Текст книги "Ох уж мне эти ребята"

Автор книги: Рафаэль Лафферти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Ох уж эти мне ребята

– Мистер Маккарти, вы не знаете, чем лучше всего очистить нож от крови? – спросила маленькая Кэрнадин.

Мосбэк Маккарти, старый полицейский, удивился;

– Что за странный вопрос от девятилетней девочки?

– Уже десятый пошел, – возразила Кэрнадин.

– Вначале я должен посмотреть, что за нож.

– Да это я просто так спросила, к тому же нож не у меня, а у Юстаса.

– Ну-ка тащи его сюда быстренько вместе с ножом.

– Я не знаю, где он.

– Так пошли за ним одного из своих поклонников.

– Я не знаю, какие такие поклонники.

– А Толстяк Фрост, он разве не твой дружок?

Итак, Толстяка послали с поручением.

Незастроенный клочок земли с маленьким оврагом позади был единственным местом, где старый Мосбэк мог спокойно посидеть и отдохнуть. На этом же клочке земли находилось помещение клуба тайного общества «Бенгальские тигры», перед которым стояла скамейка.

Мосбэк был слишком толст и высок, чтобы заходить в клуб, но он каждый день присаживался на скамейку и отдыхал.

– Вы нам, однако же, портите репутацию, – заявила ему Кэрнадин Томпсон. – Все другие клубы нас презирают за то, что к нам заходит фараон. А вам следовало бы знать, что мы должны убивать полицейских согласно нашему уставу.

– Вот не знал, что у «Бенгальских тигров» существует устав. Он что у вас, писаный?

– Не совсем чтобы писаный, но вполне действующий, из девятнадцати параграфов, так, мне кажется, их называют. Он передается устно от отца к сыну и от матери к дочери со времен основания клуба.

– И давно клуб основан?

– Завтра будет две недели.

Тут пришел Толстяк Фрост и привел Юстаса, но без всякого ножа.

– Я слышал, Юстас, ты где-то нашел нож со следами крови? – спросил Мосбэк.

– Нож принадлежит мне, и я не скажу, где он. Фараоны всегда отбирают у людей разные вещи. Это у них называется изъятием вещественных доказательств.

– Папа говорит, что все полицейские – мошенники, – присовокупила Кэрнадин. – Но я сказала: «Все, кроме Мосбэка», на что папа заявил: «Да, это верно, он не мошенник, он просто дурак».

– Ну, твой папа тоже не гений, Кэрнадин. Так вот, Юстас, малышам не положено иметь окровавленные ножи. Где ты его взял и куда спрятал?

– Я вытащил его из одного человека.

– Надо говорить: «Я взял его у одного человека», понятно? Он что, сам тебе его дал?

– Не совсем. Но он ничего против не сказал.

– Но говорил он, что ты можешь взять его?

– Нет, он вообще ничего не говорил. Я спросил его, но он не стал отвечать. Я не мог его разбудить.

Мосбэк заволновался.

– Юстас, сейчас же принеси мне нож и покажи, где ты его взял, а не то я тебя так отшлепаю по попе, что своих не узнаешь. Я не позволю себя дурачить какому-то восьмилетнему мальчишке.

– Уже девятый пошел, – сказал Юстас. – Я как раз собирался положить нож на место, откуда его взял, а потом умыть руки. С моей репутацией с законом лучше не связываться.

И он убежал.

Мосбэк, тяжело пыхтя, последовал за ним. Он видел, как мальчик легко, будто кошка, взобрался на дерево, а потом спустился назад. Нож был у него спрятан в развилке дерева. С ножом в руке он сбежал в овраг, и, когда Мосбэк добрался до места действия, он замер от ужаса, на голове волосы встали дыбом. Потому что на дне оврага лежал какой-то бродяга, в груди его торчал нож, а маленький Юстас на глазах полицейского уходил от убитого.

– Юстас, что ты наделал? – прошептал Мосбэк.

– Я, как и говорил, вставил нож туда, где его взял.

– И куда же ты теперь направился, что ты сейчас собираешься делать?

– Как что? Собираюсь мыть руки.

Только тут старый полицейский впервые заметил, что руки мальчика выпачканы не грязью, а черной, запекшейся кровью. И он про себя заметил, причем не впервые, что слова детей надо всегда воспринимать в прямом смысле.

– Вы, Мосбэк, видимо, самый глупый полицейский в подразделении, – сказал капитан Кейл. – Невероятно, как это вы могли допустить, чтобы на вашем участке убили человека, а потом позволить восьмилетнему ребенку вытащить из трупа нож, убежать с ним и спрятать на дереве, наконец, вернуться назад и вставить его обратно на место. Вы хоть знаете убитого?

– Нет.

– А кто живет в тех пяти домах, что упираются задами в овраг, знаете?

– Да, знаю.

– Кто?

– В первом живет человек, которого я ни разу вблизи не видал: он всего неделю назад купил этот дом и только вчера переехал. Сайлас Шермерхорн – бывший судья. Во втором – Тибор Томпсон, отец вот этих Юстаса и Кэрнадин. Человек страшно вспыльчивый. В третьем – Карлос Рей, кубинец, владелец табачного ларька в центре города. В четвертом – Фрэд Фрост, отец Толстяка.

– У мальчика, надо полагать, есть имя.

– Финбар.

– Прекрасно. Так, отец этого Толстяка…

– Он прекрасный механик, но никуда не годный изобретатель. Этот Фрост все, что зарабатывает на одной профессии, теряет на другой. И наконец, в пятом доме живет Хэтчел Горн – гравер.

– Тащите их всех сюда немедленно: мужчин, женщин, стариков и детей. И никого из посторонних сюда не пускайте. Поговорим с ними прямо здесь. Вот там, возле кукольного домика, отличное место.

– Это такой же кукольный домик, как вы трактор, – сказала Кэрнадин с негодованием. – Это здание клуба тайного братства «Бенгальские тигры», а там, где членами являются девочки, то добавляется другое слово.

– Какое же, детка?

– Сестерство, я полагаю.

– А-а…

Постепенно начали подходить люди.

– Сайлас Шермерхорн, – представился седой, внушительного вида осанистый мужчина. – Я бывший судья, хотя и не в этом штате. Мне сказали, что тут произошел какой-то инцидент.

– А эта леди – ваша жена? – спросил капитан.

– Ты, чертова перечница, не видишь – это моя мама, – зарычал на него Юстас.

– Я бы не возражала, – сказала та. – Во всяком случае, буду иметь в виду. Он, кажется, вполне приличный джентльмен и, надо полагать, придаст вес нашему кварталу. Однако меня зовут Гидди Томпсон.

– Гидди? Что за странное имя?

– Это уменьшительное. Меня зовут вообще-то Гэральдин Изабелла Дороти Дорис Извельт. Так меня нарекли в честь моих пяти теток. Теперь вам понятно, каким образом оно уменьшилось до Гидди?

– Понятно.

– Миссис Шермерхорн вот уже много лет как в могиле, – сказал с достоинством седоволосый джентльмен.

– А вот идет в купальном костюме Роза Рей, – сказала Гидди.

– Ну, милочка, – затараторила та. – Неужто столько шума из-за того, что я нечаянно наскочила на твой стоявший автомобиль? И зачем тебе понадобилось собирать всех соседей, чтобы рассказать об этом? Как ты узнала, что это сделала я?

– Да что ты, Роза, я и думать об этом не думала, – сказала Гидди. – Вот это, капитан, Эннели Фрост, а это ее муж Фрэд. Бог ты мой, Фрэд, что это у вас за лохматый вид по утрам? А это идет Фря Горн. По-настоящему-то ее зовут иначе, это уж я прозвала ее так. Думаю, что это весьма метко, вы не находите? Ну а ребятишки эти – часть наши, а часть наших соседей. Вам их рассортировать или не надо?

– Потом, возможно. Мосбэк, тут не хватает троих мужчин. Где они?

– На работе. Но они сейчас придут.

– А прислуга? Прислуга где? Так, всех детей отправьте в кукольный домик, и пусть пока сидят там. Я не хочу, чтобы они путались тут под ногами.

– Я, кажется, уже раз объясняла, что это не кукольный домик, – сказала Кэрнадин, свирепо выпятив нижнюю челюсть. – А потом, Пью Горну вход туда запрещен.

– Это почему же?

– Он механически выбыл из общества «Бенгальские тигры» за неуплату членских взносов.

– Ну, сейчас это прямой приказ департамента полиции, – сказал капитан Кейл.

– Если так, то пусть входит, – сказали ребята, но впустили Пью в домик весьма неохотно.

Капитан Кейл отвел на несколько шагов в сторону Фрэда Фроста.

– Вы также ничего не знаете об этом? – спросил он его тихо.

– Я даже не знаю о чем, – ответил Фрэд.

– Разве ничто вас не беспокоило этой ночью?

– Как же, беспокоило. Телефонные звонки, – признался Фрост.

– Кто звонил?

– Да соседи все. Жаловались на шум, производимый моими станками.

– А ночью никакого особого шума не слышали в овраге?

– Нет, не слышал. И готов держать пари, что никто не слышал. В том грохоте, который я производил, любой шум легко потонет.

– И вы ни разу не выходили из дому прошлым вечером?

– Вроде бы нет. Впрочем, я полностью забываюсь, когда работаю над каким-либо изобретением. Кажется, я раза два включал токарный станок на автомат, а сам уходил за пивом.

– Вы шли через овраг?

– Не помню, может, и шел. Со мной это бывает. Я никогда не замечаю, где я иду, если задумаюсь.

– Вы разговаривали с кем-нибудь вчера вечером?

– Точно не скажу.

– Спросите его, почему он не поставит в своем шумоподавителе глушитель, – сказала Кэрнадин. – Тогда бы у него подавлялись не только прямые шумы, но и боковые.

– Детка, я приказал тебе сидеть вон в том кукольном домике.

– Я не пойду в этот противный кукольный домик. Если я туда вернусь, это может стоить мне жизни. Меня только что исключили из тайного общества. Для меня это полный крах. Ведь я носила золотые нашивки, вы понимаете?

– Не очень.

– Ну, нашивки главы клана. И вот теперь мне приходится дрожать от страха за свою жизнь. Сами понимаете, мы не можем позволить ходить в живых бывшим членам нашей организации. У нас слишком ужасные тайны. Каково будет, если мир узнает о них?

– Я весь содрогаюсь от ужаса, – отвечал капитан Кейл.

– Теперь мне только и остается ждать руки наемного убийцы, – сказала Кэрнадин. – К счастью, это уже недолго.

– В некоторой степени, я надеюсь, нет, – отвечал капитан Кейл. – Но, полагаю, мы могли бы предложить вам полицейскую защиту против самых подлых убийц, каких могут нанять «Бенгальские тигры».

– Много помогла ваша защита человеку, что лежит убитый в этом овраге, – заметила Кэрнадин.

– Что? Какой убитый?! – вскричал Фрэд Фрост.

– Сейчас все узнаете, – сказал капитан. – А ты, детка, ну-ка марш отсюда в кукольный домик, и чтобы я вас там больше не слышал.

– Хорошо. Но если меня убьют, вся ответственность ляжет на вас.

Тут к капитану подлетел какой-то грозный мужчина.

– Чего вы тут дразните детей? – закричал он на полицейского. – И почему не пошлете за дрогами, чтобы вывезти труп из этой канавы? Возчик живет на Эй-стрит, единственный оставшийся в округе возчик. Труп надо немедленно убрать отсюда, он завоняет, как только до него доберется солнце.

– Во-первых, кто вы такой, сэр? – спросил капитан.

– Я Тибор Томпсон. Земля, на которой вы стоите, моя земля. А это моя дочь, на которую вы только что накричали. Попробовали бы вы на меня так накричать, я бы с вас шкуру спустил, как с банана. Ну-ка, народ, разойдись, выматывайтесь вон отсюда, нечего тут толпиться. Мосбэк, прихвати с собой убитого бродягу, а заодно и этого индюка. Чего ты мне звонил на работу, прося, чтобы я пришел домой?

– Здесь я приказываю, – сказал разгневанный капитан Кейл.

– Только не мне, – бросил Томпсон.

– Что за шум, Тиб? – спросил один из подошедших, Хэтчел Горн.

– Да вот тут надо подобрать мертвого бродягу из канавы, а эти бездельники из полиции и не чешутся. Карлос, дай-ка мне сигарету, ты все равно их покупаешь оптом.

– Вы, значит, два других соседа? – спросил Кейл.

– Да, – ответил Карлос Рей.

– Тогда нам, может быть, стоит пойти и посмотреть на труп, пока этот горластый друг еще не приказал завернуть его в саван.

Все спустились в овраг и столпились вокруг убитого человека.

Эннели Фрост задохнулась от изумления, издала легкий вскрик, потом побледнела и зашаталась.

– Ах, сейчас я упаду в обморок, – промолвила она.

– Вы всегда так говорите, только никогда не делаете, – заметила Фря Горн.

– Никто из вас прежде не видел этого человека? – спросил капитан.

– У меня такое впечатление, будто я видел его вчера днем, – сказал Фрэд Фрост. – Но только где и когда, убей бог, не помню. А может, я ошибаюсь.

– Вы разговаривали с ним?

– Кажется, я сказал: «Ну и жарища!» Во всяком случае, что-то подобное я говорил кому-то вчера. Где же я видел это лицо?

– Может, он шатался возле этого оврага?

– Может быть. Не уверен. Знаете, я очень рассеян.

– Да, вы уже упоминали об этом.

– Вряд ли когда я видел его, – сказал Тибор Томпсон. – Я что-то не замечал здесь в последние дни каких-либо бродяг. Я обычно строго слежу за этим и сразу принимаю меры. Из-за детей, понимаете ли. Никто из них никогда не встречал этого типа, а так бродяги – это их лучшие друзья. Те часто спят в этой канаве: рядом железная дорога. Но этого я никогда раньше не видел.

– И я не видел, – заявил Хэтчел Горн.

– Я тоже, кажется, нет, – сказал Карлос Рей. – Я могу опознать любого, кто хоть раз заходил ко мне в ларек. Но этот, кажется, нет. А в других местах я не бываю и никого не вижу. Приходится много работать за прилавком.

– Ну а вы, судья? Вы его никогда не встречали?

– Возможно, что и встречал. Память у меня такая же, как у мистера Рея, узконаправленная. Обычно я запоминаю тех, кто предстает передо мной в суде. И вот сейчас у меня такое впечатление, что именно там я его видел. Конечно, мертвый – не живой, многие характерные черты – голос, манера поведения, жесты, по которым можно опознать человека, – исчезают.

– Но вы считаете, что он бывал перед вашим судейским столом?

– Кажется, так. Наверняка. У него, надо заметить, преступный тип лица. А одежда такая, какую обычно выдают человеку при выходе из тюрьмы.

– Да, я это заметил. Если он ее не снимал, а он, по всей видимости, этого не делал, то эта одежда на нем уже пять дней. А нож вполне может оказаться обычным тюремным кухонным ножом. Впрочем, они не везде одинаковы. Может статься, нож взят из другого места. Оружие-то весьма дешевое. А вы, женщины, никто из вас не встречал раньше этого человека?

– Упаси бог, – отвечала Эннели Фрост.

– Он похож на президента Парагвая, – заметила Роза Рей. – Как, по-вашему, такое может статься?

– Вряд ли, – отвечал капитан Кейл. – А вы, миссис Фря… извините, миссис Горн, вы никогда не встречались с этим человеком?

– Совершенно исключено, – заявила миссис Горн.

Дело пока на этом закончилось. Приехало еще несколько чинов; соседям сказали, чтобы они без нужды не отлучались из дому. Затем труп увезли, а следствие перешло в здание управления полиции.

– Картина достаточно ясна, – сказал капитан Кейл. – Кто бы ни был убитый, у него наверняка остались какие-нибудь документы.

Они осмотрели содержимое карманов. Бумажник кожаный, тюремной выделки, такие часто продают в магазинах штата, и их легко опознать. Тюремные справки были в полном порядке. И денег – три доллара. Будь он убит другим бродягой, вряд ли бы деньги остались целы, если, конечно, убийство не было вызвано более серьезными мотивами. Звали его Чарльз Коук. Он был освобожден из тюрьмы ровно неделю назад. Они запросили на него личное дело и стали ждать.

– Мошенник, фальшивомонетчик и шантажист, – прочел капитан Коулд. – Отсидел пять лет. Мы это перепроверили.

– Все пять лет? И ни одного дня не скостили? – спросил капитан Кейл.

– Да. Он проявил себя в тюрьме как неисправимый. Устраивал драки, буйствовал. В нашем округе никто из прежних жертв его шантажа не живет, да и к тому же они достаточно потрудились, добиваясь его осуждения. Правда, быть может, кто-нибудь из них затаился, выжидал, когда он выйдет из тюрьмы; или появилась новая жертва, которую он наметил себе на основании сведений, добытых в тюрьме. Дело наверняка связано с шантажом: мошеннические проделки и фальшивомонетничество редко приводят к убийству.

– А где он был убит, на месте происшествия или в другом каком месте? – спросил капитан Кейл.

– Не знаю, – отвечал Коулд, – Никаких причин сомневаться нет, кроме моего связанного со службой подозрения. Возможно, он не в овраге был убит или был убит не в этой одежде, то есть в одежде, которую нашли на нем,

– На каком основании вы это утверждаете?

– Видите ли, одежда не очень-то была ему впору.

– Ну не настолько же, чтобы он казался смешным. Да и когда в тюрьме одежда давалась по росту?

– Есть еще одно обстоятельство. Тот рассеянный изобретатель-самоучка Фрост сообщил кое-что дополнительно. Он теперь уверяет, что видел убитого накануне днем, что тот был одет по-другому и что встреча имела место где-то на улице, а не в овраге.

– Ну разве что-нибудь стоит свидетельство этого, по общему мнению, рассеянного человека?

– Конечно, стоит. Ведь мошеннику часто бывает нужно изменить свой облик как можно быстрее. Поэтому Коук вполне мог иметь хороший костюм и одновременно держать про запас тюремную одежду. Он также мог поселиться в двух различных квартирах, хотя мы и не смогли отыскать, где он жил в нашем городе.

– Если он вышел из тюрьмы только неделю назад, то у него могло и не быть других денег, кроме тех, что вы нашли. Поэтому он вряд ли вообще мог снять квартиру.

– Только не Коук. Из его дела видно, что он никогда не оставался без «оперативных» средств. Он не мог выйти из тюрьмы с пустыми руками.

– Вы предупредили Фроста не болтать о том, что он видел или считает, что видел?

– Нет, не предупредил, – отвечал с хитрецой Коулд. – Если кое-что просочится наружу, что же, это нам только на руку. Глядишь, кое-кто и забеспокоится. Нам-то совсем не за что зацепиться, а тут, чем больше мы будем людей тревожить, тем больше шансов что-то обнаружить. Нам нужно как-то поддерживать огонь. Авось что и выгорит. Сейчас я снова пригласил всех пятерых соседей, но на сей раз поодиночке.

Но и на этот раз немногое удалось из них выудить. Сделали фотосъемку местности и места происшествия, потом еще раз сфотографировали это место, затем исследовали инфракрасными лучами, пытаясь найти какую-нибудь разницу. У следствия теперь остался только трюк с повторным допросом свидетелей. Однако отклонения от прежних показаний были незначительны, явно несущественны и могли быть вызваны чисто случайными причинами.

Фрэд Фрост ничего больше не смог выудить из своей шаткой памяти, кроме того, что он уже сообщил. Тибор Томпсон произнес несколько новых проклятий по адресу бюрократов, но ни слова не сказал по существу дела. Карлосу Рею теперь казалось, что несколько лет назад потерпевший покупал у него сигары. Однако он не мог поклясться в этом наверняка, как не мог вспомнить сорт сигар. К тому же, как он заявил, это мог быть другой человек.

Хэтчел Горн как раньше ничего не знал, так и сейчас знал не больше, и вряд ли следовало ожидать, что он узнает что-либо в будущем. Поэтому, когда дежурный сержант доложил, что к ним пришел судья Шермерхорн, оба капитана сидели и не знали, что дальше делать.

– Добрый день, ваша честь. Нам хотелось узнать, нет лп чего нового у вас по тому неприятному случаю, происшедшему неподалеку от вашего дома.

– Вы хотели выяснить, нет ли чего у меня добавить к прежним моим показаниям? Разве другие соседи ничем вам не помогли?

– Отчего же? Фрэд Фрост, например, оказал неоценимую помощь следствию. Он заявил, что видел убитого накануне смерти в более приличном костюме, в ином месте и при других обстоятельствах.

– Понятно. Этого как раз я и опасался. С самого начала мне не следовало так трусить. Ведь вы так и так очень скоро все выяснили бы. Вы, конечно, внимательно прочли стенограмму суда, который происходил пять лет назад?

– Что?! Ах да, конечно. Конечно, внимательно.

– И, естественно, первое, что вас поразило, так это то, что я председательствовал на суде.

– Что?! Да-да, естественно. И потом… потом мы вспомнили, как вы тогда еще сказали, что, вполне возможно, этот человек побывал перед вашим судейским столом, но что вы не вполне уверены в этом, ибо человек живой, как вы верно отметили, отличается от мертвого. А поскольку перед судьей проходят тысячи людей, то у вас не могло быть стопроцентной уверенности.

– Именно так. Но раз вы прочли стенограмму суда от начала до конца и раз вы узнали, с какой яростью этот человек мне угрожал, ибо даже отпечатанная на машинке копия может сохранить отзвук ярости этого человека, раз вы прочли, что он поклялся на суде убить меня, как только выйдет на свободу, то вы сразу же поняли, что я очень хорошо его запомнил.

– Что?! Ну да, мы так сразу и поняли, так ведь, Кейл?

– Угу, а как же. Так оно и было.

– Так вот, господа, чтобы не тратить ваше время, я написал докладную с полным отчетом о совершенных мною действиях в этом роковом деле. Вот она. Заранее прошу прощения за те грамматические ошибки, что были допущены мной. Я весь измотался и последние несколько дней нахожусь в страшном нервном состоянии. Вы уже догадались, о чем идет речь в докладной.

– Как же, конечно. Ведь догадались, Кейл? Но тем не менее расскажите-ка нам сами коротенько все.

– Как вам известно, я недавно вышел в отставку и сразу же переехал как можно незаметнее в этот городок, за тысячу миль от того места, где он видел меня в последний раз. Я знал день, когда он выйдет на свободу, и помнил, что он собирается меня убить. Однако я надеялся, что ему не удастся разыскать меня. Я ошибся.

Не успел я поселиться в доме – я, знаете ли, еще не полностью переехал, – как ко мне на парадное крыльцо взошел чинно одетый человек. Я вначале было подумал, что это один из моих новых соседей, зашедших познакомиться со мной, и едва успел опознать его вовремя.

Я быстро захлопнул перед самым его носом дверь и запер ее на крючок. Мне кажется, Коук потому не стал ломиться в дом и не добрался до меня тогда же, что в этот момент мимо дома проходил мистер Фрост. Они, Коук и Фрост, обменялись двумя-тремя фразами, и я понял, к моему неописуемому огорчению, что Фрост, этот рассеянный чудак, принял Коука за только что переехавшего нового владельца дома.

Потом Коук ушел. Но он пригрозил мне, что вернется, как только стемнеет, и что ничто меня не спасет от предстоящей расплаты.

Никакого огнестрельного оружия у меня не было, а выйти на улицу я боялся. Совершеннейший новичок в городе, с еще не подключенным телефоном, я не знал, что делать. А страшные тягучие вопли, которые с наступлением темноты понеслись из мастерской Фроста, еще более обострили мой страх. В таком положении Коук десять раз мог спокойно пристрелить меня, и ни одна душа не услышала бы выстрела.

– Так, дальше.

– Примерно в полночь к парадной двери подошел Коук и стал кликать меня. Голос его обладал каким-то гипнотизирующим свойством. Я еще раньше слышал об этом, а тут испытал на себе. Коук заявил, что у него воля сильнее и что он заставит меня открыть дверь на собственную мою погибель.

Я, стараясь не шуметь, пересек на цыпочках дом и, выскочив через черный ход на улицу, кинулся бежать к темнеющему оврагу. Я предполагал спрятаться там, пока он ломится в мой дом, или же добраться до кого-нибудь из соседей за помощью. Я искал хоть кого-нибудь, кто спас бы меня. И вот, приближаясь к оврагу, я увидел впереди человека, на вид бродягу, и бросился к нему.

– Моя жизнь в опасности, – сказал я ему. – Спасите меня. Помогите мне добраться до полиции или какого-нибудь безопасного места. И тут.,

– Ну.

– И тут, о ужас! Я решил, что схожу с ума. Этот бродяга оказался Коуком. Он перехитрил меня, узнал мои мысли. Он, должно быть, бросил парадную дверь еще до того, как я добрался до черного хода. Я представлял его хорошо одетым, каким он был днем, а он нарядился бродягой и парализовал страхом мою волю.

– Продолжайте.

– Коук вытащил нож, и мы сцепились в драке. Было похоже на то, что он собрался побаловаться со мной, но тут он оступился на скользкой земле, и мы оба скатились вниз на дно оврага. И я не знаю, какой рок, добрый или злой, вмешался в мою судьбу, но это его грудь, а не мою пронзил нож, когда мы упали.

– Так, дальше.

– Больше рассказывать нечего. Я струсил, перепугался. Голова моя пошла кругом. Я вернулся домой и ничего не стал предпринимать до сегодняшнего дня. Но я, клянусь богом, не хотел убивать. Нет, я никогда не поверю, что мог бы лишить человека жизни, даже ради спасения собственной. Я не способен на это. Тут налицо роковое стечение обстоятельств.

– Да, конечно, и я бы не стал так переживать из-за этого, – сказал капитан Коулд. – В стенограмме суда, как вы сказали, записано, что он угрожал убить вас. И ведь это не вы, а он приехал к вам за тысячу миль сразу же после выхода из тюрьмы. Я полагаю, никогда еще не было более ясного случая самообороны.

– Ну, пожалуй, следствие можно считать законченным, – сказал Коулд капитану Кейлу, когда Шермерхорн ушел. – Я думаю, мы должны отхватить за это дело по премии.

– Скажи мне, Джон, ты вправду читал эту стенограмму суда? – спросил друга капитан Кейл.

– Да откуда? Читал столько же, сколько ты.

– Значит, ты не знаешь, действительно ли этот Шермерхорн председательствовал на суде по делу Коука и правда ли этот Коук угрожал ему?

– Конечно, нет. Пусть это останется нашим маленьким секретом. Счастье наше, что судья Шермерхорн приписал нам больше усердия и умственных способностей, чем те, которыми мы обладаем.

– И ему ничего не будет?

– Абсолютно. Дело-то ясное.

То было ранним утром. Все пташки, довольные, пели, кроме одной, которая клевала зернышки и ворчала, не испытывая желания петь.

Мосбэк Маккарти, как обычно, отдыхал на скамейке перед зданием клуба «Бенгальских тигров».

– Мистер Маккарти, – обратилась к нему Кэрнадин. – У меня к вам вопрос.

– А, что я знаю? Я не знаю, как удалить пятна крови с ножа или дубинки. Я даже не знаю, как снять предательские метки с револьвера.

– С какой стати вы заговорили об этом? Я хотела спросить вас совсем о другом. Вас удовлетворили результаты того дела с убийством?

– Положим, что да. А в чем дело?

– А дело в том, что «Бенгальские тигры» недовольны исходом следствия. Или, точнее сказать, я, как глава клана, совершенно им недовольна. Позвольте мне спросить вас, вы когда-нибудь видели судью, держащегося с достоинством, имеющего внушительную осанку и почтенную наружность?

– А как же. Достаточно вспомнить мистера Шермерхорна.

– Допустим. А еще?

– Да каждый судья. Все они джентльмены с благородной, вызывающей доверие внешностью.

– А если как следует подумать? Хоть один есть такой?

– Ну, если ты настаиваешь, то нет. Я никогда в жизни не видел осанистого, степенного вида судью. У всех у них какие-то маленькие, не вызывающие доверия лица, полные лицемерия и лукавства.

– В общем, точная копия любого подлого мошенника?

– Да, что-то вроде этого, Кэрнадин.

– А теперь скажите мне, вы когда-нибудь видели мошенника с хитрой, лисьей мордой и не вызывающей доверия внешностью?

– Да все они таковы, Кэрнадин. Вспомни хотя бы, каков был мертвый Коук.

– А еще кого-нибудь можете назвать? Ведь вы, вероятно, видели их больше меня.

– Вполне возможно. Да, у всех у них хитрые лица и не вызывающая доверия наружность.

– А если подумать лучше? Вы хоть одного такого можете вспомнить?

– Если подумать, то нет, не могу. Сказать по правде, у них у всех внушительная осанка и благородный вид. На взгляд они самые почтенные и честнейшие люди на земле. По сути, они скорее похожи на…

– Судей?! Они выглядят так, как должны бы выглядеть судьи?

Так вот, мистер Маккарти, вы сейчас же пойдете в управление и скажете им там, что, быть может, они спутали этих людей. И предупредите их, сколь опасно принимать что-либо просто на веру. Скажите им, пусть они произведут элементарное исследование отпечатков пальцев, которое они так или иначе должны были сделать, и тогда только решают наверняка. Передайте им там, в управлении, также, что вы слишком хороший служака, чтобы продолжать околачиваться на этом участке. Честь «Бенгальских тигров» требует избавить наш клуб от вашего присутствия, а это единственный способ, который я нашла.

Маккарти сообщил обо всем в управлении не особо убедительно.

– Я получил новые сведения от одного из соседей, – сказал он, – которые заставили меня прийти к убеждению, что мы недостаточно полно произвели идентификацию личностей этих двух человек.

– От одного из тех соседей, которых мы допрашивали? – спросил капитан Коулд.

– Нет, от одного из тех, допросом которых вы пренебрегли.

Коук не соврал в одном. Он сказал, что имел буйный нрав. Таким он и предстал в первые минуты, пока не был успокоен тремя дюжими полицейскими, после чего его показное буйство мгновенно истощилось и он спокойненько во всем признался.

– Да, что ни говори, а, сколь веревочка ни вьется, не может быть, чтоб не было конца. Подробности? Пожалуйста.

Судью я разыскал легко. Ведь я следил за ним все время, пока сидел в тюрьме. Я даже получил комиссионные, когда он купил этот дом. Покупка произошла незадолго до моего освобождения. Мне не потребовалось недели, чтобы преодолеть эту тысячу миль. Три часа – и я был тут. Я прибыл в город даже раньше его.

Мне было точно известно, сколько он перевел сюда денег, и я знал, что мне никакого труда не составит подделать его подпись. Ее-то я изучил досконально по копии приговора, заверенной им. Я удостоверился, что деньги он перевел по почте и что ни одна душа в этом городе не знает его в лицо.

Я следил за ним, когда он приехал, и понял, что он избегает показываться на людях, так как смертельно боится меня. Я понял, что он известен соседям только по одежде, а в лицо они его не знали. А мы были с ним почти одинакового роста. Правда, этот бедняга Фрост как-то обменялся с ним любезностями, и мне пришлось это учесть в рассказанной мной истории.

Я задумал убить судью, а затем выдать себя за него и получить восемьдесят тысяч долларов за его подписью, которой я расписывался не хуже его самого. Так я и сделал.

Вечером я постучался в его дом и, представившись страховым агентом, вошел в дверь, прежде чем он успел меня узнать. Под дулом пистолета я заставил его раздеться донага, и мы обменялись с ним одеждой. Затем я отвел его в овраг и там убил.

Передо мной стояла альтернатива: или ничего не предпринимать и посмотреть, не осталась ли какая зацепка и не заподозрят ли меня, или же предстать перед полицией с сентиментальным признанием под видом судьи.

Если бы выгорело дело так, я бы спокойно продолжал жить здесь, вышло бы иначе, я прошел бы сквозь формальности небольшого судебного процесса, был бы признан невиновным, а потом зажил бы спокойной и уважаемой жизнью или, по крайней мере, имел бы прочную базу, чтобы отдохнуть, прежде чем вернуться к своему старому ремеслу. Вот и все.

Теперь скажите мне, кто тот сообразительный малый, которому понадобилась более точная идентификация личности, после того как дело уже было закрыто, ко всеобщему удовлетворению? Чья свежая голова докопалась до того, что наверняка осталось бы незамеченным, раскрыла то, что, я был уверен, никогда не раскроется? Скажите, кто перехитрил меня?

– О-о, это один из наших новых многообещающих талантов, – отвечал капитан Кейл. – Наша девятка.

– Десятый пошел, – возразил старый Мосбэк Маккарти.

Перевод Николая Колпакова