Текст книги "Харама"

Автор книги: Рафаэль Ферлосио

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

– Скоро будет четыре года.

– Значит, провели здесь, по крайней мере, три лета, считая и это, а скажите, было ли хоть одно, когда кто-нибудь из мадридцев не погиб от руки Харамы? Несчастье это старое, всем известное, почти привычное дело. В этом году выпало оно на сегодня. Видать, дожидалось этого дня.

– На какой выпало, на тот и пришлось, – сказал Лусио. – Как номер в лотерее.

– Ну да. Только река все равно свое возьмет, – продолжал пастух. – И если б настало время, когда люди отказались бы входить в реку, она сама бы вышла искать людей.

– Это верно, она так бы и сделала, – согласился алькарриец.

Пастух засмеялся:

– Вот страх-то! Река оставила свое русло и гонится за тобой, извиваясь, как змея. Вы испугались бы, сеньор Лусио?

– Я слишком черствый стал. Она меня тут же выплюнула бы.

– Как знать, может, жесткий петух как раз ей по вкусу, – сказал алькарриец и зевнул.

В наступившей тишине Кармело взял свой стакан и отхлебнул. Лусио сделал знак Маурисио, чтобы тот наполнил стаканы.

– Каждый раз вы запаздываете, – сказал Маурисио мужчине в белых туфлях. – Допейте, я налью еще.

– Не надо, Маурисио, не наливайте мне больше, – отказался тот. – От таких дел и пить-то охота пропадает.

– Как хотите, – сказал Маурисио, убирая бутылку.

– От каких дел? – спросил Макарио.

Мужчина в белых туфлях посмотрел ему в глаза.

– Вот от таких, – и кивнул в сторону двери. – От этих самых.

– А, понятно.

– Глупо, конечно, но на меня это действует, – пояснил он, как бы извиняясь, – когда такое случается рядом с тобой, хоть ты и не имеешь к этому никакого отношения. Эту девушку я даже не видел, но вот прошли мимо меня ее товарищи – и этого достаточно, чтобы настроение у меня испортилось до утра. Что-то вроде дурного привкуса во рту, что ли, не знаю даже, как объяснить.

– Я понимаю, – сказал Макарио. – Это зависит от того, насколько ты впечатлительный. Одни больше – другие меньше. Есть такие, которые любят поглазеть на раненых или погибших в автомобильной катастрофе, а другие – наоборот, видеть такое не могут, вот вроде вас.

– Ведь каждый день читаешь в газетах о разных происшествиях со всеми подробностями – и хоть бы что, – продолжал мужчина в белых туфлях. – А вот когда сам соприкоснешься хоть… самую малость, мимоходом, как я сегодня, и уже ты под впечатлением, и дрожь пробирает, от которой никто тебя не избавит. Это вроде дурного знака, вот именно – вроде дурного знака.

– Да, да, я представляю себе, – сказал Макарио, уже не слушая собеседника.

– Например, сегодня я не смогу ужинать, вот до чего подействовало, – сказал напоследок мужчина в белых туфлях. – Испорчен ужин.

Следователя он увидел среди танцующих. Его русая голова возвышалась над всеми. Играли самбу. Следователь тоже заметил его и ткнул себя пальцем в грудь, как бы спрашивая: «Меня ищете?» Секретарь суда кивнул. Следователь, остановившись, извинился перед своей дамой:

– Прости, Аурорита, вон я вижу секретаря, пойду спрошу в чем дело.

– Ради бога, Анхель, не надо извиняться. Долг – прежде всего. – И она сдержанно улыбнулась.

– Спасибо, Аурора.

Он отошел, обходя танцующие пары, и остановился у кадки с пышной пальмой, где стоял секретарь. Тот сказал:

– Можно было и не спешить так, закончить хотя бы танец.

– Да уж все равно. Ну что?

– Позвонили из Сан-Фернандо, утонула девушка.

– Ну надо же! – поморщился следователь. – А кто звонил?

– Патруль.

Следователь посмотрел на часы.

– Хорошо. Вы взяли машину?

– Да, сеньор, она ждет. Машина Висенте.

– Черт возьми! Это ж черепаха.

– Другой не было. По воскресеньям, сами знаете, и такси не сыщешь, тем более сегодня, в первый день охоты на перепелов.

– Ладно, я пойду скажу, что уезжаю. Подождите минуту.

Пересек зал и подошел к столику:

– Мне очень жаль, друзья, но я должен вас покинуть.

Взял со стеклянной столешницы блестящую зажигалку и пачку сигарет «Филипс».

– А что случилось? – спросила девушка, с которой он танцевал.

– Утонул человек.

– В реке?

– Да, но не в Энаресе, не здесь, а в Хараме, в Сан-Фернандо.

– И ты, конечно, должен ехать туда немедленно?

Следователь кивнул. На нем был темный костюм и гвоздика в петлице.

– Что за дурной вкус тонуть в такой час, да еще в воскресенье, – сказал один из сидевших за столиком. – Сочувствую тебе.

– Он сам выбрал себе такую профессию.

– Так что до завтра, – сказал следователь.

– Подожди, у тебя тут еще есть. Допей, – предложил мужчина в очках, протягивая ему высокий бокал, в котором плавал ломтик лимона.

Следователь взял бокал и выпил до дна. Оркестр умолк. К столику подошли девушка в голубом платье и молодой человек в светлом костюме.

– Анхель уходит, – сказали им.

– Да? А почему?

– Его призывает долг.

– Вот досада, очень жаль.

– Мне тоже, – сказал следователь. – Счастливо повеселиться.

– До свидания, Анхелито.

– Всего хорошего. – Помахал им рукой, повернулся и пошел через танцевальную площадку к секретарю. – Я готов, – сказал он, не останавливаясь.

Секретарь направился за ним по широкому с лепным потолком коридору в вестибюль. Старый швейцар в ливрее с галунами и золочеными пуговицами отложил сигарету, завидев их, и устало поднялся со своего плетеного кресла.

– Доброй ночи, сеньор следователь, всего вам наилучшего, – сказал он, открывая стеклянную дверь с матовыми буквами.

За их спиной снова заиграла музыка. Следователь на мгновение оглянулся.

– До завтра, Ортега, – сказал он швейцару и вышел на улицу.

У тротуара стояла темно-коричневая «балилья». Шофер без пиджака прислонился к крылу. Поздоровавшись со следователем, открыл им дверцу. Прежде чем сесть, следователь задержался и посмотрел на ночное небо. Потом, согнув свое длинное тело, он сел в машину. За ним влез секретарь, и шофер захлопнул дверцу. Справа они увидели лицо швейцара, который глядел на них через стеклянную дверь с огромными матовыми буквами: «Казино де Алькала». Шофер обошел машину сзади и сел за руль. Он не сразу тронул с места, а сначала прогрел мотор. Потом плавно отпустил сцепление, и машина двинулась вперед.

Следователь сказал:

– Висенте, когда поедем мимо моего дома, пожалуйста, остановитесь на минутку. – И обернулся к секретарю: – Нужно дать знать матери, что мы уезжаем, пусть ужинают сами, не дожидаясь меня.

Проехали Пласа-Майор. Никого. Только тонкий силуэт Мигеля де Сервантеса на пьедестале, в шляпе с пером и при шпаге, посредине сквера под мирной луной. Из баров лился свет и табачный дым. Внутри смутно виднелись человеческие фигуры, сгрудившиеся у стойки. Автомобиль остановился.

– Висенте, – сказал следователь, – будьте добры, скажите горничной, что мы уезжаем в Сан-Фернандо и там можем задержаться на час-другой.

– Хорошо, сеньор следователь.

Шофер вылез из машины и позвонил. Немного погодя дверь открылась, и он стал говорить со служанкой, фигура которой четко вырисовывалась в освещенном изнутри проеме дверей. Он уже передал, что было велено, когда позади служанки показалась женщина постарше, которая, отстранив девушку, вышла на улицу и подошла к машине.

– Ты хочешь уехать совсем голодным, сынок? – спросила она, наклонившись к окошку. – Перекуси хоть немного. И вы тоже, Эмилио. Пойдемте в дом.

– Спасибо, сеньора, я уже поужинал, – ответил секретарь.

– Ну, тогда ты один. Куда спешить?

– Нет, мама, спасибо, но я не голоден, в казино перекусил. Когда вернусь. Оставь мне ужин на кухне.

Шофер сел на свое место. Сеньора недоуменно развела руками:

– Ну как же так? Когда ты вернешься, все будет холодное, ни вкуса, ни пользы. Это никуда не годится. Но раз ты не хочешь, поезжайте, поезжайте. Что с вами поделаешь! – И отошла от машины.

– Ну пока, мама.

Заурчал мотор.

– До свидания, сынок. – И вновь наклонилась к окошку, чтобы разглядеть секретаря. – До свидания, Эмилио.

– Доброй ночи, сеньора, – отозвался тот.

Шофер включил вторую скорость, выехав на середину мостовой, а дверь дома в это время закрылась. Потом он включил третью и выехал из-под арки на Мадридское шоссе. Слева в лиловато-молочном ореоле лунного сияния чернело огромное опрокинутое корыто холма Сьерро-дель-Висо.

– Вы предупредили эксперта?

– Да, сеньор. Он сказал, что приедет попозже на своей машине или сразу же, как мы ему позвоним.

– Хорошо. Значит, молодая девушка, да?

– Так я понял из разговора по телефону.

– Подробностей он не сообщил? Она – мадридка?

– Да, сеньор, он сказал, что она из Мадрида.

– Конечно, в воскресенье там все запружено мадридцами. В котором часу это случилось?

– Не могу сказать точно. Он позвонил в начале одиннадцатого.

Теперь они ехали прямо навстречу огням Торрехона. Следователь вытащил сигареты:

– Хотите, Висенте?

Шофер протянул правую руку через плечо, не оборачиваясь.

– Спасибо, дон Анхель. Вытащите сами.

Следователь вложил ему сигарету между пальцев.

– А вы, Эмилио, малым порокам не подвержены?

– Большим – тоже, спасибо, не курю.

Слева они видели залитую лунным светом долину реки Энарес, впадающей в Хараму. Секретарь покосился на гвоздику в петлице пиджака следователя. Огонек зажигалки осветил салон автомобиля. Шофер склонил голову набок, чтобы прикурить от зажигалки, которую держал перед ним следователь, и в то же время не спускал глаз с брусчатки, освещаемой фарами машины. Вдали, слева и чуточку сзади, смутно виднелись выступающие друг над другом плоскогорья, которые в лунном свете почти не выделялись на потускневшей, словно запыленной голубизне неба. Склоны плоскогорий цвета слоновой кости выдавались над равниной, словно лопатки на спине самой земли. Вдруг машину сзади ярко осветили. Прозвучал громкий, требовательный сигнал, и свет сместился влево, запели на брусчатке новенькие протекторы. Через секунду промчался мимо них вытянутый, прилизанный «крейслер», и два красных огонька стремительно умчались вперед.

– Американцы, – сказал шофер.

– Кто ж еще, – подтвердил секретарь.

– Да я номер разглядел. Так можно ехать хоть на край света.

– Конечно, так можно.

– Пока мы добираемся до Сан-Фернандо, они уже опять будут в Мадриде. Если, конечно, не разобьются в лепешку о какой-нибудь придорожный столб.

– Быстрей гонишь, скорей остановишься, – поддержал секретарь.

– Вот в чем наше преимущество: в коробке из-под хихонской халвы мы такой опасности не подвергаемся, – сказал шофер. – Должно же быть и у нас хоть что-то хорошее.

– А как же!

Следователь молчал. Проехали развилку, слева осталась дорога на Лоэчес, и въехали в Торрехон-де-Ардос. В пределах городка на шоссе было довольно светло от огней, еще горевших в домах, тут и там попадались люди, уступившие дорогу машине. Группы людей сидели в ряд или кружком у дверей закусочных. В раскрытые двери виднелись броские картинки календарей на ярко-синих стенах. Осталась позади колокольня, на ее черепичной крыше голубел лунный свет. Угловатая тень фронтона накрывала крыши домов. Дальше шоссе шло по равнине, спускавшейся к Хараме; за серебристой лентой реки виднелись вдали редкие огни Кослады и Сан-Фернандо. Шоссе, обсаженное деревьями, тянулось по прямой до Пуэнте-Вивероса. Переехав мост, они свернули с Главного шоссе и поехали по дороге на Сан-Фернандо-де-Энарес. Машина подпрыгивала на выбоинах и рытвинах. Следователь спросил:

– Жандарм сказал вам, где именно это произошло?

– У плотины.

– Вы знаете, Висенте, как спуститься к плотине?

– Да, сеньор.

У переезда шлагбаум был открыт. Машина проковыляла через пути. Впереди, по левую руку, силуэты высоких деревьев закрывали виллу Кочерито из Бильбао, только кое-где меж ветвей поблескивала крыша.

– Это уже девятый утопленник, которого я осматриваю на Хараме, – сказал следователь.

Шофер сокрушенно покачал головой.

– Вернее, восьмой, – поправился следователь, – потому что нельзя считать утонувшей ту девушку, которую жених сбросил с железнодорожного моста, помните, Эмилио?

– Да, помню. Года два назад.

Они снова повернули налево, проехали мимо виноградников, затем спустились направо, к закусочным возле плотины. Машина остановилась под большим деревом, несколько человек вышли из павильонов, а некоторые встали в дверях, чтобы посмотреть, кто приехал. Почтительно посторонились, пропуская следователя. От яркого света он прищурился. Висенте остался у машины.

– Добрый вечер.

Сидевшие за столиками умолкли и обернулись к вошедшим. У следователя были светлые, слегка вьющиеся волосы, и ростом он был намного выше секретаря и всех, кто стоял у стойки.

– Как поживаете? – спросила его Аурелия.

– Хорошо, благодарю вас. Скажите, пожалуйста, где находится жертва происшествия?

– Тут неподалеку, сеньор следователь, – ответила она, показывая рукой в сторону двери и налево. – Почти напротив. Отсюда было видно. Только перейти через мостик. Или же… Эй, Эрнесто! – крикнула она в сторону кухни.

Тотчас из-за колыхавшейся мешковины, которая заменяла здесь дверь на кухню, появился мальчик.

– Сними фартук и проводи сеньора следователя, – сказала Аурелия. – Быстро!

– Спасибо, не стоило его беспокоить.

– Еще чего не хватало!

Мальчик снял фартук.

– Да, вот что, сеньора: там, внизу, освещения нет, не так ли?

– Точно, сеньор, точно.

– Тогда не могли бы вы одолжить нам электрический фонарь?

– Электрический? Нет, сеньор, у меня такого нет. Я бы с радостью. – Она на мгновение задумалась. – У меня есть масляные фонари, такие четырехугольные. Могу дать, если вас устроит. Сейчас разыщем.

– Что ж, пусть будет масляный фонарь, – сказал следователь, – лишь бы светил.

Аурелия мгновенно обернулась к мальчику:

– Ну, ты слыхал? Быстренько в погреб, найди фонарь и сейчас же обратно. Там их два, возьми тот, что поновей. Бегом, понял!

Мальчик побежал.

– И сотри с него пыль! – крикнула она ему вдогонку. Затем обернулась к двери в кухню: – Луиса, Луиса!.. Принеси поскорее кувшин с оливковым маслом и новые фитили, они на полке, возле вытяжки!

– Сейчас, мама, – ответил молодой голос из-за дерюги.

Аурелия повернулась к следователю:

– Сейчас все сделаем.

– Большое спасибо, сеньора. Дома у меня есть карманный фонарик, но… – И он пожал плечами.

– Мы тут чем можем… Вы же знаете. Для вас нам никогда не трудно. – Она помолчала, потом продолжала, качая головой: – Жаль, всегда видим вас здесь только по таким печальным случаям, вроде сегодняшнего. Мы бы очень рады были принять и обслужить вас при других обстоятельствах, не таких, какие вас сюда приводят.

– Да, по такому случаю, как сегодня, вам бы лучше вообще меня не видеть.

– Конечно, сеньор следователь, конечно. При всем нашем к вам уважении – не видеть лучше.

– Разумеется, – рассеянно ответил следователь.

– Я хочу сказать, что все это вовсе не мешает вам как-нибудь в воскресенье приехать сюда с друзьями, чтоб мы могли принять вас, как нам хотелось бы. Не все же…

– Как-нибудь соберемся, большое спасибо.

Девушка принесла оливковое масло и фитили.

– Будем ждать, сеньор следователь. Принесла? Поставь тут. Интересно, о чем там мечтает этот бездельник? – Она заглянула в погреб: – Эрне-е-е!! Эрнесто! Что ты там делаешь? Почему застрял, хотела бы я знать?

Послушала, что тот ответил, потом сказала:

– Быстро неси сюда, как есть! Не понимаешь, что ли, сеньор следователь ждет?!

Она вернулась за стойку.

– Вы уж извините, сеньор следователь, от этого мальчишки столько же проку, как от картинки на стенке. Без конца с ним воюю.

– Ничего, не беспокойтесь.

Появился мальчуган.

– Я тебе велела пыль смахнуть, урод ты несчастный, а не начищать его до блеска, как церковную чашу! Давай его скорей сюда, горе ты мое!

Один из посетителей, стоявших у стойки, вступился за мальчика:

– Ты сама, Аурелия, своими бесконечными окриками сбиваешь мальчишку с толку.

– Помолчи-ка!

– Так мальчика не воспитаешь. Ты его только запугиваешь.

– Слушай, ну кто тебя спрашивает?

– Меня это возмущает, черт побери! – Он хлопнул ладонью по стойке и ушел.

– Гляди-ка ты! – сказала Аурелия, обращаясь ко всем стоящим у стойки. – Видали? Не постеснялся и сеньора следователя…

Те посмотрели на нее ничего не выражающим взглядом, промолчали. Аурелия пожала плечами, открыла фонарь и вытащила квадратную жестяную банку для масла.

– Разрешите, я вам помогу, – сказал секретарь.

– Вы запачкаетесь.

– Давайте я вытащу старый фитиль. Мне это интересно.

Аурелия сняла крышку с фитилем и отдала ее секретарю.

– Пожалуйста. Тут все грязное. Месяцев восемь уже не пользовались. С зимы.

Она принялась протирать тряпкой нижнюю часть банки, а секретарь палочкой вытолкнул из трубки, вставленной в крышку, остатки старого фитиля. Потом Аурелия взяла новый фитиль.

– Разрешите?

Секретарь отдал ей крышку, и она заправила в трубку новый фитиль. Залила масло в банку, пальцем сняв каплю с горловины кувшина. Надела крышку, проверила, хорошо ли закрылось. Поставила банку в специальное гнездо, сделанное в днище корпуса фонаря. Один из посетителей чиркнул спичкой и поджег фитиль.

– Прекрасно! – сказал следователь, когда фитиль загорелся.

Аурелия закрыла фонарь, огонек между четырьмя стеклами стал светить ярче. Подняла фонарь за ручку и подала его мальчику:

– На, держи, ты его понесешь. Гляди не урони!

– Не обязательно ему идти, – сказал следователь. – Мы сами понесем фонарь.

– Оставьте! Сами понесете! В таких нарядных костюмах. Мальчик понесет, не надо вам пачкаться. И пусть он идет с ним впереди, тогда будет видно, куда ступать, а то там дорога плохая.

– Тогда пошли. Большое спасибо, сеньора, скоро увидимся.

Следователь обернулся к сидевшим за столиками:

– Всего доброго.

В зале послышалось невнятное бормотание. Аурелия проводила их до порога.

– Вон там, понимаете? Только перейти мостик. А на той стороне вы сразу увидите патруль. Мальчик вас проведет.

– Понятно, – сказал следователь, пускаясь в путь.

Секретарь взял из машины папку с бумагами и одеяло. Они прошли под большим деревом, закрывавшим луну и покрывавшим все вокруг своей густой тенью. Выйдя из-под дерева, пошли по узкой тропинке среди бурьяна и ежевики, идти пришлось гуськом. Мальчик шел впереди, стараясь как можно выше держать фонарь, который в его худой и длинной руке раскачивался на ходу, за ним чернел коротенький силуэт секретаря, лишь блестели розовая лысина и очки в металлической оправе, последним шел высокий светловолосый следователь, который немного поотстал и теперь широко вышагивал длинными молодыми ногами. Вышли на берег высохшего рукава, и в нескольких шагах от мостика секретарь остановился.

– Подожди, мальчик.

Тот встал. Секретарь обернулся к следователю.

– Сеньор следователь.

– Что такое, Эмилио?

– Я постеснялся сказать вам раньше, дон Анхель, вы не поглядели на ваш лацкан?

– Нет, а что? – И, наклонив голову, увидел гвоздику. – Черт возьми, вы правы. Совсем из головы вылетело. Спасибо, что вовремя предупредили.

Он подошел к секретарю поближе, подставил ему грудь.

– Будьте добры, отцепите. Изнутри приколота двумя булавками.

– Мальчик, посвети-ка.

Парнишка повиновался и поднял фонарь, насколько позволял ему рост; при свете фонаря волосы следователя отливали золотом. Секретарь, глядя в очках на лацкан пиджака следователя, все никак не мог управиться с булавками. Наконец они были извлечены, и следователь вытащил цветок.

– Спасибо, Эмилио. Идем дальше.

Три фигуры гуськом прошли по мостику. Мальчик по-прежнему шел впереди с фонарем, качавшимся в его вытянутой, худой и длинной руке. Следователь, который шел последним, бросил цветок в ил, доски скрипели, прогибаясь под ним. Когда они сходили с мостика, в свете масляного фонаря сверкнула прорезиненная ткань треуголки жандарма Гумерсиндо, вышедшего им навстречу.

– К вашим услугам, ваша честь.

Песок приглушил щелканье каблуков.

– Добрый вечер, – сказал следователь. – Посмотрим тело.

Они подошли к берегу. Все встали и молча окружили труп. Грохотал водоспуск. Следователь взял мальчика за плечи.

– Подойди поближе, голубчик, стань здесь. Держи фонарь повыше. Не бойся.

Мальчуган вытянул голую руку прямо перед собой, удерживая фонарь на весу над трупом.

– Приступим к осмотру, откройте, – сказал следователь.

Молодой жандарм выступил вперед.

– Постойте, не вы. Секретарь.

Тот наклонился над трупом, поднял платье и полотенце, которыми он был прикрыт. Голубоватую белизну кожи оттенял черный купальник. Следователь наклонился и осмотрел тело.

– Положите на спину.

Секретарь приподнял труп, перевернул его. К левому боку прилипли песчинки. Следователь отвел волосы с лица.

– Дай-ка мне фонарь.

Взял фонарь из рук парнишки и поднес его к лицу Луситы. Зрачки были мутны, как покрывшиеся пылью осколки зеркала или маленькие кусочки жести. Рот открыт. Губы вытянулись, и рот походил на рыбий. Следователь поднялся.

– Когда вы сюда пришли?

– Мы, ваша честь?

– Да, конечно.

– Мы, ваша честь, пришли сюда в тот самый момент, когда эти молодые люди вынесли на берег пострадавшую.

– В котором часу?

– Примерно в двадцать один сорок пять.

– Так. Значит, без четверти десять, – сказал следователь. – А о ком вы говорите?

– О нас, сеньор, – выступил вперед тот, что был медиком. – О нас четверых.

– Хорошо. Она купалась с вами?

– Нет, сеньор следователь. Мы бросились в воду, услышав, что зовут на помощь.

– Вы с берега видели, как это произошло?

– Было уже темно, сеньор. Видно было только какое-то движение на поверхности воды.

– Кто звал на помощь?

– Вот этот сеньор и эта сеньорита, они были в воде.

Следователь обернулся к Паулине и Себастьяну. Потом снова спросил студента:

– Вы можете определить расстояние, которое было в тот момент между ними и пострадавшей?

– Я думаю, метров двадцать.

– Не меньше?

– По-моему, нет, сеньор.

– И в воде не было никого, кто находился бы ближе к пострадавшей?

– Нет, сеньор следователь, больше в реке никого не было.

Следователь обратился к Себастьяну:

– Вы в принципе подтверждаете то, что говорит этот сеньор?

– Да, сеньор следователь.

– А вы, сеньорита?

– Тоже, – сказала Паулина, опуская голову.

– Не надо говорить «тоже», скажите: да или нет.

– Да, сеньор, да.

В ее голосе слышались слезы.

– Благодарю вас, сеньорита. – Следователь повернулся к студентам. – Кто из вас первым приблизился в воде к пострадавшей?

– Я, сеньор, – ответил Рафаэль. – Я наткнулся на тело у самой поверхности.

– Так. И в тот момент вы не могли определить, есть ли у пострадавшей признаки жизни или нет?

– Мог, сеньор, никаких признаков жизни не было.

– Благодарю вас. Пока что все. Прошу всех, кто со мной сейчас говорил и кого раньше опрашивали жандармы, не уходить. Если кто-то желает сделать какое-либо заявление motu proprio^[30], также прошу остаться. – И обращаясь к секретарю: – Секретарь, займитесь переноской трупа и соберите вещи, принадлежащие пострадавшей.

– Хорошо, сеньор.

– Можете попросить трех-четырех молодых людей помочь вам в этом. Отнесите тело к дому Аурелии, пока не прибудет служитель морга. Жандарм!

– Слушаю, ваша честь.

– Позвоните по телефону служителю морга. Сейчас же. Скажите, чтобы немедленно ехал сюда и пусть встретится со мной.

– Слушаюсь!

– Нам надо как можно скорей отправить труп на судебно-медицинскую экспертизу.

К секретарю подошли Рафаэль и его товарищи. Тот, что был в мокрых брюках, сказал вполголоса:

– Давайте мы вам поможем, если не возражаете. Те ее знали, им трудней это сделать.

– Хорошо, помогите вы. Пойдемте. Мальчик, подойди, посвети.

Мальчик поднял фонарь, а секретарь развернул одеяло, которое принес с собой, и расстелил его рядом с телом Луси. Затем Рафаэль и студент в мокрых брюках перекатили труп на середину одеяла, закрыв его сначала с одного бока, а потом с другого.

– Вот так.

Секретарь принял от жандарма сумку и судок Луситы, а также взял ее платье и полотенце.

– Это все, что у нее было?

– Да, сеньор.

– Тогда пошли, но несите осторожно. Ты, мальчик, иди с фонарем первым, как шел с нами сюда. Сеньор следователь!

Следователь, смотревший на реку, обернулся:

– Готовы? Хорошо. Жандарм, позаботьтесь о том, чтобы все, кого я назвал, следовали за нами. Идемте.

Четверо студентов подняли тело. Владелец губной гармоники следил, чтобы середина одеяла не прогибалась, и поддерживал тело. Они молча двинулись в путь вслед за мальчиком, который нес фонарь. За ними шли следователь и секретарь, потом – друзья Луситы и последним, заложив большой палец правой руки под ремень карабина, шел жандарм. Осторожно перешли мостик, а потом те, кто нес труп, едва смогли пройти по узкой тропинке среди зарослей ежевики. Мальчик, чтобы лучше освещать этот трудный путь, повернулся к ним и шел теперь задом. Шипы и колючки цеплялись за одежду. Когда наконец добрались до большого дерева, вперед вышел следователь.

– Остановитесь здесь ненадолго. Я сейчас же вернусь.

Труп положили на землю между столов и стульев, которыми была уставлена маленькая терраса под деревом. Подошел Висенте, шофер, поглядеть на тело, слабо освещенное двумя еще горевшими лампочками. Подтянулись и остальные. Все ожидали следователя. Шагах в десяти от них бледный свет выхватывал из темноты оба механизма водоспуска: огромные зубчатые колеса, закрепленные на высоких железных балках в том месте, где кончалась набережная. Оттуда и доносился грохот падающей воды. Следователь столкнулся с пожилым жандармом, который вышел из закусочной.

– Дозвонились?

– Так точно. Он сказал, что сейчас же приедет.

– Хорошо, – сказал следователь, заходя в павильон. – Сеньора!

– К вашим услугам, сеньор следователь, – услужливо заспешила она, вытирая руки о фартук.

– Видите ли, мне нужно поместить куда-нибудь останки пострадавшей до приезда служителя морга.

Аурелия посмотрела на него в нерешительности.

– Сюда? – тихо спросила она. – Но, сеньор следователь, тут же еще полно посетителей…

– Я понимаю. Но ничего другого придумать не могу.

– Поймите меня правильно, сеньор следователь, если бы речь шла только обо мне… Если бы никого не было…

– Решайте сами. Обязать вас я не в силах. Вы вправе отказать в гостеприимстве телу пострадавшей.

– Ой, что вы, сеньор, разве я могу так поступить! Какой ужас! Так тоже нельзя, сеньор следователь. Я ведь это сказала только из-за посетителей, поймите меня…

– Сеньора, – прервал ее следователь, – причины тут не важны. Вы не обязаны давать мне объяснения. Меня только интересует, разрешаете вы или нет.

– А что мне прикажете делать, сеньор следователь? Как я могу закрыть перед ней двери? – Она подняла глаза. – Вы припираете меня к стенке…

– Мне очень жаль, сеньора, моя работа как раз и состоит в том, чтобы припирать людей к стенке. Иначе я не могу. Укажете место?

– Место? Может, отнести ее в погреб, как вы думаете? Это там. – И показала через плечо большим пальцем на дерюжную занавеску у себя за спиной.

– Отлично. Спасибо. Пойду скажу, чтобы несли. – Он вышел. – Можно нести. Хозяйка вам покажет, куда положить. – Повысил голос и поднял палец: – Жандарм! Пойдете с ними. Остальные подождите здесь.

– Слушаюсь, ваша честь.

Это ответил молодой жандарм. Следователь кивнул. Потом, пятясь, вошел в павильон, за ним шли пятеро, они несли труп.

– Немного приподнимите. Осторожно, здесь ступенька.

Все сидевшие в павильоне встали, обнажили головы. Молча стояли, повернувшись лицом к пострадавшей, которую проносили мимо них. Один из посетителей наспех перекрестился, звучно чмокнув свой большой палец.

– Сюда, – сказала Аурелия. – Тут шесть ступенек. – Она показала на вход в погреб за стойкой. – Постойте минутку.

Аурелия соединила концы гибкого провода, свисавшего со стены, и в погребе, за занавеской, служившей дверью, вспыхнул свет. Она поспешно отодвинула ее и держала, пока несли тело Луситы по ступеням и не прошли вслед за телом следователь, секретарь и жандарм. Они оказались в искусственном гроте, выдолбленном в известняковом основании высокого холма, который служил дому задней стеной. Грот уходил в глубь известняка метров на восемь-десять и имел метров пять в ширину и столько же в высоту, свод был обработан очень грубо, как, впрочем, и стены. Но неровную поверхность скалы упрямо белили на протяжении кто знает скольких лет, так что слой известки сглаживал теперь выступы и углубления. Тело Луситы опустили на землю.

– Вы останьтесь, остальных прошу выйти на улицу.

Пока его товарищи выходили, Рафаэль окинул глазами свод. Там и сям белизну побелки нарушали зеленоватые пятна сырости, с них свисали длинные пряди мха. Аурелия все еще стояла в проеме двери наверху лестницы из шести ступеней, вырубленных в скале, по которым они спустились в грот.

– Еще одна просьба, сеньора: нам нужен стол и три стула, если вы будете так любезны.

– Ваше слово для меня закон, сеньор. Сейчас принесут.

Следователь вытащил сигареты.

– Мы постараемся отпустить вас как можно скорей. Надо только выполнить необходимые формальности. Курите?

– Спасибо, сейчас не хочу.

У стены стояли три огромные бочки, несколько бочонков и тянулась вереница больших глиняных кувшинов, в глубине, по углам, видны были балки, печные трубы, черные от сажи, дроковые веревки, козлы, забрызганные алебастром, и доски для лесов, которые ставят каменщики; на земле кверху килем лежала старая лодка с покоробленными пересохшими боками, торчала железная печка, тут же – несколько сломанных стульев, тачка, дверь, бидоны и множество маленьких банок с краской. Рафаэль помог дочери Аурелии и мальчику внести стол и зеленые складные стулья. Стол поставили посередине погреба – девушка внимательно смотрела, как бы не ошибиться и установить его как раз под лампой. Вернулась Аурелия, на ходу разворачивая газету.

– Вы уж извините, сеньор следователь, но сегодня у меня не осталось ни единой чистой скатерти. В воскресенье пачкают все, какие есть. Было бы больше, и те бы запачкали. – И расстелила на столе газету.

Девушка и мальчик вышли.

– Так что не осудите, придется уж вам обойтись газетой.

– Спасибо, не беспокойтесь, – сказал секретарь. – Вполне обойдемся.

– Если еще что понадобится, вы знаете, где я. Просто покричите, я тут, за этой занавеской.

– Хорошо, хорошо, спасибо, – сказал следователь, и в голосе его слышалось нетерпение. – Пока больше ничего не надо.

– Ну, чтоб вы знали.

Аурелия снова поднялась по ступеням, опираясь руками о колени, и скрылась за дерюгой. Секретарь посмотрел на следователя:

– Точь-в-точь донья Лаура.

Оба улыбнулись. Молодой жандарм разглядывал хлам, сваленный в кучу в глубине грота. Следователь погасил сигарету о пузатый кувшин.

– Садитесь, пожалуйста.

Рафаэль и секретарь сели по обе стороны стола. Жандарм выковыривал что-то из пыли прикладом карабина. Это оказалась жестянка – старый автомобильный номер. Секретарь разложил бумаги. Следователь остался стоять.

– Ваше полное имя?

– Рафаэль Сориано Фернандес.

– Возраст?

– Двадцать четыре года.

– Социальное положение?

Секретарь записывал:

«Затем был допрошен свидетель, который заявил, что он – Рафаэль Сориано Фернандес, двадцати четырех лет от роду, холост, по роду занятий – студент, проживающий в Мадриде на улице Пеньяскалес, дом номер один, восьмой этаж, центр, грамотный, к уголовной ответственности не привлекался; упомянутый свидетель, будучи проинструктирован, предупрежден об ответственности за дачу ложных показаний и приведен к присяге, заявил: „Перед лицом высоких блюстителей закона обязуюсь говорить правду…“»