Текст книги "На краю леса"

Автор книги: Раймон Квено

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Квено Раймон
На краю леса

Раймон Квено

НА КРАЮ ЛЕСА

Перевод с франц. И. Горачина

На краю леса спутники разделились. Один из них повернул направо, а другой налево, к деревне. Деревья стали реже, по обе стороны дороги потянулись поля, дома приближались. Странник вошел в деревню уже в сумерках. На постоялом дворе зажгли лампы, когда он переступил порог таверны. Пошел дождь; он сел на скамью, поставив рюкзак на пол.

Один из официантов подошел и спросил, что ему подать. Странник подумал о своем спутнике, который теперь, наверное, потерянно бредет под дождем. Он заказал вермут и комнату на ночь. Комнату даст хозяин, ответил официант. Хозяин скоро будет, вы должны подождать его; не беспокойтесь, комната у вас будет.

Хозяин пришел через полчаса. Слуга сидел в отдалении и читал тоненький роман. Странник подумал: где теперь его спутник? Наверное, он промок до нитки. Или укрылся в какой-нибудь хижине, подвале, садовом домике, сарае? Или, может быть, он шел под дождем, оставаясь совершенно сухим? Хозяин сказал:

– Вам нужна комнате, месье?

– Да, на ночь.

– Нет ничего проще, туристы в это время редки. Вы можете занять лучшую комнату.

– Конечно, но... цена?

– Двадцать франков за комнату, и, как я уже сказал, вы можете занять лучшую, за которую я летом беру пятьдесят франков. Возьмите ту, которая вам больше всего понравится. Гость, месье; всегда прав. Да, клянусь, – сказал хозяин, -я всегда уважаю гостей.

– Вы удивили меня, – произнес странник, – потому что это нехарактерно для вашей профессии.

– Месье, месье, не критикуйте нашу профессию. Хотя я хорошо знаю, что являюсь исключением, но, несмотря на это, существует солидарность, месье.

– Я не хотел раздражать вас.

– Вы не раздражили меня, поэтому я еще раз говорю вам, что гость для меня, как бы это лучше выразиться... священен.

– Святое небо! – сказал странник.

И посмотрел на хозяина.

Румяный, гладко выбритый толстяк внушительного роста. Он уперся руками в бедра и уставился на стену; казалось, он полностью заполнил собой все помещение. Потом он сказал:

– Скажем, я не такой, как другие. – И улыбнулся.

– Я хотел бы, -ответил странник, – снять лучшую комнату за двадцать франков, чтобы доставить вам удовольствие.

– Вы еще никогда здесь не были? – спросил хозяин.

– Нет. До вчерашнего дня я даже не знал о существовании СантСерте-сюр-Креш. Я иду из Кугоржа в Гугугнак.

–В это время года?

– У меня в это время года отпуск. В Гугугнаке хорошая кухня, не так ли?

– Говорят, месье. Теперь я оставлю вас. Занимайте комнату номер один. Гортензия, приготовьте первый для господина, – потом пробормотал: – Странно, он уже снова исчез.

Странник проследил взглядом, как вышел хозяин. Гортензия тут же отправилась выполнять приказание, и он надолго остался один.

Одна из дверей, ведущих в таверну, медленно приоткрылась, но не видно было, чтоб кто-то вошел. Посетитель перегнулся через стол и тут увидел собаку, только что вошедшую в помещение.

Пес неопределенной породы, похожий на фокстерьера, с коричневой шерстью, обнюхал ножки двух или трех столов и стульев, сделал один-два поворота, потом бочком, осторожно, приблизился к страннику. Тот присвистнул, чтобы привлечь внимание животного, которое уверенно, по-хозяйски запрыгнуло на стул перед странником и уселось на нем.

Оба они смотрели друг на друга.

– Может быть, хочешь кусочек сахара, моя собачка, а? спросил странник.

– Я не ВАША собака, – возразило животное. – Я сама по себе. Я вообще не из этого дома; если его владелец так считает, он глубоко ошибается. Что же касается сахара, то я совсем не прочь получить кусочек. Там, наверху, на комоде, стоит полная сахарница; если вам не жалко и не трудно, вы можете оказать мне такую любезность.

Странник на мгновение неподвижно застыл, но лицо его не выразило ни удивления, ни страха. Немного позже он встал, чтобы взять кусочек сахара и дать его собаке, которая с чавканьем раскусила его. Жадно облизав лапу, собака сказала:

– Я – Дино. Зовут меня Дино.

– Очень приятно, – ответил странник. – А я – Амадей Гюбернатис, младший депутат Французского собрания.

– Совершенно верно, – ответил пес. – Вы итальянского происхождения?

– Как и большинство французов, – произнес депутат.

– Пожалуйста, не сердитесь, месье Амадей. Я ни в коем случае не расист, хотя по отцовской линии происхожу от первоклассного производителя, – он улыбнулся и очень серьезно добавил. – Вы, конечно, здесь скучаете?

– Я? Нет, ничуть, – ответил Амадей. – Я никогда не скучаю.

– Только животные никогда не скучают, – возразил пес, или индивидуумы, которые живут естественной жизнью. Но отсутствие скуки у депутата меня удивляет.

– У меня в голове все время какие-нибудь планы, – сказал Амадей, – какие-нибудь конструкции, проекты, законы, декреты.

– Но перерабатывать тоже не годится, – возразила собака, покачав головой.

– Что значит перерабатывать? Вообще-то я с тринадцати лет работаю от двух до восемнадцати часов в день.

– У меня мурашки идут по коже, когда я это слышу, – ответила собака. – Нельзя ли попросить вас дать мне еще кусочек сахара?

– Охотно, – сказал Амадей.

После того как сахар был съеден, беседа продолжилась.

– Зачем так много работать? – спросила собака.

– Я специалист. Специалист по вопросам власти и капитала. Я не только доктор права и имею диплом Юриста, я также магистр изящных искусств. Я еще никогда здесь не был, и в этом моя сила... моя сила.

– Вы очень честолюбивы, – сказала собака, облизывая лапу.

– Честолюбив... честолюбив... Трудно сказать... Честолюбив.

– Может быть, вы думаете о своем народе? О своих избирателях?

– Совершенно верно. Только ради них я стал специалистом. В конце концов не каждый может так научиться, как я. Только ради них я сосредоточил в своих руках такую власть: при помощи этого оружия я сражаюсь за них.

– Гррмф! – рыкнула собака. – Гррмф!

– Ну, хорошо, пожалуй, я честолюбец, – согласился Амадей. – Но в данный момент я в отпуске.

– Один?

– Пока что. Я только что потерял спутника. Я странствую пешком по стране. Это очень познавательно. А какие потом будут воспоминания!

Пес зевнул и спрыгнул со стула. Он сделал два или три круга, обнюхал две-три вещи, затем толкнул другую дверь и выбежал наружу, не сказав "до свидания".

Почти сразу же после этого через другую дверь вошел официант и спросил Гюбернатиса, не хочет ли он поужинать.

Он хотел.

Вот еще!

Его и обслуживали как случайного посетителя.

Слава Богу, Гюбернатис не был изысканным гурманом.

Девушка накрыла скатертью стол перед ним, поставила столовый прибор и чуть позже вернулась с миской супа. Ужин состоял из супа, омлета, салата и фруктов. Все подавали очень быстро и так же быстро убирали. Кельнерша попыталась флиртовать с гостем, но тот не проявил к ней никакого интереса, по крайней мере не показал его. Вскоре после того, как странник очистил яблоко, в таверну вошел одноглазый старик в бархатных штанах.

– Гортензия, горячий пикон, – потребовал он.

Он глянул на странника своим единственным глазом.

– Ну, как дела, месье Бланди? – спросила кельнерша. Как всегда, ни шатко ни валко, старый увалень?

Странник понял, что вновь пришедший был глух. Кельнерша поставила на стойку пикон, а возле него – горячую воду и остановилась, вперив руки в бедра.

– Совсем не так плохо, Гортензия, – продолжил одноглазый старик. – Конечно, я как всегда мучаюсь ревматизмом. Но ха! Это еще ни о чем не говорит. Это ни о чем не говорит. Сегодня дождь, гм, гм! Черви выползают наружу.

Он снова посмотрел на странника.

– Погода не подходящая для прогулок, – сказал он. – Нет ничего приятного в такой погоде, не правда ли?

Хотя этот вопрос был направлен прямо ему, странник ничего не ответил.

– Грибы протухнут, – продолжил одноглазый, – и виноград уже не будет так хорош. Совсем не хорош. Шампиньоны протухнут, виноград обвалится, вот так.

– Ну и старый увалень, – улыбнувшись, сказала Гортензия.

Она подтянула резинку, которая резала ей бедро. Она по-прежнему стояла на месте. Странник доел свое яблоко.

–Кофе?

– Нет, спасибо.

– Тут невозможно спать, – сказал старик.

– Займись лучше своими делами, старый оборванец, – сказала Гортензия и, повернувшись к страннику, произнесла: Это мой дядя. Он себе на уме,

– Она так думает, – ответил одноглазый, который оказался совсем не глух. – Она так считает. Если бы у меня не было ревматизма, я был бы бодр, как юноша. Как настоящий юноша.

– Он что-то замышляет, – сказала Гортензия. – Несмотря на свой почтенный возраст, он все еще способен на шальные проделки. Кое-кто считает его колдуном. Он вправляет вывихи и гадает на огне. Он знает названия всех трав и знает, для чего их можно использовать. Раньше поговаривали, что он может беседовать с умершими.

– Россказни, – буркнул одноглазый.

– У него дома есть говорящая голова, которая рассказывает ему обо всем, что происходит в мире, – продолжила Гортензия, вытирая стол. Когда она это делала, ее мощная грудь уперлась в плечо мужчины, а ее колено коснулось его руки. Но ее никто не видел, только я однажды, когда была маленькой и испытывала перед этим языческий страх; были люди, которые утверждали, что это было радио, а не голова, но я заверяю вас, что когда я была маленькой, не было еще никакого радио – а я еще не старая, месье, мне двадцать лет; мне также говорили, что все это мне приснилось. Но я видела эту голову, да!

– Случайно, – сказал одноглазый.

– У него есть еще два ворона, которые шпионят за мной, они летают повсюду, садятся на подоконники, осматривают все вокруг, а потом рассказывают ему обо всем, что видели и слышали. Некоторые из местных молодых людей пытались их убить, но им это не удалось; напротив, юношей находили либо ранеными, либо вообще мертвыми.

– Совершенно верно, – произнес одноглазый.

Гортензия двинулась с места.

– Он единственный оставшийся в живых из всей моей семьи.

Странник раскурил трубку.

– Вы странствуете пешком? – спросил его старик. – Это гораздо более познавательно, чем на поезде или на автомобиле. Есть вещи, которых на большой скорости просто не заметишь.

–Да, это так.

– Вы будете ночевать здесь?

–Да.

– Тогда утром зайдите ко мне, и я покажу вам много интересных вещей. Вы же ученый и имеете дело как с числами, так и со статистикой.

– Откуда вы это знаете?

– Гортензия ведь сказала вам, что один из моих воронов видел, как вы пришли, а вы вполголоса про себя бормотали цифры. Странник улыбнулся.

– Итак, утром зайдите ко мне, – еще раз сказал старик и встал.

– Пикон я оставляю господину, – добавил он.

– Старый мошенник, – пробормотала Гортензия. – Он совершенно выжил из ума, совершенно. Но то, что я видела говорящую голову, когда была маленькой, правда.

Наступила тишина.

– Я отведу вас в вашу комнату, – сказала Гортензия.

Странник уже хотел было встать, чтобы последовать за ней, когда появился хозяин.

– Хорошо поужинали, месье Гюбернатис? А ты отправишься в постель, когда покончишь с посудой, – это Гортензии. – Так хорошо поужинали, месье Гюбернатис? В это время года ввиду незначительного, весьма незначительного количества посетителей возникают затруднения с поварами; трудность также в том, что сам я готовить не умею и без повара не могу приготовить ничего, кроме омлета. Так что у меня нет ни припасов, ни поваров. Короче, вы хорошо поужинали, месье Гюбернатис?

– Вполне достаточно. Я непривередлив в еде.

– Да-да, за этими словами скрывается упрек.

– Ни в коем случае. Я поужинал весьма неплохо.

– Удался ли этот небольшой омлет?

– Он великолепен.

– Гм.

Хозяин осмотрел странника сверху донизу.

– Если верить вашему удостоверению, вы мистер Гюбернатис?

– Да, это я. Вы в этом сомневаетесь?

– Ни в коем случае, ни в коем случае. Вы депутат?

–Да.

– Мой дом ждал вашего посещения, месье депутат. И... но... есть еще кое-что. Вы здесь никогда не были?

– Никогда.

– Вы в этом уверены?

– Конечно. Абсолютно уверен.

– Вы здесь никогда не были?

– Я же говорил вам, никогда.

– Даже во сне?

Гюбернатис задумался.

– Даже во сне, – ответил он.

Затем заметил:

– Странный допрос.

Толстощекий хозяин, озабоченно задававший вопросы, снова с огорчением посмотрел на него.

– Пожалуйста, извините, господин депутат, извините. Я склонен к некоторым преувеличениям. Это долгая история, которую я должен вам рассказать, долгая история.

Он устремил умоляющий взгляд на гостя, словно надеялся, что тот попросит его рассказать эту историю. Но тот, должно быть, устал от множества рассказанных в этот вечер автобиографических историй и скромно ответил:

– Каждому хочется рассказать свою историю.

Этот ответ, казалось, смутил хозяина; но его уже охватило лихорадочное возбуждение.

– Раз... – сказал он, – ...решите, господин депутат, разрешите рассказать историю, ни в коем случае не похожую на другие. Ни в коем случае. Во-первых, моя история отнюдь не чрезвычайна. А вовторых, она все же необычна.

В это мгновение дверь тихо и медленно приоткрылась, и Гюбернатис увидел собаку. Она несколько секунд покружилась, потом легко и решительно прыгнула на стул между хозяином таверны и странником и уселась там.

– Эта собака принадлежит вам? – спросил Амадей.

Хозяин посмотрел в направлении собаки, словно хотел удостовериться в ее присутствии.

– Да. Это Дино.

– Конечно, у него тоже есть история, – сказал Гюбернатис.

Он посмотрел на собаку, но та сделала вид, что ничего не слышала, закрыла глаза и зевнула; потом снова равнодушно посмотрела в сторону.

– Он храбрый маленький песик, – растерянно сказал хозяин. – Моя история, господин депутат...

– Вы расскажете ее потом.

– Она проста, она коротка, она ясна. Послушайте, господин депутат, меня зовут Рафаэль Деснуэттес. Мой отец был служащим отеля, мой дед был поваром, мой прадед даже написал книгу о приготовлении пищи. Итак, вы видите, какой аристократией нашего дела мы являемся. Я не буду говорить об этом, чтобы пощадить ваши чувства, господин депутат, я же знаю, что вы радикал-социалист. Хорошо, итак, я скажу вам, что профессия наша наследственная, мы занимаемся ею и ею живем. Я хотел стать моряком, господин депутат. Я действительно стал юнгой. Но когда мой отец умер, я почувствовал, что должен вернуться к фамильному делу, и сделал это в основном для того, чтобы скрасить дни своей старой матери и утешить ее она была горничной и уважала наши семейные традиции. Итак, сам я вернулся сюда примерно десять лет назад. Моя мать умерла два года спустя. Я остался сиротой. А теперь я перейду к своей собственной истории. Через пять лет после того, как я осел здесь – я обращаю ваше внимание на то, господин депутат, что это произошло пять лет назад, – однажды, как вы сегодня, сюда зашел странник, который, как и вы, путешествовал пешком. Это был довольно крупный мужчина, вероятно, даже атлет, с очень красивым лицом, господин депутат, а глаза глаза его ослепительно сияли. Он зашел на часок, чтобы выпить кружку пива. Я не могу вспомнить, что он мне рассказал, когда я присел рядом с ним, чтобы поговорить. Я ничего из этого не помню, – пожаловался он. – Затем минут через десять он ушел, и тогда я понял, что меня посетила... обезьяна.

– Обезьяна? – переспросил Гюбернатис.

Собака закрыла глаза и слегка склонила голову в сторону.

– Я знаю, что раню ваши чувства, господин депутат, сказал Деснуэттес.

– Нет, нет, – пробормотал Гюбернатис.

– Да, да, я знаю это. Обезьяна! И все же это была обезьяна, которая почтила меня своим визитом. С этого дня я все жду ее возвращения, и каждый гость для меня желанен и почитаем! Вы сами, господин депутат, вы совершенно особенный, вы совсем не такой, как тот, кто должен вернуться сюда.

– Вы уверены, что он вернется?

Хозяин самодовольно усмехнулся.

– Конечно, господин депутат, конечно.

Собака снова открыла глаза.

– С одной стороны, – сказал Гюбернатис, – вы, кажется, все еще хорошо помните, как он выглядит, а с другой стороны, одержимы желанием снова найти его. Я хочу сказать: мне, к примеру, кажется, что я ничуть не похож на обезьяну, и все же вы задаете мне вопросы, словно я могу оказаться этой обезьяной.

– В самом деле. Но в этом нет никакого противоречия, господин депутат. Я только думаю, что его внешность могла измениться, что он принял другой облик.

– Как же вы тогда снова его узнаете?

– По кое-каким приметам.

– Но вы помните хоть что-нибудь из того, что он вам рассказал?

– Ничего. Я часто задумывался над этим. Но ничего. Ничего.

Потом:

– Как вы смотрите на стаканчик старого кальвадоса? У меня в подвале есть отличное вино. Я сейчас принесу его.

Он вышел из таверны.

Как только он оказался по ту сторону двери, пес сказал:

– Что вы думаете о его истории?

– Не слишком много. Я не привык к таким разговорам. Я живу в мире чисел и точных понятий.

– Да, он мечтатель, этот хозяин, не так ли?

– Он мечтатель, я честолюбец, вы быстро усвоили этикет людей, месье Дино. А вы, кто вы?

– Собака.

Но тут появился хозяин, и Дино больше ничего не говорил.

Кальвадос был первоклассным, и Гюбернатис сделал хозяину обычные комплименты. Хозяин таверны принял их как без малейшей гордости, так и без малейшей скромности. Он был так же молчалив, как и пес. Его желание рассказать историю, казалось, совершенно исчезло.

На безлюдной улице послышались шаги, они приблизились, и дверь начала открываться. Дино спрыгнул, со стула и залаял. В щели притвора появилась голова одноглазого старика.

– Вы должны утром посетить меня, господин странник, сказала голова.

– Вы можете на меня рассчитывать.

– Доброй ночи.

Голова исчезла, и дверь снова закрылась. Дино опять запрыгнул на стул.

– Вы с ним уже познакомились? – спросил Деснуэттес.

– Он недавно был здесь. Но... кто он, собственно, такой?

– Разве я это знаю? Кто это вообще знает? Старый, выживший из ума старик – и все.

Собака искоса посмотрела на странника и улыбнулась. Потом она спрыгнула со стула, уверенно направилась в сторону двери, толкнула ее и тоже исчезла. Они услышали шаги у себя над головами.

– Это девушка приготовила вам комнату, – сказал хозяин.

– Мне рассказали странную историю об этом одноглазом.

– И кто же?

– Ваша девушка.

Хозяин пожал плечами.

– Ха! В этой глуши все так суеверны! Пустая болтовня, иногда глупая. Некоторые заходят настолько далеко, что даже утверждают, что моя собака говорит.

Гюбернатис рассмеялся.

– На самом деле, хорошая шутка!

– И что она может делаться невидимой.

– Раньше ее сожгли бы, и вас вместе с ней.

– Меня? Меня?! Но, господин депутат, я честный гражданин. Что я сделал такого глупого?

– Этого одноглазого старика тоже сожгли бы.

– Сумасшедшего? Он же сумасшедший!

– Ну, сегодня-то сумасшедших больше не сжигают на кострах.

–Нет.

Хозяин замолк, и снова воцарилась тишина. Над их головами тоже было тихо, и стаканы были пусты.

– Я пойду лягу, – сказал Гюбернатис и встал. – Большое спасибо за великолепный кальвадос.

Он взял свой рюкзак.

– Вы найдете свою комнату? – не вставая, спросил Деснуэттес. – Она находится напротив лестницы. Это номер первый.

– Доброй ночи, месье Деснуэттес.

– Доброй ночи, господин депутат. – Но он так и не встал.

Гюбернатис открыл дверь. Лестничная клетка была освещена. У подножия лестницы он увидел Дино, который лежал на дерюжке и спал. Амадей медленно поднялся по лестнице, деревянные ступеньки заскрипели, но пес не проснулся.

Он вошел в комнату; в кровати, конечно же, лежала Гортензия.

2

На следующее утро, с первыми лучами солнца, Амадей проснулся свежим и отдохнувшим. Он сделал несколько ежедневных гимнастических упражнений, сполоснулся и привел себя в порядок. Потом спустился вниз. Его рюкзак уже находился в обеденном зале.

– Что желает господин? – спросила Гортензия, стоящая у кухонной двери.

– Черного кофе, хлеба, масла, мармелада.

Снаружи, по залитой утренним солнцем деревенской улице, деловито прошли несколько человек; там были также лошади, повозки, тачки, бороны; кошки и собаки; дети – все очень невзрачные, хотя и шумные. Его кофе, хлеб, масло и мармелад были поданы; он с удовольствием и наслаждением принялся за них. Гортензия, все еще не приведшая себя в порядок, убежала на кухню. Потом к нему присоединился Дино, который, как только дверь за девушкой закрылась, занял свое место на стуле напротив него. Амадей предложил ему кусочек сахара.

– Охотно, – ответил пес и начал грызть сахар.

– Сегодня утром прекрасная погода, – сказал Амадей.

– Да, действительно, – ответил пес и облизал сладкую, липкую лапу.

– Следующий этап своего путешествия я начну в хорошую погоду, – произнес странник.

– Погода может измениться, – возразил пес.

– Во второй половине дня?

– Погода здесь всегда неустойчива. Вы еще должны посетить дядюшку Гортензии.

– Ах да, верно. Конечно. Впрочем, я и сам об этом помню.

– А Гортензия?

– Я ее прогнал. Она легла в мою постель.

– Конечно же, вы ее прогнали. Она в ярости.

– Да, может быть, вы думаете, что я поставлю на карту всю мою карьеру из-за такого незначительного приключения?

– Есть достаточно политиков, которые... приключения... с дамами... и все же достигли успеха.

– Ха! Это не по мне. Я никогда не мог упрекнуть себя ни в этом отношении, ни в деловом. В этом моя сила... один из аспектов моей силы; наука – другой ее аспект.

– Вы настолько сильны? – спросил пес. – Насколько мне известно, вы никогда не были министром.

– Подождите. И, кроме того, я не хочу кричать о своей силе на всех углах.

– Может быть, вы масон?

– Ха! Конечно, это власть, но она постепенно теряет свою силу. Впрочем, я действительно м...

– Разве это вам помогает?

– Мало. Я предпочитаю знать тайны других, чем самому быть окруженным тайнами.

– Это несколько противоречит вашей теории.

– Нисколько. Ничуть. Подумайте над этим.

Депутат с симпатией посмотрел на пса.

– Вы нравитесь мне, – сказал он, – ваше общество доставляет мне удовольствие. Я купил бы вас у месье Деснуэттеса. если бы не боялся, что после этого вы перестанете говорить со мной.

– Почему вы так думаете?

– Я в любом случае знаю, что собаки не говорят. Вероятно, под этим столом находится система микрофонов, а мой настоящий собеседник сидит в соседней комнате. Он слышит меня и отвечает. При встрече я воспользуюсь случаем сказать ему, что был счастлив познакомиться с ним.

– Вах! – ответил пес. – Странно. Вы видите, что говорите с собакой, и не верите в это?

– Вы хорошо дрессированы, и это все.

– Эй, эй! А если я вам скажу, что у меня есть и другие способности?

– Какие же?

– К примеру, становиться невидимым.

– Покажите это.

– Но сначала расскажите мне, что сегодня ночью случилось с Гортензией.

– Все очень просто. Я попросил ее выйти. Она думала, что я шучу. Но в конце концов она поняла. И ушла. Я очень сожалею, что мне пришлось поступить с ней так невежливо, но ведь на карту была поставлена... моя судьба...

– Да, да, – задумчиво произнес пес.

– Вас сильно интересует эта персона?

– Мы были друг с другом в интимных отношениях, – ответил пес, стыдливо опустив голову.

– Ага, – скромно произнес Амадей.

Они оба замолчали.

– А ваша невидимость? – спросил странник.

– Ах да, моя невидимость. Вы хотите увидеть ее постепенно нарастающей или внезапной?

– Боже мой...

– По вашему желанию.

– Скажем, постепенно нарастающей.

Дино тотчас же спрыгнул со стула и начал описывать по помещению широкий круг, почти натыкаясь на стулья. Вернувшись к исходной точке, он слегка отклонился в сторону и начал описывать второй круг, чуть уже первого, причем его собственные размеры уменьшились пропорционально уменьшению диаметра этого круга. Таким образом, он начал описывать спираль и в конце концов превратился в крошечную собачку, которая со все возрастающей скоростью описывала сложную геометрическую фигуру вокруг своей оси симметрии и, наконец, достигнув микроскопических размеров, исчезла.

– Великолепный фокус, – пробормотал странник. – Но я видел фокусников, чьи проделки были еще хитрее. Проклятье, я же говорю сам с собой; дурная привычка, от которой я должен обязательно избавиться.

Он положил рюкзак возле кассы, где он никому не будет мешать, и вышел наружу. Снаружи было влажное от росы, теплое, ароматное утро; он радостно и бодро отправился на поиски жилища одноглазого дядюшки Гортензии, и ему не пришлось долго искать.