Текст книги "Бокал шампанского"

Автор книги: Рекс Стаут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

6

В четверть шестого, когда Лэдлоу ушел, в моей записной книжке было застенографировано тридцать две страницы.

В общем-то это была пустая трата времени и бумаги, но встречалось и кое-что интересное. Ни слова не было сказано о трех матерях-одиночках, оставшихся в живых. До того вечера Лэдлоу никогда не видел Элен Ярмис, Этель Варр и Розу Тэттл. Пустым местом являлся и Хакетт. О нем было сказано только, что он хороший дворецкий, но я знал это и без Лэдлоу.

МИССИС РОБИЛЬОТТИ. Лэдлоу невысоко ставил ее. Он не заявил этого прямо, но так явствовало из его слов. Он назвал ее вульгарной. Ее первым мужем, Альбертом Грантэмом, владела внутренняя тяга к филантропии, и он отдавал этому много времени и средств, но миссис Робильотти была филантропкой дутой. Она всерьез даже не продолжала филантропических начинаний мужа: он сам позаботился о них в своем завещании; правда, она тратила много времени, присутствуя на различных собраниях и заседаниях, но только лишь затем, чтобы поддержать свое реноме в обществе.

РОБЕРТ РОБИЛЬОТТИ. К нему Лэдлоу относился еще хуже и прямо сказал об этом. Миссис Грантэм заполучила его в Италии и привезла в Штаты вместе со своим багажом. Одно это, по словам Лэдлоу, доказывало его вульгарность. Здесь, как мне кажется, кое-что было напутано, так как Робильотти вовсе не был вульгарен. Он был «полированным, цивилизованным и хорошо информированным». (Цитирую Лэдлоу.) Конечно, он являлся паразитом. Когда я спросил, не случается ли, что он ищет женских ласк на стороне, потому что дома их было явно недостаточно, Лэдлоу ответил, что слухи об этом ходят, но слухи есть слухи, злых языков не счесть.

ЦЕЦИЛИЯ ГРАНТЭМ. Здесь меня ожидал сюрприз – ничего примечательного, но все же кое-что заставило меня приподнять брови. Шесть месяцев назад Лэдлоу просил ее выйти за него замуж, и она ему отказала. «Я рассказываю вам об этом, – сказал он, – чтобы вы поняли, что я не могу быть полностью объективным в отношении мисс Грантэм… Это произошло, когда я уже остепенился после случившегося с Фэйт Ашер, и, возможно, я просто искал помощи. Цецилия могла бы помочь: у нее есть характер. Свой отказ выйти за меня она объяснила тем, что я недостаточно хорошо танцую». Во время беседы о Цецилии я понял, что Лэдлоу несколько старомоден. Когда я спросил его относительно ее отношений с мужчинами и получил туманный ответ, то решил уточнить свой вопрос и спросил, считает ли он, что она целомудренна, и он ответил – конечно, иначе бы он не сделал ей предложения.

СЕСИЛЬ ГРАНТЭМ. Меня удивило, что, рассказывая о нем, Лэдлоу был весьма дипломатичен, и, мне кажется, я догадался, почему. Сесиль был на три года моложе Лэдлоу, и его образ жизни был схож с тем, какой сам Лэдлоу вел три года назад, пока случай с Фэйт Ашер не стукнул его по темени. Правда, Лэдлоу мог сорить деньгами без ограничений, Сесиль же во всем контролировался мамашей и должен был рассчитывать свой бюджет. Однажды он даже заметил, что готов потрудиться, чтобы заработать денег, но для этого у него не было свободного времени. Каждое лето он проводил три месяца в Монтане.

ПОЛЬ ШУСТЕР. Выдающийся человек. Сам заработал деньги на оплату учения в колледже и затем на юридическом факультете, закончил его с отличием и получил предложение поступить на работу клерком в Верховный суд Соединенных Штатов, но предпочел службу на Уолл-стрите, в одной из фирм, на бланке которой значился длинный список директоров. Он зарабатывал монет сто двадцать в неделю, но к пятидесяти годам наверняка станет загребать полмиллиона в год. Лэдлоу был мало с ним знаком и не мог дать никаких сведений относительно его интимной жизни. Одним из директоров фирмы, в которой служил Шустер, значился адвокат Альберта Грантэма, и, возможно, поэтому Шустер оказался приглашенным в дом миссис Робильотти.

БИВЕРЛИ КЕНТ. Из Родайленских Кентов, если это что-нибудь вам говорит. Для меня это пустой звук. Его семейство все еще держится за три тысячи акров земли и несколько миль реки, называемой Усквепау. Образование получил в Гарварде, учился на одном курсе с Лэдлоу и, следуя фамильной традиции, избрал в качестве карьеры дипломатическую службу. По мнению Лэдлоу, не был подвержен слабости в отношении женского пола.

ЭДВИН ЛЭДЛОУ. Покаявшийся грешник, возродившаяся душа. Он сказал, что существуют и более подходящие ярлыки, но я ответил, что и этих вполне достаточно. Наследовав отцовскую мошну три года назад, он продолжал вести прежний легкомысленный образ жизни и опомнился после известного случая. До этого никогда, насколько ему было известно, никого не делал матерью. Больше половины своего состояния израсходовал на приобретение издательской фирмы «Мелвин-пресс» и в течение последних четырех месяцев больше десяти часов ежедневно проводил в своей конторе. Он надеялся за пять лет занять положение в издательском мире.

Касательно Фэйт Ашер, Он ничего не знал ни о ее семье, ни о ее окружении и образе жизни. Он даже не знал, где она живет – она отказалась дать ему свой адрес. Сообщила только номер телефона. Он позабыл номер. (Став на праведный путь, он торжественно уничтожил записную книжку с номерами телефонов.) Когда я заметил, что за недельную прогулку в Канаду для обстоятельных разговоров времени было больше чем достаточно, он ответил, что они и впрямь много разговаривали, но она ничего не рассказывала о себе.

Вулф заставлял его вспомнить каждую минуту званого вечера, пытаясь напасть хоть на какой-нибудь след. Лэдлоу был уверен, что ни его поведение, ни поведение Фэйт Ашер не могли ни у кого возбудить подозрение, что они были знакомы прежде, разве только ее отказ танцевать с ним, который помимо меня не слышал никто.

Конечно, главным является момент, когда Сесиль Грантэм подошел к бару за шампанским. Лэдлоу стоял у бара вместе с Элен Ярмис, с которой только что танцевал, с мистером и миссис Робильотти. Когда он вместе с Элен Ярмис подходил к бару, оттуда отошли Биверли Кент и Цецилия Грантэм. У бара оставались только мистер и миссис Робильотти и, конечно, Хакетт. Лэдлоу считал, что он и Элен Ярмис пробыли у бара не больше минуты, во всяком случае не более двух, когда подошел Сесиль Грантэм.

Он не помнит, стояли ли на стойке другие бокалы с шампанским, кроме тех двух, которые взял Сесиль Грантэм. В полиции его просили восстановить в памяти всю картину, но он не мог. Он только уверял, что не подсыпал в шампанское яд и что этого не делала Элен Ярмис. Она все время стояла рядом.

В общем, наговорено было много.

Добавлю, что Вулф продиктовал мне текст соглашения, которое я перепечатал и Лэдлоу подписал. И еще, также по распоряжению Вулфа, сразу же после ухода Лэдлоу я позвонил Солу Пензеру, Фреду Даркину и Орри Кэтеру и велел им прийти в девять часов.

В шесть часов, минута в минуту, как обычно, в контору вошел Вулф и направился к своему столу. Я перечитал четыре уже отпечатанные страницы, отнес их шефу и вернулся к пишущей машинке. Я заканчивал пятую страницу, когда он заговорил:

– Арчи.

Я повернул шею:

– Да, сэр.

– Прошу внимания.

Я повернулся на стуле.

– Да сэр.

– Согласись, что нам задана задача с чудовищными трудностями и неблагоприятными условиями.

– Да, сэр.

– Я трижды спрашивал тебя о твоей уверенности в том, что мисс Фэйт Ашер не покончила с собой. В первый раз просто в порядке любопытства. Во второй раз, в присутствии мистера Кремера, – чисто риторически, чтобы дать тебе возможность подтвердить свою уверенность. В третий раз, в присутствии мистера Лэдлоу, так, между прочим, так как я знал, что при нем ты не отступишь от своего. Теперь я снова задаю тебе тот же вопрос. Ты знаешь, как обстоит дело. Если я возьмусь за поручение исходя из уверенности, что она была убита, уверенности, основанной только на твоих словах, то ты знаешь, какую потерю времени, энергии и нервов это повлечет за собой. Расходы падут на плечи мистера Лэдлоу, но все остальное ляжет ил мои. Я не боюсь риска, но не хочу рыться в пустой норе. Поэтому я снова спрашиваю тебя.

– Я твердо стою на своем. Могу произнести речь по этому поводу, если хотите послушать.

– Нет. Ты уже объяснил свою позицию. Я только напомню, что обстоятельства, как они были описаны мистером Кремером, указывают на невозможность того, чтобы кто-нибудь мог отравить шампанское в уверенности, что именно бокал с ядом попадет к мисс Ашер.

– Я это слышал.

– Можно предположить, что отрава была предназначена какому-то другому лицу и мисс Ашер – просто жертва случая.

– Правильно.

– Но вполне возможно, что она была намеченной жертвой. Она хранила в сумочке яд, поэтому убийца мог надеяться, что следствие склонится в пользу самоубийства, вопреки твоему утверждению. Отсюда можно сделать вывод, что яд почти наверняка был предназначен для нее.

– Правильно.

– Но по доводам, приведенным мистером Кремером, он не мог быть предназначен для нее.

Я усмехнулся.

– Какого черта, все это абсурд! Согласен, я не знаю, с чего начать, но я не должен этою знать. Это по вашей части. Если уж говорить о начале, то Сол, Фред и Орри будут здесь в девять.

Лицо его скривилось в гримасе. Он должен был заготовить для них задание, а до девяти вечера оставалось меньше трех часов, из которых час уйдет на еду, а за обеденным столом он никогда не загружает свой мозг работой.

– Чек мистера Лэдлоу можно еще вернуть… – буркнул он, положив ладони на подлокотники кресла. – Но я берусь за дело. Завтра утром ты отправишься в это заведение, «Приют Грантэма», и разузнаешь все о Фэйт Ашер. Как и когда она туда попала, когда вышла, что произошло с ее инфантом, все. Не забудь.

– Не забуду, если только мне удастся проникнуть туда. Упоминаю об этом не в порядке возражения, а только потому, что там, конечно, паломничество. Десятки репортеров, не говоря уж о полиции. Есть ли у вас какие-либо предложения?

– Да. Вчера утром ты сказал, что твой знакомый, по имени Остин Бэйн, позвонил и попросил тебя пойти на это сборище вместо него. Сегодня мистер Лэдлоу сказал, что некий Остин Бэйн, племянник миссис Робильотти, однажды ездил в «Приют Грантэма» по поручению своей тетушки. Предполагаю, что это одно и то же лицо?

– Предполагайте, – я заложил ногу на ногу. – Если вы позволите мне время от времени пошутить, это будет полезно для моего морального состояния. Мысль об Остине Бэйне уже пришла мне в голову, и я спросил, имеются ли у вас какие-либо предположения только из вежливости. Я хорошо знаю вашу наблюдательность и память, и вам вовсе незачем было демонстрировать их Почему вы фыркаете?

– Над твоими словами. Ты знаешь, где найти мистера Бэйна?

Я ответил утвердительно и перед тем, как вновь сесть за машинку, набрал номер телефона. Молчание. В течение следующих полутора часов я четырежды отрывался от работы и звонил Бэйну, все четыре раза безрезультатно.

Во время ужина я три раза выходил в кабинет звонить Бэйну, но удача не сопутствовала мне. Еще одну попытку я сделал, когда после печеных груш мы перебрались в кабинет и Фриц принес нам кофе. Я заключаю, что звоню тщетно, только насчитав тринадцать гудков, и уже дошел до девяти, когда в дверь позвонили и Фриц объявил о приходе Сола Пензера. Фред и Орри явились минутой позже.

Эта троица, к которой Вулф всегда обращался за помощью, когда нам требовались глаза, уши и ноги, были лучшими специалистами своего дела из всех, кого можно было заполучить в Нью-Йорке. А лучший из трех был Сол Пензер, среднего роста малый с длинным носом. Открой он собственное агентство со штатом, мог бы зарабатывать большие деньги, но тогда у него не оставалось бы времени для музицирования на рояле, игры в карты и чтения, поэтому он предпочитал оставаться вольным стрелком. Фред Даркин, неуклюжий и лысый, имел свои недостатки, но все равно стоил не меньше половины Сола, если давать ему подходящие поручения. Если бы Орри Кэтер был бы так же смышлен, как был красив, то сам бы нанимал людей вместо работы по найму, и Вулфу пришлось бы искать себе другого сотрудника.

Они сидели рядком в желтых креслах перед столом Вулфа. Мы не видели их уже месяца два и поэтому соблюдали все правила вежливости вплоть до рукопожатий. Все трое принадлежали к числу девяти или десяти лиц, которым Вулф охотно подает руку. Сол и Орри приняли предложение выпить кофе. Фред предпочел пиво.

Отпив глоток кофе, Вулф поставил чашку на стол.

– Я взялся вести одно дело и кое-что объяснить клиенту, что, вполне вероятно, не имеет объяснения.

Фред Даркин сосредоточенно нахмурился. Он давно решил для себя, что в каждом слове, которое изрекал Вулф, содержится какой-то тайный смысл, и не хотел пропустить его мимо ушей. Орри Кэтер улыбнулся, желая показать, что понимает и ценит остроумие. Сол Пензер сказал:

– Значит, задача заключается в том, чтобы изобрести его.

Вулф кивнул.

– Может быть, дойдет и до этого, Сол, иначе придется отказаться от дела. Как вы знаете, обычно я даю вам определенные задания, но в данном случае я должен буду объяснить положение дела и его предысторию. Речь пойдет о смерти женщины, по имени Фэйт Ашер, которая выпила отравленное шампанское в доме миссис Робильотти. Надеюсь, вы знаете об этом случае.

Все они, конечно, читали газеты.

– Но вы должны знать все, что знаю я сам, за исключением того, кто мой клиент. Вчера утром Гудвину позвонил его знакомый, по имени Остин Бэйн, племянник миссис Робильотти. Он попросил Арчи…

Понимая, что некоторое время мое присутствие здесь будет не нужно, и надеясь, что наступила пора еще раз попытаться дозвониться до Бэйна, я направился на кухню и там набрал его номер. После пяти гудков я решил было, что вновь не застал его, но услышал в трубке: «Алло».

– Бэйн? – спросил я.

– Кто говорит?

– Арчи Гудвин.

– А, привет! Я так и думал, что вы позвоните и станете ругать меня за то, что я впутал вас в историю. Приступайте.

– Вполне мог бы, но у меня другое намерение. Вы обещали ответить мне услугой за услугу и завтра можете исполнить свое обещание. Я хочу поехать в «Приют Грантэма» и поговорить с женщиной, стоящей во главе заведения. Однако «Приют», наверное, осаждают визитеры, и меня могут не принять. Вот я и прошу замолвить за меня словечко – по телефону или запиской. Что вы на это скажете?

Молчание. Затем:

– Почему вы думаете, что моя рекомендация поможет вам?

– Вы племянник миссис Робильотти. И, как я слышал, не помню от кого, ездили туда с разными поручениями.

Опять молчание.

– А что вам там понадобилось?

– Просто меня разбирает любопытство в связи с некоторыми вопросами, которые мне задавали в полиции из-за того, что я влип по вашей милости в неприятность.

– Какие вопросы?

– Долгая история. И сложная к тому же. Просто я любопытен от природы, почему и занимаюсь сыскным делом. Может быть, я хочу раздобыть себе клиентуру. Во всяком случае, я не прошу вас присутствовать при смерти от отравления…

– Не могу, Арчи.

– Не можете? Почему?

– Потому что не могу. Это будет… это может выглядеть, будто я… В общем, я не могу…

– Ладно, забудем об этом. Тогда мне придется удовлетворить свое любопытство, у меня его с избытком, в другом отношении. Например, почему вы просили меня заменить вас из-за простуды, когда в действительности никакой простуды у вас не было, но если и была, то не такая, какой вы пытались ее изобразить. Я не рассказывал в полиции, что вы симулировали простуду, а теперь, видимо, придется. Пускай они спросят вас об этом. Я очень любопытен.

– Вы сошли с ума! Я был простужен.

– Чушь. Берегите себя. Скоро увидимся, может быть, даже в полиции.

Короткое молчание. Затем:

– Не вешайте трубку, Арчи.

– Почему? Вы хотите мне что-то сказать?

– Я хочу вас видеть, но не могу выйти из дома, жду звонка. Не можете ли вы приехать?

– Куда?

– Ко мне. Дом номер 87, Боудойн-стрит, Виллидж. Два квартала на юг от…

– Знаю. Буду у вас через двадцать минут. Примите таблетку аспирина.

Когда я повесил трубку, Фриц, который возился у раковины, обернулся и сказал;

– Так я и думал, Арчи. Я знал, раз ты там, у нас будет клиент.

Я ответил, что подумаю, как расценить его слова, и отправился в кабинет известить участников проводимой там конференции, что некоторое время им придется обойтись без меня.

7

Дом 87 по Боудойн-стрит оставался таким же, каким был много лет назад. Выложенный изразцами пол был красивого темно-зеленого цвета, стены того же цвета, но посветлее, и отделанные алюминием дверцы лифта. Справившись по внутреннему телефону, я вошел в лифт и нажал кнопку с цифрой «5»

Бэйн уже ждал меня и провел к себе, и я оказался в комнате, в которой с удовольствием поселился бы, почти ничего не изменив в ней, когда Вулф уволит меня или я решу удалиться на покой. Ковры и кресла были в моем вкусе, так же как и освещение, и там не было камина. Терпеть не могу каминов. Усадив меня в кресло, Бэйн спросил, не хочу ли я выпить. Я поблагодарил и отказался.

– Я впутал вас в неприятности, – сказал он. – Дьявольски огорчен…

– Ерунда, забудьте об этом, – успокоил я. – Признаюсь, я слегка удивился, почему вы остановили свой выбор именно на мне. Если хотите получить бесплатный совет, бесплатный, но хороший, то в следующий раз придумайте какую-нибудь более уважительную причину и не переигрывайте.

Он подвинул кресло и сел.

– Очевидно, вы убедили себя, что я симулировал болезнь.

– Конечно, но самоубеждение еще ничего не доказывает. Доказательства следовало бы отыскать, и если нужно, то это можно сделать, расспросив людей, с которыми вы встречались в понедельник вечером, или которым звонили вчера по телефону, или которые звонили вам, и все такое прочее. Но пусть этим занимается полиция. Если бы доказательства потребовались мне лично, то для меня вполне достаточно, что вы немедленно захотели повидаться со мной, как только я сказал, что вы притворились больным.

– Вы говорите, что не рассказали об этом полиции?

– Верно.

– А кому-нибудь другому? Моей тете?

– Нет. Ведь я делал вам одолжение, не правда ли?

– Да, я очень это ценю. Вы же знаете. Арчи, что я ценю это.

– Вот и отлично. Все мы любим, когда нас ценят. Я бы высоко оценил вас, если бы вы сказали, о чем вы хотели со мной потолковать.

Он заложил руки за голову, словно желая подчеркнуть, каким обыденным был наш разговор, словно два приятеля болтали о пустяках.

– Сказать по правде, я тоже попал на горячую сковородку. Или попаду, если вы захотите видеть, как я буду корчиться. Вы хотите этого?

– Только если вы умеете делать это классно. Как же мне это увидеть?

– Для этого вам надо только разболтать, что я наврал относительно простуды. Не важно, кому вы это расскажете, моя тетушка обязательно узнает, и тогда мне крышка. – Он снял руки с затылка и наклонился вперед. – Вот как было дело. Я ходил на эти проклятые званые ужины по случаю дня рождения моего дяди в течение трех лет и сыт ими по горло. Когда тетушка снова пригласила меня, я сделал попытку увильнуть, но она настояла на своем. Есть причины, почему я не мог отказать ей. Но в понедельник я всю ночь напролет проиграл в покер, утром чувствовал себя отвратно и никуда не мог почти. Вопрос заключался в том, кого мне уговорить пойти вместо себя. Для такого дела не остановишь свой выбор на ком угодно. Первые два кандидата, которых я избрал, находились в отъезде, у следующих трех были назначены свидания. Тогда я подумал о вас. Я знал, что вы справитесь с любой ситуацией.

Он откинулся назад.

– Вот как это было. А сегодня утром я вдруг узнаю, что там произошло. Я очень сожалею, что впутал вас в это дело, и я действительно чертовски сожалею, но, откровенно говоря, также чертовски рад, что меня там не было. Должно быть, это было ужасно… Согласен, я эгоист, я рад, что меня там не было, дьявольски рад… Вы это должны понять.

– Конечно. Примите мои поздравления. Мне самому это показалось не очень радостным.

– Еще бы! Я хотел вам все объяснить, чтобы вы поняли, почему я придумал эту простуду. Правда, это мне мало поможет, потому что раньше или позже мой обман дойдет до тетушки, и она разозлится, как бес.

– Не сомневаюсь, – кивнул я. – Следовательно, ситуация идеальная. Вам кое-что нужно от меня, а мне от вас. Значит, мы сговоримся. Я не стану трезвонить о вашей так называемой простуде, а вы поможете мне получить аудиенцию в «Приюте Грантэма». Как фамилия той женщины? Ирвинг?

– Ирвин. Бланш Ирвин. – Он почесал шею большим пальцем. – Значит, услуга за услугу?

– Да. Что может быть справедливее?

– Что ж, достаточно справедливо, – согласился он. – Но я говорил вам, что никак не могу этого сделать.

– Да, но тогда я просил об одолжении. Теперь же я совершаю сделку.

У него снова зачесалась шея.

– Конечно, я бы мог… Смог бы, если бы знал, зачем вам это нужно. В чем, собственно, идея?

– Алчность. Желание заработать. Мне предложили пять сотенных за рассказ очевидца о том, что произошло вчера вечером, и я хочу разукрасить его кое-какими деталями из прошлой жизни бедняжки. Однако ни слова об этом миссис Ирвин! Возможно, она уже имеет зуб на газетчиков, просто скажите, что я ваш приятель и добропорядочный гражданин и всего пять раз побывал за решеткой.

Он рассмеялся.

– Этого достаточно. Обождите, пока увидите ее. – Он тяжело вздохнул. – Смешон наш мир, Арчи. Девица попадает в положение, из которого видит только один выход – покончить с собой, и вы оказываетесь свидетелем ее смерти лишь потому, что мне надоели эти званые ужины, а теперь вы хотите получить пятьсот долларов только за то, что оказались там. Смешно. В конце концов я оказал вам недурную услугу.

Я вынужден был признать верным его взгляд на происходящее. Он заметил, что хотел бы выпить за этот смешной мир, и спросил, не желаю ли я присоединиться к нему, я ответил, что сделаю это с удовольствием. После того, как он вышел и принес все необходимое – шотландское виски и содовую для меня и кукурузную водку со льдом для себя – и мы выпили, он подошел к телефону и позвонил миссис Ирвин в «Приют Грантэма». Очевидно, он был там на хорошем счету. Он просто сказал ей, что был бы весьма благодарен, если бы она приняла его друга. Этого оказалось вполне достаточно. Она предпочла назначить встречу на утро. Затем мы еще побеседовали об этом смешном мире и выпили еще по бокалу.

Когда я вернулся домой, конференция уже была закончена и троица разошлась по домам. Вулф сидел за письменным столом, с очередной толстенной книгой в руках, которую, по его мнению, я тоже должен был прочесть – «Всеобщий мир через всемирный закон», написанную Гренвиллем Кларком и Луисом Б.Соном. Закончив абзац, он отложил фолиант и велел занести в ведомость выданные на расходы Солу, Фреду и Орри деньги, по двести долларов каждому. Я подошел к сейфу, достал нашу бухгалтерию, сделал там соответствующие записи, затем положил ее на место, запер сейф и спросил Вулфа, нужно ли мне знать что-нибудь относительно заданий, которые он дал троице. Он сказал, что это может обождать, давая тем самым понять, что желает продолжать свое чтение, и спросил, как я справился со своим делом. Я ответил, что он не увидит меня утром, потому что я спозаранок отправлюсь в «Приют Грантэма».

– Теперь я зову Остина Бэйна Красавчиком, – поведал я шефу. – По-видимому, ему дали такую кличку, потому что он на дюйм выше шести футов, но точно не знаю. Считаю нужным доложить, что он противился, и мне пришлось на него нажать. Вчера, когда он звонил и представлялся будто болен, он врал. Никакой простуды у него не было. Он объяснил, что уже трижды присутствовал на этих званых ужинах и они ему осточертели, а ко мне он обратился лишь после того, как обзвонил пятерых приятелей, но не сумел их залучить. Мы пришли к соглашению: он помогает мне попасть в «Приют Грантэма», а я ничего не расскажу его тетушке о его симуляции. Он уверяет, что она умеет больно кусаться.

Вулф хрюкнул.

– Ничто не вызывает такую жалость, как мужчина, боящийся женщины. Он не хитрит?

– Не могу сказать. Возможно, он знал, что кто-то хотел убить Фэйт Ашер таким манером, чтобы это сошло за самоубийство, и желал, чтобы при этом присутствовал бдительный, умный и наблюдательный человек, а теперь рассчитывает, что я, с вашей помощью, конечно, разоблачу убийцу.

– Вы друзья?

– Нет, сэр. Просто знакомые. Я изредка встречался с ним на вечеринках.

– Следовательно, его выбор, по-видимому, пал на тебя per se[3]3
  Сам по себе (лат.)


[Закрыть].

– Конечно. Поэтому я и взял на себя труд поехать повидаться с ним. Чтобы выяснить – что к чему. К миссис Ирвин в «Приют Грантэма» можно было попасть и иными путями.

– Но ты не пришел ни к какому заключению?

– Нет, сэр.

– Очень хорошо. Пф! Бояться женщин! – Он взялся за свою книгу, а я отправился на кухню выпить стакан молока.

На следующее утро, в четверг, в восемь тридцать, я вел наш «герон» по Сорок шестой улице, направляясь на Вест-Сайдское шоссе. Год назад покупка этой машины вызвала у нас споры, которые до сих пор еще не завершились. За машины платит Вулф, а я только их вожу, и я хотел иметь более поворотливую машину, но это натолкнулось на убежденность Вулфа, что любой человек в двигающемся автомобиле подвергает себя смертельной опасности, которая обратно пропорциональна величине машины. В сорокатонном грузовике он еще мог бы чувствовать себя более или менее спокойно. Поэтому мы и приобрели «герон».

Когда я доехал до Гоуторн-серкл, пошел снег. Наконец, съехав с шоссе на проселок и проехав еще несколько миль, я свернул к воротам, над которыми красовалась вывеска: «Приют Грантэма».

Вырулив по узкой, расчищенной от снега аллее, я затормозил и остановился. Я оказался блокированным, хотя и не снегом. Прямо передо мной стояло девять или десять краснощеких, со сверкающими глазами девиц в разноцветных куртках и пальто, без головных уборов. Их вполне можно было принять за школьниц старших классов, если бы не одно обстоятельство: все до единой были полноваты в талии. Загородив мне дорогу, они ухмылялись мне в лицо, сверкая белыми зубами.

Я опустил стекло и высунул голову.

– С добрым утром. Какие будут предложения?

Одна, с копной каштановых волос, громко спросила:

– Вы из какой газеты?

– Не из какой. Сожалею, если разочаровал вас. Я рассыльный. Вы сможете обойти машину?

Отозвалась другая, блондинка:

– Если вы прижметесь к самому краю, мы пролезем. – Она обернулась и скомандовала: – Назад, девочки, дайте проехать.

Девицы подчинились. Когда они посторонились, я направил машину вперед и направо и остановил впритык к снежному валу. Сказав, что теперь все в порядке, они поодиночке стали протискиваться по узкому проходу мимо машины. Они пробирались боком, что показалось мне неправильным, так как сбоку они были куда шире, чем с фронта. И идти им следовало спиной к машине и лицом к снежному валу, так как снег куда мягче, но нет, все они шли лицом ко мне. Некоторые из них, пробираясь мимо меня, делали дружеские замечания, а одна с остреньким подбородком и пляшущими черными глазками просунула руку в машину и дернула меня за нос.

«Приют Грантэма», чье-то бывшее загородное поместье, раскинулся на площади в целый акр и был обсажен вечнозелеными деревьями, покрытыми густым снегом, и лиственными деревьями, голыми сейчас, словно скелеты. Перед домом была расчищена небольшая площадка, достаточная, чтобы оставить там машину. Я пошел по дорожке к парадной двери, открыл ее и оказался в холле величиной с гостиную в доме миссис Робильотти. Навстречу мне поднялся человек, которому никогда снова уже не будет восьмидесяти, и прошамкал:

– Ваша фамилия?

Я назвался. Он ответил, что миссис Ирвин ожидает меня, и провел в помещение поменьше, где за рабочим столом сидела женщина. Когда я вошел, она отрывисто произнесла:

– Надеюсь, вы не раздавили моих питомиц?

– Ни в коем случае, – заверил я.

– Благодарю вас. – Она указала мне на стул. – Садитесь. Из-за снега нам едва не пришлось сидеть дома, но прогулка и свежий воздух нам необходимы. Вы из газеты?

Я ответил, что нет, и собрался было развить свою мысль, но она захватила инициативу:

– Мистер Бэйн сказал, что вас зовут Арчи Гудвин и что вы его друг. Судя по газетам, в тот вечер у миссис Робильотти был человек под этим именем. Это вы?

Я оказался в невыгодном положении. Ее гладко зачесанные волосы, тронутые сединой, плотная маленькая фигурка и быстрые карие глаза, посаженные далеко друг от друга, напоминали мне мисс Кларк, мою учительницу геометрии в Охайо, а мисс Кларк, как мне казалось, видит меня насквозь. Я выждал, размышляя, какую линию поведения избрать. Сперва я должен был решить, сказать ли ей, что я тот самый человек или нет.

– Да, – произнес я, – это был я. В газетах также упоминалось, что я служу у частного детектива по имени Ниро Вулф.

– Да, знаю, читала. Вы приехали сюда в качестве детектива?

Конечно же, она хотела докопаться до истины. Точно, как это любила мисс Кларк. Но я надеялся, что я в достаточной степени мужчина, чтобы не бояться женщин.

– Лучшим ответом будет объяснение, зачем я сюда приехал. Вы знаете, что произошло на том ужине, и знаете, что я был там. Существует мнение, что Фэйт Ашер покончила с собой. У меня создалось впечатление, что полиция может остановиться на таком заключении. Но исходя из того, что я видел, и того, что не видел, я в этом сомневаюсь. Мое личное мнение – она была убита, и если это так, то мне ненавистна мысль, что убийца может остаться безнаказанным. Но до того, как я заявлю во всеуслышание о своем убеждении, я хочу кое-что проверить в отношении Фэйт Ашер, и мне подумалось, чти для этого лучше всего явиться сюда и поговорить с вами.

– Понимаю. – Она сидела прямая, как жердь, и в упор смотрела на меня. – Значит, вы рыцарь с пером на шлеме?

– Вовсе нет. Я чувствовал бы себя по-дурацки с пером. Задета моя профессиональная честь. Я детектив и стараюсь быть хорошим детективом, и вдруг на моих глазах совершается убийство… Скажите, разве может мне это понравиться?

– Почему вы думаете, что это убийство?

– Как я уже сказал, на основании того, что я видел, и того, чего не видел. Вопрос наблюдательности. Я не хотел бы вдаваться в подробности, если вы не протестуете.

Она кивнула.

– Понимаю, профессиональная тайна. У меня ведь медицинское образование. Вас послала сюда миссис Робильотти?

На этот раз принять решение было нетрудно. «Приют Грантэма» не зависел от миссис Робильотти, так как субсидировался из средств, оставленных Альбертом Грантэмом, согласно его завещанию, так что было десять шансов против одного, что я верно догадался об отношении миссис Ирвин к миссис Робильотти. Поэтому я не задумывался над ответом.

– Боже мой, конечно, нет! Достаточно того, что это произошло у нее в доме. Если бы она узнала, что я здесь в поисках доказательств своей убежденности в убийстве Фэйт, у нее был бы сердечный приступ!