Текст книги "Бабочка Каллима"
Автор книги: Полина Крайцер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Глава 2 «Что будет дальше?»
Вся семья тогда собралась за большим обеденным столом. Отец сидел перед телевизором и судорожно искал канал, на котором с минуты на минуту, начнётся его любимая передача про наших крылатых братьев. Между этим, он умудрялся делиться впечатлениями о сегодняшних лекциях в университете, в котором он учился, и о походе в ботанический сад. На фоне отцовской болтовни и шумящего телевизора мама накрывала на стол и тихо мне рассказывала о том, что она работает с сплошными идиотами. В это день, ужин в кругу семьи был, пожалуй, самой лучшей его частью. Спокойная атмосфера уюта, спящая под ногами собака, как всегда болтливый отец и все та же мать, работающая с идиотами. Все это вместе было неотъемлемой частью родного для меня места. Все так привычно, что эти волшебные сочетания творили магию домашнего очага, где ты расслабляешься и забываешь о всех проблемах, которые происходили.
– Как прошел первый день? – мама все еще говорила тихо, она знала, что я не люблю рассказывать что-либо вообще, но она же рассказала, как у нее прошел день, поэтому я тоже была обязана рассказать ей.
Я взяла у нее посуду, отойдя на пару шагов, и начала накрывать стол. Легкий звенящий звук посуды в момент соприкосновения ее со столом почему-то меня успокаивал.
– Знаешь, сегодня все было нормально. Ничего необычного.
– А появились, может быть, новенькие?
– Ну да, есть пара.
– Мальчики, девочки?
Я вдруг поняла к чему она клонит.
– И те, и другие.
– А мальчики…
Я не дала ей договорить, я лишь посмотрела на нее неодобряюще и сказала заключительную фразу этого разговора.
– Стол накрыт. Пора есть.
Она тяжело вздохнула и направилась за стол.
– Ты же знаешь, что я просто волнуюсь, – в ее глазах, и впрямь, отражалось обычное мамино беспокойство. И оно было обоснованным. За всю свою жизнь я ни разу ни с кем не встречалась. Да что уж говорить, из мужского пола с кем я общалась это был мой отец и дед и никто больше. Не скажу, что я боюсь мужчин или что-то подобное, просто я всегда была тихой и незаметной, ужасно скромной и социофобной, сейчас я даже удивляюсь, что у меня есть друзья. И конечно, они все девочки.
– Да, знаю.
– Я не понимаю, на тебя же смотрят, и ты явно многим симпатична…
«Вот только я не смотрю на них, мам. Я боюсь и стесняюсь людей, хоть иногда и попадаются те, перед кем даже в нашу первую встречу я не чувствую дискомфорта».
– Мам… приятного аппетита.
Минутой позже к нам присоединился счастливый отец. Он все же успел найти передачу вовремя. На этот раз рассказывали про одну бабочку, которая меня очень заинтересовала.
– Что это за бабочка? – поинтересовалась я у отца с немного набитым ртом едой. Она и впрямь выглядела для меня как-то духовно близко. С виду неприметная бабочка, что сливается с окраской сухой листвы, скрывала в себе совершенно другой мир. Она расправляла крылья, и я могу поклясться, она становилась слишком прекрасной. Ее краски были бесконечны, такая яркая, такая волшебная и даже двуличная… этим она олицетворяла каждого человека на земле, и я сразу подумала: «Что, если «туманный» как эта бабочка?». И знаешь, друг, я была уверенна в том, что оказалась права.
– Как она называется, пап?
– Как? Как же… не могу вспомнить. Но я помню, что мы ее проходили на лекциях, возможно я даже видел ее в ботаническом саду. И мне сразу вспомнилась ты, Рей! Так странно.
А по ТВ они говорили все, но только не ее название. На какой-то момент я сконцентрировалась на телевизоре и перестала есть.
– Рей, остынет, – мама немного приводила меня в чувства.
– Да, да. Сейчас, – я захватила вилкой еще еды и снова посмотрела на экран.
–Рей!
– Вспомнил! Еще бы я не вспомнил, ну конечно, – отец перевел на себя все взгляды, даже щекастая мордашка моей проснувшийся собаки обратила внимание на папу.
– Бабочка Каллима! Это точно она.
«Каллима…» – название четко прозвучало у меня в сознании, и я почему-то была уверена, что это название забыть мне не удастся.
Весь оставшийся вечер я все вновь и вновь проговаривала «Бабочка Каллима, бабочка Каллима». Это название стало для меня чем-то особенным.
Через какое-то время мы, поужинав, начали убирать со стола. Самое обычное завершение дня, правда? Папа складывал тарелки в раковину, мама готовилась к помывке посуды: завязывала волосы резинкой и затем искала фартук. Я же отправилась наверх, у меня тоже были дела.
Я поднялась по чуть скрипучей лестнице, открыла дверь в свою комнату и зажгла свет. Беспорядок. Вещи были разбросаны: кофты, футболки, толстовки, джинсы и бесконечное количество кроссовок. Думаю, теперь ты можешь представить какой у меня стиль одежды. Юбки, блузки, платья, туфли-это все было не мое. Я искренне любила свой полуспортивный, мальчишеский стиль одежды. Я была в восторге от каждой пары кроссовок или толстовок в своем гардеробе. И, конечно, находились те, кто считал своим долгом отругать меня за то, что я хожу в одежде, которая мне нравилась. Мне сотню раз говорили: «ты что, мальчик?». Нет, чертов ты идиот, я просто не собираюсь носить то, что мне не нравиться или в чем мне не комфортно. Или «Тебя заставляют так одеваться? Родители хотели мальчика?». Нет, мои родители просто хотели ребенка, они были готовы любить свое чадо всем сердцем независимо от его пола. И кто еще меня заставляет? Скорее это любопытное общество, эти все люди с «очень важным мнением» заставляют меня одеваться так, как я должна. Но кто сказал, что я должна одеваться именно так? Да, многим девушкам нравятся юбки, платья и так далее, многим, но не всем. Они чувствуют себя счастливыми и красивыми в этой одежде, я же точно так же себя чувствую в немного другой. Все просто, я так же, как и остальные ношу то, что мне нравится. Просто эта одежда немного не входит в рамки «Девушкам нравится-…». Вот и все. Ты также можешь спросить: «Мама разве была не против того, что ее дочь не похожа на дочь?» Во-первых, от обычной дочери я ничем кроме одежды не отличаюсь, во-вторых-все споры, все крики «Одевайся как девочка!» ни к чему хорошему не привели. Мне скоро 18, думаю я достаточно взрослая чтобы решать во что мне одеваться.
Я аккуратно прошла к кровати. Затем посмотрела на весь этот ужас и подумала: «А ведь может показаться, что меня ограбили. А я всего лишь искала футболку». Быстро раскидав вещи по полкам, я переоделась в черные спортивные штаны, надела старую потрепанную толстовку темно-зеленого цвета и обулась в свои любимые кроссовки с красной полоской, что стояли у меня под кроватью. Мне было максимально удобно и уютно. Это был отличный комплект одежды для вечерней прогулки с собакой. Потом все по-старому. Я погасила свет, вышла из комнаты и пошла вниз. Ты, наверно, ожидаешь какого-то крутого поворота, но остынь. Если представить всю жизнь как гоночную трассу с внезапными поворотами, ямами, и склонами, то просто знай, пока все являлись гоночными машинами с запредельными скоростями я была бы обычным велосипедистом, спокойным и равномерным, который крутит неспешно педали и тихо надеется доехать до финиша без происшествий. «Крутятся и хорошо». -был бы мой слоган.
Внизу я подозвала собаку, одела ей ошейник и вышла на улицу.
– Не гуляй долго с Чарли. Утром она хорошо погуляла с папой, – оповестила меня мать.
– Как скажешь, мам, – и я захлопнула дверь.
***
Шаркающий звук брусчатки под ногами мне безумно нравился в тот день. Держа руки в карманах, я шла к одному месту, где моя собака могла бы вдоволь побегать. Этот вечер был просто отличным. В меру тепло и в меру темно, дул приятный чуть холодный ветерок. Просто идеально. Мимо меня проходили такие же собачники, пробегали спортсмены и радостные дети.
– Добрый вечер, Рейчел! – ко мне все ближе подходила пожилая женщина с таксой на привязи, которая судорожно рвалась к моей собаке, что спокойно шла рядом со мной.
– Здравствуйте, мисс, – я не знала, как ее зовут.
После того как наши собаки познакомились, мы, распрощавшись, разошлись. До огромного поля оставалось еще чуть-чуть. Я дошла до конца улицы, свернула на тропинку в лес и пошла прямо по ней. Ты можешь сейчас удивиться. «Разве это не опасно– девушке ходить одной в лес? Да еще и вечером?». Да, это было бы опасно если бы лес не состоял из двух сосен. Это поле принадлежало плантациям, а эта дорожка была связующей между домами и полем. Здесь часто гуляли дети и старики и каким-то чудом, это место стало максимально безопасным.
Чарли уже знала дорогу и убежала чуть дальше, я же медленно шла до нужного места. И вот: красивый закат, прекрасная погода и одинокое светлое поле. Это было просто идеально.
Я нашла старую скамейку и наслаждалась видом пока моя собака также наслаждалась бегом.
Вдруг резко подул ветер, мои волосы закрыли обзор и рядом пронеслась, как молния, чужая собака. За ней же бежал по видимому ее хозяин. Очень высокий парень, ростом, думаю, под 2 метра. В черной толстовке и джинсах он бежал за своей собакой и выкрикивал ее кличку. Капюшон слетел с его головы, и я смогла разглядеть его черные лохматые волосы. Его хаски резко остановилась и побежала на него. Ее радостная морда кричало «Поймай меня, хозяин!». Он ухватил ее, но та вырвалась и побежала к моей, что наблюдала за всем этим в стороне. И вот, две собаки встретились и после недолгого знакомства начали нарезать круги по полю. Через какое-то время Чарли побежала ко мне. И что мы имеем? На меня одновременно бежали две большие собаки и к ним же присоединился хозяин второй.
«И что мне делать? Боже, не снесите меня!»
Чарли, не с умев затормозить в нужный момент влепилась в меня, и я упала с этой несчастной старой скамейки. Хаски решила последовать примеру моей Чарли и вот, через несколько секунд я валялась на земле, а две собаки облизывали мне лицо, не давая шанса подняться.
– Чарли! Прошу, хоть ты отстань.
Знаешь, друг, тогда я не была зла, я смеялась и мне было… хорошо. Собаки моментально вывели меня из депрессивного состояния. Это какая-то необъяснимая собачья магия, которую людям не постичь, и может это к лучшему. Хоть это и странно, что морально спасти тебя может не человек, не друг, ни врач, ни мать, ни отец, а просто… собака. Я считаю это прекрасно.
Помочь мне разогнать собак смог тот парень. Он поспел довольно быстро, поэтому я полежала на земле около минуты.
– Рой! Ко мне, мальчик! – приказал он собаке как та моментально оторвалась от меня и побежала к хозяину. Я также отогнала свою и принялась вставать. Все лицо в собачьих слюнях, одежда приобрела новый цвет. Теперь красовались большие пятна из собачьей шерсти.
«Как мне это все отчистить? Мать прибьет…»
Парень помог мне подняться, и я сразу начала осматривать одежу, вдруг что порвалось. Когда я убедилась, что все в порядке я подняла глаза на того человека. Я все поднимала и поднимала глаза, мне казалось, что он просто бесконечного роста. Я подняла взгляд с 1.60 на 1.70, потом на 1.80, 1.90 и наконец остановилась примерно на двух метрах.
«И снова…»
– Привет? – я смотрела на уже знакомые голубые глаза.
«Что вообще происходит сегодня? Моя жизнь вообще-то скучная и однотипная. Такого не должно происходить. Не со мной…»
– Привет, – наконец ответил он.
«И что теперь делать?»
Я искренне не понимала, что делать дальше. Поэтому просто села на скамейку. Это проще всего. И знаешь, друг, я думала он уйдет. Но! Он решил сесть рядом. Но это было сделано очень неловко. Это было из-за того, что он сам не знает, как поступить дальше или из-за маленького размера скамейки. Уж точно она не была рассчитана на двухметрового великана. Только для таких карликов как я, парень.
И вот, оба смущенные, мы сидели под вечерним осенним небом и смотрели на бегающих вместе собак.
Наконец, я решила взять себя в руки. Я же хотела начать меняться, верно? Время пришло! Я начала морально подготавливаться. Мое сердце учащенно забилось, руки вспотели, и я наверняка начала превращаться в самый красный на этой планете помидор.
– Твои раны… все нормально? Или критично? Заражение или что-то такое, нет? – я выдавила из себя эти вопросы и из-за волнения мой голос стал еще тоньше чем обычно.
Но он не отвечал. Я решила продолжить, просто потому что.
– Знаешь, наша группа нормальная, правда. Те ребята, не считая, новенького, хорошие. Они не конфликтные. Они всегда в меру добрые. Ну, понимаешь, обычные ребята. Если с ними поговорить, думаю, вы поладите. Но если ты не хочешь, конечно…
Он все еще молчал. Я чуть посмотрела на него и заметила в ушах наушники. Иногда он в такт покачивался или отбивал ногой. Вдруг, он поставил локти на ноги, и согнувшись, продолжил смотреть на собак.
И тут у меня сработал сидром попутчика. Я же все равно не собиралась заводить с ним дружбу.
– Знаешь, мне плевать, что ты меня не слушаешь. Меня редко кто слышит. Иногда, когда я что-то рассказываю в группе одногруппниц или даже в кругу близких подруг меня обязательно будут перебивать. Я даже уже привыкла. Наверно, я просто не интересна людям, может все, что я говорю они считают потенциально скучным? Мне вот именно так и кажется. И я не знаю, что делать. Мне некому высказаться. Каждый осудит, я это знаю. Можно просто порвать все связи. Зачем они? Все равно они меня не воспринимают как человека. Но ведь… я же тогда останусь совсем одна. – на глазах начали наворачиваться слезы.
«Я не могу плакать. Нельзя».
Я встала, подозвала собаку и повернулась в сторону той тропинки.
– Подожди! – он резко встал и крикнул мне в след. – Я могу тебя выслушивать!
Я обернулась в полном шоке.
– Ты же был в наушниках! Как так-то!? – я была смущена и рассержена. Но нет, друг, никакой романтики, я боюсь ее как огня.
Я подбежала к нему и…
– Так, ладно. Раз так … – я протянула ему руку. – Рейчел Литтлдан.
Он принял мою руку.
– Тэренс. Тэренс Пич.
– Очень приятно, – он чуть улыбнулся.
«Ни такой уж он и страшный», – подумала я и была рада этой мысли.
Мы дошли до наших домов молча и оказавшись напротив друг друга у дверей распрощались.
– Рой милый пес. – напоследок сказала я.
Он вдруг передернулся.
– Я не спросил, как ты! Тебя повалили две собаки… прости.
– Все нормально. Я живучая, – я улыбнулась, и помахав рукой, зашла в дом.
Так прошел мой первый день. Достаточно интересно. Да, определенно этот день запомнится мне на долго.
– Ты сегодня долго, – мать встретила меня с чашкой ее любимого черного чая пока я снимала обувь.
– Чарли долго играла с собакой. Я решила не гнать ее домой.
– Ммм, понятно. Раздевайся и иди спать, на часах уже 10.
– Я гуляла два часа?
–Да.
«Как долго, думала прошло около часа».
Я пошла к себе в комнату, переоделась в пижаму и… просто уснула стоило мне чуть прилечь на подушку.
***
Я находилась посередине белого бесконечного пространства. Было тихо, но где-то далеко звучали неуверенные ноты гитары, кто-то играл явно талантливо, но очень робко. Я посмотрела под ноги. Легкий туман мешал мне видеть все четко. Вдруг, что-то впереди зашуршало. Я подняла голову и передо мной оказался огромный кокон неизвестного насекомого, он был больше меня, и я даже не хотела представлять, что из него появиться. Я подошла чуть поближе, но не решалась прикоснуться. И тогда я поняла, что тихая мелодия гитары раздавалась именно оттуда. Из самого нутра этого кокона.
И вот, снова будильник на 6:00. Знаешь, дорогой друг, я не вижу смысла рассказывать тебе о своем утре. Каждый день, из года в год, рабочее утро повторяло предыдущее. Все в точности. Я снова спустилась вниз, снова ванная, опаздывающая мать, завтрак и отец со своими рассказами, потом переодевание и выход из дома. Каждый день, просыпаясь, я будто садилась на колесо обозрения и проходила все тот же круг, а между тем, вокруг меня ничего не менялось.
Как всегда, я вышла из дома в 7:30 и стоило мне ступить на землю за забором, как я посмотрела на дом своего соседа. Раньше я никогда не видела своих соседей, я лишь слышала слухи о строгости и крайней воспитанности неизвестных людей. Кто-то говорил, что там живут многоуважаемые доктора, кто-то утверждал, что там живет семья политиков, но все сходились во мнении, что те определенно благородных кровей.
На что я надеялась, когда осматривала окна на втором этаже чужого мне дома? Что прямо сейчас оттуда выйдет тот юноша и мы пойдем вместе к метро? Что таким образом у меня появится друг? Как глупо, такое могло случиться, но только не со мной. Я вздохнула, повернулась, и немного огорченная ушла. И вдруг… на самом деле нет, ничего не вдруг. Так же в одиночестве я дошла до метро и доехала до колледжа.
«Нормально ли думать так? Видеть себя погрязшей в одиночестве? Знать, что не появится никого, кто мог бы понять и выслушать? У меня явные проблемы», – я сидела за партой в нужном кабинете и глянула на соседку. Все также с синяками под глазами, она что-то бурно обсуждала с девочками с садней парты. Такая открытая, она являлась солнцем нашей группы, ее все любили и каждый был рад с ней поболтать. Но были ли у нее настоящие друзья? Кто знает.
«Ты не поверишь, как много раз я умоляла тебя, чтобы ты выслушала меня. Мне нужно было с кем-то поделиться тем дерьмом, которое творилось у меня в определенные моменты. У меня было столько всего с чем я хотела с тобой посоветоваться. Но, ты никогда не слушала, ведь всего этого я не говорила вслух».
– Что такое? – она заметила мой взгляд на себе.
– Нет, ничего. Вы вчера ушли, да?
«Я чуть не сдохла пока не дошла до метро».
– Да. Ты долго не отвечала. Мы подумали, что вряд ли могло что-то случиться, так что посчитали вероятным, что ты просто ушла одна.
– Ничего же не случилось? – меня спросила одна из моих подруг, которая сидела за партой сзади. Она все поправляла свои русые волосы и смотрела на меня своим жалостливым взглядом.
– Вы должны знать, что в моей жизни ничего не происходит, – я фальшиво улыбнулась.
Все девочки выдохнули.
Вдруг все чуть засуетились. В кабинет, смотря в пол и все также в наушниках, зашел «туманный». Да, смотрите же на него, любопытные идиоты, это же тот самый, который не захотел с вами общаться! С царями-то. Он сел за свое место и начал раскладывать вещи, мельком посмотрев на меня. Можно сказать, мы поздоровались.
– Эй, Рей, – начала моя соседка. – Как думаешь, он хороший парень? Может попробовать с ним подружиться?
«Из жалости?»
Я отвернулась, не могла смотреть на то, как все эти люди пожирали его любопытными глазами.
– Не знаю. Не знаю, Барб, – а она все продолжала смотреть на него.
– В любом случае, всегда можно попробовать поговорить. Ничего страшного, если он и с нами не захочет говорить, – сказала вторая.
– Хотя, я думаю, он привлек слишком много внимания в первый же день. Все о нем только и говорят, – тут наконец вступилась третья.
– Он всем так интересен? – да, признаю, меня это заинтересовало.
– Конечно. Ты не видела, Рей? В первый же день, когда он выбежал из класса, позже мы наши его в столовой. И знаешь. Над ним стояло столько первокурсниц! Они облепили его со всех сторон!
«М-да, я уже вижу, как он ходит с бандой по всему колледжу и в каждого вселяет ужас. Но сможет ли такой человек и впрямь быть таким? Кто знает, но точно не я».
Через 15 минут, с началом пары преподаватель стал проверять список присутствующих. Я же все думала, что будет дальше. «Он останется одиночкой? Или и впрямь найдет себе банду? Просто интересно, что будет дальше?»
– Тэренс Пич! – никто не отзывался. – Тэренс Пич! Есть такой? – учитель кричал все громче и громче.
Тут с задних рядов начал медленно вставать тот самый, кого с таким рвением искали, Тэренс.
– Боже, какого ты роста? – учитель был так удивлен, что не сдержался и спросил.
На лице парня появился смущенный розовый цвет, и он тихо и неуверенно ответил:
– Метр девяноста семь. Я думаю.
В классе все начали удивляться.
– Эй, Рей. Ничего себе, да? С ним ты вообще, как карлик, – соседка по-доброму посмеялась.
– Да… забавно.
На самом деле, я всегда завидовала высоким людям, верхняя полка, поручень в метро, самый верхний стеллаж– для высоких это не проблема. А для меня… это конец. И главное, что мне не в кого было родится высокой. Мать такая же как я. Рост отца еле дотягивает до 1.70.
– Хорошо. Садись, – учитель наконец смог начать занятие.
И так, прошло три пары. 4 с половиной часа ада. Я собрала вещи со стола и сказала подругам, что сегодня снова пойду одна.
– Ты хочешь заглянуть в актовый зал? – поинтересовалась Барб. Хотя она знала ответ.
– Да. Хочу немного там побыть. Сегодня им никто не должен пользоваться.
– С тобой пойти?
Я немного задумалась.
– Думаю, ты сама туда хочешь.
***
Мы спустились на первый этаж и прошли по переполненному шумными студентами коридору. Все собирались домой. Все были счастливы, что еще один рабочий день канул.
– Думаешь, он открыт?
– Если нет, это будет очень печально. Но мне плевать. Я найду способ его открыть.
Без сопротивлений огромные деревянные двери актового зала распахнулись, и мы вдвоем зашли на территорию, которая пахла волнением, лаком для волос, новыми костюмами и водой из-под бутылок. Это место было для нас с ней чем-то большим чем просто сцена с множеством уходящий вверх сидений для зрителей.
Я включила свет и пока Барб закрывала дверь помчалась на сцену.
– Ты давненько на ней не стояла, верно? – прокричала она.
– Не поверишь на сколько долго! Последний раз я выступала на большом концерте, туда приезжали дети с многих музыкальных школ и среди них я-ребенок из простого кружка по пению, ощущала себя просто отвратительно! – я ходила по всей сцене и, потихоньку, начинала привыкать к ней. – Это было так давно… Я помню все, что связано со сценой хоть и пробыла на ней не так долго, как хотелось бы. Первая репетиция, первая примерка костюмов, первый поход в гримерку и наконец первое выступление. Запах лака, сухого пойка, успокоительных и духов. Эти вещи творили магию и каждый выступающий ощущал что-то новое, неизведанное простому человеку, как будто внутри перемешались все твои органы и чувства, так трепетно, волнительно и даже неприятно, но удивительно, что каждому искренне нравилось это чувство-чувство сцены, выступления, – я окинула взглядом всю площадь сцены и на секунду мне стало до слез грустно, что я больше никогда не вспомню те чувства.
– Ты сейчас такая разговорчивая, я рада! – Барб подошла к сцене и запрыгнула на нее. –Расскажи мне, с чем ты выступала? Каково было? Расскажи мне все.
Я села рядом с ней.
– Знаешь, все началось с того, что в детстве я была очень любознательным ребенком. Мне были интересны многие вещи, но проблема заключалась в том, что запал проходил очень быстро, оно и понятно, будучи ребенком я хотела испробовать все-танцы, рисование, актерское мастерство, спорт и пение с игрой на гитаре. Ко всему этому я быстро остывала, кроме двух последних. Танцевала я как бревно, рисовала хуже всех детей. А вот петь… у меня получалось лучше всех. И в 10 лет меня повели в музыкальную школу, просто как доп. досуг. И знаешь, передо мной сидели дети моего возраста, которые превосходили меня, они пели то, что мне не нравилось, но я не могла себе позволить отставать от них. Меня это злило.
– Но ты же пела то, что тебе не нравилось? Какой был смысл продолжать?
Я замолчала, немного размяла руки и покрасневши ответила:
– Я… я впервые так легко подружилась с людьми. Ты знаешь, что общение для меня, это больная тема. И она больная с самого детства! И я поражалась тому, как быстро стала частью коллектива. Мне не было страшно, я не ощущала удушающего волнения, не стеснялась. Я была так счастлива, что наконец то стала нормальной. Я гордилась собой. И мне было так приятно рассказывать родителям с кем я сегодня поговорила, что обсудила, над чем посмеялась. И я не могла так просто перейти в другой коллектив, боясь, что там мне может так не повезти. Я не могла пожертвовать тем, что приобрела. Поэтому, мне оставалось совершенствовать свои навыки исполняя песни, которые мне не нравились, – я посмотрела на Барб, но меня встретили лишь ее грустные глаза. Она жалела меня не скрывая этого, вот только…
– Не надо меня жалеть. Все в порядке.
– Но тебе ведь было так тяжело.
– Я живу так всю свою жизнь. Ты должна понимать, что я привыкла.
– Но это же не нормально! У тебя проблемы, Рей, тебе надо бороться с социофобией! Посмотри, ты страдаешь этим с детства. Я с малых лет видела, как ты страдаешь от этого. А ты уже не маленький ребенок, тебе скоро 18. Ты ведь даже не можешь подойти к чужому спросить дорогу… Как тебе помочь?
Я смотрела в эти мокрые глаза, на эти чуть дрожащие губы и сморщенный лоб. Меня так искренне жалели, из меня сделали такую жертву… Я не сомневалась в ее словах, я знала, что они чисты и идут от души, но… Я ненавижу, когда меня жалеют. Да, я выгляжу жалостливо, как маленький кролик, прижавший уши. Меня хочется спрятать от всего мира и защищать. Но, черт побери, именно из-за этого я стала таким асоциальным убожеством. Меня все хотели спрятать все лучше и лучше в то время как мои сверстники уходили в мир все дальше и дальше. И все, что мне оставалось, это лишь смотреть на них. Пока я жила в темноте, все остальные уходили во все более светлые места. «Пойду туда, там много народу! Пойду туда– там так оживленно!». Я же стремилась уползти в еще более темные места, где нет ни одной живой души. И в конце концов, те, кто хотел меня спрятать добились своего– я стала прятаться сама. Я избегала людей, большие шумные компании, где люди смеялись и наполняли свою бездонную копилку воспоминаний новыми моментами. Я стала убегать обратно в темноту, ведь меня учили именно так, я не знала, как жить по-другому. Но, иногда, я позволяла себе мечтать-представляла, как я общаюсь с другими и мне совсем не страшно, как я знакомлюсь с новыми людьми и мне так хорошо на душе, я улыбаюсь, шучу, а потом прихожу в тупик и, открыв глаза в полной темноте, я продолжаю сидеть в одиночестве. Кстати и у меня есть своя копилка, только совсем пустая.
– Спасибо, но мне не нужна помощь, – я нагло врала. Но я привыкла жить так, как живу и что-то менять мне было слишком страшно. Я сотню раз хотела, чтобы кто-то помог стать нормальной, и мне предлагали помощь, но из-за страха у меня всплывал лишь один ответ «Нет, спасибо».
Барб еще немного посмотрела на меня. Потом в телефон и…
– Прости. Видимо лезу не в свое дело, да? – она спрыгнула со сцены и взяла рюкзак.
– Но, я все равно рада, что ты немного поговорила со мной. Может когда-нибудь ты откроешься миру, или хотя бы одному человеку. Просто знай, что, если ты вдруг решишь меняться… – она похлопала себя по плечу. – Я к твоим услугам, ты одна не останешься, – и она убежала и вскоре скрылась за дверью, оставив меня с моим другом и врагом– одиночеством.
Я продолжила сидеть и рассматривать зал. Мне было грустно.
«Открыться миру, или хотя бы одному человеку… Это сложно».
Потом я чуть расслабилась и позволила себе быть немного громкой– я тихо запела. Это была просто мелодия из моего мозга. Я пропевала ее тихо, чтобы кролика никто не услышал, а то он убежит и больше никогда не осмелиться запеть снова.
Как мне измениться
Что поделать дальше
Кто спасет синицу
Сумев запеть заставить
Маленькие беглые строчки возникли в голове, и я стала пропевать эти слова все снова и снова. Я закрыла глаза, подняла голову и почувствовала умиротворение. Слова разносились по пустому залу, раздаваясь легким эхо, было тихо, спокойно и я все больше успокаивалась.
– Сумев запеть заставить… – я открыла глаза и увидела перед собой незваного гостя. Стоя передо мной, он, широко раскрыв глаза, весь в синяках и ссадинах и с большим пластырем на щеке, смотрел на меня, держа в руках множество бумажек и черный чехол для гитары. Он стоял тихо, будто стараясь дышать как можно тише, как будто всеми силами пытался не мешать мне. Удивленные светлые глаза, бардак на голове, мешковатая толстовка и черные джинсы, а поверх расстёгнутый чуть мятый белый халат. Мы оба молчали, и я даже не знала, кто был смущен больше. Чуть потупив он наконец заговорил:
– Рифмы ноль.
Меня тут же одолел жар от злобы и смущения. Не могу представить на сколько красным было мое лицо.
– Чего?
– А? Нет. Прости. Просто первое, что в голову пришло сказал.
– Да, я знаю. Рифмы нет.
Мы еще немного помолчали.
«Худшее, это когда встречаются два асоциальных человека. Это смущает и вообще хочется раствориться».
– Давно ты здесь? – наконец я осмелела.
Он вдруг смущенно потрепал по волосам, забыв какая у него ноша и все с грохотом упало на пол. Листочки валялись везде где только можно было, а гитара шумно упав раздала грубые ноты поврежденных струн.
– Я помогу.
Вскоре мы вместе сидели на полу, пытаясь исправить то, что случилось.
– Так, давно? – снова переспросила я.
– Ну…с самого начала.
Тут у меня кольнуло в сердце.
– То есть, ты все слышал?
– Есть такое, – ему явно было неловко.
– Боже… Все эти рассказы и сопливые истории о моей такой же сопливой жизни? И мое жалостливое пение…
– Да.
– Какой кошмар… Как стыдно.
Я опустилась на колени и немного выпала из реальности. Как я могла так оплошать? Как такое могло произойти? За что это все?
«Круто. Теперь я буду выглядеть жалкой чудачкой в еще одних глазах. Меня снова начнут жалеть. А если кто-то еще узнает? Вдруг он кому-то расскажет. Да, он не похож на такого, но ведь я его совсем не знаю. Нет, прошу, только не это. Меня же опять будут избегать. Избегать еще больше, чем сейчас». Я посмотрела на него и поймала на себе взгляд.
– Почему стыдно? Я никому не скажу, если ты об этом.
Я продолжила сидеть, смотря вниз. Моя голова начинала болеть, и я чувствовала, что у меня начинается жар.
«Только не паническая атака, пожалуйста, только не она».
– Нет. Я не только об этом. Просто очень стыдно. Считаешь теперь меня странной, да? Думаешь, что это точно не нормально быть такой в таком возрасте. Правда ведь? Я пойму если ты начнешь меня избегать. Я привыкла.
Он оторвал взгляд от бумажек.
– Ты не странная. И не ненормальная. В каком-то роде, я даже тебя понимаю.
– В каком-то?
– Да. Посмотри на бумажки. Может что-то поймешь.
Я взяла первую попавшуюся.
– Ноты? Какие-то простые. Наверно, для разогрева?
Он был удивлен.
– Так ты в этом разбираешься?
– Совсем немного. Когда-то я училась игре на гитаре, но мне ужасно не везло с учителями. Первый открыл мне мир нот, постановки пальцев. Я была еще маленькой, поэтому мне было тяжело освоить ноты. Но от него я получила основу игры. Я плакала, но мне нравилось учиться. Вскоре, он ушел, и я осталась без учителя. Второй был совершенно иным. Он только давал мне простую табулатуру и поражался моему абсолютному слуху. Вскоре и он ушел. В конце концов третий учитель мог наблюдать, как мои навыки рассеиваются и как я хожу по замкнутому кругу, который становился все меньше и меньше. В конце концов, я бросила это дело. Забрав свою гитару и кучу нот, я закрылась в комнате занимаясь самообучением. Но, вскоре, я отложила инструмент в дальний пыльный угол и решила больше туда не смотреть.
