Текст книги "Прекрасна и очень несчастна, или Кто кинул маленькую принцессу"

Автор книги: Полина Раевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава третья
Узница замка слез

Раневская со всеми своими домашними и огромным багажом приезжает на вокзал.

– Жалко, что мы не захватили пианино, – говорит Фаина Георгиевна.

– Неостроумно, – замечает кто-то из сопровождавших.

– Действительно, неостроумно, – вздыхает Раневская. – Дело в том, что на пианино я оставила все билеты.

– Ленка, ты где? Я тебе звоню, звоню, а ты не отвечаешь, – голос любимой подруги выдавал ее тревогу, в ответ на что мое сердце предательски сжалось.

– Ларис, тут такое… Такое, – я наконец-то разревелась, только сейчас до конца осознав случившееся. Как скоро свижусь я теперь с родным человеком? Что ждет меня впереди?

– Маленькая, – грубо ворвался в мои мысли охранник. – Не тяни резину, тут тебе не переговорный пункт.

Я шмыгнула носом и затараторила, стремясь передать Ларисе как можно больше информации за отведенное мне на звонок короткое время.

– В общем, Ларис, объяснять особо некогда. Я в тюрьме. Вернее, пока в СИЗО, но хрен редьки не слаще, сама понимаешь. И мне срочно нужна одежда. Привези мне пару спортивных костюмов, кроссовки и белье – несколько смен. Много не бери – отберут все равно, и выбери что попроще – я не собираюсь дразнить местную публику. Ты меня поняла?

– Как в тюрьме? Ленка, что случилось? Ты о чем вообще? Какие костюмы? Какое белье? – Лариса сорвалась на крик. Только ее истерики мне не хватало. Тут бы со своими эмоциями совладать.

– Слушай, давай все это потом обсудим, ладно? Мне разрешили только один звонок и то недолгий. Ты все поняла? Записывай адрес.

Дальнейшее происходило словно во сне. Меня раздели, забрали платье, выдав тюремную одежду, не полосатую пижаму, а темно-синий холщовый комплект, состоящий из прямой юбки и рубахи, провели санобработку, так здесь называется обычное посещение душа, и препроводили в лазарет. Старенький доктор неспешно и равнодушно опросил меня о наличии инфекционных и хронических заболеваний, заполнил какую-то форму и дал мне в ней расписаться. Он даже не удосужился провести личный осмотр.

Да уж! Первые часы тюремного заключения вышли довольно насыщенными. Умаялась я так, будто на рудниках весь день проработала. То ли еще будет? В камеру предварительного заключения я вошла, неся на вытянутых руках выданное мне постельное белье, чашку, ложку и тарелку.

Мне объяснили, что по закону мне полагалась «отдельная комната» на первые сутки, но ввиду ограниченности и ценности подобной «жилплощади» это правило соблюдается в СИЗО довольно редко. До моего сведения довели наличие права на обжалование данного нарушения, но предупредили, что ни к чему хорошему это не приведет. Честно говоря, жаловаться мне, конечно, очень хотелось, но вовсе не на отсутствие одноместной камеры – вряд ли здесь можно рассчитывать на номер «люкс», так что, какая, по сути, разница? По крайней мере, именно так я тогда думала. И очень сильно ошибалась. В том, что разница есть, убедилась я буквально сразу же.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась я, входя в свое новое «жилище». Четыре пары любопытных глаз с интересом уставились на меня, но ни одна из их «хозяек» не удостоила меня ответом. Видимо, вежливость в этом заведении не в чести.

– Чего в дверях застыла? – грубо толкнула меня вперед сопровождающая надзирательница. – Думаешь, я тут с тобой до ночи, что ли, возиться буду? Вот твоя койка, – она ткнула пальцем в кровать возле окна. – Постельное белье сама заправишь, поняла? Располагайся. Судя по твоей статье, тебе тут долго париться. – Лязг железной двери возвестил о ее уходе, и я осталась один на один со своим горем, невеселыми мыслями и не слишком гостеприимными, судя по всему, сокамерницами.

– Ты посмотри, какую птицу дивную к нам занесло, – ко мне подскочила невысокого роста девица с не очень красивой, усыпанной прыщами мордочкой. Изобразив ребенка на новогоднем утреннике, она принялась водить вокруг меня хоровод. Со стороны, подозреваю, выглядело это довольно комично, ведь в обычном положении девушке открывался вид только на зону моего пупка и попы. А вот чтобы заглянуть мне в глаза, ей пришлось задрать голову, рискуя свернуть шею.

– Слушай, да ты прям пожарная каланча, – засмеялась она и повернулась к другим обитателям камеры, ища у них одобрения. Но те лишь молча наблюдали за происходящим, никак не выдавая своего к нему отношения.

Конечно, у меня намерения девицы сомнений не вызывали. Настолько, что мне даже на какой-то момент стало ее жаль, ведь если я чему и научилась за свою жизнь, так это не вестись на глупые провокации. Поэтому я просто подошла к «своей» кровати и принялась молча заправлять постель.

– Нет, вы посмотрите на нее, – сокамерница театрально всплеснула руками, притворно взывая к сочувствию присутствующих. Реакции вновь не последовало. Очевидно, пристававшая ко мне девчонка здесь не главная – опытным взглядом человека, выросшего на улице, я сразу выцепила спокойную молодую женщину, вполне себе интеллигентного вида, которая, готова поспорить, и носила гордое звание местного лидера. А девочка так – клоунесса, шутиха, развлекающая публику, как умеет.

Как по мне, так умела она это не очень, но, с другой стороны, где набрать талантов на каждую камеру? В конце концов, не каждый же день артистов Stend Up-шоу арестовывают.

– Гордая, значит, – девица притворно вздохнула. – Свет, погляди, еще одна гордая объявилась. Как та… э-э-э… как там ее звали? Ольга, кажется. Интересно, ей уже вправили нос, как думаешь? Наверняка в следующий раз подумает, прежде чем его от хороших людей воротить-то.

Я невольно вздрогнула и потерла свой маленький правильный носик. Перспектива тюремной ринопластики меня совсем не привлекала, а то, что она вполне возможна в местных условиях, сомневаться не приходится. И никакого тебе наркоза и анестезии.

Закончив возиться с постельными принадлежностями, слегка помедлив, чтобы обдумать предстоящую речь, я наконец обернулась к присутствующим и, игнорируя направленный на меня взгляд нахальной девицы, обратилась к той самой Свете, которую приняла за лидера.

– Светлана… э-э-э… – тут я запнулась, – простите, не знаю вашего отчества.

– Да мы тут не гордые, отзываемся и без них, – со спокойным достоинством, сильно контрастировавшим с нахальством пристававшей ко мне девицы, произнесла Светлана. – Но если что, Васильевны мы. Можешь звать по батьковне.

– Приятно познакомиться, – произнесла я, невольно запнувшись на слове «приятно». – А я Елена Владимировна, но можно просто Лена, – я улыбнулась, вложив в улыбку все свое миро– и дружелюбие. – Светлана Васильевна, – я проигнорировала насмешливое хмыканье молодой девицы. – Давайте сразу расставим все точки над «и». В подобном заведении я впервые и порядков местных совсем не знаю. То есть абсолютно. Поэтому буду благодарна, если вы сразу расскажете мне, что здесь к чему. Готова стать низшей ступенью в местной иерархии, но есть вещи, которые делать не буду ни при каких обстоятельствах – даже под угрозой смерти.

– Это, интересно, какие же? – поинтересовалась Светлана, растянув губы в широкой, но недоброй улыбке.

– Например, – тут я запнулась. – Ну, я… – слова подбирались с трудом, но произнести их следовало обязательно. – Например, я не стану ничьей любовницей, – закрыв глаза, словно перед прыжком в воду, выстрелила словами, которые, к моему удивлению, немало развеселили обитательниц тюремной камеры.

Они принялись дружно хохотать, чуть ли не утирая рукавами слезы. Даже моя обидчица не смогла удержаться, присоединившись в итоге к общему веселью. Продолжалось оно довольно долго, пока его не прекратила Светлана. Причем буквально одним взмахом руки.

– Да уж, повеселила ты нас, – произнесла она, явно претендуя на звание «мисс очевидность». – Ты, видать, по фильмам тюремные порядки изучала, да?

– Если честно, я вообще их не исследовала. Как-то не приходило в голову, что мне когда-либо может понадобиться подобная информация.

– А зря, – женщина направила на меня спокойный взгляд проницательных глаз. – Как говорится, от сумы да от тюрьмы… В общем, слушай сюда, девочка. В этой камере сидят все, кто совершил тяжкие преступления впервые.

– Я не совершала, – машинально поправила я.

– Это само собой, – усмехнулась Светлана, а остальные женщины довольно заржали. – Но речь не о том. А о том, что мы все тут впервые и, хотя и сидим подольше твоего, конечно, пока еще не так соскучились по любовным утехам, чтобы предаваться им друг с другом. А некоторые так и вовсе об этом деле думать не могут. Вон, Галка, к примеру, – Светлана ткнула пальцем в тихую неприметную женщину, которая при упоминании ее имени вздрогнула и затравленно вжала голову в плечи. – Ее муж бил и насиловал, насиловал и бил. Так теперь стоит ей услышать слово на букву «эс», как форменная истерика начинается.

Я бросила жалостливый взгляд на Галину, оставшийся, впрочем, без ответа.

– А Майка, – продолжила «главарь в юбке», кивнув головой в сторону пристававшей ко мне девицы, – и вовсе мужа имеет. Он к ней раз в месяц приезжает – им хватает. Он, поди, привлекательнее тебя-то будет.

– Ну а мы с Любовью Павловной, – Светлана кинула взгляд на пожилую тучную женщину, – и вовсе пара. Да, Любовь Павловна?

Та, к кому обратилась Светлана, громко засмеялась, обнажив гнилые зубы.

– Шутка, – моя собеседница вмиг посерьезнела и добавила: – Никто к тебе приставать не станет. По крайней мере, тут. На зоне, говорят, другие порядки, но до нее еще дожить нужно. Я вот уж третий год в СИЗО парюсь, все никак приговора не дождусь. Что до остального, то, конечно, тут тебе не курорт. Порядки строгие. Особенно для новеньких. Но будешь их соблюдать, никто не тронет. На Майку внимания не обращай. Это она так развлекается, шутит, значит.

– Ага, шучу я, шучу, – кривляясь, произнесла та, кого назвали Майкой и спросила: – Поесть есть че?

– Нет, – растерянно ответила я.

– Так позвони родне и скажи, чтобы привезли пожевать.

– Как же я позвоню? – растерянно развела я руками. – Телефон-то изъяли.

Майка метнулась к своей кровати, нырнула под матрас и достала мобильник.

– На, – протянула она мне аппарат, – с моего позвони. Сто рублей звонок, отдашь, как деньги тебе привезут. И сигарет попроси!

Я взяла сотовый и набрала первые цифры Лариного номера. Но тут железная дверь лязгнула, и в мгновение ока подскочившая Майка выхватила аппарат у меня из рук.

– Маленькая, на выход, – прокаркала надзирательница, и вся камера недоуменно уставилась на меня. Смысл сказанного не сразу дошел до женщин, а когда дошел, вызвал новый взрыв хохота.

– Это она к тебе? – наконец выдавила сквозь смех Светлана.

Я лишь равнодушно пожала плечами.

Женщины вновь разразились дружным смехом, который звучал в моих ушах еще довольно долго.

Я шла по длинному мрачному коридору, держа руки за спиной, и молча глотала слезы, оплакивая свою горькую судьбу и не ожидая от нее ничего хорошего.

Глава четвертая
Когда боги смеются

Сейчас, когда человек стесняется сказать, что ему не хочется умирать, он говорит так: очень хочется выжить, чтобы посмотреть, что будет потом. Как будто если бы не это, он немедленно был бы готов лечь в гроб.

Ф. Раневская

– Ленка, ну как же так? Как же так? – наверное, в стотысячный раз повторила Лариса. На лице подруги столь отчетливо читались боль и отчаяние, что у меня защемило в груди от жалости к ней. И хотя если уж кто из нас и нуждался в сочувствии, так это я, мне действительно было больно и горько от того, что я доставила подруге столько хлопот и неприятностей. Верная Лариса сопровождала меня весь этот непростой год, вытирала слезы и сопли, выполняла различные поручения, изо всех сил старалась спасти мой бизнес, и вот теперь такой бесславный финал.

Я сглотнула ком в горле, взяла девушку за руки и, глядя ей прямо в глаза, от всего сердца поблагодарила за все, что она для меня делает. Дороже ее у меня никого нет! Не представляю, как бы жила без нее.

Подумав об этом, я разревелась. А следом заплакала и Лариса. От этого мне стало еще горше, и я заплакала еще сильнее. Видимо, та же история приключилась и с моей подругой, потому что теперь и ее плач превратился в рыдания.

Наконец стоящий за моей спиной охранник не выдержал и довольно грубо ткнул меня в спину.

– Ну, это, – жестко произнес он, – кончайте тут сырость разводить. Вот бабы, – с чувством, буквально выплюнул он это слово. – Сначала натворят дел, а потом ревут. Поди, когда в человека стреляла, так не рыдала, а как поймали, так давай жалеть себя. Раньше думать надо было!

Слезы на моих щеках тут же высохли. Гамма чувств – удивление, гнев, обида – клокотала в моей душе. Да кто он такой, чтобы меня так отчитывать! Довольно! И впрямь еще не хватало тут слезы перед подобными типами лить. Переживали всякое и это переживем.

– И правда, чего это мы, – я натянула на лицо улыбку – прием, которому обучилась на каких-то профессиональных курсах по успешному ведению бизнеса. Ничего дельного, кроме навыка в самые сложные минуты своей жизни растягивать губы пусть даже в неестественной улыбке, они мне не принесли, но это умение, поверьте, дорогого стоит. Ларисе этот прием также был знаком, поэтому и она оскалилась, немало удивив охранника. Посмотрев друг на друга, мы прыснули от смеха – на этот раз совершенно искренне. А ведь работает прием-то!

– Вы там это, – вновь вмешался стражник, – кончайте ерундой страдать, время-то того, тю-тю.

– Слушай, давай я тебе адвоката поищу, – затараторила Лариса. Я в ответ только равнодушно пожала плечами.

– Не надо. Денег на хорошего защитника у меня нет, а плохого мне и бесплатно предоставят, я уже написала соответствующее заявление.

– Да ты за деньги не переживай, – Лариса схватила меня за руки. – Я найду деньги, честное слово. Дай только срок!

– Нет, – решительно и твердо ответила я. – Где ты их найдешь? Не вздумай! Я не приму от тебя, откажусь сразу, имей это в виду.

– Но ведь тебя же посадят! – у Лары вновь выступили слезы на глазах.

– Не смей реветь, – брошенный мною суровый взгляд быстро высушил влагу на щеках подруги. – Мне и так нелегко. Я не убивала Захарова. Понятия не имею, кто и как это сделал, но уверена, все это недоразумение скоро разрешится. Иначе просто быть не может. Наверняка всему этому найдется какое-то логическое объяснение. А пока… Знаешь, тут не так уж и плохо – и люди вполне себе приличные. У меня все будет хорошо! В конце концов, отдохну, как давно мечтала, – я усмехнулась. – Похудею к пляжному сезону. Во всем нужно искать позитив. И в этой ситуации, если вдуматься, его также немало.

– Свидание окончено, – возвестил охранник, и мы с Ларисой суетливо заметались, судорожно пытаясь понять, ничего ли не упустили, все ли успели обговорить. Конечно, сказать хотелось так много, а расставаться оказалось так больно! Но ничего не поделаешь – теперь моя жизнь подчинена строгому распорядку, увы, не мною установленному и не мною контролируемому.

Поэтому, подарив друг другу на прощание ободряющие взгляды, мы с Ларисой расстались. Перед этим принесенные подругой вещи тщательно осмотрели, подозреваю, на местном наречии это называется «обшмонали», и предложили переодеться, вернув казенный наряд. Я несколько удивилась стремлению представителей тюремной администрации получить назад, прямо скажем, не самый модный в этом сезоне костюм, но так как прикипеть к нему душой и телом не успела, то рассталась без лишних разговоров и с великой радостью.

Поэтому в камеру я вернулась уже совсем другим человеком – в модном костюме «Adidas», остатки былой роскоши, и в суперстильных кроссовках «Nike». Когда-то этот комплект одежды приобретался мной для утренних пробежек, но привычкой впустую наматывать круги по городу я так и не обзавелась – моим бизнесом как раз заинтересовался Захаров, и уже очень скоро я носилась, словно загнанная лошадь, но по совсем другой причине и без всякого спортивного костюма, который все это время терпеливо дожидался своего часа в недрах моего гардероба. И вот наконец дождался. Знала бы, что так все повернется, изорвала бы в клочья еще в магазине.

– Вернулась, Маленькая? – Майка аж приплясывала от нетерпения. – Ого, а наряд-то – высший класс, – восхищенно присвистнула она.

– Спасибо, – я кивнула головой.

– Спасибом сыт не будешь, – Майка подскочила ко мне и, бесцеремонно выхватив пакет из рук, вывалила его содержимое себе на кровать. Равнодушно и без всякой брезгливости перебирая в руках нижнее белье, она явно что-то искала.

– Это все? – сурово вопросила она, нахмурив брови. – Ни сигарет, ни сладкого? – на этот раз в ее голосе мне почудилась скрытая угроза.

– Так я ведь не успела подругу предупредить, а она человек в тюремных делах неискушенный, совершенно неосведомленный. В другой раз принесет.

– В другой раз?! – Майка аж захлебнулась от злости. – Ты вообще думаешь, куда попала? Это тебе что? Курорт? Больница? Санаторий? Нет, милочка моя, это тюрьма, здесь свидания не чаще двух раз в месяц, и передачи не каждый день принимают. А ты такой шанс профукала, – девушка сжала кулаки и грозно уставилась на меня. Затем, окинув взглядом мою фигуру с ног до головы, добавила: – Снимай костюм!

– Что? – я удивленно уставилась на собеседницу.

– Что слышала! Костюм снимай, говорю. Это будет компенсацией за причиненный нам всем ущерб.

Я растерянно оглядывалась по сторонам, ища поддержки у присутствующих. Напрасно! Женщины лишь равнодушно следили за происходящим. Вмешалась только Светлана, да и то совсем не так, как я того ждала.

– Слушай, новенькая, – женщина откинулась на подушку. – Майка хоть и круженная, но в данном случае права. Ты нас, считай, всех сейчас опрокинула, так что мы вполне заслуживаем награды.

– Да на кой он вам сдался-то? – отчаяние в моем голосе сделало его тонким и писклявым.

– Не переживай, – усмехнулась Света, – найдем, куда пристроить. Обменяем или продадим – покупатель, поверь, найдется.

– Да, ну а мне-то в чем тогда ходить? В одном нижнем белье?

– Зачем в белье? – Светлана поправила рукой неспокойную прядь волос, выбившуюся из «конского хвоста». – Майка, дай новенькой что-нибудь из своей одежды.

– Да на кой она мне сдалась? – в отчаянии прокричала я. – Она же мне даже на нос не налезет!

– А ты попробуй, попробуй. Авось и налезет, – звучащая в голосе Светланы теплота меня не обманула – так удав гипнотизирует свою жертву перед тем, как сдавить ей горло. Сгорая от обиды и унижения, я стянула спортивный костюм и принялась натягивать на себя протянутую Майей одежду, качество которой оказалось столь отвратительным, что процедура далась мне с заметным трудом – даже прикасаться к синтетике было неприятно, не говоря о том, чтобы натянуть ее на свое тело.

А пожалуй, это тенденция – сначала утренние туфли, теперь этот наряд. Но, следуя своей привычке во всем искать позитив, я быстро утешилась тем, что дальше падать просто некуда. Так что это самое худшее, что могло со мной случиться. По крайней мере, на сегодняшний день.

Так как комплекция у нас с Майкой, не считая роста, была примерно одинаковой, в ее костюм я влезла. Вот только штаны и рукава куртки оказались безнадежно коротки.

Но я быстро нашла утешение – в конце концов, изящным движением мысли брюки можно превратить в бриджи. Что до рукавов, то сейчас как раз самой модной их длиной является три четверти, так что и тут все в порядке.

Правда, сама кофта едва-едва прикрывала мой живот, но если не поднимать руки вверх, а я надеюсь, что и не придется, то вполне удастся избежать демонстрации окружающим своего голого пупка. Все остальное я как-нибудь переживу. В конце концов, хуже, чем ТА история, быть уже не может.

По крайней мере, мне тогда так казалось…

Глава пятая
Судьба без чувства юмора

Я себя чувствую, но плохо.

Ф. Раневская

Первая ночь в заключении прошла без сна. Беззвучно глотая слезы, я тщетно пыталась забыться, хотя бы в дреме. Уснуть мешало и довольно ощутимое урчание в желудке – оказывается, по местной традиции свою «баланду» новички обязаны отдавать «на общак». Не то чтобы я очень жаждала отведать подобную еду, но учитывая, что у меня с утра маковой росинки во рту не было, порадовалась бы и такой пище. Но «бабовщина» есть «бабовщина» – в конце концов, меня не фуа-гра же лишили. Хотя даже если бы речь шла и о нем, я не стала бы затевать скандал с сокамерницами в первый же тюремный день.

Только под утро Морфею удалось заманить меня в свои объятия, и то ненадолго. Очень скоро громкий окрик «подъем» вырвал меня из не слишком цепких лап сна, и я, пошатываясь, встала около кровати, следуя примеру подруг по несчастью.

Дверная пасть распахнулась с металлическим лязгом, и в помещение вошли две надсмотрщицы. Одна застыла истуканом у входа, вторая приступила к осмотру. Бросив беглый взгляд на меня, тюремщица хмыкнула, явно оценив по достоинству мое новое одеяние, но промолчала и принялась проверять вещи. Причем особое внимание уделила именно моей сумке, в то время как сумки остальных удосужились лишь беглого осмотра.

* * *

После завтрака, во время которого порядком уставшие друг от друга женщины обменивались лишь редкими репликами, они решили устроить ток-шоу «Пусть говорит», сделав меня главной его героиней. Тюремная жизнь, судя по всему, не слишком богата на события, что делает любое отклонение от обычного порядка значимым явлением. Очень скоро я поняла, что мне уготована роль Шахерезады – рассказчицы, призванной развлекать местных жительниц своими повествованиями о жизни на воле.

К новой роли я отнеслась со всей ответственностью, понимая, что это единственный способ завоевать расположение сокамерниц и избежать насмешек и издевательств с их стороны. Ловко лавируя между правдой и вымыслом, вела я свое повествование. Лед, по которому я шагала, рассказывая о своих бизнес-успехах, был слишком тонок: ни в коем случае нельзя было позволить дамам заподозрить меня в снобизме или высокомерии, ни при каких обстоятельствах нельзя было возбудить у них чувство зависти. Благо годы успешного предпринимательства научили меня общению с самыми разными людьми.

Пока все складывалось достаточно сносно, за исключением того, что все эти расспросы и разговоры отвлекали меня от самого главного – разработки плана действия. Мне следовало что-то предпринимать. Но поразмыслить о том, что именно, никак не удавалось.

– Слушай, ты действительно думаешь, кто-то тебе поверит? – Майка повторила вопрос, наверное, уже в десятый раз. – То есть вот никто в комнату не входил, не выходил, все окна были заперты, иных дверей нет, но есть труп, и ты вообще тут не при делах. Лихо! – Майка насмешливо присвистнула, но тут же получила подзатыльник от Любови Павловны.

– Дай человека послушать, чего пристала, – прокаркала она.

– Ленка, – обратилась ко мне Светлана, которая до этого только внимательно слушала, но никак не комментировала мой рассказ. – Я, знаешь, тут чего подумала? – Женщина почесала пальцем нос. – Я в детстве жила в том старом здании… Ну, знаешь, в начале города? И вот однажды батенька мой, покойничек нынче, решил повесить на стену картину – ему ее на заводе дали. За хорошую работу. Папенька мой и впрямь знатный токарь был, хотя речь сейчас не об этом. Так вот, стал отец гвоздь в стену вбивать, да не удержался на шаткой табуретке. Возьми, да и упади. Стенка же, на которую он хотел полотно повесить, оказалась дряхлой. В отличие от папки моего. Тот, наоборот, мужчина был дородный, здоровый. В общем, в их схватке победа за ним оказалась. Потому перегородочка-то возьми, да и обрушься. А за ней ниша оказалась, а из ниши дверка потайная, аккурат к соседям в ванную комнату. С их стороны она, к слову, тоже была замурована. Дом-то – бывшая помещичья усадьба, а потом, как его под жилой-то передали, так и перестроили кое-чего. Я это к чему? – Светлана торжественно подняла указательный палец к потолку. – Я это все к тому, что в таких старых постройках всякие потайные ходы бывают. Может, и в твоем случае так есть? Я тут пока сижу, всякое повидала. Майка вон, дурында, умудрилась прохожего ограбить аккурат под видеокамерами.

– Дык, они незаметные были, – обиженно закричала девица.

– Ну да, ну да, – закачала головой Светлана. – Любовь Павловна тоже муженька-то пристукнула, да и в полицию сама пошла сдаваться. Но ты-то – другое дело. По всему видать – девка умная. Ну ладно б убила в порыве гнева, но тогда перчатки тебе зачем? Опять же не хотела отпечатков оставлять, а сама все улики прямо под окнами и выбросила. Почему не побежала, а стояла и ждала, когда тебя задержат? Или я в тебе ошибаюсь, и ты полная идиотка, или тут и впрямь подставой пахнет.

Мое сердце переполнилось благодарностью – наконец-то хоть кто-то усомнился в моей виновности.

– А я что говорю! – воскликнула я, едва сдержавшись, чтобы не кинуться к Светлане на шею. – Только почему же следователь этого не видит?

– Да что следователь? – равнодушно пожала плечами женщина. – Ему главное дело закрыть. Улик против тебя более чем достаточно, а появись сомнения, придется расследование проводить. А там еще неизвестно, чем оно закончится. Висяк ему на фиг не нужен. Вот и получается то, что получается.

– И как же мне быть? – в отчаянии воскликнула я.

Светлана равнодушно пожала плечами.

– Да кто ж его знает, – спокойно ответила она. – Тебе бы адвоката хорошего, а лучше – частного сыщика. Только ты же сама говорила, денег у тебя нет. Может, квартиру продать?

– Продала бы, но она в залоге – ипотечная, – вспыхнувшая было надежда погасла вновь. – Будь я на свободе, сама бы занялась расследованием. А из тюрьмы что сделаешь?

Сокамерницы только равнодушно пожали плечами да головами покачали, признавая отсутствие возможностей для активных действий.

Воцарившуюся в камере тишину нарушил скрежет затвора и скрип железной двери, возвестившие о прибытии посетителя. Женщины лениво встали, и я последовала их примеру. Утренняя надзирательница, видимо, сдала свою смену, поэтому на пороге стояла незнакомая женщина, практически не отличимая от своей коллеги.

– Маленькая, на выход, – злобно прокричала она, и я даже сразу не поняла, что ее слова адресованы мне.

– А куда меня поведут? – закономерный и вполне резонный вопрос почему-то вывел тюремщицу из себя.

– Поговори у меня тут, – злобно прошипела тюремщица. – Куда надо, туда и поведут, – и добавила, грубо рассмеявшись: – На расстрел пойдешь.

У обитателей дома скорби, как я про себя окрестила вынужденное жилище, было своеобразное чувство юмора. Но ничего не поделаешь – придется привыкать. А там, кто знает, – возможно, когда-нибудь и я научусь ценить подобные шутки, аплодируя их авторам. Представляю себе, как лет через десять, вряд ли за преднамеренное убийство меньше дают, я буду гоготать щербатым ртом над плоскими шутками надзирателей. Меня передернуло от этой мысли – очень надеюсь, такого никогда не произойдет.

Понуро плелась я впереди надзирательницы, сложив руки за спиной и четко следуя ее указаниям – направо, налево, к стене, прямо. Длинным извилистым коридором, бесконечно унылым, как и все это заведение в целом, шла я неведомо куда. А ведь знай я, что ждет меня впереди, право слово, инсценировала бы побег, чтобы погибнуть при его попытке.

Как будто мало мне неприятностей! Но что поделать, если мой ангел-хранитель, по всей вероятности, отправился в отпуск и лежит себе где-нибудь на Венере, греет крылышки. Иначе как еще объяснить тот факт, что за последние сутки беды преследуют меня буквально по пятам?

И лучшим тому доказательством является визит человека, свидание с которым и при более благоприятных обстоятельствах не сулило ничего хорошего, а уж теперь видеть его мне хотелось меньше всего.

Увы! Ничего не поделаешь – мой крылатый защитник своими обязанностями явно манкирует, зато вовсю резвятся злые силы, которые, я уверена, и привели Борисова в этот день и в этот час на встречу со мной.

Мужчина встал на звук открывающейся двери, оторвавшись от изучения каких-то бумаг. Этот джентльменский поступок, мог бы и не вставать, настолько не вязался с характером посетителя, что я усмехнулась, вскинув бровь. Мне показалось, или мужчина и впрямь смутился?

Одернув рукава, я машинально взглянула на свои руки и тут только вспомнила о своем новом одеянии. Щеки и уши заполыхали огнем. Задержав рвущийся из груди стон, я нацепила на лицо нагловатую ухмылку и развязно развалилась на стуле – именно так ведут себя заключенные в телевизионных сериалах.

Если подобное поведение и удивило Борисова, виду он не подал. Внимательно меня осмотрев, он вновь уткнулся в бумаги.

Хлопнувшая дверь возвестила уход конвоира, и мы остались с моим врагом наедине. В голове роился миллион вопросов, но задавать их я посчитала ниже своего достоинства, предпочтя ожидать, когда ситуация разъяснится сама собой. В конце концов, я об этом свидании не просила, значит, и не мне начинать беседу.

Но и визитер с этим не торопился – он продолжал внимательно изучать какие-то документы, время от времени нарушая тишину шуршанием бумаг. Однако это даже интересно! Ему больше почитать, что ли, негде?

Наконец Борисов оторвался от своего увлекательного занятия и поднял на меня глаза.

– Меня Коллегия прислала, – непонятно к чему заявил он. – Я дежурный адвокат, бесплатный защитник для вас. Вы же ходатайствовали о его предоставлении?

Я недоуменно уставилась на собеседника. Открыла было рот, чтобы что-то сказать, но так ничего путного не придумав, его и закрыла. Ничего себе финт судьбы! Обдумав неожиданное сообщение, наконец-то смогла выдавить из себя вопрос:

– С каких это пор лучшие адвокаты города, а то и страны, занимаются бесплатными делами?

Мужчина скривился в насмешливой улыбке и пожал плечами.

– Всегда, – ответил он. – В Коллегии нет иерархии, и защитники не делятся на «лучших» и «худших». Есть дежурный адвокат, который обязан представлять интересы тех граждан, которые не могут по тем или иным причинам нанять себе защитника за деньги.

Я недоверчиво смотрела на мужчину, ища в его словах подвох. Но как ни старалась, ничего дельного в голову не приходило. Можно было бы предположить, что Борисов в свойственной ему манере решил надо мной поиздеваться, но тогда пришлось бы признать, что моя скромная персона заслуживает таких серьезных усилий с его стороны. Поверить в это было куда сложнее, чем принять за истину правдивость его утверждений.

Я кивнула в знак того, что уяснила преподнесенную мне информацию, а затем более внимательно присмотрелась к лежащим на столе бумагам. Поняв, что Борисов все это время читал материалы моего дела, спросила его, затаив дыхание:

– Ну, что, доктор, плохи мои дела, да? Больной скорее мертв, чем жив?