Текст книги "Скиф"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 10

«Выловила Любу из толпы жаждущих знаний, в сторону забора толкнула:

– Ты чего, Косицина? Офонарела?

– Я?! Это ты с какой радости моей матери про меня гадости напела?

– Ничего я ей не пела, – руку с плеча скинула.

– Тогда откуда она про ухажеров бредит?

– Твоя мать, ты и разбирайся.

– Люба, ты ведь подруга мне, зачем же подставляешь?

– Подруга? – скривилась. – Зойка тебе подруга, а я так, погулять вышла. Ты когда мне последний раз звонила? Когда мы с тобой, кроме как на парах виделись? Плевала ты на меня, а почему должна иначе относиться?

– Ты же знаешь, что у меня с Димой…

– Дима?! Видела я твоего „Диму“ на крутой тачке. Подцепила богатого дяденьку, жизнь свою устраиваешь, а на старых друзей наплевала. „Своя рубашка ближе к телу“, главное устроилась, а у остальных хоть трава не расти. „Подруга“! Все Косицина, отвали, опаздываю. Вон твоя подружка идет, с ней говори, – кивнула в сторону Зои и ушла.

Мир рушился, а я не понимала…

Нет, не я – она…

Федорова Косициной помахала, заулыбалась:

– Как дела?

– Нормально, – буркнула и поспешила вперед нее в аудиторию.

Девушке очень тон и взгляд Вари не понравился, пренебрежение в нем почудилось.

„Загордилась? Деловая стала. Благодетелей своих забыла. Думаешь Томик как стена от всех бед? Он-то стена, только кто тебя, сучку неблагодарную, с ним познакомил? Кто помог? Знать не хочешь, нос воротишь? Подожди, я тебе вспомню. Надо было кинуть тебя, а я дурочка, пожалела. Ну, ничего, я тебе еще напомню с кем и как разговаривать надо“.

На перемене между парами Варя опять с Любой поговорить хотела, но та дулась и всем видом показывала, что нет Косициной ни в помещении, ни на свете. А тут еще Зоя прицепилась:

– Поговорить надо.

В туалет завела, сигаретку прикурила, окинув девушку нехорошим взглядом:

– С Томиком встречаешься?

– Нет.

– Да, я точно знаю. Ты видно чего-то недопонимаешь, Косицина. Я тебе его по – дружески на ночь презентовала, он мой друг, улавливаешь?

– Нет.

– Козу тупую из себя не строй, – посоветовала, холода во взгляд нагоняя. – Томик туз с немереными возможностями. Он мой, ты его на себя перетягиваешь. Что это значит? Нет, я понимаю, денежки, устройство на хорошую работу, масса входов выходов, знакомства с денежными и нужными мужичками – какая идиотка от этого откажется? Все верно, одно не так – ты мне дорогу перебегаешь. Эта поляна моя была, а ты меня с нее гонишь. И это твоя благодарность за то, что я фактически твою жизнь устроила? Не по – человечьи, Косицина.

– Зоя, мне не нужен Том. Он сам лезет.

– Не нужен был бы – послала. Ты ему лапшу на уши вешай, а мне не надо. И под дурочку не коси, стоит тут умом сирую изображает. Короче, Косицина, хочешь полюбовно: сто тысяч и по бывшей дружбе так и быть, прощу тебя. Нет? Война. Ты меня знаешь, я свое так просто не отдам. Раскрою Томику твою чудесную натуру. Про жениха – то он знает? Нет? Ха, так и думала. И жених о нем ни сном не духом? А я их столкну. Повеселимся? Не знаю, как Димочка твой, но Томик собственник, твоего в порошок сотрет и тебя прицепом.

Варя испугалась.

– Не надо.

– Тогда гони бабки и месяц он твой.

– У меня нет таких денег…

– У Томика есть. Раскрути, – беспечно пожала плечами.

– Зоя, подожди. Не умею я и не хочу. Том не нужен мне, он сам мне прохода не дает. Да забери ты его, я только спасибо скажу.

– Опять об услуге просишь? Ладно, я не обидчивая, но „благодарность“ твою помня, за просто так стараться не стану. Пятьдесят и так и быть, помогу с Томом расстаться.

– Зоя, где я тебе такие деньги возьму? Почему платить должна? Если он твой, так и забери!

– Ты его на себя тянула, от меня отодвинула и хочешь, чтобы я снова к нему пошла? Ты совсем дура или меня за дуру принимаешь?

– Что такого?..

– Пошлет он меня!.. Здесь тонко действовать надо, а это хлопоты, расходы, риск опять же. Томик мужичек неоднозначный, сложный. Тут себе на голову проблем сыскать, как нечего делать. Мне оно надо?

– Что же делать?

– Думай, Косицина. Три варианта предложила. Как бабки будут, начну действовать, а нет – третий вариант, – качнулась к лицу девушки. – Только не дай тебе бог, со мной воевать. Я ж тебя мымру так облагодетельствую – до конца жизни помнить будешь.

Окурок откинула и вышла.

Варя так и осталась в сортире стоять.

Положение складывалось незавидное. То что Зое ничего не стоит всех в известность и сделке поставить, Варя не сомневалась. Только подумать о том – нервный озноб образуется. Конец же, всему конец. Воевать же она ни с ней, ни с кем-то еще не собиралась. Выходило, что ей опять нужно деньги искать, оптимально – пятьдесят, чтобы Зоя своего Тома забрала и у Косициной наконец тревог и хлопот убавилось. Том уйдет – Зоя перестанет цепляться, а Люба дуться, мать успокоится, будет меньше шансов Диме что-то узнать. Все нормализуется, уладиться, вернется жизнь в старую колею.

Только где деньги взять?

У Вари голова кругом шла – опять и снова – деньги. Такое чувство, что они единственная цель, двигатель прогресса. Единственная сила, единственная значимость, единственный идол. Есть они у тебя – трудностей не знаешь, нет – так и будешь по жизни от купюры к купюре крутиться. И не жить, а бегать от проблемы к проблеме.

Но ведь это не правильно.

Однако где оно, то, что правильно?

Варя с сожалением поняла, что от Тома ей не сбежать и к Диме опять не попасть. Пока проблему с Зоей не решит, даже мечтать о чем-то не стоит. А не решит – погубит Федорова ее.

Опять будущее девушке призрачным показалось.

Выхода не было. В Слобду Варя не поехала, скрепя сердце потащилась опять в „Азию“.

Тому до Вариного состояния, как и проблем, дела не было. Он одержим ею стал и на уме одно. Как вошла, в губы впился, в объятьях стиснул.

Девушка же все думала, как с ним поговорить, слова подбирала и боялась, чтобы язык не подвел и от стыда она не сгорела, когда просить у него денег будет. А больше не у кого.

К вечеру, когда разомлевший Том ее в ресторан повез, Варя несмело и неумело завела разговор, издалека заходя, запинаясь.

Мужчина сразу понял, что она хочет, заулыбался, руку ей сжал, прерывая:

– Не парься. Скажи сколько надо? Пятьдесят хватит?

– Да, – пискнула и притихла, боясь доброту судьбы спугнуть.

Пока на удивление фартило: Том мало ей без всяких трудностей нужную сумму выдал, так и домой рано привез.

Утром, дождавшись ухода матери на работу, а Жанны в школу, она Зое позвонила:

– Деньги у меня.

– Уже? А все прибеднялась – раскручивать не умею.

Варя ее замечание пропустила. Одно девушкой двигало: быстрее бы вся эта история закончилась.

– Приезжай и забирай.

– Ладно, я не гордая. Только к тебе мне не по дороге ехать.

– А мне к тебе. У меня автобус через час.

– К женишку? Договорились: через час на автовокзале встретимся. До встречи, лапа моя.

Зоя повесила трубку и прикусила ноготок, с прищуром на себя в зеркало поглядывая: худо дело-то. Эту козу, Косицину срочно надо отодвигать, а то и правда, конкурентка ей на шею станет. Деревня деревней, а смотри ты, из самого Пожарского полтинник за вечер вытянула. А поднатореет, что будет? Нет, скидывать ее надо. Однозначно.

– В Слобду, говоришь? К жениху? Угу.

Улыбнулась своему отражению. Взяла тушь, телефон, набрала номер Тома и, подправляя реснички, заворковала в трубку о яром и негасимом желании свидиться. По делу, естественно, по делу.

Варя деньги отдала и порадовалась:

– Все теперь.

– Угу, – сунула в рот жвачку Зоя и на выход из салона кивнула. – Топай.

Та и выпорхнула, блаженная, счастливая, что быстро и легко проблема разрешилась и теперь точно все, теперь только Дима. Его выпишут, она получит диплом, потом свадьба, семья, все как у всех. Жизнь, самая обычная, но в том и прелесть.

Если б Варя видела, каким взглядом ее проводила Федорова – улыбаться бы перестала.

Дима в кресле у окна сидел. Выглядел сносно, и Варя защебетала, радуясь, что дело идет на поправку. Парень слушал ее, но девушке казалось, что не слышит. Было что-то чужое, отстраненное в его взгляде.

– Что с тобой? – забеспокоилась.

– Ничего.

– Но я же вижу.

– Что?

– Смотришь на меня странно. И вообще, другой какой-то.

– Обычный. Редко приходишь, вот чужим и кажусь.

Прозвучало это с укором и Варя, присев перед любимым на корточки, заглянула ему в глаза:

– Дима, ну, ты что? Ты же знаешь, сессия скоро.

– Станешь дипломированным специалистом, устроишься в какой-нибудь банк и пошлешь меня на фиг.

– Дим, что ты такое говоришь? – сжала его руки. – Я люблю тебя и не брошу. Я очень, очень люблю тебя.

Он явно не верил и она не могла понять почему. Взгляд был больной, изучающий, тоскливый. Дима будто прощался с ней, и тем пугал.

– Тебе хуже?

– Нет, лучше.

– Тогда что, в чем дело?

– Бросишь ты меня, права мать. Красивая, умная – зачем тебе инвалид? А ведь я инвалид, Варя.

– Ерунду говоришь! Кого ты слушаешь?

– Мать. Она плохого не пожелает, не скажет.

– Может быть, но на счет меня она не права. Я люблю тебя, люблю любого. Мне все равно инвалид ты или…

– Вот! – дернулся парень, отвернулся. И Варя сообразила, что сказала, попыталась исправить:

– Я не к тому, что мне совсем все равно. Конечно же я хочу, чтобы ты был здоровым. И будешь, будешь, Дима! Выправиться, наладиться…

– Ты даже не понимаешь, что это невозможно.

– Почему? Тебе лучше…

– Улучшение, не значит выздоровление.

– Люди выздоравливают. Мало ли что бывает? Любые сложности можно преодолеть. В конце концов, без ног, рук живут и не считают себя инвалидами. А ты с чего записался? Подумаешь, отравление…

– Я так и знал! – Диму развернуло к Варе. – Обвинять будешь? В чем? Что ты знаешь?

– Дима…

– Да, я отравился, а ты бы вовсе умерла! Ты знаешь, как это, служить…

– Дима, другие служат…

– Я не другие!

– Нет, конечно…

– Ты знаешь, как там было? Да, все, все были против меня! Но я не слабак – я выдержал! Почти. Да, я сорвался в последний момент, но ты не смеешь меня упрекать, ты не была там!

– Дима, я ни в чем тебя не упрекаю…

– Тогда презираешь…

– Нет!

– Я не травился. Так получилось.

– Да какое это имеет значение?! Это было и прошло! Забудь! Дима с сожалением посмотрел на Варю, скривился и отвернулся.

– Черт бы побрал того врача, что ляпнул тебе. Он не имел права, он должен был соблюдать конфиденциальность. Но кто выполняет, что должен? – сжал кулак от злости. – Так всегда и везде – одно на бумаге, другое на деле. Ненавижу.

– Забудь, Дима. Это прошлое, не нужно тащить его в будущее. Забудь, вычеркни, – погладила его руку, успокаивая. Парень передернул плечами, помолчал и покосился на девушку. В ее глазах не было укора, но сочувствие, что сквозило во взгляде, было Дмитрию хуже упреков. Он неуверенно провел по волосам девушки и вздохнул:

– Только не жалей меня.

– Жалеют слабых, а ты сильный.

Дима приободрился.

– Минутная слабость ничего не значит.

– Ничего.

Он обнял ее голову, уткнувшись носом в макушку:

– Ты правда так считаешь?

– Да.

– И не бросишь меня?

– Нет. Я очень люблю тебя. Ты не представляешь, какой это ужас, узнать, что твой любимый тяжело болен. Мне казалось, я умираю вместе с тобой, – призналась ему шепотом. Слезы невольные гостьи навернулись на глаза, руки сжали руки парня. – Мне легче самой умереть, чем тебя потерять. Я готова на что угодно, только бы ты жил.

– Я люблю тебя. Мне так страшно, что потеряю тебя. Лежу ночью и думаю, а если ты уйдешь? Что я буду делать? Как я без тебя?

– Я не уйду, Димочка, я с тобой. У нас все будет хорошо, поверь. Сейчас временные трудности. У кого их не бывает?

– Мы выдержим?

– Конечно, ведь нас двое.

Он верил и не верил. Зачем он ей такой? Как они будут жить потом, если она видела его слабым, знает что из – за чего произошло? Как она будет смотреть на него потом? Сегодня не упрекает, а где гарантия, что завтра не начнет? Все переменчиво, а женщины вовсе как флюгер – сегодня в твою сторону смотрит, а завтра отвернулся.

Варя здоровая, потому ей не понять больного.

Варя красивая и умная – ей не понять того, кого всю жизнь считали уродцем и слабаком.

Сегодня она с ним, сейчас, но будет ли завтра? А ведь не будет. Поймет рано или поздно какая она и посмотрит на него, сравнит, и начнет давить, упрекать, попрекать. Превратит в закомплексованного идиота.

Нет, права мать – не пара она ему. Чревато.

И старшина прав, говоря „любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда“. Рядом с Варей Дима постоянно будет ощущать себя ущербным, будет помнить, что она видела его в самые неприглядные моменты жизни, будет знать, что она знает его тонкие стороны, его секрет. Будет видеть в глазах насмешку, даже когда ее нет, будет слышать в голосе обвинение, даже когда его не будет. Его минутная слабость встанет меж ними как стена, тот постыдный поступок будет напоминать о себе всю оставшуюся жизнь, потому что Варя знает о нем и будет с Димой. И он будет смотреть на нее, красивую, статную, успешную, и как в отражении кривого зеркала, а видеть себя, хилого, никчемного. Жизнь превратиться в муку, в сплошную цепь унижений, и кто знает, не сорвется ли Дима снова, не выдержав этого?

Нет, он не хочет проходить снова, что прошел в армии. Как не хочется обратного, но ему придется искать другую жену – невзрачную, такую, что бы рядом с ней он идеалом казался, чтобы не он, она его оттеняла, в рот заглядывала и четко понимала – она никто и ничто без него. Чтобы он ей Богом стал, а не Сатиром. С Варей того не получится.

Но как тяжело расставаться с мечтой!

Вот же она, его, вроде бы искренне влюблена. И такая красивая, такая утонченная, чистая, ласковая, понимающая! Как отдать, как отпустить? А не отойди – она уйдет, и тогда во сто крат больнее будет. А не уйдет – он, в конце концов, все равно уйдет, не сможет забыть, каким она его видела. Или она уйдет – поймет какая она, какой он и бросит Диму. Или гулять начнет. Что хуже?

Мария Ивановна, соседка, матери сказала, будто видела Варю в гостинице, где уборщицей работает. Не одну видела – с мужчиной, с виду – богачом. „Димка ваш, рядом не стоял“.

Померещилось ли соседке – Варю не спросишь – страшно. И смысла нет – солжет, а и правду скажет – все равно Дима будет думать, что солгала. А кто бы признался? И выходит, что они еще не женаты, а недомолвки уже есть, как возможно и „рога“ у новобрачного. Нужна ему гулящая жена? Нужна ложь? Даже сейчас смотрит невинно, говорит про любовь, а Дима не верит. Какая же семья без веры?

Если врет – какой же он дурак, что верит! Как грязно с ее стороны убеждать инвалида в любви, поддерживать и… обманывать! Вдуматься, получается, что надежды на Варю вовсе нет. Только он приболел – она в сторону, на красивую жизнь повелась, к деньгам потянулась. Красота всегда продажна.

Нет, не пара они. Не станет он „рога“ носить, не желает дурачком обманутым себя чувствовать. И своим делиться ни с кем не собирается.

Что было – мечта. Пусть мечтой и остается. Жизнь и иллюзия совместимы лишь в детстве, когда желания просты и реальны, хоть и кажутся чем-то из ряда вон. Пора взрослеть. Во взрослой жизни добрый Дед Мороз не подарит наивному мальчику машину – ему на нее самому зарабатывать придется, а потом на ту, что попросит у мифа уже его сын. И нужно думать о том, соответственно жизнь устраивать.

Красивая жена престижно, самолюбию бальзам, но на миг. Однако плата за этот миг слишком велика.

Дима подумал о Марине, медсестре, что оказывала ему знаки внимания. Нравился он ей – факт, да он не сильно к ней благоволил, разве что в рамках необходимости – все – таки персонал, послабления в режиме через нее, процедуры, да и от скуки и тоски спасение. Тараторка та, но и все достоинство. Лицом не вышла, фигура подкачала и возраст – Диму лет на пять старше.

С другой стороны – старше, значит умнее. А что страшненькая – тоже плюс, от наростов супружеских на голове, страховка. Кто на такую позарится? А боготворить такая будет до конца жизни – нашелся-таки ее принц. Почему бы Диме им не стать? Кстати, что-то там Марина про своих родителей говорила: то ли стоматологи, то ли гинекологи, но врачи – точно. Еще один плюс – зятю пригодятся их связи. Надо бы побольше у Марины узнать: где да как живет. А Варю гнать из сердца, гнать. Детство то, оно кончилось.

Но вида девушке не подал. С Мариной еще ничего не ясно, а чтобы рвать с Варей нужно „запасной аэродром“ иметь, чтобы наверняка „сесть“, а не пролететь и остаться у разбитого корыта в полном одиночестве. Он больше не „неудачник“ и никогда им не станет!

К тому же, что отказывать себе в радости? Имеет он права как инвалид? Имеет!

И обнимал Варю, целовал, в любви клялся.

И она верила.

Почему она верила?!»

Макс закрыл тетрадь, понимая, что больше не может читать историю крупной подставы, предательства и лжи. Лег спать, но даже во сне видел продолжение истории. Ему снился Том и Зойка Федорова…

Глава 11

Том выглядел довольным и сытым как мартовский кот. Он закидывал в рот орешки и щурясь от удовольствия жевал их с огромным аппетитом. Зоя бы запустила руку в пакетик с жареным арахисом и тоже полакомилась, но знала, что подобные вольности с Пожарским не пройдут. И вздохнула.

– Что вздыхаешь? – ухмыльнулся Том. – Говори, что хотела и двигай.

Дела у меня.

А «дела» на лице написаны – томная лень и довольство.

«Сейчас я тебе настроение подпорчу», – подумала девушка. Вытащила невзначай из сумки конверт с деньгами, на обозрение мужчины выставила, только тогда сигареты достала, подкурила одну.

Том жевать перестал на мгновенье – на конверт уставился, и опять в окно автомобиля, будто не увидел, ничего не понял. Правда лицо безмятежность потеряло и голос груб стал:

– Что хотела?

– Предупредить. Я знаю ты на Варваре подвис конкретно.

– Тебе что за печаль?

– Мне ничего, – плечиком пожала. – Пока. Но как у тебя печаль появиться – мне достаться может. Начнешь: почему не сказала, да отчего молчала.

– Чего «молчала»? Что крутишь?

– Я о Варе, Томик. Вижу, что понесло тебя от нее, кабы еще жениться не надумал.

– А и надумаю – тебе что? Боишься, на свадьбу не приглашу? – усмехнулся, окинув девушку неприятным взглядом.

– Боюсь дурачком себя выставишь. Пожарский смял пакет с недоеденным арахисом и выкинул в окно авто:

– Или выкладывай, что у тебя или вали, – отрезал.

– Не злись, Томик, скажу. Варенька твоя на два фронта работает. Мне баксы отстегнула, чтобы я о том молчала. Терпеть она тебя не может и знать не хочет, но деньги твои очень нужны. Для другого хахаля, нищего, как студент…

– Врешь! – рыкнул, схватил Зою за ворот блузки. В глаза глянул и выпустил. Помолчали и Федорова ему на колени конверт положила:

– Тут деньги.

– Знаю, – глянул вскользь. Как не хотелось признавать, а факты сами за себя говорили – Костя лично в этот конверт Варе доллары вкладывал, в руки ей отдал. И если лжет змея – Зойка, то как же к ней конверт попал?

– Полтинник мне отстегнула, только чтобы молчала.

Вот зачем ей деньги нужны были!

Том нехорошо улыбнулся. Потер подбородок, сигарету подкурил.

Эк крутанула судьба – вчера «орел» был, сегодня «решка».

Размечтался дурак о кренделях небесных, «Снегурочку» сляпал, а та его за его же баксы.

– «Ты моя Снегурочка, а я твой Дед Мороз», – пропел, усмехаясь.

Впрочем, Зойке верить – себя не уважать. Какой жених к чертям? А что деньги? Ну, деньги. Понять Варю можно – молодая, неопытная, а Том на нее как голодный лев накинулся – компенсация должна быть? Испугал, наверное, напором своим. Она же еще не понимает, что от страсти порой так голову сносит, что себя не помнишь, и тем более по неопытности своей, не догадывается, наверное, что действует на Тома как «виагра». Только подумает тот о ней – в груди жар и мурашки пробирают. Колотить, как пацана начинает.

Зарекался уже – поспокойнее. Куда там! Увидит ее и все заново, а клятвы – на фиг. Какой клятвы? Друзей, дела – туда же. Одно, одна на уме – Варюша. Всем нутром прикипел, до того сбрендил – кольцо с «брюликом» прикупил, предложение сделать решил.

И сделает. Точка.

– Все? – развернулся к Зое. Та по взгляду поняла – не проняло. И испугалась – не опоздала ли? Неужели настолько змея Варька Томика за интерес взяла, что тому на все почихать стало? Тогда зря она Варьку в оборот взяла, наоборот – надо с ней срочно отношения налаживать. Пожарский не последний человек в городе, к тому же друг Джерри, а тот Зою к себе устроить обещал. Настроит Варька Тома против, тот Джерри скажет и привет доходное место.

– Ты не жениться часом, надумал? – улыбнулась через силу.

Том конверт ей на колени кинул:

– Не твоего ума дело. Каждому свое.

Откупается, – поняла. Щедро – не то слово. Чтобы Костя Пожарский с барского плеча полтинник как «заткнись и не отсвечивай» кинул – не бывалое дело. Видно правда Варька для него светом в оконце стала. Ну, змея! И почему ей все, а Зое ничего? Кто Зоя и кто Варька?! Вот помогла дуре на свою погибель!

– Может быть, Томик, только жених у Вари уже есть и это не ты, – протянула осторожно.

– Слышал уже. Еще что выдумаешь?

– Не веришь? А ты съезди в Слобду. Она как раз сейчас там, у него в клинике. С почками у него ах. Димочка. Его она любит, а с тобой спит, чтобы его обеспечить.

Костю перевернуло. От одной мысли, что его чистая, наивная, невинная Варюша с каким-то инвалидом милуется, его на каракатицу меняет – каленым железом пронзила, душу вывернула. И не верить бы Зойке – той солгать, как два файла переслать, но конверт злополучный на ее коленях лежит и слова подтверждает.

– Значит, заплатила, чтобы молчала? – зубами скрипнул все не веря, но уже и веря.

– Точно, Томик. Жених ее на поправку пошел и ты не в лузу. Дело к свадьбе двигается, а тут ты со своим пылом. Нужно это? Нет, конечно.

– Его значит, выбрала, – протянул.

– Его.

Том думал минуту. Сгреб конверт с колен Зои и дверцу открыл:

– Проваливай.

Девушка понять не успела, как на улице оказалась, машина с места по газам дала.

Одно Зою порадовало – вздернуло Тома. Держись теперь Косицина. Пожарский за себя и за Федорову спросит, и платить за все грехи человечества заставит.

Девушка улыбнулась и, закинув облегченную сумочку на плечо, поцокала каблучками в сторону своей машины. Варька с возу – Зойке легче.

Том шел по трассе на Слобду.

Горячку пороть он не собирался, но выяснить хотел и не потом – сейчас. Мысль, что его мечта оказалась очередной пустышкой – убивала. Он ведь поверил, на седьмом небе от счастья был – досталось все же, побаловала судьба! А оно вон как обернулось. Стоило поверить, стоило осторожность потерять, как под дых получил.

Почему она про жениха не сказала?

Зачем к нему ездит? Чем они там занимаются?

Да ясно чем!

Это не насмешка над Томом – пощечина! Его с каким-то инвалидом обманывать! Его!

Он тоже хорош, знал ведь – все бабы суки, веры им нет и быть не может. Они ж как кошки – кто погладит, тому и мурлыкают. Но Варя?! Варенька!

Слова ему не сказала – почему?

Играла.

С ним, с Томом какая-то девчонка играла, как кошка с мышкой. Мышка играла с кошкой! Развела, обманула, раздавила!

А если нет ничего?

Нет, Зойка лгать на эту тему не станет, Тому не станет. Знает – тот ее в порошок сотрет.

Выходит – правда, и эта милая наивная девочка, Варенька, всего лишь мираж, иллюзия которую он придумал. Его выдумка, которая на деле обычная, расчетливая подстилка!

Он со всей душой, а она смеялась на ним! Его же деньгами Зойке платила, чтобы Том, как какой-то шкаф с ее дороги отодвинулся!

Шкаф он для нее! Бесчувственная игрушка!

Ну, нет, Варенька, ошиблась ты.

– Со мной не играют.

Клинику найти было не сложно, но войти в здание и начать поиски, чтобы убедиться – невозможно. Пожарский как к креслу прирос – вылезти не мог, пошевелиться себя заставить. В душе черти бушевали, такой банзай устроили, что тошно было. До вечера в машине просидел, сигареты все искурил и все теплилась в нем надежда – обманула Зойка. Понятно, поплатиться за то, но он даже готов был ей простить – лишь бы действительно она обманывала, а не Варенька. Зойка – гюрза и того не скрывает. Конечно, особого уважения она не вызывает, но лучше уж самой собой быть, чем в одежды святой невинности рядиться, будучи сукой, куда хлещи Зойки.

Около семи вечера Том увидел Варю.

Она как ни в чем не бывало вышла из клиники и, не заметив его «ровер» пошла на остановку.

Сомнений у Пожарского не осталось – его надували, им играли, на него наплевали, его обманывали.

Он хотел подъехать к девушке, затащить в машину и хорошо поколотить, а потом выкинуть на трассе, но это было бы слишком мягко и просто. За ту невинность, что она изображала, за ту мечту, что она попрала, за те планы, что она порушила, она была достойна большего. И она заплатит.

Никому Костя так не верил, как ей, ни к кому так не относился. И за всю доброту получил грязь. Он хотел поднять Варю, а она его окунула.

Простить такое, а тем более забыть, было невозможно.

В тот вечер Том напился так, как давно не напивался. И, наверное, кого-нибудь убил бы или расколотил ресторан в дребезге, если бы не верные друзья, что разделили с ним его горе и разочарование, горечь обиды. Они и помогли составить план мести. И он как нельзя устраивал Тома.

Не хотела «Снегурочка» оставаться чистой и только его – ее выбор.

А если не с ним – значит не с кем. Если не его – значит ничья. А если ничья, значит – всех. Ему не досталась, и жениху не достанется. Ему больно – жениху пусть тоже будет несладко. Потом парень спасибо скажет, что Том спас его от ярма с откровенной дрянью.

Впрочем, тот молодой и еще оправится, поднимется, а как быть ему, для которого пол жизни позади и последние мечты, хрупкая вера в чистое и светлое, что еще теплилась до встречи с Варей – мертвы?