Текст книги "Песок Пустоты. Проклятие древней крови (СИ)"

Автор книги: Р Яанг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 55 страниц)

Глава 43. Азенхорд. Столица. Киган

Киган стоял перед каменным трехэтажным домом, сверяясь с адресом, что ему указала жена погибшего Гарри – Индрид, в своем последнем отправленном письме. Впрочем, кажется, она и сама приметила долгожданного гостя и теперь махала ему с балкона, придерживая на руках маленькую девочку, лет-таки двух. Дочь Гарри о которой как-то упомянул Вилус. Остаться без отца в таком возрасте действительно большая трагедия, но Киган надеялся, что у ее матери хватит ума носить черное не более того срока, который устанавливается местными рамками приличия.

– Господин жрец, я так рада! Для меня это такая честь! – Индрид низко поклонилась вошедшему гостю, так, что темный кружевной чепец чуть не слетел с ее крошечной головы. – Тут немного грязновато, в последнее время на меня свалилось столько забот, – она смахнула с глаз набегающие слезы. – Ох, простите меня… Феррира, иди поприветствуй дядю!

Какое-то время девочка молча хлопала своими большими голубыми глазами, как вдруг, ее лицо озарила радостная улыбка.

– Па-апе!! – она хотела было броситься к Кигану с объятиями, но мать поспешно поймала ее и усадила к себе на руки.

– Нет, Ферри, это не папа, это не он, – шептала Индрид, скорее больше для себя, чем для своей крохи-дочери.

– Наверное все дело в моей изумрудной мантии, – извинившись, жрец поспешил пройти мимо расчувствовавшейся женщины в пропахшую благовониями гостиную. – Я подожду вас там, если можно.

– Конечно, конечно, ох, как же неловко. Простите мою дочурку.

Комната оказалась обставлена весьма скромно, но, тем не менее, она не была лишена своего шарма, который, как правило, присущ тем домам, где обитают замужние женщины. Свежие цветы на столе и на окнах, начисто протертая пыль, незамысловатые статуэтки и книги, по своему наполнению, подходящие скорее для легкого вечернего чтива, чем для каких-то более серьезных дел.

Киган с интересом осматривал маленький дом, который так сильно отличался от его личных покоев в стенах магистериума. А ведь было время, когда и он мечтал о чем-то подобном: желал тихой уютной жизни, вдали от столиц, работая в местной аптеке или же в продовольственной лавке. Ему тогда было четырнадцать, и его сердце переполняли мечтания. Киган крайне стыдился того, что ему приходилось волочить свое существование простым бродяжным артистом, впрочем, как и его родителям. Но был один человек, которому, казалось бы, было совершенно все равно и на его происхождение, и на то, что в кошельке у юноши не было ни одной не краденой монеты.

– Обещаю, завтра я обязательно поговорю с твоим отцом! – Киган лежал в просторной лодке, что украл на днях у одного незадачливого рыбака, хотя слово «украл» тут скорее слишком, ведь юноша собирался вернуть ее, как только пройдут эти теплые солнечные дни.

Ему до чертиков надоело ютиться на сырых заброшенных чердаках или же в грязных сараях, наполненными различными жужжащими тварями, хотя его возлюбленной Ценни до этого не было никакого дела. «Главное, что мы с тобой вместе», – повторяла она, блаженствуя на его горячем плече.

– Не думаю, что из этого выйдет что-то хорошее, – девушка с грустью взглянула на красивого черноволосого юношу, который с такой нежностью сжимал ее руку в своей.

– Но я просто обязан попытаться, – его темные глаза яростно блеснули. – Твой отец добрый человек, и мне не нравится то, что мы его так жестоко обманываем.

– Обманываем? – Ценни задорно хихикнула. – Мы просто не говорим ему всей правды.

– Но прошло уже больше года, – Киган со злобой сжал зубы, вспоминая то время, когда ему и остальной его труппе приходилось покидать шумный город и оставлять здесь Ценни совсем одну. Всякий раз юноше стоило немалых усилий убедить своих родителей вернуться обратно в Ярмал, чтобы дать еще хотя бы парочку представлений.

Естественно сам он по прибытию никогда в них не участвовал. Он со всех ног мчался к знакомому ему дому, чтобы иметь возможность увидеть Ценни и поскорее прижать ее к себе.

– Ты видел моего отца, как и мою мать. Если они узнают, то придут в ярость и навсегда запретят нам видеться!

– Тогда я заставлю их передумать, – резко ответил тот.

– Но как?! – девушка чуть отпрянула, заставив рыбацкую лодку раскачиваться на легких волнах.

– Не знаю, – Киган устало вздохнул. – Пока еще не знаю.

Жаркое полуденное солнце быстро напекало им головы, поначалу влюбленные хотели отъехать вглубь заросшего илом пруда, но гребля им почти сразу же надоела, и вскоре они предпочли заняться более интересными делами. Теперь же, уставшие и разгоряченные, они сидели в лодке, имея, наконец, возможность спокойно поговорить. Ведь до этого мысль о недавней разлуке была единственной, что забивала им молодые сердца.

Чтобы прийти сюда Ценни вновь соврала родителям, будто бы идет с подругами примерять выходные платья, ну а тем солгала на счет резко разыгравшийся мигрени. Обычно девушке без труда верили, ибо свою роль она играла не хуже любой бродячей актрисы. Киган был восхищен ее талантом, но еще сильнее ее необычайной красотой: стройная, с длинными волнистыми волосами, она напоминала ему тех сказочных героинь, от которых рыцари сходили с ума и в последствии совершали все эти немыслимые подвиги, вроде убийства драконов или ловли огромных великанов.

Киган однажды увидел ее, смотрящую на их представление и хлопающую в ладони, казалось бы, чуть громче всех остальных. Ему сейчас стыдно, но в тот роковой день, он всюду следовал за ней и за ее подругами попятам. После Ценни созналась, что почти сразу заметила его, и ей стало любопытно, чего от них может хотеть этот странный черноволосый мальчик, который совсем недавно играл на уличной сцене убитого ядовитой стрелой несчастного принца.

– А хочешь, я сама поговорю со своими родителями? – в задумчивости, девушка начала наматывать волнистый локон на палец, она знала, что Кигану нравятся ее длинные золотистые волосы и всякий раз Ценни старалась продемонстрировать их во всей красе.

– Это должен сделать именно я, – пробурчал тот, с силой опустив весла обратно на воду.

– Отец не станет тебя слушать. Нет! Он даже за порог тебя не пустит! А если еще решит вызвать стражу…

– Мне главное добиться с ним встречи, ну, а после я, – начав говорить это, юноша слегка покраснел. – Я расскажу ему, как сильно мы любим друг друга, и что если он хочет увидеть свою единственную дочь счастливой, так пусть разрешит этот брак.

– Мой вороненок, – Ценни ласково приблизилась к нему.

– Не называй меня так, – и тем не менее, Киган крепко обнял ее, вдохнув полной грудью запах чистых надушенных волос. – Мой настоящий отец не какой-то там бродяжный артист. Вполне возможно, что в будущем я могу оказаться сыном какого-нибудь барона или даже графа. Тогда твои родители не посмеют мне отказать.

– Может, в таком случае, мне сразу стоит обращаться к вам «милорд»? – Ценни широко улыбнулась, и юноша не смог удержаться, чтобы не поцеловать ее пухлый алый рот.

Лодка, едва движимая волнами, казалось бы, отделяла влюбленных от всего остального мира. Где-то там, за редким пролеском, виднелся печной серый дым и слышалось ржание лошадей, запряженных в нагруженные телеги. Ярмал даже у самых своих городских стен был достаточно шумным и многолюдным городом. Киган с удовольствием бы уехал отсюда, если бы можно было забрать с собой Ценни.

– Есть кое-что еще важное, что мне хотелось бы сказать тебе прямо сейчас, – проговорил юноша после недолгой паузы.

– И что же?

– Я собираюсь поступить в магистериум и стать золотым жрецом.

– Что?! Ты серьезно? – девушка принялась радостно хлопать в ладоши, будто бы она снова была на уличном представлении, но вскоре ее счастливая улыбка померкла. – Но…это же невозможно.

– Возможно.

Киган давно уже искал различные способы, чтобы оставить свою бродяжную жизнь позади. Естественно шанс найти настоящего отца, да еще и ожидать, что он окажется богатым лордом – был слишком ничтожен. Поэтому, юноша, впрочем, как и всегда, решил положиться только на собственные силы.

Благодаря бесконечным историям своей бабушки: о жрецах, о Пыли, о первородной энергии и о силе Древних, Киган действительно заинтересовался тем, чтобы освоить эту нелегкую профессию. Да, всем известно, что попасть в магистериум может далеко не каждый: для начала нужно успешно сдать вступительные экзамены, а также заплатить немалый студенческий взнос, стоимость которого с каждым новым триместром меняется, в зависимости от того, насколько успешны твои показатели, как в учебе, так и в трудовой практике.

С самого детства Киган много читал, а когда их скудная передвижная библиотека иссякла, мальчик нашел себе способ доставать книги, выигрывая их в игре в кости или же в какой-нибудь другой авантюре. Маленького черноволосого ворона вскоре с легкостью узнавали владельцы небольших книжных лавок, ведь если в их городе останавливалась актерская труппа, то Киган непременно заглядывал к ним, чтобы одолжить тот или иной переплет.

Естественно, далеко не все были столь доброжелательны к сыну каких-то уличных музыкантов: мальчика то и дело прогоняли, или и того хуже, били упругой, но достаточно прочной палкой, приняв будущего жреца за очередного воришку. И хоть с того момента прошло уже немало времени, Киган до сих пор стыдится своих воспоминаний о том, каким образом ему приходилось зарабатывать себе те необходимые знания.

Впрочем, мало кто из его сверстников мог похвастаться тем, что знает наизусть больше двух сотен рун, составы зелий первых трех классов и подклассов, теорию первородных реакций, и все это, не считая углубленных знаний в естественных науках и истории. Киган тогда полагал, что с такой основательной подготовкой, вступительные экзамены покажутся ему легкой задачей. Но вот мысли о крупном денежном взносе не давали ему спокойно спать по ночам, прямо до тех пор, пока в одной из таких книжных лавок Киган не встретил добродушного улыбчивого юношу, который, как оказалось, был сыном владельца этого местечка.

В последствии они сильно сдружились и вскоре Киган узнал, что тот тоже планирует связать свою жизнь с магистериумом. И пусть у его нового приятеля не было лишних денег, чтобы помочь оплатить вступительный взнос, но он, с весьма заманчивой улыбкой, уверял, что будто бы знает, как можно избежать столь ненужной платы.

Воспоминания о Ценни и о первом знакомстве с Девере пронеслись перед жрецом так явно, что он даже не заметил, как в комнату вошла взволнованная Индрид, держа в руках поднос с темным и ароматным напитком.

– Я подумала, может быть, – неловко начала она. – Мой муж, Гарри, он любил обжаренный шоколад. Всякий раз уверял меня, будто с ним ему проще думается.

– Вы очень добры, – Киган забрал с подноса горячую тару, впрочем, не без удовольствия вдохнув запах сладких перемолотых специй.

Немного поразмыслив, Жрец решил не оттягивать зазря время, а сразу же попросил осмотреть личные вещи Гарри. Как и ожидалось, молодая вдова бережно ухаживала за ними, сложив их все вместе на его рабочем столе.

– Когда мой муж бывал дома, то большую часть своего времени он проводил именно здесь. И я подумала, что ему бы понравилось…

Вид ее распухших от слез глаз несколько смущал Кигана, он лишь однажды видел, как плакала его мать во время похорон престарелой бабушки, а потом Ценни… Правда вот, были ли ее слезы на тот момент настоящими?

– Все, что могло принадлежать магистериуму я тут же распорядилась вернуть. Мне помнится, там было несколько книг и парочка заряженных камней телепорта, но мне они ни к чему. Азенхорд и так слишком огромный город. Все, что мне нужно находится именно здесь, а где невозможно дойти пешком, так извозчики берут в десятки раз меньше, чем стоит хотя бы один такой заряженный камень.

– Полностью с вами согласен, – Киган прошел к столу, заваленному исписанными бумагами и прочим барахлом, неужели он действительно собирается найти здесь что-то полезное? – Вы не против, если я…

– Нет-нет! Что вы! Гарри, как никто другой, уважал и почитал мудрейший Совет девяти, он был бы только рад.

«А вот с этим я мог бы поспорить». Жрец принялся не спеша рассматривать содержимое письменного стола: составы сложных рецептов зелий, списки ингредиентов, письма от близких друзей и родных, счет за примерку костюмов, расписка от ближайшего корчмаря. Казалось бы, Гарри вел самую обычную жизнь. А что если столь внезапная смерть была только лишь совпадением?

Индрид все это время стояла неподалеку, неловко переминаясь с ноги на ногу, пару раз она отходила в соседнюю комнату, проверить спокойно ли спит ее дочь, ну а вскоре Кигану стало казаться, что напиток в ее кружке стал давно уже крепче обычного шоколада.

– Он ведь… Мой муж, с ним что-то произошло в Пилоре?

Киган удивленно поднял глаза.

– В Пилоре? С чего вы так решили?

– Он приехал оттуда сам не свой, – вздохнув, продолжила Индрид. – Плохо спал по ночам и почти не ел. Мы с Ферри наготовили его любимых лимонных пирогов, но он так и не попробовал даже кусочка! А потом сказал, что надо срочно ехать в магистериум, сдать какие-то отчеты.

– Я так понимаю, дело не только в лимонных пирогах?

Лицо женщины тут же вспыхнуло.

– Я его жена, и я отлично подмечаю такие вещи. – ее руки слегка дрожали, Индрид все еще боялась взглянуть в лицо сидящему перед ней жрецу. – Правда вот, если Гарри что-то до этого волновало, то он обязательно делился со мной.

– Но не в этот раз?

Женщина утвердительно кивнула. Киган понимал, что сейчас он должен сказать ей что-то подбадривающее, но, как и всегда, произносить такие речи у него получалось с трудом.

– В своих официальных отчетах ваш покойный муж, к сожалению, не указал ничего, что могло бы помочь магистериуму выявить его болезнь на ранних этапах и своевременно вылечить ее.

– Так выходит… Он заболел еще в Пилоре? А мы… Он ведь приезжал домой, жил тут. Вдруг я и Ферри теперь тоже, – женщина в панике схватилась за стол, чтобы не упасть.

– Нет поводов для волнений, болезнь Гарри не была заразна. И приехав сюда, я лишь убедился в этом, – жрец вкратце пересказал Индрид больничную карточку ее погибшего мужа, которую сам же и написал в один из свободных вечеров. Следуя тем записям Гарри умер после череды неблагоприятных обстоятельств: неправильное использование рун (благо эти два дуралея и правда использовали куда больше камней, чем предполагалось для закрытия обычного разлома), попадание редкой инфекции в кровь и ее неправильное лечение простой заживляющей мазью, сокрытие симптомов или же полное игнорирование их.

Пока Киган рассказывал все это, он замечал, как резко меняется выражение лица у бедняжки Индрид. Мужчина лишь надеялся, что она не станет винить себя в смерти своего недотепы мужа.

– Простите мне мою дерзость, но вы же приехали сюда не только чтобы проверить мое здоровье и здоровье моей милой крошки?

– Не только, – Киган устало окинул взглядом заваленный стол. – Я надеялся найти что-то, что могло бы мне подсказать, где Гарри мог заразиться этой странной болезнью. Но, видимо, ваш муж мертв, как и его воспоминания.

– Воспоминания… – едва двигая губами произнесла Индрид. – Одну минуту, господин жрец.

Женщина вышла из комнаты, хлопнул дверью сильнее, чем она на то рассчитывала. В одной из соседних спален вдруг заплакала Ферри, и жрецу пришлось подождать еще какое-то время, перед тем, как ее вновь уложат в кровать.

– Господин Киган! – подозвала Индрид, отчаявшись успокоить разыгравшуюся малютку. – Вот, я хотела…

Одной рукой она придерживала Ферриру, пока та с особым усердием пыталась взлохматить матери ее высокую прическу, а другой рукой Индрид протягивала какую-то тетрадь, весьма толстую и засаленную местами, с желтоватыми следами от кружек и разных пролитых напитков.

– Это тетрадь моего мужа, – вздохнув проговорила она. – Он прятал ее в своем кабинете и не знал, что я… В общем, Гарри там оставил кое какие…

– Харри! Папе! – девочка разыгралась с новой силой, извиваясь в чужих руках так, что казалось еще немного, и она вовсе упадет головой вниз. – Жле-ец!

Индрид лишь вздохнула, она уже даже не пыталась восстановить в прическе свои выдернутые локоны.

– Позвольте мне.

Отложив испачканный дневник в сторону, Киган аккуратно взял девочку на руки и начал слегка подбрасывать ее в воздух, вызывая своим поведением задорные приступы смеха и детские крики вроде: «Еще! Еще!». Женщина, видя все это, не смогла сдержать слез и в очередной раз удалилась из комнаты, чтобы привести себя в порядок.

В детстве у Кигана было шестеро младших братьев и сестер, и стоит ли говорить, как часто его родители просили посидеть и поухаживать за младенцами, пока те отлучаются по каким-то особо важным делам. Будущему жрецу крайне не нравилась его навязанная роль няньки, но делать было нечего, а дети, растущие в актерских повозках были крайне непоседливы: то кого-нибудь заденет исхудалая лошадь, то поранятся самодельным реквизитом, который, вроде бы, должен быть крепко заперт в одном из родительских сундуков. А так как путешествие из города в город занимало по несколько дней, а то и недель, то было очень тяжело уследить за всеми орущими малышами, к тому же, если учесть, что Кигана на тот момент интересовали совершенно иные вещи.

– Мне придется бросить семью? – юноша сидел за столом, аккуратно сложив руки под голову, темные пряди его непослушных волос спадали ему на лоб, делая его тонкое обветренное лицо еще более выразительным.

– А как иначе? Уж не хочешь ли ты их всех потащить за собой в магистериум? – Стиан, по привычке закинув ноги на стол, перелистывал какой-то толстый словарь, иногда отмечая для себя нечто особо важное.

– Нет, нет, я даже не думал об этом…

– Ну так и решено, – глаза юноши задорно загорелись. – Еще есть парочка дней, чтобы с ними как следует попрощаться, знаешь ли, все эти объятия, слезы и сопли. А потом, я буду ждать тебя в уговоренном месте. Оденься только получше, – он едва окинул взглядом невзрачный наряд своего друга. – Ты, как никак, теперь сын барона Лелозель.

– Мне кажется, в магистериуме сразу обо всем догадаются. А что с нами потом сделают…

– Во-первых, не с нами – а с тобой, – Стиан сделал себе очередную пометку. – А во-вторых, приемной комиссии будет совершенно плевать, Лелозель ли ты, или еще кто. Договоренность есть, есть деньги и есть печать их богатого дома. Тебя примут под его именем, а там в течение года, молодой барон вдруг превратится в Кигана – сына уличного артиста. Никто и не заметит.

Почему-то, когда все это говорил Стиан, то его слова звучали куда увереннее, чем в голове у черноволосого юноши. От нахлынувших мыслей у Кигана разболелась голова.

– А если настоящий барон со своим сыном вдруг приедут? – не унимался он. – Ведь зачем тогда было платить такие большие деньги, и еще вся эта подготовка?

– Барон Лелозель заядлый пьяница, и сынишка недалеко от него ушел. Да, старик хочет для своего отпрыска достойного будущего, поэтому, поняв, что в родных стенах из него ничего толкового не выйдет, то и определил его в магистериум. Правда вот, сын этого не особо желает, – Стиан умело провернул чернильный карандаш в левой руке. – Я хорошо знаком с Юцианом, можно даже сказать, что мы, в некотором роде, лучшие друзья. И я уверяю тебя, он был только счастлив узнать, что ты согласился подменить его на время. Пока барон будет блаженно думать о том, что Юциан занят изучением рун и врачеванием, тот собирается провести незабываемый год в кампании своей щедрой, и весьма миловидной тетушки Аэрин. Только вот…

– Что? Что, только вот? – юноша испуганно вытаращил глаза.

– Юциан мне сказал, что если ты завалишь хотя бы один экзамен будучи под его именем, то ты – труп.

– Я не… Он так и сказал?! Стиан, он и правда так сказал?

Но тот уже заливался озорным смехом, чуть не повалившись со стула, на котором сидел. В те времена Девере вообще умел подолгу и без особой на то причины смеяться, заражая всех окружающих его людей легкой и непринужденной улыбкой.

Киган еще раз поблагодарил заплаканную Индрид, что она доверила ему личный дневник ее покойного мужа. Женщина выглядела чуть смущенной, может быть от записей, которые она там обнаружила, а может быть от самого факта вторжения в жизнь ее любимого человека. Так или иначе, вскоре жрец занял пустующий кабинет, и, едва прикрыв за собой дверь, приготовился к чтению.

Он не стал останавливаться на тех моментах существования Гарри, где тот описывал свои внезапные встречи или же другие радостные события, вроде рождения его первой и единственной дочери. Также Киган пролистывал горькие плаксивые воспоминания об упущенных возможностях и о желаниях, о его первой любви. Возможно, Индрид поэтому не хотела показывать данную тетрадь, ибо ей было неприятно увидеть упоминания о какой-то там Греттель, чье имя с такой нежностью было выведено на желтых засаленных страницах. Но еще неприятнее ей, видимо, знать, что об этом прочитает кто-то другой.

Наконец, Киган дошел до того момента, который показался ему интересным и, возможно, относящимся к тому, что случилось с Гарри потом.

Сорок седьмой день луны:

«Мне сказали, что у той женщины я могу достать парочку работающих рунных камней. Интересно, откуда они у нее? Надо бы съездить в Пилор под каким-нибудь предлогом и проверить».

Пятьдесят девятый день луны:

«Зря я надеялся повстречать там Гретт… Если бы она и правда жила в том пыльном городе, то скорее бы, она вскоре увяла подобно прекрасному дикому цветку. А миссис Крагер… Такие будто сорняки цепляются за любую возможность выжить. Золотой за камень! Я приобрел несколько и теперь собираюсь проверить их. Но не сейчас, как бы мне теперь перестать думать о Гретт…»

Одиннадцатый день луны:

«Эти рунные камни – превосходные! Я отправил в Пилор письмо, но эта заноза не желает мне отвечать. Может нашла другого на них покупателя?»

Двадцать шестой день луны:

«Как славно, разлом оказался именно на востоке. Со мной поедет господин Вилус, но он тот еще простак, надо будет уговорить его задержаться там ненадолго. Кстати говоря, Крагер мне написала ответ. Говорит, что камни еще не готовы. Как это они могут быть не готовы?! По-моему, меня хотят надурить. Приеду – обязательно выясню».

Далее Киган заметил, как поменялся почерк и слова стали более путанными, все, как и говорила Индрид, после пребывания в Пилоре – жрец, кажется, стал вести себя странно.

Тридцать второй день луны:

«Спокойно…ничего не случилось. Ведь так? Рука правда до сих пор болит. И я не знаю куда сбежала эта чертова обманщица. Что за представление она мне устроила?!»

Тридцать третий (зачеркнуто) четвертый день луны:

«Скоро уезжать. Запасы мази на исходе, надо в отчет… Не забыть бы. Шея горит, да и грудь тоже. Теперь я начинаю думать, что это мне не приснилось. Я слышал чей-то голос, а потом крики. Моргрул… Нет, нет. Голова идет кругом. Нужно записать в отчет. Попрошу Вилуса».

Седьмой день луны:

«Завтра в магистериум. Я должен рассказать про камни? Все дело в них? Но… Сегодня мне намного лучше. Кажется, это был просто легкий шок. Я ведь почти перестал видеть…Пыль? (заляпано) В той пещере, энергия будто бы вышла из-под контроля. Беловолосая просила меня их не трогать, а потом… Это был разлом? Мои воспоминания меня подводят. Надо бы выпить».

Восьмой день луны:

«Я не решился рассказать. Да и уже ни к чему. (зачеркнуто) Моя красавица Феррира стала настолько болтливая, что ее не остановить! Может быть стоит оставить службу? Я немного устал. Поговорю об этом сначала с женой. П.С – сны больше не возвращаются».

Киган несколько раз пробежался по этим неровным записям, дублируя себе что-то в блокнот. «И это Индрид хотела от меня скрыть? Вот, черт! Мне необходимо быть внимательнее. Теперь, когда все начинает проясняться». Жрец отложил тетрадь в сторону, впрочем, все еще не сводя с нее глаз. Привычка вести дневники всегда казалась ему слишком странной, но, в каких-то моментах это действительно может оказаться полезным.

«Значит Гарри скупал рунные камни у матери Вица. Я почти что уверен, что это была она. Много ли в восточной столице беловолосых женщин с фамилией Крагер? И по датам все сходится. Ее исчезновение и болезнь непутевого жреца. Выходит, что это неофициальные заряженные камни… Гарри упоминал какую-то пещеру, неужели они все еще могут быть в Пилоре? Много ли жрецов знают об этом секрете? Черт побери!»

Киган, как и все другие служители магистериума, имел только ограниченный доступ к рунным камням. Да, как представителю Высшего Совета, ему полагалось чуть больше привилегий, но он редко пользовался ими: жрец не ставил телепорты без особой на то надобности, не пытался с помощью примитивных рун ускорять процессы экстракции ингредиентов или же их разложение, а если ему и приходилось брать камни для заданий, то не более того, сколько ему действительно могло бы понадобиться. Тем не менее, жрец прекрасно осознавал, что так поступают далеко не все жрецы.

Рунные камни идеально подходят для того, чтобы упростить твою жизнь до максимума. С их помощью, например, можно развести огонь, добыть воду, поднять в воздух какую-нибудь чересчур тяжелую вещь. При использовании же более сложных рун, ты можешь скрыться от нежелательных глаз, чтобы, предположим, украсть чужой кошелек или же даже кого-то убить. Киган не хотел думать о том, для чего могут понадобиться рунные камни столь лживым жрецам. Если бы он узнал, что какой-то уличный торговец продает заряженную энергию, то Киган бы в тот же миг обратился в магистериум. Гарри же решил промолчать, но где он теперь?

«С ними что-то произошло в той пещере. Женщина говорила ему, будто бы камни еще не готовы. Но жрец не послушал ее. И в итоге, там появился…разлом? Странно, что Гарри использовал именно это слово. Хотя он также упоминает Пыль. Пыль вышла из камня или из разлома? Почему Гарри вообще ее начал видеть? А эти символы, они появились в какой момент? Выходит, что почти сразу, так как Гарри упоминает про жжение в районе шеи и груди. Но откуда там, черт возьми, взяться Моргрулу?!»

– Господин жрец, – дверь слегка приоткрылась и Индрид боязливо заглянула в комнату, так, будто бы это был и не ее дом вовсе.

– Да? Я скоро закончу, – чуть с раздражением ответил Киган, прервавшись от своих мыслей.

– Я просила его подождать, но он говорит, что лучше бы передать письмо вам лично, раз уж вы все равно здесь.

– Кто говорит? – жрец поднялся, распрямив подол своей изумрудной мантии. – В чем дело?

Индрид тут же покраснела словно ее отчитали за какой-то дурной проступок. Она отступила в сторону, давая пройти невысокому почтальону, на нем также красовалась мантия магистериума с прикрепленной к ней деревянной брошкой. Столь малополезные жрецы частенько занимались подобными поручениями, такими, как например доставлять письма их более удачливым коллегам, естественно, если у них не было иных неотложных дел.

– Господин Киган, такая честь, – начал было он, но тот лишь махнул рукой, приказывая ему замолчать и поскорей переходить к делу. – Вам срочное письмо с магистериума. Недавно стало известно, что, – почтальон с недоверием покосился на стоящую в дверях женщину, но Киган велел ему продолжать. – Вас требует к себе Высший Совет. Слушание состоится завтра вечером, и магистериум выразил свое желание, чтобы все девять членов Совета присутствовали на этом собрании.

– Все девять? – Киган забрал запечатанное письмо из протянутой руки жреца. – Я буду там к завтрашнему утру. Можешь направить ответ от моего имени, а после, мой ученик Свейн обо всем позаботится.

Почтальон что-то вяло пробормотал, доставая из сумки чистые свернутые листы. Индрид, снедаемая любопытством, все же была вынуждена покинуть комнату, так как ее малютку дочь нельзя было оставлять одну без присмотра. Киган же все это время не мог отвести взгляд от строчек, что были аккуратно выведены чернильным карандашом. И с каждой новой секундой на сердце у него становилось все более неспокойно.

«Что же ты натворил, Стиан, на этот раз?»