Текст книги "Смерть дикаря"

Автор книги: Понсон дю Террайль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Граф Артов оставил Октава ошеломленным происшедшею сценой и опять помчался к заставе «Звезда».

Здесь он остановился, соскочил с лошади, отдал ее своему кучеру и сел в первый попавшийся ему наемный купе.

– Вернэльская улица! – крикнул он кучеру. – Отель де Шамери…

Граф желал видеть Фабьена, вспомнив про то, что накануне тот сжег записку Роллана де Клэ.

А если Фабьен поступил таким образом, то это ясно указывало на то, что он посвящен в тайны Роллана.

Поступок Роллана, конверт, рассказ Октава – все это сложилось так вместе, что могло убедить самого недоверчивого человека, а в душе графа все еще шевелилось сомнение, до такой степени он любил свою жену и веровал в нее… до такой степени чистою и благородною она казалась ему еще вчера… Но сомнение графа было непродолжительно. Он понял, что виконт Фабьен д'Асмолль скажет ему всю правду, если он вынудит его к тому, и поэтому-то и отправился к нему.

Фабьен спокойно писал письмо, когда граф явился к нему, как снег на голову.

– Любезный граф, вас ли я вижу? – проговорил Фабьен, догадавшись по его бледности, что случилось что-нибудь особенное.

– Я к вам по делу…– ответил ему граф.

Фабьен подвинул ему стул и не заметил даже, что граф не подал ему руки.

– Любезный виконт! – начал граф, не садясь на предложенный ему стул. – Вы, кажется, очень дружны с господином де Клэ?

– Пожалуй, да, а пожалуй, и нет, – ответил Фабьен, слегка вздрогнув, – собственно говоря, наши отцы были друзьями, а я обещал только его дяде-опекуну наблюдать за ним…

– Мы ведь с вами дружны уже семь лет… не так ли?

– Совершенно верно, любезный граф.

– Вы серьезно ведь были моим другом?

– Сколько мне кажется, я и теперь не переменился… Но, – добавил Фабьен, улыбаясь, – к чему этот церемонный тон, мой милый граф?

– То есть вы хотите сказать – торжественный?

– Пожалуй, хоть и так.

– Дело в том, что завтра в это же время один из ваших друзей – я или господин де Клэ – будет убит.

Фабьен вскочил со стула.

– Вы, кажется, сошли с ума? – сказал он.

– Любезный виконт, я задам вам теперь один серьезный и очень важный для меня вопрос и именем нашей дружбы попрошу вас ответить на него.

– Извольте, граф.

– Третьего дня Роллан де Клэ получил в клубе письмо.

– Да.

– И показал это письмо вашему шурину маркизу де Шамери.

– Это верно.

– Затем вы вырвали его из рук де Клэ…

– И это все правда.

– И сожгли.

Фабьен утвердительно кивнул головой.

– Зачем же вы сожгли его?

Этот вопрос был сделан графом каким-то странным, отрывистым голосом.

– Очень просто – оттого, что Роллан – фат, – ответил Фабьен, доведенный до крайности.

– Гм, это ведь не ответ на мой вопрос, – заметил граф.

– Ну, так потому, что Роллан компрометировал женщину…

– Позвольте заметить вам, что если бы эта женщина была неизвестна вам…

– Вы хотите сказать, что я бы не поступил так?..

– Ну да…

– Положим, что вы и правы.

– Но эту женщину знаете не только вы, но и многие из этих господ – между прочим, и господин Октав…

– Все это очень немудрено, право, Роллан не умеет хранить своих тайн.

– Так согласитесь же, что вы сожгли эту записку не без причины, так как вы находились между людьми, посвященными в эту тайну.

Фабьен не предвидел этого страшного и неоспоримого по логике аргумента; он смутился и не отвечал.

– Вами руководила другая, более уважительная причина, – продолжал граф, – то есть между вами находился муж этой женщины… Виконт, заклинаю вас честью, отвечайте мне!

– Вы правы, – пробормотал почти уничтоженный Фабьен.

– После вашего отъезда я остался у карточного стола. Под этим столом я нашел конверт, в котором господин де Клэ получил это письмо. Я поднял его и узнал почерк моей жены.

Фабьен молчал.

– Я сейчас же воротился домой и показал конверт своей жене. Она вскрикнула от изумления, и этот крик был настолько искренен, что я подумал, что де Клэ – подлец и что он подделался под ее почерк.

– Это опять-таки очень немудрено, – сказал Фабьен, надеясь, что у графа не было других доказательств виновности его жены.

– Позвольте… позвольте, я еще не закончил… жена предложила мне пригласить г. де Клэ, и вы вместе с ним провели у меня этот вечер…

– Я, право, не заметил ни одного слова и ни одного даже взгляда…

– Погодите, погодите…– перебил его граф и рассказал ему в нескольких словах все то, что он только что слышал и что за тем последовало.

Во время этого рассказа он смотрел на Фабьена проницательным, испытующим взглядом, как бы желая проникнуть в сокровенную глубь его мыслей.

У виконта д'Асмолля выступил на лбу холодный пот.

– На свете нет ничего невозможного, – добавил граф, – возможна всегда и ошибка, несмотря даже на очевидность фактов… Но я вспомнил ваш поступок, и непобедимое желание узнать наконец истину вынудило меня ехать к вам…

– Неужели же я должен сказать ее вам?

– Иначе я сейчас же еду к де Клэ и убью его.

– Но, граф!..

– Если же вы подтвердите, что моя жена виновна, я вызову его на дуэль и убью его честно. Если же вы скажете мне, что она невинна, я поверю вам на слово.

Виконт д'Асмолль сидел как на иголках.

– Ну, что же вы молчите? Фабьен глубоко вздохнул.

– Пошлите ваших секундантов к Роллану, – чуть слышно прошептал он.

Граф вздохнул и зашатался.

Эти слова этого честного человека произвели на него действие громового удара, но он почти сейчас же оправился и сказал:

– Хорошо, я вам верю… А у вас есть доказательства?

– К несчастию!..

– Вы видели графиню у Роллана?

– Да.

Это последнее слово Фабьен произнес чуть слышно и глухим голосом.

В это самое время вошел Рокамболь.

Присутствие его становилось здесь больше чем необходимым; оно придавало бодрости Фабьену, который, несмотря на свое нравственное мужество, уже начинал падать духом.

У графа Артова достало еще силы воли протянуть руку вошедшему маркизу.

– Здравствуйте, – сказал он при этом слегка дрожащим голосом.

– Любезный виконт, – продолжал он затем, обращаясь к Фабьену, – вы всегда были мне другом и сейчас доказали мне, что ваши чувства не изменились.

– О, как теперь, так будет и всегда! – проговорил Фабьен.

– Ну, так докажите же мне на деле это…

– Чем?

– Я не попрошу вас, конечно, быть секундантом вашего друга!..

– Прежнего, граф, а теперь я его презираю.

– Нет, я прошу у вас более простой услуги. Мне просто не хочется возвращаться сегодня домой – позвольте мне пробыть до завтра у вас.

– Располагайте моим домом, граф, – сказал Рокамболь.

Тогда граф сел и написал своей жене следующее письмо:

«Графиня!

Вчера и даже сегодня час назад я все еще сомневался… Теперь же сомнение невозможно для меня. Завтра я дерусь с Ролланом де Клэ и надеюсь убить его.

Через час после того я уеду из Франции, если не убьют меня самого… но я не хочу погибнуть от его руки. Я вас любил и прощаю вас.

Граф Артов».

Написав эту записку, граф запечатал ее и сказал виконту д'Асмоллю:

– Я оставлю вас ненадолго, мой друг, до свидания… Прощайте, маркиз.

И граф вышел, спокойный по наружности, но с разбитым сердцем.

– Куда прикажете везти? – спросил его извозчик, когда он сел в наемный фиакр.

– Прованская улица! – крикнул граф.

Роллан де Клэ сидел дома. В это утро он получил от Ребекки записку следующего содержания:

«Вы вчера были просто восхитительны, и я награжу вас за это. На всякий случай не уходите из дому до пяти часов, может быть, я успею вырваться хоть на минутку от своего тирана и побывать у вас».

Роллан, повинуясь этому приказанию, отослал даже своего камердинера, чтобы быть совершенно наедине с нею, если она приедет.

В половине второго раздался звонок.

– Это она!.. – проговорил Роллан, вздрогнув, и побежал отворять, но, отперев дверь, он невольно отшатнулся, у него потемнело в глазах… Это была не она, а он… Он, муж – страшный граф Артов.

– Милостивый государь! – сказал ему граф. – Мне нужно сказать вам несколько таких слов, которые я нахожу неудобным говорить здесь на пороге, а потому я прошу позволения войти к вам.

И, сказав это, граф прямо прошел в гостиную Роллана и сел.

Де Клэ последовал за ним и тоже сел. Он уже не сомневался, что граф все знал. Роллан горделиво поклонился графу и сказал:

– Чему обязан я чести вашего посещения, граф?

– Я все знаю…

Фат поклонился опять.

– Я к вашим услугам, – сказал он.

– Очень хорошо.

– И согласен на все ваши условия…

– Сначала пистолет, а потом шпага; вы, конечно, понимаете, что мы будем драться насмерть.

– Это как вам будет угодно.

– Завтра в восемь часов утра.

– Где?

– О, разумеется, не в Булонском лесу! Она, пожалуй, явится туда и разыграет трогательную сцену. Мы будем драться в Венсене, у Тронной заставы.

– Я буду там с моими секундантами, – ответил Роллан.

– Прощайте, милостивый государь, до завтра! – сказал граф с ужасающим хладнокровием.

Роллан любезно проводил его до лестницы.

Тут они обменялись еще раз взглядами и поклонами.

Роллан, нужно отдать ему справедливость, вел себя вполне прилично и достойно на этом свидании, он находил поступок графа чрезвычайно логичным и основательным и не подумал увертываться. Так как граф знал все, то драться было необходимо.

Но Роллан обладал только одним хорошим качеством – храбростью, а когда прошел первый момент его изумления и смущения, то он увидел в вызове графа только одно средство еще больше возвыситься в глазах своих приятелей-молокососов, которые и без того уже приходили в удивление от его успехов.

Дуэль с графом Артовым придавала ему весу, и ему ни на минуту не приходило в голову, что граф может убить его.

Под влиянием какой-то лихорадочной радости он написал Октаву письмо и сообщил ему о предстоящей дуэли с графом, которая происходит из-за того, что сильная любовь к нему графини Артовой скомпрометировала ее мужа.

Одним словом, одна эта записка заслуживала уже поединка.

Граф Артов отправился от Роллана де Клэ к герцогу де Шато-Мальи.

– Я пришел просить вас об одной услуге, – сказал он ему.

– Приказывайте, граф.

– Завтра я дерусь на дуэли.

– Вы?!

– Я. Хотите быть моим секундантом?

– Конечно… только…

– Вы желаете знать причину дуэли?

– Именно… дуэль такая печальная вещь! Граф грустно улыбнулся.

– Я выхожу на дуэль, – сказал он, – потому что еще вчера был одним из счастливейших людей, а сегодня стал несчастнейшим.

– Боже мой, что вы говорите?

– Ничего, я любил, а меня не любили. Я предполагал, что раскаяние создает иногда ангелов, а теперь убедился в том, что порочность, обращенная на одно мгновение на путь истинный, рано или поздно возвращается к прежнему… вот и все!..

– Но… возможно ли это?.. Боже мой, возможно ли это?.. Графиня!..

– Не говорите мне о ней, – перебил его глухо граф Артов. – Она умерла для меня!..

Пока совершались события, рассказанные нами, – иная сцена, не менее драматичная и раздирающая сердце, происходила в Пепиньерской улице, в отеле графа Артова. Читатель помнит, что граф уехал из дому верхом после завтрака.

В эти два дня, по своем возвращении, граф, француз душою и характером, не мог насытиться своим Парижем. Еще накануне его не было дома с самого утра и до обеда, а в этот день Баккара сказала ему, улыбаясь:

– Поезжай, дружочек, я увольняю тебя до обеда.

И, сказав это, сама графиня уехала также за покупками.

Она воротилась в три часа и узнала, что граф отослал свою лошадь и взял извозчичий купе. Это обстоятельство показалось ей несколько странным, но все-таки она не придавала ему большой важности.

Через час пришло письмо не от графа Артова, а от Роллана де Клэ.

Роллан, прождав понапрасну до пяти часов, написал графине следующее послание:

«Мой милый ангел!

Я целый день дожидаюсь вас, и один только страх найти вас мертвою не допускает меня бежать к вам.

Завтра мы будем драться… и надейтесь, что у меня достанет мужества победить своего врага для того, чтобы защищать вас… Ради Бога напишите хоть одно слово!

Роллан де Клэ».

Письмо это принес камердинер Роллана.

Баккара взглянула на адрес и очень удивилась, что он написан не рукою сестры, от которой она ждала письмо. Она хотела распечатать письмо, когда на дворе послышался стук въезжавшего экипажа. Думая, что это муж, графиня подбежала к окну и с изумлением увидела купе сестры, из которого вышла Сериза (мы будем называть так с этого времени Вишню).

– Что с ней?.. – подумала Баккара. – Не с ума ли она сошла?

И, все еще не распечатывая письма, она побежала навстречу Серизе Роллан. Сестры поцеловались.

– Иди-ка сюда, моя милая ветреница, – сказала Баккара, – и пишет, и приезжает ко мне в одно и то же время!..

– Что? Я не писала…– ответила удивленная Сериза.

– Ну, а это что? – спросила Баккара, взяв с камина письмо.

Сериза пожала плечами.

Баккара проворно сломала печать и, взглянув на подпись, прочитала:

«Роллан де Клэ».

Удивляясь все больше и больше, она прочитала первую страницу и внезапно побледнела.

– Боже! – прошептала она. – Уж не сон ли это? Письмо выпало у нее из рук. Сериза подняла его, в свою очередь прочитала и прошептала:

– Это непонятная вещь!..

Сестры переглянулись, но, наконец, Баккара вскрикнула:

– Да ведь я почти и не знаю этого господина!..

– Ах! – проговорила Сериза. – Я тебе вполне верю, он, должно быть, просто сумасшедший… Кто же вызвал его и с кем он будет драться?..

– Я схожу просто с ума! – воскликнула графиня вне себя.

Но в эту самую минуту отворилась дверь, и лакей подал графине письмо, принесенное уличным комиссионером.

– От его сиятельства! – доложил человек, узнав почерк своего барина.

Баккара взяла его дрожащей рукой, прочитала и с громким воплем грохнулась на пол.

Через полчаса она пришла в себя.

– Боже! – говорила бедная молодая женщина. – Пойдем… пойдем к этому господину, я должна его видеть… должна… о мой Станислав!.. Этот негодяй осмелился подделаться под мой почерк… Боже! Боже!..

И графиня, едва держась на ногах, села с сестрой в карету и приказала кучеру:

– В Прованскую улицу – гони как можно скорее.

Доехав до квартиры Роллана де Клэ, Баккара осталась в карете и попросила свою сестру повидаться с этим негодяем, который осмеливался так нагло клеветать на нее.

Роллан де Клэ принял Серизу, и когда та сказала ему, что ее уполномочила ее сестра Баккара узнать, что значит его письмо к ней, то он начал уверять ее, что она, вероятно, не посвящена своей сестрой в их взаимные отношения с ним, и рассказал ей при этом, как мнимая Баккара принимала его в Пасси и как она была даже два раза у него.

Сериза вскрикнула и бросилась к своей сестре.

То, что она передала ей, придало особенную энергию Баккара, она выскочила из кареты и проворно взбежала вслед за Серизой в квартиру Роллана де Клэ.

Увидя графиню, Роллан бросился к ней и хотел ее обнять.

– Ах, Луиза! – вскричал он. – Дорогая Луиза!.. Баккара с негодованием оттолкнула его.

– Прочь! – вскрикнула она. – Вы подлец или сумасшедший… Вы никогда не имели права называть меня Луизой.

Но Роллан хладнокровно заметил ей, что она совершенно напрасно отказывается от того, что было.

Сколько ни говорила Баккара, в каком она ни была отчаянии, но Роллан де Клэ, пораженный ее тождественным сходством с Ребеккой, продолжал настаивать, что он принимал ее у себя.

Баккара упала без чувств.

Ее отнесли в карету, а Вишня взяла слово, что он придет вечером к ним для того, чтобы разъяснить ту тайну, которая скрывается в этом деле.

– Приду, – ответил Роллан, начинавший думать, не сошел ли и он с ума.

Через несколько минут после отъезда Баккара от Роллана де Клэ к нему приехал мнимый маркиз де Шамери.

Роллан сидел на диване и имел вид совершенно уничтоженного человека.

– Любезный друг, – сказал маркиз де Шамери, делая вид, что приписывает совсем другой причине упадок духа Роллана, – я все узнал: графу Артову все известно, и он приходил к вам с вызовом.

– Да это еще не то! – ответил ему Роллан и рассказал все, что произошло у него с Баккара.

Рокамболь слушал хладнокровно до конца, не перебивая Роллана, потом посмотрел на него, улыбаясь, и сказал:

– Вы еще очень молоды, мой милый, и у вас недостает проницательности и опыта… Вы не знаете женщин.

– Но…

– Я хочу сказать, что графиня с сестрой очень ловкие особы и что они обманули вас, доведя вас до отчаяния, уверяя, что вы принимали за Баккара какую-то другую женщину.

– Обманули… меня?

– Ну да.

– Да… мнимой графини Артовой нет и быть не может, так как подобное сходство немыслимо между двумя женщинами.

– Ну, а домик в Пасси?

– Да почему вы знаете, что это было в Пасси, а не в отеле, ведь вас, вы сами же говорили, возили в карете с матовыми стеклами.

Все это окончательно сбило с толку Роллана де Клэ.

– Так пусть же графиня и ее сестрица ждут меня, сколько им угодно, – воскликнул он, – я ненавижу, презираю их и буду завтра же драться с графом.

– Только защищайтесь хорошенько!

– Будьте покойны.

Они простились, маркиз уехал домой, а Роллан написал Серизе, что он не будет у них, потому что хорошо понял, какую с ним хотели сыграть комедию.

После этого он отправился в клуб.

От Роллана де Клэ Рокамболь возвратился домой и отправился прямо к своему зятю.

Он застал его с графом Артовым, который писал в кабинете виконта какие-то письма.

Он писал в продолжение целого часа и лишь затем повернулся к Фабьену со словами:

– Милый друг, вы позволите мне назначить вас своим душеприказчиком?

– К чему это? – спросил изумленный Фабьен.

– Меня могут убить…

– Перестаньте, пожалуйста!.. Провидение не допустит подобной несправедливости…

– Все равно, – перебил граф.

– Послушайте, граф, вы все еще любите эту женщину…

– Правда.

– И если вас не убьют…

– Я сам застрелюсь.

– Это будет безумием.

– Я сейчас сделал завещание, – сказал граф со вздохом. – У меня два различных состояния: одно на родине – наследственное; другое состоит в собственности, приобретенной мною во Франции, и заключается в шестидесяти тысячах ливров дохода. Последнее я и хочу доверить вам.

– Но…

– Я знаю, что вы хотите сказать. Но я имею твердое намерение умереть. Все мое счастье, вся жизнь моя заключались в ней, ее одну любил я, и в моем сердце нет больше места для другой привязанности.

– Конечно, теперь не время напоминать вам о других чувствах иначе, как только сказать: есть мужество и в решимости жить, когда жизнь тягостна…

– Вот этого-то мужества у меня и нет. Мне не нужно убивать себя: я уже умер.

Фабьен вздрогнул и понял, что всякое утешение будет бесполезно.

– Извольте, – сказал он, – я исполню ваше желание.

– Вы согласны сделаться моим душеприказчиком?

– Да.

– Я оставляю здесь бумаги и завещание… Если завтра…

В это время вошел Рокамболь.

Появление его помешало разыграться чувствительной и раздирающей сердце сцене между графом и Фабьеном.

Граф Артов почувствовал, наконец, что силы изменяют ему… В минуту появления Рокамболя у него готовы уже были брызнуть слезы.

– Граф, – сказал мнимый маркиз, – я приготовил вам комнату рядом с моей спальней.

– Благодарю вас, маркиз.

– А так как моя сестра не знает еще о вашем присутствии, то вы потрудитесь пройти прямо на мою половину, во второй этаж.

– С удовольствием.

– Теперь шесть часов; Фабьен отправится к своей жене обедать.

И Рокамболь встал и провел графа по черной лестнице во второй этаж, который он занимал весь.

Граф вошел за ним в маленькую гостиную, где стоял накрытый стол.

– Вы будете обедать? – спросил Рокамболь.

– О, нет, – отвечал граф с грустною улыбкою, – мне не хочется ни есть, ни пить.

– Верю, но вам завтра предстоит дуэль, и я не советовал бы вам драться с пустым желудком.

– Правда, – прошептал граф и принужденно сел к столу.

Он пил довольно много, так что после обеда даже несколько забылся.

– Позвольте мне дать вам совет, – сказал Рокамболь. – Какой?

– Не пейте кофе, а выпейте лучше стакан старой настойки.

– Зачем?

– Она придает сон, а вам он необходим.

– Может быть, – сказал граф рассеянно.

– Когда я служил в Индийской компании, – продолжал Рокамболь, – я часто дрался на дуэли и всегда имел скверную привычку просиживать целую ночь накануне дуэли за картами.

– А!

– Всегда являлся на бой изнуренным, и, благодаря этому, два раза меня чуть не убили.

– Какая неосторожность.

– Вы, конечно, не проведете ночь за картами, но при вашем душевном состоянии вы, очевидно, не сможете уснуть, а поэтому вам должно прибегнуть к наркотическим средствам… Потому что вы, наверное, не желаете, чтобы Роллан убил вас.

– Вы правы, – сказал граф, – дайте мне усыпительного.

– Вот, – сказал Рокамболь, взяв бутылку с прозрачною жидкостью, – хотите, я приготовлю вам усыпительное собственного изобретения?

– Вашего собственного?

– Да, смесь вишневки со старым голландским кюрасо.

– И я усну от этого? – спросил граф.

– Как нельзя лучше.

Говоря это, Рокамболь налил вишневки в рюмку и дополнил ее жидкостью из другой бутылки. Он взглянул на часы и подумал:

– Двадцать четыре часа… да… теперь семь часов вечера, а граф дерется с Ролланом в семь часов утра.

Граф выпил рюмку одним залпом.

– Бррр… как горько! – сказал он.

– Неужели?

– Попробуйте.

– О! – сказал Рокамболь, смеясь. – Я не хочу спать, мне нужно многое сегодня сделать.

В восемь часов граф Артов вышел из-за стола, спотыкаясь.

Рокамболь позвонил.

– Проводите графа в его комнату! – сказал он вошедшему слуге.

– Как у меня тяжела голова, – сказал граф, проведя рукой по лбу, – прощайте, маркиз, доброго вечера!

– Доброго вечера, граф.

Рокамболь, проводив его до дверей, отправился к сэру Вильямсу.

Он подробно рассказал ему обо всем случившемся.

– Уверен ли ты, дядюшка, – спросил он, – что довольно двадцати четырех часов?

– Да, – кивнул сэр Вильямс.

– Граф, наверное, убьет Роллана.

– Я в этом почти уверен и вполне убежден, что все случится, как я и сказал, – написал сэр Вильямс.

Сериза привезла к себе сестру, чуть живую и обезумевшую от горя.

Леона Роллана не было дома. Воротясь домой в десять часов, он нашел Баккара лежащей в постели его жены, в сильной горячке, так что она не узнала его.

Сериза со слезами на глазах рассказала мужу обо всем случившемся и показала ему письмо графа Артова к жене.

– О, я найду его, – сказал Леон, – и постараюсь его вразумить. Надо непременно отыскать ту женщину, которая так похожа на нее.

В это время принесли письмо Роллана де Клэ. Прочитав письмо, Сериза вскрикнула.

– Негодяй! – прошептала она.

Она ждала Роллана, она надеялась, что теперь окончательно его убедит в существовании двойника Баккара.

– Все потеряно! – проговорила она. – Граф выйдет на дуэль.

– Нет, – вскричал Леон, – я сейчас пойду к Роллану де Клэ и привезу его насильно!

Он тотчас же отправился в Прованскую улицу.

– Барина нет дома, – сказал лакей, отворивший Леону дверь.

– Куда он ушел?

– Не знаю.

– Когда придет?

– Тоже не знаю.

– Так я его подожду.

Лакей провел Леона в гостиную, зажег свечи и удалился.

В томительном ожидании он просидел всю ночь: стало уже светать; Роллан все не возвращался.

Тогда Леону пришло в голову, что если Роллан не идет, то, по всей вероятности, дуэль расстроилась; и он побежал в отель графа Артова.

Но и графа не было дома.

Роллан ушел из дому вскоре после ухода Рокамболя и отправился в клуб, надеясь прийти туда раньше Октава, чтоб не допустить разглашения предстоящей дуэли.

* * *

Но Октав, под впечатлением утренней встречи с графом Артовым, повиновался запрещению его – выходить из дому. Приятель, присутствовавший при этой встрече, гакже не явился, и, следовательно, никто из членов не знал о случившемся.

Прождав напрасно около трех часов, Роллан, крайне раздосадованный равнодушием Октава, решился отправиться к нему на дом.

Октав лежал у себя на диване, одетый в туфли, халат и ермолку.

– Что это, – вскричал Роллан, остановясь на пороге, – ты с ума сошел!

– Почему это тебе кажется?

– Ты разве не получил моего письма?

– Получил.

– Ну?

– Я написал к Б.

– И он не пришел?

– Нет, приходил: завтра он заедет за мной в шестом часу.

– Твое равнодушие меня положительно удивляет: ты преспокойнейшим образом сидишь дома, когда завтра мне предстоит дуэль.

– Потому что я нахожусь под домашним арестом.

– Кто же тебя арестовал, блондинка или брюнетка? – насмешливо спросил Роллан.

– Господин, который завтра убьет тебя.

Он рассказал Роллану свою нечаянную встречу с графом Артовым и нисколько не скрыл свое впечатление страха.

– Знаешь, что я тебе посоветую? – проговорил наконец Октав.

– Что?

– Ночуй сегодня у меня.

– Это зачем?

– Графиня, пожалуй, опять приедет к тебе сегодня вечером или завтра утром, хоть ради того только, чтобы помешать дуэли.

Октав позвонил, велел приготовить Роллану постель и разбудить себя в пять часов.

Роллан спал очень плохо.

Лакей в точности исполнил приказание своего господина, разбудив его ровно в пять часов.

Маркиз де Б. точно приехал в назначенный час, принеся с собой две шпаги и ящик с пистолетами.

* * *

Октав велел заложить карету, и ровно в половине седьмого молодые люди приехали к Тронной заставе, на место дуэли.

Карета герцога де Шато-Мальи стояла уже у таможенной будки.

За час перед тем Рокамболь едва добудился графа Артова.

Граф чувствовал себя крайне изнуренным; глаза его принимали уже бессмысленное выражение.

Граф скоро оделся и вместе с Рокамболем сел в купе.

Как только экипаж повернул за угол, Рокамболь вышел из него, сел на верховую лошадь и во весь опор помчался в Сюренскую улицу.

Спустя несколько минут он вышел из своего мезонина кучером, в ливрее лакея герцога де Шато-Мальи.

В это время граф приехал к герцогу де Шато-Мальи.

– Представьте, – сказал граф, – сейчас, въезжая в ваш двор, я забыл, зачем к вам еду. Но теперь поедемте, мне хочется скорей убить Роллана де Клэ.

– Бедняжка, – подумал герцог, взглянув на бессмысленное лицо графа, – горе помрачило ему рассудок.

В это время вошел Цампа.

– Ваше сиятельство, – обратился он к герцогу, – сегодня ночью ваш кучер сильно заболел и прислал на свое место английского кучера, служившего у лорда К.

– Хорошо, – отвечал герцог.

– Нам пора ехать, господа, – обратился он к графу и секунданту, гвардейскому офицеру.

Они сели в карету, и Рокамболь погнал лошадей с ловкостью и умением опытного кучера.

Они первые приехали на место, но вскоре приехал и Роллан.

Граф Артов был всю дорогу необыкновенно весел, но, выйдя из кареты, он сразу впал в какое-то мрачное оцепенение. Затем твердою поступью подошел прямо к Роллану, стоявшему между своими секундантами, и измерил его взглядом с головы до ног.

– Милостивый государь, – обратился он к нему, – вы должны меня выслушать, ибо от этого зависит честь вашей жены…

– Моей жены! – воскликнул изумленный Роллан.

– Я оклеветал вашу супругу, простите меня… Ваше сиятельство, – продолжал граф, и глаза его засверкали каким-то странным блеском, – меня зовут Ролланом де Клэ, вас – графом Артовым… мы оба дворяне и…

– Вы с ума сошли, – проговорил изумленный Роллан.

– О, простите меня! Я оскорбил прекрасную и благородную Баккара… но на коленях умоляю вас о прощении.

И граф опустился перед Ролланом на колени. Все присутствовавшие вскрикнули в один голос:

– Он помешался!

– Милостивый государь, – обратился к Роллану герцог де Шато-Мальи, – перед вами на коленях стоит уже не граф Артов, которого честь вы попрали ногами, – а сумасшедший, потерявший рассудок от любви к своей жене!..

Спустя после этого несколько часов Рокамболь рассказал сэру Вильямсу обо всем случившемся.

– Я сделал все по твоему желанию, – прибавил Рокамболь, – но скажи мне, какая нам польза от помешательства графа Артова?

Сэр Вильямс написал:

«Доктора предпишут графу путешествие, Баккара уедет с ним, и мы можем тогда беспрепятственно заняться герцогом де Шато-Мальи».

Спустя три дня после несостоявшейся дуэли герцог де Шато-Мальи получил следующее письмо от Баккара:

«Любезный герцог!

Не знаю, считаете ли вы меня виновной или нет, но во всяком случае – вы добрый, честный, благородный человек. Мое земное счастье погибло, но я хочу, чтобы вы были счастливы – чтобы вы женились на Концепчьоне.

Мы завтра уезжаем. Доктор 3. полагает, что сумасшествие моего бедного Станислава может излечить горный, швейцарский климат. О, если б это сбылось!.. Во всяком случае любовь моего Станислава для меня потеряна навсегда.

Перед отъездом я должна рассказать вам, что я сделала и на что надеюсь.

Сегодня я получила письмо от вашего родственника, уланского полковника.

«Любезная графиня!

Посланный ваш привез мне письма от вас и герцога де Шато-Мальи. Посылаю в Париж курьера с моим ответом. Курьер ваш скоро явится к вам с письмом и бумагами, имеющими для вас такую большую важность. Усердно кланяюсь графу и целую ваши ручки.

Шевалье де Шато-Мальи».

Итак, любезный герцог, через несколько дней вы получите бумаги, которые сделают вас мужем Концепчьоны. Герцог в Испании; он не знает еще о постигшем меня несчастии; я написала ему, возобновив за вас предложение его дочери.

Теперь все зависит от вас.

Прощайте, мой друг, и не отталкивайте моего искреннего к вам расположения.

Графиня Артова».

– Бедняжка! – пробормотал герцог по прочтении письма. – Не знаю почему, но я почти уверен, что она невиновна.

Герцог положил письмо на камин за часы.

Цампа заметил это, и как только барин его ушел, он не замедлил прочесть письмо графини Артовой, списать его и копию положить в карман.

Спустя час эта копия находилась уже в руках Рокамболя.

Одновременно с ним он получил письмо из Испании от Концепчьоны, в котором она его извещала, что через четыре дня они приедут в Париж и что после смерти дона Педро и дона Хозе герцог предоставил ей полную свободу в выборе мужа, хотя отчасти жалеет, что отказал герцогу де Шато-Мальи. Она в самых нежных выражениях открылась ему в нетерпении скорей увидеть его.

«Верьте мне так же, как я верю вам. Ваша Концепчьона.

P. S. Восемнадцатого числа, в одиннадцать часов вечера, на бульваре Инвалидов… знаете?»

Так кончила она свое письмо.

Прочитав копию письма графини Артовой, Рокамболь сильно задумался.

– Черт возьми! – пробормотал он. – Баккара известила герцога де Салландрера, что де Шато-Мальи из его рода, что он ждет бумаг и проч. Одним словом, если герцог получит это письмо, – я погиб.

Приказав Цампе прийти в восемь вечера, Рокамболь переоделся и отправился к своему наставнику.

На дороге он встретил толстяка с седыми волосами, в изношенном платье. Рокамболь взглянул на него и невольно вздрогнул: это был Вантюр.

– А не худо бы возобновить знакомство с старинным приятелем, – подумал Рокамболь.

Спустя минуту он вышел из купе, приказал кучеру ехать домой, а сам пошел пешком – чтобы не потерять из виду Вантюра и узнать, где он живет.

Рокамболь издали следил за своим старинным и, как видно, прогоревшим приятелем, который, пройдя бульвары, Монмартрское предместье, поворотил направо, в улицу Рош-Шуар, вышел за заставу и на площади Бэлом скрылся в сыром и грязном коридоре двухэтажного дома.