Текст книги "Совершенное создание"

Автор книги: Рафаэль Лафферти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Рафаэль Алоизиус Лафферти
Совершенное создание

I

Старые галактические карты в подражание древним земным – отчасти ради шутки и отчасти по наитию – изображали в далеких рукавах системы могучих существ: змей больше космического корабля, ганимедообразных тигров, дев с рыбьими хвостами, огромных дельфинов и андроидов величиной с остров. Смотришь, и вспоминаются противоречивые шедевры Гробина.

В самом конце Дальнего – Седьмого – рукава галактики на карте изображали Совершенное создание. Оно имело облик женщины и несло на себе три халдейских символа: символ сокровища, символ очень странной рыбы Машур и символ реституции, или Плавающей Справедливости.

Плавающая Справедливость – это нравственный эквивалент известного в геологии изостатического равновесия[1]1
  Изостазия (изостатическое равновесие) – гидростатически равновесное состояние земной коры, при котором менее плотная земная кора «плавает» в более плотном слое верхней мантии – астеносфере, подчиняясь закону Архимеда.


[Закрыть]. Ее главный принцип гласит: любой дисбаланс рано или поздно будет приведен к новому балансу, иногда мягко и плавно, иногда внезапно и грубо, как при землетрясении. То, что опустилось ниже всего, сильным искривлением слоев может быть поднято до наивысшей точки, если того потребует восстановление равновесия. И есть еще заключительное положение

Плавающей Справедливости. Оно утверждает: самый никчемный человек станет однажды обладателем главного сокровища вселенной. Без этой перспективы миры потеряют равновесие навсегда.

Самым никчемным человеком во вселенной был Питер Фини, жалкий неудачник, бесхребетный слюнтяй. Правда, была у него одна сильная сторона: он подмечал женскую красоту как никто другой. Женщины игнорировали его существование, так что мнение Питера о них оставалось беспристрастным, не замутненным близостью или чувством принадлежности. Питер оценивал красоту здраво и бескомпромиссно, хотя порой и с оттенком горечи.

Ну и сколько красивых женщин он обнаружил во вселенной?

Шесть.

Всего-то? И весь этот сыр-бор вокруг каких-то шести женщин? Вы уверены?

Да, Потер Фини был уверен. Его быстрый глаз – единственная быстрая вещь, которой он владел, – сканировал миллионы женщин во время его беспорядочных скитаний по вселенной. И лишь шесть из них были названы красивыми.

Леди с Меллионеллы, однажды мелькнувшая в толпе. Питер бросился за ней, но упустил из виду, а потом тщетно разыскивал целый год.

Девушка из маленького городка на Восточном континенте планеты Хоки. Впрочем, была у нее одна особенность, которая причинила Питеру боль: она разговаривала, как жительница маленького городка на Восточном континенте планеты Хоки. Питер просил у неба, чтобы она онемела, понимая, что молиться о таких вещах грешно и что девушка все равно одна из самых красивых, как бы она ни разговаривала…

Юная особа невысоких моральных принципов, родом с Люситы. Она была идеальна – ни убавить, ни прибавить.

Мать шестерых детей с Камирои. Уже не молодая, без общественного положения, вечно спешащая, нетерпеливая, раздражительная и, очень может быть, самая красивая женщина во вселенной…

Юная еврейка с планеты Трейдер. Искренняя и бесконечно добрая, но с безнадежно запутанной жизнью.

Красавица из Сан-Хуана, что на старой Земле, – в ее жилах текла кровь трех основных этнических ветвей старого человечества. Вспоминая встречу с ней, Питер не мог поверить, что такая красота существует. Он еще раз прилетел в Сан-Хуан, чтобы полюбоваться ею.

Шестеро во всех мирах? Не может быть! Красивых женщин должно быть гораздо больше.

А потом Питер встретил Терезу.

И что, она стала седьмой?

Нет. Она стала первой. Шестеро других померкли. Осталась одна – самая красивая женщина из самого дальнего рукава галактики. Совершенное создание.

II

Она жила на планете Грол. Чтобы попасть туда, объяснил представитель «Электрума», нужно добраться до конца галактики и потом повернуть налево. Там, в далекой глуши, спрятан нищий мирок, населенный одной беднотой.

Питер Фини разъезжал с образцами продукции по всей вселенной. Его нельзя было назвать удачливым коммивояжером. Он скитался по все более и более бедным мирам. И вот, наконец, он дошел до самого дна.

В тот день на планете Грол Питеру послышался звук, похожий на шелест шелка, – словно невидимая сеть пролетела над ним. Древний поэт восклицал: «О, как удивительна ты, Рыба Далекого океана!» Питер увидел Терезу – и погиб.

У него был странный обед. Он остановился в самом маленьком городке планеты, и там не оказалось привычных кафе и ресторанов. Гролианин просто разровнял граблями чистый песок, постелил для Питера коврик и принес еду на картонной коробке. Потом подал кофе – хороший кофе, но не тот, к какому вы привыкли.

В общем, Петер обедал в чем-то вроде уличного кафе. Мимо ходили люди, только не по тротуару, а по песку. Тереза пришла и уселась напротив.

– Haribagus[2]2
  Добрый день (индонезийский).


[Закрыть], – сказал Питер. Достаточный набор слов, чтобы найти общий язык, разговаривая по гролиански.

– Bagus, – ответила Тереза.

Вот и все, что они сказали друг другу в тот день.

Завершив трапезу, Питер достал сигару. На планете Грол не было сигар фабричного производства. Их приходилось скручивать самостоятельно: вначале скатывался овальный лист, поверх него наматывался треугольный. Обычно такие сигары сохраняли форму час или более, но Питер скрутил свою уж очень неумело. Она рассыпалась, превратившись в ворох листьев и крошек, и Питер не знал, что с ними делать. Тереза аккуратно собрала кусочки, заново раскатала, ловко свернула в зеленый цилиндр, лизнула его самым прекрасным язычком на свете и протянула воссозданную сигару Питеру.

Какое же это блаженство – сидеть, покуривая, в зеленой тени, напротив самой красивой женщины. Докурив, Питер неуклюже поднялся и пошел прочь. Но его не покидало ощущение радости.

Он наблюдал за ней издалека. Тереза проворно доела то, что оставалось на его тарелке. «Надо же, какая голодная», – пробормотал Питер, восхищаясь ее сноровкой. Легко и грациозно она вскочила с земли, подняла тлеющий окурок сигары, и, потягивая из него дым, плавной поступью королевы направилась к морю.

На следующий день Питер снова сидел на коврике и ел принесенную гролианином стряпню. И снова ему послышался свист невидимой сети над головой. И снова на песок перед ним опустилась Тереза.

– A senhora tern grande beleze[3]3
  Сеньора очень красива (португ.).


[Закрыть],– сказал Питер. Достаточный набор слов, чтобы найти общий язык на галактическом бразильском.

– Noa em nossos dias, – сказала Тереза, – porem outrora[4]4
  Уже нет, но была когда-то (португ.).


[Закрыть]

Вот и все, что они сказали друг другу в тот день.

Завершив трапезу, он достал из кармана сигару, которая тут же рассыпалась. Это его обрадовало. Тереза спасла сигару – собрала, скрутила заново, лизнула. Ее язык имел три изгиба, он был эластичнее, гибче и красивее всех языков на свете. Потом, как и накануне, Питер поднялся и побрел прочь. И снова Тереза подчистила остатки еды – красиво и жадно. Питер следил за ней, пока она не ушла к побережью, окутанная облаком голубоватого сигарного дыма.

В тот день Питер заключил сделку. Небольшой заказ едва покрывал его расходы, но и на том спасибо. Планета Грол заиграла для Питера яркими красками. Он чувствовал себя так, будто подписал очень выгодный контракт.

На третий день Питер снова обедал на коврике в подобии уличного кафе. Тереза сидела напротив. Питер попросил хозяина принести еды и для нее тоже. С трудом скрывая раздражение, гролианин принес.

– Ты самая красивая женщина из всех, кого я видел, – сказал Питер. Достаточный набор слов, чтобы найти общий

язык, разговаривая на английском.

– Я уже говорила, что сейчас я некрасивая. Но когда-то была, – ответила Тереза. – И, если будет на то божья воля, я верну утраченную красоту.

– Откуда ты знаешь английский?

– Преподавала в школе.

– А сейчас?

– Сейчас трудные времена. Школы закрыты. И я стала никем.

– Кто ты на самом деле? Человек древней расы? Гролианский тролль? Нет, невозможно. Кто же ты?

– Трудно сказать. Старый ученый говорит, что биология нашей планеты движется от странного к невероятному. Не знаю, хорошо это или плохо. Мой отец – человек древней расы, перекати-поле, бездельник.

– А мать?

– Мама? Та еще рыбка. Чудачка, не такая, как все. Хотя родом с этой планеты.

– Неужели ты была красивее, чем сейчас, Тереза? Как же ты выглядела?

– Как? Есть такое разговорное слово в английском – вау!

– Мне кажется, ты совершенна.

– Нет. Сейчас я чахлый цветок. Но когда-то и правда была совершенна.

– А на что ты живешь? Чем занимался отец?

– Когда не бездельничал, ловил рыбу.

– Почему не рыбачишь ты?

– Рыбачу. Но по-своему.

Питер снова услышал шелест невидимой сети, и ему безумно захотелось в нее попасть. С этого момента его отношения с Терезой развивались стремительно.

Двумя днями позже Питер испытал унижение. Он и Тереза обедали, сидя рядом на коврике. К ним подошел гролианин.

– Уже доедаете? – спросил он у Питера.

– Да, почти закончил.

– Вилка больше не нужна?

– Еще понадобится.

– Я должен забрать ее, – заявил гролианин. – Пришел человек более высокого сословия. Я отнесу вилку ему.

– У вас всего одна вилка?

– Я что, миллионер, чтоб держать в доме много вилок? Пришел важный человек, и я не хочу заставлять его ждать.

– Это унизительно, – выдавил Питер.

– Не понимаю, о чем вы. Давайте вилку.

Питер вернул вилку гролианину, и тот отнес ее человеку более высокого сословия, демонстрируя свою просвещенность.

– Не будь я самым никчемным и жалким человеком на свете, он бы не обошелся со мной так, – вздохнул Питер.

– Как ты не понимаешь, – сказала Тереза. – Кто-то ведь должен быть самым никчемным и жалким. В мире полно унижений. Это сближает нас.

Наступил последний день Питера Фини на планете Грол. Он уже собрал все заказы, какие мог собрать. Прогуливаясь с Терезой, он решился на трудный разговор.

– Когда добыча попадает в твои сети, Тереза, ты должна что-нибудь с ней делать. Или просто отпустить на свободу.

– Хочешь, чтобы я отпустила тебя на свободу?

– Нет. Хочу, чтобы ты пошла со мной на корабль, который улетает сегодня вечером.

– Я пойду с тобой только в одном случае.

– О других я и не думал, Тереза.

– У тебя не будет повода стыдиться меня, Питер. Я могу хорошо одеваться, если для этого есть средства. Могу изображать леди – я знаю, как это делается. Я даже научилась ходить в обуви. Живи мы в более счастливом мире, я бы наверняка вернула свою красоту, которую отняли трудные времена. Я принесу тебе удачу. Я говорю на разных языках, вижу скрытый смысл вещей, и я гораздо смышленее тебя. Со мной ты добьешься успеха даже в своей скудной торговле. Вместе нам будет хорошо.

Когда кто-то попадает в невидимую сеть, раздается характерный звук. Затягивание сети сопровождается другими характерными звуками – тихим пощелкиванием поплавков, перешептыванием грузил, поскрипыванием тросов. Тереза, дочь рыбака, прекрасно знала, что делала. Питер – рыба некрупная и нежирная, но Тереза понимала: он – лучшее, что можно поймать в этих водах.

Они поженились и улетели в поисках более счастливого места, где Тереза могла бы вернуть утраченную красоту.

Плавающая справедливость восторжествовала. Крайности уравновесились. Самый никчемный и жалкий человек на свете стал обладателем главного сокровища вселенной.

Разумеется, они были счастливы. Разумеется, их счастье выдержало испытание временем.

– И никакого подвоха? – спросите вы. – Не может быть, ведь в конце всегда что-нибудь портится…

Нет. Никакого подвоха. Совершенное, бесконечное счастье. Это только в лживых сказках что-нибудь портится в конце.

Они все лучше понимали друг друга, радовались вестям о грядущем потомстве. Их благосостояние росло, особенно в сравнении с прежними временами. Они перестали быть жалкими и никчемными. Взять в жены самую прекрасную женщину во вселенной мог лишь один мужчина. Хотя, возможно, это и выходит за рамки обычного понимания, но этим единственным мужчиной был именно Питер Фини.

Совершенство, вот что это было. И не только потому, что Тереза вернула себе прежнюю красоту и теперь весила больше ста килограммов, что, кстати, Питеру нравилось.

Но разве возможно, чтобы совершенство было чересчур совершенным?

III

Мир, в котором они обосновались, напоминал родной мир Терезы, только был обширнее, удобнее для жизни, одарен богатыми ресурсами и невероятно разнообразной биологией. Их любовь, многогранная и глубокая, не поддавалась измерению. И дети у них получались такие необычные, такие разные!

Плавающая справедливость торжествовала. Самый никчемный и жалкий человек вселенной заполучил Совершенное создание. Равновесие восстановлено, но почему тогда плавающая справедливость усмехается? И почему у этой истории рыбный привкус, даже у справедливости, которая плавает? Но поверьте, это не подвох. Их жизнь не была ущербной. Скорее, наоборот-их окружало изобилие, которое невозможно охватить. То есть, именно то, что подходило Питеру Фини как никому другому, – по версии Плавающей справедливости.

Но после большого уравновешивания всегда следует небольшая коррекция. Соразмерность должна быть установлена во всем – в том числе, и в счастье. Об этом нам шепчет древний Внутренний океан, и его соленые шутки надо воспринимать с горьким юмором.

Дети такие необычные и разные – и их так много! Ни одну пару на свете природа не осчастливила таким разнообразием детей. Одни скакали по холмам и скалам позади Питера, другие плескались в раскинувшемся перед ним океане.

Закончив возиться на пристани, Питер свистом позвал морских детей. Взорвав гладь воды, они плеснули хвостами и устремились к нему. Как же их много – и все такие складные!

– Свистни четверых к обеду! – крикнула Тереза. Питер

повиновался. То, как они поступали с детьми, было не то чтобы неприятно. Но не этого он ожидал. Хотя для них с Терезой все еще были открыты любые перспективы.

– Вот бы у нас появился человеческий ребенок, – говорила она. – В конце концов, у мамы была я. Человеческие малыши и дети-рыбы любят играть вместе. И еще он бы лазал по скалам вместе с детьми-троллями Грола. То есть, связал бы воедино всю нашу семью. Я знаю, ты тоже об этом думаешь, Питер. Поглядим, что получится в следующее оплодотворение икры.

Питер Фини смотрел на своих детей в волнах океана и на детей, карабкающихся по скалам, и чувствовал невольную гордость. Легко полюбить детей-рыб и детей-троллей, если они – плод твоих чресл. К тому же, оставалась надежда, – а она, как известно, умирает последней, – что когда-нибудь появятся дети, подобные Питеру. Но от этого его любовь к нынешнему потомству не становилась меньше.

Подплыли четверо детей, которых он позвал.

– Они такие чудесные! – сказала Тереза. – Зажарь их, Питер.

И взял он чудесных детей-рыб, вышедших из воды, и начал готовить к жарке.

Он долго не мог к этому привыкнуть. Но когда у тебя так много детей – больше десяти тысяч, и становится все больше и больше – и все они такие складные, и, вдобавок, плоть от плоти твоей…

Питер Фини укладывал детей-рыб на сковороду, и его переполняли противоречивые чувства. Соленые слезы струились по его сияющему лицу, падали в волны и сливались с соленой водой океана.