Текст книги "Песок Пустоты. Проклятие древней крови (СИ)"

Автор книги: Р Яанг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 55 страниц)

Глава 56. Свободный шхун. Варон и Греттель

Из-за того, что Фела с трудом держалась в седле, ехали они намного медленнее, чем того хотел Варон. Иногда ему даже казалось, что для нее следовало бы взять тележку, хотя бы ту, на которой привез их к разбойникам Хорул. Но Греттель была категорически против такой затеи. Она считала, что девушке сейчас просто необходима поддержка, поэтому ехала рядом с ней на одной лошади, смело управляя поводьями.

Шхун отдал им молодого пегого коня, когда как сам взобрался на лошадь, которая, кажется, была старее самого Эзимгарда.

– Ну уж, – надулась Греттель. – Мне и так не хотели их отдавать. Я даже пообещала, что приведу их потом обратно. И денег оставила под залог целое состояние. Хорошие кони везде в ходу.

– Хорошие? – Варон с ухмылкой указал ей на свою клячу. – Если она не сдохнет по дороге – это уже победа. Мы едем в обход, что вдвое дольше если бы пробирались напрямик через город. Да еще непонятно, как далеко находится этот…

– Розенхол, – поправила его Греттель.

– Неважно. Я просто надеюсь оказаться там хотя бы к завтрашнему утру.

В животе предательски заурчало, с ночи они так ничего и не ели, а Фела и того дольше. Надо будет сделать привал.

Иногда девушка просилась остановиться, и тогда она просто слезала с лошади и недолго сидела на корточках, массируя руками затекшие ноги. Греттель же наоборот, почувствовав свободу, наконец-таки давала своему коню промчаться галопом по свободной и пыльной дороге.

– Ты где научилась так ездить? – спросил Варон, когда она в очередной раз, сделав небольшой круг, счастливая вернулась обратно.

Юноша хоть и чувствовал себя довольно уверенно в седле, но ему ни за что не сравниться с Греттель. Она была прирожденная наездница, да и конь слушался ее буквально с полуслова. Если бы девушка принимала когда-нибудь участие в скачках, то Варон определенно бы поставил на нее все свои деньги.

– Ах, это, – она поправила рукой выпавшую прядь. – Просто люблю лошадей. Они мне, как друзья.

Греттель невольно вспомнила о том, как далеко в детстве она занималась с лучшими учителями верховой ездой. Там, в особняке Эрдгара иногда ее сопровождала и мать, она также отлично управлялась с лошадьми, хоть и не считала это женским занятием.

– Леди не подобает гнать галопом, словно какому-нибудь необразованному мальчишке. Ты должна сохранять осанку, стараться, чтобы твоя прическа и платье не повредились на ветру. На тебя смотрят люди.

– Ну а если никого вокруг нет? – канючила та. – Можно хотя бы тогда ездить так, как того хочется?

– Если только ты в этом абсолютно уверена, – вздыхала мать, не в силах справиться со своей дочерью-бунтаркой.

Эрдгар иногда присоединялся к их простодушным поездкам, но в седле из-за избыточного веса, он держался неважно, и выглядел довольно смешно, так, что даже Греттель не могла сдержать своей улыбки.

– Ну вы все делаете не так! – восклицала она, показывая пальцем на поводья. – Мими боится вас!

– Мими? Это так зовут мою лошадь? – добродушно откликался тот, неторопливо слезая с седла.

– Ну, да. А вы разве не знаете ее имя? Как так?!

– Грета, помолчи пожалуйста, – покраснела за нее мать.

– Ничего-ничего, твоя малышка абсолютно права, – улыбнулся Зуб. – Это так невежественно с моей стороны, не знать, как зовут эту красавицу, – он попытался почесать у кобылы за ухом, но та фыркнула, тотчас одернувшись от его руки. – Эй, Пирс. Отведи лошадей обратно в загон. А вас, я бы хотел видеть в своем кабинете через пол часа. Есть небольшой разговор.

Женщина поклонилась, вежливо поцеловав руку барона. Она строго взглянула на Греттель, чтобы и та поспешила сделать то же самое. Семилетняя девочка, едва спустившись с коня, подбежала к Эрдгару и крепко обняла его.

– Грета! Простите, я обязательно поговорю с ней.

– Ну зачем же, – смеясь, он потрепал девчушку по теплой щеке. – Дети в этом возрасте такие милые.

Зуб удалился в сторону своего особняка, а еще через пару лет он решит сделать для Греттель один незабываемый подарок – подарить ей настоящего пони. Могла ли она даже мечтать о таком? У девочки не было ни единой мысли, будто бы этот барон, этот добродушный, пахнущий дорогими маслами мужчина, может совершить то зло, что он задумал тогда. Он и ее мать. Впрочем, теперь это давно в прошлом.

– Мы можем ехать? – спросил Варон у сидевшей на камне Фелы, от звука его голоса, она тут же встрепенулась. – Ну хватит уже бояться. Это начинает действовать мне на нервы.

– Я… – она осторожно посмотрела на него. – Я постараюсь, сэр.

Шхун устало вздохнул. Наверное, это уже достаточно большой прогресс, ведь несколько часов назад девушка и вовсе пыталась его убить.

– Там, впереди! – к ним вдруг подъехала раскрасневшаяся Греттель, пытаясь что-то сказать, но быстрая езда совсем вымотала ее, – Там. Я…

Варон напрягся, невольно схватившись на кинжал. Может быть такое, что их преследуют с самого Эзимгарда? Или же это Йак. Может он решил отомстить? Заметив его волнение, девушка, наконец, выдохнула.

– Там ручей! Мы можем умыться, напоить наших коней, да набрать воды в путь. Я уже попробовала, такая чистая и холодная! Вы будете в восторге!

Шхун не разделял этого ее энтузиазма, но от глотка свежей воды он и правда бы не отказался. В лагере разбойников они нашли только бочки с вином, а проку от них было мало. Если только раны смочить.

Посадив Фелу на лошадь, словно какой-то мешок, они медленно двинулись в путь.

– Нам нужно раздобыть какой-нибудь еды на вечер, – обеспокоено сказала Греттель, глядя на их полупустые мешки. – Печеный картофель почти закончился.

– Я займусь этим, как сделаем привал, – Варон указал ей на охотничий лук, который он также украл у разбойников.

– Думаешь найти кролика? Да, жареная крольчатина была бы к месту. Ну или же поймать какую-нибудь дичь, тоже было бы неплохо.

– Я умею… Умею ставить силки.

Сначала они даже не поняли, кому принадлежал этот голос, слишком уж тихо она это произнесла.

– Фела, ты…?

– Меня отец научил, – ее глаза вдруг наполнились слезами, Греттель тут же попыталась ее успокоить, но, кажется, становилось еще только хуже.

– Ну что ты, приедешь домой, увидишь его…

– Греттель, – окликнул ее шхун. Он отчего-то молча покачал головой.

Чем больше Варон смотрел на Фелу, тем очевиднее ему казалась схожесть этой девушки и мужчины, что они застали мертвого у телеги в лесу. Тот же широкий подбородок, растопыренные уши, похожий цвет пшеничных волос. Так как извозчик был намного старше, чем сама Фела, то можно было предположить, что этот мужчина и являлся ее отцом. Интересно, видела ли она сам момент убийства? Или же все случилось так быстро, что, находясь в уютной карете, она даже не успела никак среагировать. И, возможно, Фела теперь думает, что ее отцу удалось как-то скрыться или сбежать, но… Эти слезы говорили сами за себя. Кажется, девушка не тешила себя ложными надеждами.

– Хочешь расскажу тебе про острова? Ты ведь вряд ли когда-нибудь покидала материк, – спустя некоторое время предложила Греттель, аккуратно поглаживая ее одной рукой по волосам, а другой, справляясь с поводьями.

– Х..хочу.

– Я родилась на одном из южных островов, под названием Гарба. Там тепло почти круглый год, снег если и выпадает, то не больше чем на пару недель. А какие там сады!..

Варон слушал ее в пол уха, сам он в то время думал о том, как бы обезопасить себя по приезду в Розенхол. Если не вдаваться в детали, выглядит все довольно скверно: окровавленная одежда, девушка в слезах и здоровенное оружие за спиной. Городские могут неправильно все растолковать, а если еще узнают в нем шхуна… Тогда дела могут стать действительно плохи. Юноша понимал этот великодушный порыв своей подруги, помочь человеку в беде, но, кажется, она не совсем осознает, что может ждать их в будущем, и сможет ли Фела сказать хоть слово в их с Греттель защиту.

Так за рассказами и за тяжелыми мыслями прошел целый день. У ручья им удалось вдоволь напиться, да и лошади также не были против утолить мучавшую их с самого утра жажду. Греттель попыталась отмыть свои волосы и одежду, Фела же осторожно остужала ноги, зайдя по колени в ледяной ручей. Пока девушки умывались, Варону удалось-таки поймать какого-то щуплого зайца, он убрал его в мешок, отметив про себя, что этой еды не хватит даже для одного. К сожалению, остальная часть его охоты прошла еще менее удачно. Стрелы почти закончились, а мешок так и не потяжелел.

– Как приедем, закажу себе огромного жаренного гуся! – бормотала Греттель, с упоением поедая последнюю подгоревшую картофелину.

– Было бы на что, – усмехнулся шхун ей в ответ.

– Продадим коней.

– Но ты же обещала вернуть их? – Фела все же решила поесть, да и вообще, к вечеру она начала вести себя более расковано.

– Пф-ф, я отвалила ему столько денег, что на целый табун хватит.

– А могла бы купить жареного гуся, – не унимался Варон, пытаясь всячески подзадорить свою спутницу.

– Тогда уж лучше живых! Сколько нужно гусей, чтобы они смогли везти карету с двумя милыми девушками наряду с красноглазым демоном?

– То, что ты хорошо управляешься с лошадьми, еще не значит, что и птицы слушались бы тебя с такой же снисходительностью. Особенно, если б они узнали о твоем намерении съесть их, – улыбнувшись, проговорил тот.

– Какой же ты скучный, Варон!

Кажется, даже Фела немного улыбнулась. Греттель надеялась, что когда-нибудь все это и вовсе покажется девушке дурным сном. Правда вот она по себе знала, что такое совсем не просто забыть. И что еще более вероятно, так это то, что все плохие воспоминания будут преследовать их прямо до конца жизни.

Ночлег они разбили вдалеке от дороги, спрятавшись в тени высоких деревьев и крутых скал. Варон решил, что так будет намного безопаснее, и никто не стал противоречить ему. Костер они потушили почти сразу же, как закончили есть, его дым может привлечь кого-нибудь, а юноша этого также не желал. Только вот ночь выдалась довольно холодной, что даже теплые угли не давали достаточно жара, чтобы согреться. Девушки уснули, крепко прижавшись друг к другу, в то время как сам Варон облокотился на толстый ствол дерева, решив тем самым вести караул. Йак все еще может ходить где-то неподалеку.

Шхун смотрел на звездное небо, чувствуя себя совершенно ничтожным и бесполезным в этом огромном, недружелюбно настроенном мире. Почему он вообще появился на свет? Был ли в этом хоть какой-нибудь смысл? Что думали его родители в тот момент, когда подарили ему жизнь? Чувствовали ли они радость, или же наоборот их сердце сковала печаль? Возможно, если бы Варон родился намного раньше, то все было бы по-другому. Он спокойно бы рос в кругу своей семьи, может быть вместе с братьями или сестрами, с такими же белыми как снег волосами и красными глазами. Но они бы даже не думали стесняться этого, как-то скрывать… Люди на улицах относились бы к ним, как и ко всем остальным, Варон пошел бы в школу, потом устроился бы куда-нибудь подмастерьем, старался бы так много, что в конце концов и сам бы стал мастером своего дела. А там, на каком-нибудь празднике, посвященному цветущей весне, он бы встретил ее…

Варон мельком взглянул на Греттель, мирно сопевшей в объятиях своей новой знакомой. Ее маленькая фигурка едва ли была заметна в этих листьях и сухой траве. Кем была эта девушка перед тем, как попасть в публичный дом? Шхун ее об этом не спрашивал, да она и сама не была любительницей поболтать о своем прошлом. Но вряд ли в ее жизни было что-то хорошее, раз все привело именно к таким последствиям, как сейчас. Шататься по дорогам с эльвратом, пребывать в постоянной опасности и страхе. Совсем не такая жизнь должна быть у молодой девушки. Варон понимал это, как никто другой.

И все же проблема была не в том, что он шхун, как и ни в том, что он родился в неподходящее для его народа время. В мире хватает страданий и без этого, доказательством тому является Греттель или же эта бедняжка Фела, на вид ей еще нет и двадцати, а она уже пережила подобное. Наверное, Варон стал чересчур уж сентиментальным, раньше он не позволял себе думать ни о чем таком. Его главной целью было выжить любой ценой.

Но вот сейчас, способен ли он сделать решительный шаг, если рядом с ним Греттель? Ведь он бросил свой нож и лук, как только Тибольд начал угрожать жизни девушке. Это было так глупо. Если бы не Фела, то кто знает, чем могло бы все это закончиться. В конце концов, не полез бы шхун на разбойника с голыми руками.

Варон невольно поморщился от боли в плече, он определенно стал слишком слаб, как физически, так и духовно, если бы он попал таким на арену, он совершенно бы точно погиб бы в самом первом бою.

Шхун хорошо помнил свой первый выход на арену против таких же юнцов, только с других лагерей. Победителей должно было остаться ровно пять из всех пятнадцати человек. Они стояли друг напротив друга, крепко сжимая оружие в руках и оценивая своих противников: сильные должны были объединиться против слабых, те же, в свою очередь, надеялись таковыми никому не показаться. Варона тогда никто не принял в расчет, по крайней мере до того, как его клинок резво сразил четверых воинов. Бруст в тот день пребывал в абсолютном восторге.

– Я как знал, что надо выставлять тебя на арену! Правда вот в твои годы тебе еще никак не стать победителем, но денег на таких боях я подниму немало. Ну а ты, тебе будет плюсом заручится именем на твои будущие бои. И тогда через год или два, тебя будут встречать на арене, словно победителя!

Варон и сам был тогда горд, он оказался единственным в лагере Бруста, кого отправили сражаться еще до возрастного барьера. Такие воины не могли занять почетные призовые места, но имели возможность заручиться покровительством в будущем. Если, конечно же, выживут. Поэтому, когда шхун прибыл на арену в пятнадцать, он уже точно знал, что его бои чего-то да стоят. Не будет никаких глупых исторических сражений в неудобных костюмах, его также не выпустят против первогодок или воинов, у кого, предположим, не хватает руки или смелости браться за более серьезные битвы. Его имя будет знать каждый сидящий в своих бархатных креслах зритель, на его победу будут делать огромные ставки, а его кандидатуру в качестве воина, будут рассматривать такие люди, о которых шхуну даже знать не положено.

Да, все было именно так. И должно было так и закончится, но… Тот случай с ледяным медведем или последующий, с сыном Эрдгара Тифа. Тогда на арене появился кто-то, и этот кто-то не желал, чтобы красноглазый наемник покинул бои победителем. Кому же Варон мог в тот раз так сильно насолить?

Где-то пролетела звезда. Юноша проследил за ней глазами, пока она не скрылась в вышине холмистых гор. В детстве они с Марло частенько наблюдали за звездами, когда все остальные уже спали. Они выходили из своего барака и ложились на его прохладную крышу. Это приходилось делать крайне осторожно, чтобы не разбудить надсмотрщиков или самого Бруста. Гулять ночью по территории лагеря было запрещено, но Варон не боялся чьих-либо запретов, и Марло, повинуясь невольному порыву, начинал следовать его примеру.

В одну из таких спокойных ночей, Марло признался, что ему иногда бывает страшно, что он беспокоится о том, смогут ли они когда-нибудь выйти за пределы лагеря свободными людьми, или же эта жизнь все, на что они могут с Вароном рассчитывать.

– Не знаю как ты, но я здесь задерживаться не собираюсь, – пробурчал шхун, устало подперев под голову руку.

– Я тоже. Но, понимаешь, – глаза Марло всегда блестели, когда он был так взволнован. – Даже если мы выиграем арену, то, что тогда? Нас купит какой-нибудь граф и снова отправит сражаться? Или мы станем наемниками, как того желает Бруст? А я совсем не такой жизни хочу.

– Смотри, чтобы тебя никто не услышал.

– А что? За свою жизнь я готов драться! Правда вот, не за такую, которая видится мне в ближайшем будущем, – ненадолго юноша замолчал, а после с любопытством взглянул на своего друга. – А вот ты? Чего ты хочешь, Варон?

Варон… Это так странно слышать, чтобы к тебе обращались по имени.

– Я хочу стать победителем арены.

– И все? – не унимался тот.

– И все.

Легкий порыв ветра растрепал его серебристые волосы. Ночью они всегда походили на цвет самих звезд. И от чего люди так боятся этого?

– Могу понять, – наконец, вздохнул тот и прилег рядом. – Ты в этом лагере лет с пяти, ты и жизни-то, наверное, не помнишь. А она очень интересная и…прекрасная. Там, за этими каменными кольями и за железными решетками, простирается огромный мир. Полный приключений и разных чудес. Жрецы с их рунными камнями, морские великаны, драконы, живущие в вершинах самых высоких гор. Мне мама рассказывала много всяких историй.

– Пока не продала тебя Брусту.

Произнеся это, Варон тут же понял свою ошибку, но уже было поздно.

– Иногда я думаю, что шхунам не зря запретили разговаривать.

– Слышать правду всегда неприятно, – юноша и сам не знал от чего он вдруг стал настолько резок с Марло, но обидные слова продолжали срываться у него с языка. – Ты говоришь, что будто бы видел жизнь. Но эта жизнь была только по красивым историям твоей матери. А на самом деле она вот такая, как сейчас. Ты чувствуешь ее ссадины, у тебя болят от нее мозоли. Да, пускай ты в лагере и не с пяти лет, как я, но ты ведь все равно оказался здесь. И теперь у нас один только шанс выбраться отсюда – это сражаться. Не говори, что не хочешь такой жизни, потому что это и есть твоя жизнь.

Но тот вряд ли услышал его последние слова, Марло спустился по трубе вниз и отправился спать в барак, оставив шхуна одного на крыше вместе со своими мрачными мыслями. Варон готов был кусать локти от досады, ведь он желает своему другу только добра.

Через несколько лет им предстоит отправиться на арену, и, если Марло не будет стараться, если он вдруг не приложит все свои усилия… Юноша постарался не думать об этом. Он знал, что на завтра они снова помирятся: будут вместе тренироваться, завтракать, возможно, станут шутить и строить козни Висарису. Но сейчас им надо остыть, и надеяться, что следующий день будет хоть немного лучше, чем прежний.

Вспомнив этот эпизод, Варон вдруг почувствовал стыд. Стыд за то, что он тогда не поверил своему другу. Марло говорил ему про это бескрайнее небо над головой, про шелест ночной листвы, про то, как приятно пахнет осенний лес. Но шхун мог видеть и чувствовать одну только кровь. Он убивал, и смерть застилала ему глаза, Варон даже не замечал, как он был слеп все время, проведенное в лагере у Бруста, а потом еще Зуб…

Фела вдруг заворочалась во сне и начала стонать. Кажется, ей снился кошмар. Варон, пытаясь не разбудить тем самым Греттель, тихонько подошел к взволнованной девушке, и, закрыв ей рот рукой, помог, наконец, проснуться.

– Тсс, тише. Это я. Тебе приснился плохой сон.

Какое-то время Фела смотрела на него полными ужаса глазами, но вскоре, вроде бы начала приходить в норму.

– С…спасибо, – едва слышно поблагодарила она, поежившись от прохладного ночного ветра. – И прости… Прости, что напала на тебя в тот раз.

Шхун ничего не ответил. Он отошел обратно к толстому дереву, предварительно проверив, что лошади все еще стоят неподалеку, привязанными к толстому стволу. Хорошо, что хоть Греттель спит сейчас как младенец, им с Фелой есть чему поучиться у нее.

Утром же его разбудил громкий возглас девушки.

– Ах, вся спина теперь болит! Никогда впредь не буду спать на земле, – она пыталась расходиться, но любое движение отдавалось ей болью в напряженных мышцах.

– А может это от того, что ты то и дело устраиваешь себе бешеные скачки? – предположил Варон, нехотя потирая глаза.

– Да какие ж это скачки! Без хорошего седла и стремени.

– Такие, от которых на утро болит спина, – не унимался тот.

– До чего же ты вредный, – Греттель спряталась за спиной своей новой подруги, – Скажи ему, что он вредный.

Фела в ужасе растопырила глаза и побледнела, как снег. Варон попросил оставить несчастную девушку в покое.

– Ну а что такого? Мне ты не веришь, так может хоть ей.

– Лучше пусть скажет нам, далеко ли еще до Розенхола. И как мы отыщем ее семью. Мне не хотелось бы по прибытию заиметь лишних проблем.

Тут Греттель была с ним полностью согласна, ее также посещали подобные мысли, но только девушка надеялась спросить об этом, когда они уже будут на подходе к самому городу, а не где-то в диком лесу.

– Не далеко, – чуть заикаясь проговорила Фела. – Там будет разветвление дороги и ук. указатели. Мы проедем мимо пастбищ и виноградников. Мой дом находится прямо на окраине Розенхола, мы его не пропустим никак.

– Ух, настоящие виноградники! – воскликнула Греттель, потягиваясь в разные стороны. – Все же не даром вы везли на арену вино. Выращенное в таких неплодородных местах, оно должно быть высоко ценится.

– Мы в основном перекупали его, мой отец, он больше предпочитал большим полям, маленькие огороды, – ее глаза вдруг наполнились слезами. – А теперь он умер. Мой милый и добрый папочка умер!

Делать нечего, пришлось задержать выезд еще на пол часа, перед тем, как девушка, наконец, смогла успокоиться.

– Не волнуйся, виновные уже наказаны. А тело твоего отца мы обязательно найдем и похороним, как того желают твои боги, – говорила Греттель, на что Варон лишь устало закатывал глаза. Вечно она наобещает что-то, даже не подумав, как следует.

К обеду Фела все же сумела их удивить, в ее простенькую ловушку из веток попался небольшой заяц, но девушке стало так жаль его, что она тотчас отпустила его на волю.

– В Розенхоле нас обязательно накормят, моя мама… Она любит гостей.

– Даже шхунов? – усмехнулся Варон.

Девушка не нашлась с ответом, она покраснела и стыдливо опустила глаза. Вряд ли хоть в каком-нибудь порядочном доме эльврат может быть желанным гостем. Юноша уже к этому привык и даже не обижался, просто ему не хотелось проводить еще одну ночь под открытым небом. Если бы ему только позволили заночевать где-нибудь в сарае, он был бы и этому благодарен.

– А у тебя есть братья или сестры? – поинтересовалась Греттель, пережевывая те сладкие ягоды, что ей удалось найти.

– Нет, я одна у моих родителей, – тихонько ответила та. – Был старший брат, но он умер еще во младенчестве.

– Со старшими одни проблемы, – Греттель хотела поделиться ягодами и с конем тоже, но тот отказался, громко фыркнув при этом.

– Не трави лошадей, или так хочется пройти весь оставшийся путь пешком?

– Это все съедобно! – воскликнула девушка, – Вот, сам попробуй.

– Спасибо, что-то не хочется.

– Ну, конечно, от красных ягод глаза еще краснее станут.

Варон швырнул в нее шишкой, он и не надеялся попасть, поэтому целился чуть правее от того места, где стояла Греттель. Резкая боль вдруг пронзила его плечо.

– Ну, конечно, пользоваться рукой в твоем положении, – девушка осторожно оттянула край плаща и посмотрела на рану, к счастью, повязка не кровоточила, но пахла довольно неприятно. – Не стреляй пока больше из лука. Твоему порезу нужно сначала зажить.

– Это царапина, – Варон сдернул ее руку со своего ноющего плеча. – Доберемся до Ярмала, то прикупим что-нибудь у жрецов.

– Как бы не стало поздно, – Греттель взволнованно прикусила губу. Хоть она и не разбиралась в лекарском деле или в чем-то подобном, но тут и без каких-либо знаний можно было смело сказать, что с раной не все в порядке.

Взвалившись на спины усталых лошадей, они продолжили путь. Через какое-то время Фела указала им на холмы, которые были полностью засажены вьюнками дикого винограда.

– Здесь начинаются владения фермеров. Мой дом находится совсем недалеко отсюда.

Было трудно понять, что чувствовала девушка в этот момент. Иногда она беззвучно плакала, Греттель ощущала это даже сидя за ее спиной.

Отец Фелы убит, вино, что везли на продажу, полностью выпили разбойники, а сама девушка… Интересно, был ли у нее жених? Обычно к такому возрасту родители уже стараются сосватать свое ненаглядное чадо, особенно в таких небольших городах как Розенхол. А что если отец Фелы и вез ее, чтобы показать тем богачам, которые соберутся на арене? По правде говоря, платье на ней было совсем не для долгих путешествий, да и карета… Чтобы отвести вино достаточно и просторной телеги, тут же был целый экипаж, запряженный тремя статными жеребцами. Пусть отец и выступал в роли обычного извозчика, но его дочь вполне могла сойти за какую-нибудь знатную даму, скорее всего это и послужило причиной нападения тех разбойников. Может они планировали получить выкуп или что-то в таком духе, а как узнали, что это дочка простых фермеров, то решили поживиться, чем есть.

Караульный не был особо избирательным в людях, если он и видел для себя возможность подзаработать, то тут же сдавал любую информацию таким ублюдкам, как Тибольд. А уж те, в свою очередь, делали за него всю грязную работу. А так как Фела оказалась ему абсолютно бесполезна, то он привел еще и Греттель со шхуном, в надежде получить и за них хоть какие-нибудь деньги.

Варон вспомнил лицо Хорула, что успело почернеть от крепко натянутой веревки. Он определенно заслужил это.

– Вот там. Мой дом.

Фела указала на небольшой домик, стоявший в кругу цветущих деревьев и кустов. Он сильно отличался от тех, что они привыкли видеть внутри городских стен. Крыша почти полностью заросла плющом, от чего казалось, что там вовсе не черепица, а множество зеленых листьев, скрывающих убранство дома от прохладного горного воздуха и дождей. Двери и окна были выкрашены в приятный золотистый цвет, а неподалеку ютилась веранда, в которой члены семейства, скорее всего, проводили часы за отдыхом и чтением книг. Если они вообще умели читать.

Варон был не единственным в лагере наемников, кто не был обучен никакой грамоте. Бруст считал, что для будущих воинов это совершенно бесполезно и не спешил обучать их. Чаще всего, дети которых он выкупал были как раз-таки из небольших поселений и деревень, а они, даже будучи пятнадцатилетними подростками могли разве что безошибочно написать свое имя, полагая, что этого вполне достаточно для полноценной жизни, как в стенах лагеря, так и во вне. Варон считал точно так же.

Исключением был, разве что, Марло, он уверял, будто бы книги – это портал в иные измерения и миры. Но среди других воинов он не находил нужной ему поддержки, и чаще всего его слова и вовсе поднимали на смех. После нескольких подобных случаев, он начал беседовать о книгах только если со шхуном. Тот хотя бы просто молчал и не пытался как-то поиздеваться над ним.

– Не подъезжайте слишком близко! – Фела с силой вцепилась в гриву коня, от чего тот стал дергать головой в разные стороны, а после истерично заржал. – Греттель, умоляю, успокой его!

– Я… Тише, мой мальчик, все хорошо.

Но скотине явно не нравилось то, как с ним обращается его наездница. Казалось еще немного, и конь попытается скинуть девушек со своей усталой спины.

– Что такое?! Что за шум? – со стороны дома вдруг послышался громкий женский голос, Фела же, больше не в силах себя сдерживать, вновь разразилась рыданиями. – А ну, назовите себя! Иначе я позову мужа.

– Варон, тебе лучше постоять вместе с лошадьми, – сказала Греттель, осторожно слезая с коня, а следом, помогая и своей знакомой. – Я разберусь.

– Как знаешь, – шхун забрал у нее поводья и отошел в противоположную от дороги сторону. Его бы воля, то они бы здесь вообще не появлялись. Фела теперь дома, и, наконец, можно подумать и о себе тоже.