросили прийти и опознать его труп в морге, и должен сказать, это было странное занятие: будто пытаешься опознать что-то такое, что вы прежде знали только как круглый предмет, например апельсин, после того, как его сжали, чтобы сделать две плоские поверхности. Было чрезвычайно интересно, однако я не хотел бы видеть это еще раз.

– И вы смогли его опознать?

– Конечно, без труда.

– А почему вы говорите, что он был убит? Преступника поймали?

– Нет, я понимаю, что полиция считает это просто несчастным случаем, тем, что они называют «сбил и удрал».

– Тогда это не было убийством. Юридически.

Нейлор улыбнулся мне. Его аккуратный, маленький рот не был предназначен для широких улыбок, но все же он пытался изобразить именно улыбку, хотя она проскользнула очень быстро.

– Мистер Трут, – сказал он, – если мы должны вместе работать, то мы должны понимать друг друга. Я довольно восприимчивый человек, и вы, возможно, удивитесь, когда узнаете, насколько я вас уже понимаю. Вот еще что я вам скажу о себе: я всегда был и есть студент, изучающий языки. И я всегда очень щепетилен в отношении выбора используемых мною слов. Я распознаю эвфемизмы и синонимы, и я знаком со всеми глаголами, включая жаргонные, означающие понятие смерти. Что, я сказал, случилось с этим Муром?

– Вы сказали, что он был убит.

– Очень хорошо. Именно это я и имел в виду.

– Хорошо, мистер Нейлор, но я тоже люблю лексику. – У меня было сильное ощущение, что, независимо от причины, по которой он все это сразу обрушил на меня, если бы я отреагировал правильно, я мог бы по меньшей мере закончить перебрасывание мяча, а может, и всю игру в это первое утро. Я попытался. Я ухмыльнулся. – Я всегда любил лексику, – заявил я, – по грамматике у меня всегда было не ниже «хорошо», вплоть до восьмого класса. Я не хочу заострять на этом внимание, но раз уж мы затронули эту тему, то ваши слова, когда вы говорите, что Мур был убит, я понимаю таким образом, что водитель автомобиля знал, что это был Мур, что он хотел лишить его жизни или по меньшей мере покалечить и направил на него свой автомобиль. Разве не такой напрашивается вывод?

Нейлор смотрел прямо на стену за моей сливой, искорки в его глазах не было видно, так как взгляд был обращен куда-то вверх. Я повернулся, чтобы узнать, на что он смотрел. Это были всего-навсего часы. Я снова повернулся к нему, и его взгляд перешел на меня.

Он снова улыбнулся.

– Двадцать минут одиннадцатого, – сказал он, скрывая возмущение. – Понимаю, мистер Трут, что мистер Пайн принял вас на работу, чтобы изучить наши кадровые проблемы. Как вы думаете, что бы он сказал, если б узнал, как вы тут спокойно сидите, беседуя об убийстве, которое не имеет никакой связи с вашей работой?