Текст книги "Золото Дункеля"

Автор книги: Рафаэль Тимошев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Сама на зверя? – недоверчиво спросила Даша. – Совсем ведь девчонкой была!

– Ага. Прошлой зимой двух волков забила – прохоровская порода… Даром, что девчонка…

– Нравится? – спросил Павел.

– Кто? Она? Скажешь еще! – быстро проговорил Трофим. – Собачимся каждый день!

– Так уж и каждый день?

– Так ведь соседи! Хошь не хошь, а глаза мозолит!

Разговор прервал голос участкового:

– Заждались, пострелы?

Друзья обернулись.

– Не очень, – ответила за всех Дарья.

– Зашел в контору, справился о «вертушке»: через три дня отправим ваши «сюрпризы» в центр… – Участковый кивнул в сторону дома. – Хозяин-то у себя?

– Настя говорит – у себя, – ответил Трофим.

– Настя? Видели, что ли?

– Успели уже… Она всегда, как гвоздь в…

Трофим осекся и покосился на Дашу.

Васильич усмехнулся:

– Раз дома – пошли…

В небольшой, но уютной комнате, пахнущей деревом, щами и еще чем-то неуловимым, чем обычно пахнут старые избы, их встретил высокий, ссутулившийся старик лет семидесяти. Поначалу он Павлу не понравился: с виду обычный ворчливый и злой старикашка – крупное землянистого цвета лицо; из-под сползающих на глаза седых нечесаных лохм – хмурый пронизывающий взгляд; в серо-желтых от седины и курения усах и бороде – скупая полоска темных губ… В довершение – противный скрип суставов и могучие плечи. Ни дать ни взять – дряхлое, корявое, но все еще крепкое дерево…

Он стоял в телогрейке; на ногах вместо тапочек – обрезанные по щиколотку валенки. Смотрел на входящих людей угрюмо, неприветливо.

Но вот в комнату прошел Захар Васильевич, и дед неожиданно преобразился. В глубине бесцветных глаз сверкнули искорки, в бороде шевельнулась улыбка, и он, вдруг оживши, на удивление добродушно проговорил хриплым баском:

– Гостей-то сколько! Здравствуйте, здравствуйте… в избу проходите, сделайте милость… У порога стоять – только время терять…

Все поздоровались. Старик, повернувшись, прошаркал короткими валенками к столу и жестом пригласил всех сесть:

– В ногах правды нет… Сейчас и подхарчимся заодно… Уже солнце на ели, а мы все не ели… Настя! – прокричал он в сторону кухни. – Тащи-ка нам на стол чего!

– Нет-нет, Прохор Николаевич, – замотал головой Захар Васильевич, – только из-за стола, спасибо!

– Ну, чайку тогда…

– Чайку можно.

– Настя! Чаю!

Все расселись. Дед перевел взгляд на Дарью.

– Уж не Звонарева дочка? – поинтересовался он.

– Она самая – Дашка, – закивал Трофим. – Не узнал?

– Как сказать… Узнал вроде, но уж больно хороша стала. Приехала, значит… – Он взглянул на Павла. – Ну а ты, мил-человек, чей же будешь?

– Это муж мой – Павел, – ответила за него Даша.

– Муж и жена, получается?

– Да-да, – закивали молодожены.

– Я вас сразу узнала, – сказала, улыбнувшись, Даша.

– Вот даже как?

– Только… – она смутилась.

– Борода, что ли, поседела? Хм… Время, дочка, тем только и красит… Дерево – листвой, а нас – сединой. Стареем… Павел, значит?

– Павел.

– Хорошее имя, апостольское…

Из кухни, гремя подстаканниками, вышла Настя. Ни на кого не глядя, она опустила посуду перед дедом и затем, шустро оббежав гостей, расставила стаканы.

– Чего не здороваешься? – незлобно проворчал старик.

– И ты туда же? – не глядя на него, фыркнула внучка. – Один уже спрашивал сегодня… Сговорились, что ли? Здрасте, Захар Васильевич…

Она демонстративно кивнула участковому и, гордо повернувшись, прошла на кухню.

– А с остальными, что же?

– Видались уже! – прокричала она из-за двери.

– Вот коза-то выросла! – усмехнулся Прохор. – Достанется же кому-то …

Он покосился на Трофима; тот сразу отвернулся к окну. Дед, хмыкнув, кивнул на парня и лукаво подмигнул Захару:

– Вот, значит, какие дела, Васильич!

Участковый, улыбнувшись, развел руками: что, мол, поделаешь…

Прохор, кряхтя, повернулся к приоткрытой двери смежной комнаты.

– Иваныч, а ты снедать будешь? – прокричал он.

За ней кто-то кашлянул:

– Нет пока, Прохор Николаевич, позже. Не буду мешать…

– Ну, смотри… Охотники у меня гостят, – пояснил Прохор, – из столицы. Этот – Савелий Иванович… С приятелем приехал – тот на реке сейчас. Хорошие люди, солидные…

Настя внесла самовар.

– Варенья не забудь, земляничного, – напомнил дед.

– Не забуду, – буркнула уже из кухни внучка.

Через некоторое время на столе появились горшочки со сладостями и огромное блюдо с горой пышущих жаром пирожков.

– Однако хозяйка… – похвалил довольный Прохор, когда девушка вышла. – Жаль, что родителей нет… Со следующего года в город поедет, учиться. Хочет, на медсестру… Ну, не стесняйтесь, гости дорогие, угощайтесь… Чай у нас добрый, таежный…

Он потянулся к самовару и снял заварочный чайник. Подставляя стакан под краник, спросил:

– Так чем старый Прохор обязан таким почетом? Ведь не только решили старика проведать…

– Не только, Прохор Николаевич, – подливая заварки, согласился участковый. – Ребята, вот, на Гнилухе рыбачили…

– На Гнилухе-то? – Старик отпил чай. – И что же?

– Нарыбалили одну находку – череп человеческий, прострелянный, похоже… На поляне, что у самого устья…

Прохор молча отпил чай. Васильич также сделал глоток.

– Но мы, в общем-то, не за тем, Николаич. С этим-то мы разберемся… Дело у нас другое: Трошка, вот, невдалеке от того места одну штуковину нашел…

– Пластину, Прохор Николаевич, – вставил Трофим, – от кобуры наградной…

Участковый недовольно глянул на перебившего его парня и покачал головой.

– Так вот, Прохор Николаевич, хлопцы считают, что она от маузера некоего штабс-капитана… Вот, глянь…

Он развернул сверток и протянул находку старику. Тот неторопливо поднес пластину к глазам, уставился, но тут же вернул:

– Не вижу я… Что на ней?

– Можно? – спросил Павел.

Захар Васильевич кивнул. Павел придвинул стул:

– Прохор Николаевич, судя по оставшимся буквам, мы думаем, что надпись была такая: «За храбрость штабс-капитану Дунк. Ю. 1918 год»… – Павел помедлил. – Только, кто этот «Дунк. Ю.» – сказать трудно. Захар Васильевич говорит, что вы что-то знаете…

Старик вновь отхлебнул напиток и, поставив стакан, медленно отодвинул его в сторону.

– Дункель это … – произнес он. – Штабс-капитан Дункель… Имени не знаю…

Стало тихо.

– Прохор Николаевич, – осторожно начал Захар, – ходили здесь разные слухи… Это не о нем?..

Дед отвалился на спинку стула и неторопливо скрестил руки.

– Может, и о нем…

– А что это за история? – спросила Даша.

Прохор скосил на нее глаз.

– История, может, и была, а может и нет… Не знаю. Мне-то отец про нее рассказывал, а ему и самому пятнадцати не было, когда она случилась…

– Что за история все-таки? – не удержался Трофим.

– История нужна, значит? – Прохор обвел гостей взглядом. – История-то занятная… Только с далека начинается… Вам по порядку али как?

– По порядку! – закивали все.

– Ну, раз по порядку… – Старик некоторое время молчал, поглаживаю бороду. – Ладно, слушайте…

На этот раз старик молчал долго, словно собираясь с мыслями. Наконец, отвалившись на спинку стула, он стал говорить:

– В революцию дело было… Хозяйничал здесь мироед один – Чалый, кажется. Всю пушнину округи скупал, всех промысловиков в кулаке держал. Ну а как дело дошло до этой самой революции, а потом и Гражданской, хозяйство его, понятно, зашаталось. Но вот какая штука выходила: он, как ни в чем не бывало, так и ходил хозяином – ничто его не брало; даже когда сельсовет глуховский появился, советская власть, так сказать… А при Колчаке-то, он и вовсе всех придавил! Ненадолго, правда – тут и того Колчака бить стали. Но в девятнадцатом году вдруг останавливается у него отряд, из белых, значит, человек семь вроде. А за главного в том отряде – вот этот самый Дункель, штабс-капитан, и был… Многое уже позабылось в жизни, а вот, подишь ты, фамилия намертво в память врезалась!

Прохор усмехнулся и, казалось, стал думать о своем. Но потом встрепенулся.

– Говорят, – осень была, вот как сейчас, – вновь заговорил он. – При отряде – телега… – Он неторопливо взялся за подстаканник, мелкими глотками отпил чай. – В ней, в телеге, как отец сказывал, – не то мешки какие-то, не то ящики. Папаша мой, Николай Михайлович, сам видел – у Чалого при дворе состоял. Один он у матери был: отец со средним братом в тайге пропали, старший брат – на войне был; вот и батрачил с малолетства, мать кормил… Так вот. Встал на постой этот самый Дункель у Чалого, богача, и стоял с неделю, наверное…

Старик вдруг смолк, о чем-то задумавшись, но ненадолго – из дверного проема неожиданно вынырнула голова Насти:

– Дед, ты чего умолк? Болит что?

Прохор повернулся всем туловищем:

– И ты слушаешь, что ли?

– Как ни слушать, если уши есть! И не слыхала я что-то этой истории… Болит?

– Пройдет сейчас… заломило в ноге что-то… К непогоде никак… – На этот раз он, кряхтя и вытягивая под столом ногу, поморщился.

– Это и вся история? – спросил Трофим.

Старик помотал головой:

– Не вся… Через неделю Дункель с людьми своими зашевелился. Вроде как засобирался уходить. В поселке даже вздохнули спокойней, хотя, надо сказать, вели себя беляки тихо, никого не трогали. И действительно: вскоре Дункель с людьми ушел в тайгу, к Собачей горе. И вроде как и бог с ними! Да только удивила всех одна странность… – Старик помолчал. – Дня через три-четыре – вернулся из лесу солдатик, от Дункеля, значит, попросил трех лошадей с провожатым. Чалый также подивился, но дал: думал, для женщин кони нужны…

– Женщин? – переспросил Васильич. – С ними что же – женщины были?

– Отец говорил – были. Одна постарше, другая ребенок еще, возраста его самого, или чуть постарше; сестры вроде бы. Отца и послали вместе с солдатом да провожатым – тем самым, что и привел беляков в Глуховку. А нашли они их все там же – на поляне, у Гнилухи… Тогда-то он и узнал, что Дункель на Собачью гору собрался. Только женщин и еще одного офицера – прапорщика, кажется, с ними уже не было… И лошадей их тоже не видел. Так-то вот!

– Неужели этот череп… кого-то из них? – Даша запнулась. Прохор внимательно посмотрел на нее.

Дед пожал плечами.

– Не знаю, врать не стану… Может, и их кого, может, и нет. Дело темное… А вы чаёк-то пейте, с пирожками Настиными… Уж и остыли небось…

Трофим заерзал на стуле:

– Прохор Николаевич, а что с этим Дункелем сталось?

Старик сощурился:

– А здесь, парень, самое паршивое и есть. Пока мой покойный отец на Гнилуху ходил, Чалый в деревне убийством занялся: двух людей убил – председателя сельсовета да брата его. Забылось уже, а ведь это корень ваш, с Дарьей-то. Прабабка-то ваша – Таисья – дочерью была того первого председателя.

– Как? – Трофим и Даша переглянулись.

– Не знали, что ли?

Оба замотали головой.

– Хотя, кажется, слышала что-то… – неуверенно сказала Даша. – Только в общем…

Прохор покачал головой:

– То-то и оно, что «в общем»… Плохо, что колен своих не знаем… – Он вздохнул. – Немудрено, однако: молодежи не надо, а старшим и самим неведомо – им не передали в свое время… А с вашим коленом – и вовсе путано. Бабка Таисия, сказывали, после замуж вышла, за командира красного, с ним уехала. А как погиб муж да умер их первенец – вернулась; второй раз замуж вышла, за Звонарева уже – двух пацанов родила. Один в Отечественную погиб, а младший и есть ваш дед – Трофим Звонарев. В честь него-то и назвали твоего братца Трошкой…

Старый охотник потянулся за пирожком.

– Это-то я знаю, – сконфуженно пробубнил Трофим. Он помолчал. – Только что здесь «паршивого»?

Дед неторопливо прожевал:

– В имени – ничего. Только мы про предка вашего – убитого председателя… Фамилию и не вспомню уже…

– Ну, про него… – растерянно кивнул Трофим, ничего не поняв.

– С убийства этого все паршивое и началось… – Прохор вновь помолчал. – Сделал свое подлое дело Чалый – и в тайгу со своими бандитами, вслед за Дункелем! Только дело политическое! Шутка ли – на советскую власть руку поднял! Вскоре, значит, и отряд в Глуховку прибыл чекистский, за Чалым, как все поняли. А командиром у них – кто бы вы думали? – дядька мой родной – старший брат отца – Круглов Григорий Михайлович! Во как!

– Занимательно выходит, однако, – покивал головой участковый. – И что же, нашел он этого Чалого?

Старик опустил ложку в стакан и долго мешал зачем-то остатки чая.

– Нашел, – сказал наконец он тихо. – Только сам не вернулся – на горе Собачьей остался: там они с Чалым и схлестнулись… Их человек пятнадцать было, чекистов; так из них шесть только и вернулось всего. В этом-то и есть вся «паршивость» истории… Почти весь отряд полег. – Старик оглядел всех загадочным взглядом. – Только, оказывается, не за Чалым они приходили вовсе, вот в чем штука-то! Было что и поважнее: отец говорил – сам слышал от брата…

– Неужели – Дункель? – встрепенулась Даша.

– Он самый, – кивнул Прохор.

– Чем же он был важнее?

Старый охотник вновь посмотрел на Дашу. В его беспокойно забегавших глазах она разглядела внутреннюю борьбу – говорить или не говорить?..

– Прохор Николаевич! – не выдержал Трофим. – Так чего было в Дункеле?

– И то правда! – неожиданно поддержала его Настя; Трофим с изумлением покосился на нее. – Чего тянешь-то?

Старик сделал движение головой, пытаясь обернуться, но, не сумев, вновь поворотил взгляд на Дашу.

– Золото… Дункель вез золото!

Стало тихо.

– Вот это да – золото! – выдохнул Трофим.

– Чье золото? – тихо спросил Павел.

– А кто его знает, чье! Родитель говаривал, будто дядька мой со своими командирами все о золоте судил; мол, спрятал или не спрятал Дункель? Это, однако, так и осталось скрытым…

– Выходит, не нашли Дункеля? – Захар Васильевич помедлил. – Убили его, судя по пластинке… Ограбили, что ли? Может, Чалого рук дело?

Прохор замотал бородой:

– Не Чалого. Чекисты привезли из тайги своего израненного командира. Думали, не довезут – оставили в избе председателя, у прабабки вашей Таисьи, тогда еще совсем юной. Она-то его и выходила, за него и замуж пошла… Так вот он и рассказал – и как дядька мой Чалого порешил, и как сам смерть свою нашел, и что Дункеля они по случайности убили…

– Убили, значит…

– А про золото… командир говорил? – Трофим даже привстал.

– Говорил.

Все обалдело уставились на старика.

– Ну ты даешь, дед! Чего же молчал столько лет! – Трофим возмущенно шмыгнул носом.

– Вот-вот, – затряс седой головой Прохор. – Вам только скажи! С той поры лет десять по тайге копали! И Гнилуху-то звать стали проклятой через это… Слава богу, позабылось все! – Он легонько похлопал по руке внучки, тихо обвившей его шею сзади. – Вот ведь что, гости дорогие…

– Так что говорил-то про место? – не выдержал Трофим.

– Тебе-то на что оно, место?

Трошка беспомощно заморгал. Выручил участковый.

– Прохор Николаевич, – негромко сказал он, – дело все-таки государственное…

– Особенно, если это «золото Колчака»… – неожиданно вставил Павел. – Сколько лет ищут, а оно, может, здесь, под носом…

Все поглядели на историка.

– Напомни, парень, если чье «золото»? – тихо спросил старик.

Павел растерянно огляделся:

– Это вроде бы известное дело… Большая часть золотого запаса Российской империи… Оно в 1915 году было вывезено из Петрограда в Казань; потом, в октябре 1918-го, доставлено в Омск. Около сорока тысяч пудов золота, плюс тридцать тысяч серебряных слитков…

– А Колчак при чем? – тихо спросил дед.

– Так ведь там, в Омске, Колчак и стал Верховным правителем России… В его руках золота почти на шестьсот пятьдесят миллионов рублей оказалось! – Павел обвел всех взглядом. – Правда, когда его расстреляли, новой власти досталась лишь часть этого. Почти двести пятьдесят миллионов рублей золотом исчезло…

– Ух ты! – восхитился Трофим. – Двести пятьдесят миллионов! Где же они?

– В том-то и дело! Частью было потрачено Колчаком на армию; сорок пять миллионов золотыми достались атаману Семенову… В общем, пошли слухи, что большая часть могла быть укрыта где-то в районе истоков рек Печоры… Может, Вишеры и Лозьвы. В то время Колчак хотел пройти северным путем в сторону Архангельска, захваченного англичанами. Ничего из этого, как известно, не вышло, так что золото ему пришлось, видимо, припрятать… Лежит где-то теперь…

– И никто не знает где? Даже приблизительно?

Павел пожал плечами:

– Были свидетели, конечно… Например, один полковой писарь… Тот якобы лично участвовал в захоронении двадцати шести ящиков золота. Но поиски так ни к чему и не привели… А тут выясняется, что и у вас был отряд с ящиками!

Трофим вскочил:

– А дед Прохор еще и место знает, да молчит!

– Погоди… – остановил его Захар Васильевич и, помолчав, повернулся к старику: – Действительно, Прохор Николаевич, что это за место?..

Дед не спеша снял с плеч руки внучки:

– А чего меня совестить? Не знаю я.

– Как это! – Трофим чуть не задохнулся. – Сам же сказал, чекист о золоте говорил!

– Слушали ушами, да услыхали сапогами! – сердито проворчал Прохор. – О золоте-то он говорил, да только не о том судил!

– Как это может быть! – возмутился Трофим.

– А, так! Он всего-то и сказывал, что слыхал о золоте; но не о том, где оно. Будто слышал от пленного бандита, что Дункель поднялся ночью на Собачью гору, нашел там какой-то пояс с мечом, да куда они указали – там и зарыл клад. Про то каким-то макаром вся деревня прознала – вот и началась лихоманка! Вся округа повалила «пояс с мечом» искать, все камни простукали! Только искать-то искали, да сами пропадали! А ты говоришь – место! Сейчас скажи – вы первые и попретесь, как дурни! Лучше уж молчать всем, не будоражить людей!

В избе вновь стало тихо. Все смотрели на деда, который, словно желая остудиться от горячей речи, сердито отхлебывал остатки остывшего чая. Наконец Захар Васильевич поднялся:

– Ну, с «поясом» – это ерунда, конечно… Дело старое и темное, вряд ли мы разберемся.

За дверью послышался тихий кашель, вдруг напомнивший, что в доме был еще один человек.

– Иваныч! – обернувшись, прокричал Прохор. – Простыл, что ли?

– Нет, поперхнулся только, – послышался глухой голос за стенкой.

– Дед… – в наступившей тишине позвала Настя. – Может, и вправду лежит рядом, на Собачьей горе…

Трофим с удивлением покосился на соседку и одобрительно кивнул:

– На Собачью гору надо идти!

– Во-во! Я об том и говорил! – в сердцах вскрикнул Прохор.

– Ходили уже, хлопец, – поморщился участковый. – А вот костью заняться следует, это точно! Если и не дункелевское это дело, то может статься, что и посвежее… Тогда совсем другой оборот… А по сему, место посмотреть надо: вдруг чего еще объявится… И хорошо бы это сделать до «оказии» – вертолет будет через два дня… Значит, так. Завтра я съезжу к лесорубам – заглянуть надобно, уже договорился; а вот послезавтра… Только мне показал бы кто место… Как, Трошка, сходишь со мной?

– А то! – встрепенулся Трофим. – Отчего не сходить!

– А мне можно? – тихо спросил Павел. – Интересно, все-таки… Как историку!

Участковый оглядел супругов.

– А жена молодая как же? Отпуск-то, чай, не резиновый…

– И я с вами! – поспешно воскликнула Даша.

– Ну, братцы – это уж перебор! Ни к чему таким табором-то…

Молодожены переглянулись.

– Нам-то что, – пожал плечами Павел, – прогулка одна…

– Намучаешь жену…

Даша торопливо замотала головой:

– Ничего страшного!

– Послезавтра, говоришь? – неожиданно спросил Прохор. – Я вот что подумал, Захар Васильевич. Мы с Настей собирались зимовник поглядеть, так, может, и мы с вами, на Гнилуху-то? Крюк небольшой, да и… дела вроде не сторонние для нас… И причина есть… Как ты, Настюха? А?

– Здорово! – Настя подскочила к деду и громко чмокнула в щеку.

– Никак промысловать собрался, Прохор Николаевич? – усмехнулся участковый. – Силы-то еще есть?

– От чего же нет! Схожу. Может, в последний раз…

– Чего несешь, деда! – возмутилась внучка. – Ты у меня до ста лет доживешь! Понял?

– Понял, понял, дурешка, – улыбнулся Прохор. Он ласково похлопал ее по спине.

В соседней комнате закашляли.

Глава 5

Встреча со стариком не на шутку взволновала Павла. И дело было даже не в самом золоте, а в нечто другом – в том, что место клада связали с совершенно несуразными вещами – «поясом и мечом». Какие могли быть пояса и мечи на вершине горы! Да и как они могли показать на золото? Павел был уверен, что это не что иное, как либо местные названия чего-то, либо в крайнем случае их замысловатая аллегория. Он обратился к карте, достал вопросами Трошку, но ничего похожего ни в глуховском лексиконе, ни в очертаниях местности на карте так и не обнаружил.

Было еще нечто, что не давало покоя – ощущение того, что он задолго до этого знал о существовании здесь, в Глуховке, некой тайны… Знал и ждал… Оттого и рвался сюда… Эта мысль неожиданно осенила его после встречи с дедом Прохором, вечером того же дня, во время ужина с родителями Даши и Трофима. И с той минуты ему не давал покоя один и тот же вопрос: откуда оно, это странное чувство?

Об этом он хотел поговорить с Трофимом, весь следующий день носившимся в приподнятом расположении духа, но тот, не утруждая себя философствованиями, лишь отмахнулся – ерунда, на Гнилухе пройдет!

Вечером, перед сном, он заговорил об этом с Дашей. Она внимательно выслушала, поцеловала его и, прижавшись, тихо прошептала: «Просто тебе хочется приключений».

Как ни странно, эти слова принесли успокоение. Уже засыпая, Павел счастливо подумал: «Она права. Просто я столкнулся с давно желаемым…»

На следующее утро от деревни отошли три лодки. Лениво урча, они выплыли на середину большой реки, медленно развернулись по течению и, взревев моторами, словно застоявшиеся скакуны, сорвались одна за другой с места, рассекая и волнуя утреннюю гладь воды. Вскоре деревня скрылась из вида и под нависавшими серыми облаками замелькала обступившая с обеих сторон угрюмая тайга.

Павел и Даша сначала живо переговаривались, с любопытством поглядывая на соседние лодки, но скоро смолкли под свистом ветра и, укрывшись куском брезента, стали молча смотреть на пробегающие мимо берега.

Через несколько часов справа показались знакомые места.

– Гнилуха! – сквозь рокот мотора донесся голос Трофима. Павел и Даша закивали.

Одна за другой лодки сбавили скорость, медленно повернули в сторону притока и вошли в устье. Только теперь Павел заметил, что русло речки выворачивалось с севера.

– Странно, однако! – повернувшись к Трофиму, прокричал Павел. – Большая река течет на север, а Гнилуха – на юг…

– Уклон такой! – прокричал в ответ Трофим. – Место гористое! А Гнилуха с востока тащится…

Пройдя вверх по течению еще около получаса, шедшая впереди лодка участкового развернулась и осторожно приблизилась к правому берегу, к поляне. Даша поежилась.

– Ты чего? – спросил Павел. – Замерзла?

– Нет… неприятно.

– Тебе лучше было остаться.

Даша замотала головой.

Лодки тем временем поочередно уткнулись в берег. Первым сошел Васильич. Подтянув моторку, он с озабоченным видом склонился над песком.

– Ты чего, дядь Захар? – спросил, свесившись с борта, Трофим; его пассажиры неуклюже спрыгивали на берег.

– Смотрю вот… след свежий, лодки.

– Нашей, видать, с прошлого раза…

– После дождей-то… на песке? Навряд ли.

– Однако наследили они порядком, – заметил, оглядывая берег, сошедший следом Прохор.

– Почему «они»? – удивился Павел.

Старик отвернулся:

– Двое было.

– Чужие, видать. Наши сюда ходить бы не стали, – заметил Трофим.

– Это верно, – отозвался старик. – Не наши это… Но следы знакомые…

Трофим ухмыльнулся:

– Как это – «не наши, но знакомые»?

– Ладно вам… – Участковый огляделся. – Покажи-ка лучше, где вы стояли. Здесь, что ли?

– Там стояли, подальше, – махнул парень.

– Ближе к лесу, – подтвердил Павел.

Они прошли вперед. То ли от пасмурной погоды, то ли от недавно найденных здесь зловещих останков – поляна на этот раз выглядела неприветливой, хмурой, неуютно сжатой с трех сторон лесом.

– Вот здесь палатка стояла, – показал Трофим на примятую траву. – А здесь – костер…

Участковый присел, поводил ладонью над углями.

– Угли-то свежие… Даже теплые… Кто-то был здесь недавно…

– Двое… – вновь уточнил Прохор, разглядывая траву. Он ковырнул сапогом. – Ну-ка, Трошка, что за окурок, глянь-ка… Не нашинский какой-то…

Трофим поднял.

– Точно, заграничные…

– Уж не они ли?..

– Ты про кого? – быстро спросила Настя.

Дед угрюмо посмотрел на внучку, но промолчал. Захар выпрямился:

– Ну а череп где нашли?

– Напротив, где лодки. – Павел показал рукой.

– Пошли, покажешь… И лопату возьми.

– Ага, – кивнул Трофим.

Павел провел участкового к берегу:

– Вот здесь и нашли… Так ведь? – спросил он Дашу. Та согласилась:

– Здесь.

Милиционер нагнулся. Затем выпрямился, достал из кармана куртки фотоаппарат и сделал несколько снимков.

– Пройдись-ка лопатой, – кивнул он подошедшему Трофиму.

Лопатой прошлись и на этом месте, и в пяти метрах вокруг, и походили по всему берегу вдоль поляны. Для пущей верности даже поковыряли дно рядом.

– Кажется, ничего, дядя Захар… – Трофим с досадой сплюнул.

– Особо я ничего и не ждал, – выходя из реки, сказал участковый. Он мельком взглянул на парня. – Кажись, воды набрал в сапоги…

– Во как! – опешил Трофим. – А на кой черт ты нас сюда притащил, если ничего не ждал?

Захар крякнул, взбираясь на крутой берег:

– Для успокоения совести. Вдруг сюда накатило еще чего-нибудь…

– Как это? – Павел вопросительно уставился на милиционера.

– А так, – проворчал Прохор. – Череп-то ваш скорее с верха принесло, течением. Вот Захар и проверил – не принесло ли еще чего. Самое место ведь не определишь…

– Место где стреляли?

– Оно самое… Если стреляли, конечно… – Старик оглядел сапоги участкового. – Надо бы тебе просушиться…

– Не мешало бы, – согласился Захар, выжимая на себе галифе. – Костер развести, что ли?

Переодевшись и развесив над костром промокшую одежду, мужчины расселись и принялись пристраивать для просушки обувь. Женщины и дед Прохор молча наблюдали. Когда с сапогами было покончено и все успокоились, Захар подтянул под босые ноги полено и, вытащив из кармана пачку папирос, задумчиво произнес:

– Все же скорее это на мысу случилось, я думаю… Но, если череп связан с той кобурой… – Он помолчал. – Нет все-таки… Тогда бы он лежал у мыса: там река петлю делает – прибило бы к мысу с другой стороны…

– Быть может, и там поискать? – осторожно спросил Павел.

Захар закурил.

– Нет уж времени. Возвертаться надо. Завтра с утра вертолет прибудет.

– И что же теперь? – спросил Павел.

Прохор не спеша уселся на стоявший рядом пень.

– А что теперь… Вы – назад, в деревню, а мы с Настюхой – на зимовник… Вестимо что…

Наступила грустная тишина. Словно что-то оборвалось, недоделалось… Неожиданно глаза Трофима сверкнули:

– Дед, а ведь ты говорил, осенью дело было, как сейчас…

– Ну и что с того?

– К чему это ты? – выпуская изо рта дым, спросил Захар. – Говорил же – к делу это никаким боком…

– А я, Васильич, вот что подумал: что если мы по Гнилухе подымемся к Собачьей горе?

– Зачем это? – недовольно буркнул Прохор.

– Как зачем? – воскликнула Настя. – Может, осенью искать надо! Может, только осенью тот «пояс» и кажется!

– Погоди, коза! – одернул ее охотник. – Ты куда это клонишь, паря? Золото захотелось, что ли? Тебе на что гора-то?

– А хотя бы и захотелось! – запальчиво воскликнул Трофим. – Вдруг мы тот «пояс» и отыщем? Паш, ты как?

Ответить Павел не успел.

– Дурак ты, Трошка! – рявкнул Прохор. – Думаешь, самый умный, что ли? Собачью и без тебя уже обшарили во все сезоны! Ни один уж пострадал через тот «поясок»! Таких вот, как ты – охочих до золота дармового, – полно было! Чушь это все! Слава богу, позабыл народ, так нет же – Трошка объявился!

Прохор сокрушенно сплюнул. Трофим, открыв рот, застыл. Глядя на его растерянное лицо, Павел вдруг понял, что вот так все может и кончиться… Он сказал первое, что пришло в голову:

– Может, о Дункеле узнаем что… Череп все-таки…

Даша с удивлением посмотрела на мужа.

Прохор, не оборачиваясь, вздохнул:

– И ты туда же… Ученый вроде…

Словно провинившиеся, ребята примолкли. В наступившей тишине отчетливо протрещал костер, сердито шумнул лес, будто чем-то недовольный, и как-то недобро, беспокойно прокричала в дебрях неведомая птица…

Захар пощупал сапог:

– Кажется, просыхает… – Он помолчал. – В общем, так: завтра вертолет, а посему, как просохнем – собираемся и трогаем. Вот и вся музыка…

Трошка тяжело выдохнул.

– Дед, что это? – неожиданно вскликнула Настя, протягивая руку в сторону реки.

Все обернулись: над Гнилухой клубились неизвестно откуда взявшиеся пары тумана – сначала мелкими барашками, затем разрастающимися на глазах мутными языками, медленно взымающимися вверх, и вскоре уже все русло заволокло белой густой пеленой.

– Что за дела? – прошептал изумленно дед Прохор. – Никак туман? В такое-то время…

Белая масса, так же неожиданно, как появилась, стала бледнеть; сквозь пелену проступили силуэты деревьев противоположного берега, блеснула вода… И вдруг посреди реки взмыли вверх новые языки пара, ощетинились, словно гигантские зубья, заклубились на острых концах и незаметно оформились в отчетливые фигуры людей – в длинных одеждах, в странных головных уборах, медленно, один за другим двигающихся вверх по воде… Они достигли изгиба реки, поползли по склону возвышающего мыса и так же, один за другим, рассеялись на его вершине.

В то же мгновение туман над рекой окончательно растаял, как будто его и не было; вновь печально протрещал костер, стрельнуло искрами прогоревшее полено, и стало тихо.

Никто не шевелился. Оцепенев, все смотрели на мыс, где только что исчезло таинственное видение.

– Матерь Божья! – прошептал наконец Прохор. – Никак – знак?

– Что это было, дед? Неужто… – Голос Насти сорвался на полуслове.

– Бр-р… Ей-богу – призраки будто! – прошептал Трофим. – Жуть какая-то! Сколько их было?

– Семеро, кажется… – неуверенно пробормотала Даша.

– Господи! Ты и говорил про семерых… – Настя испугано взглянула на деда.

– Семерых кого? – по-прежнему шепотом спросил Трофим. – Беляков, что ли? Значит, точно – знак… Показывают, куда идти надо – вверх по Гнилухе!

Он подскочил:

– Говорю же – на Собачью гору идти надо!

– Затарахтел, тарахтелка! – вдруг рассердился Прохор.

– Говорю вам – есть там что-то, на Собачьей! Они сами показывают! Идти надо!

– Чур тебя! – одернул Прохор. – Идти… Без головы остаться хочешь? Туда-то и добрые охотники не ходят…

– Ну, хватит! – подал голос Захар. – В десятом веке, что ли? «Знак», «призраки»… Явление природное, да и только… Развели мракобесие! И ты еще, Прохор Николаевич…

– Э-э, зря ты так, дядя Захар! – обиженно воскликнул Трофим. – Неслучайно все это: как заговорили о Собачьей горе, так они и показались! Ясно ведь! Идти надо! Нет – так мы сами пойдем!

– Да смолкни ты, холера! – грубо перебил его Прохор.

Все замолчали.

– Дед, может, в самом деле… – осторожно произнесла Настя спустя минуту. Трофим быстро глянул на соседку и тут же перевел взгляд на Прохора: к изумлению, тот лишь устало покосился на внучку и отвернулся.