Текст книги "Утро вечера веселее"

Автор книги: Полина Аширова

Полина Аширова
Утро вечера веселее

Предисловие от автора

Вы открыли второй сборник. Выход дебютной книги во многом означал для меня сброс балласта многолетних переживаний и попытку открытости внешнему миру. Я полагала, что смогу опубликоваться и продолжить заниматься повседневными, обычными, скучными, но необъяснимо полезными вещами – не менее важными, чем то, о чём шла речь в первом сборнике. Как же я ошибалась! Появились «Большие важности» и мозг запросил ещё.

Вскоре после выхода труда в свет (декабрь 2021) начали зреть новые идеи, которые незамедлительно хотелось оформить во что-то целостное. Незаметно это превратилось в негласный вызов самой себе. Тенденция образовалась в конце декабря и окрепла в следующем месяце. Каждый январский день был колыбелью по крайней мере для одного стихотворения.

Названием сборника является слегка переделанная очень известная русская поговорка, подчёркивающая склонность человека, проживая тёмное время суток, раздувать из мухи слона. Всё то, из-за чего мы ворочаемся по ночам, утром может показаться сущим пустяком. По утрам я смотрела этим мелочам в бесстыжие глаза, затем пытаясь слепить из пластилина их обескураживающей сущности продукт для размышлений. Проще говоря, стихотворения из этого сборника были написаны преимущественно январскими утрами. Февральскими, конечно, тоже, но мне приходилось волевыми усилиями сдерживать себя, чтобы не провести целый день в компании строчек.

Также в сборнике присутствуют старожилы – пара переделанных стихотворений из 2017 года, среди них «Непричёсанное письмо Богу» и «Волнует море тихий вздох».

В предыдущей книге существовало разделение на циклы, каждый из которых имел визуальный образ в виде иллюстрации. В том собрании, что вы сейчас вот-вот прочитаете, отсутствует циклическая последовательность, но рисунков появляется больше – на сей раз они привязаны к конкретным произведениям. Многие из набросков – пожитки училищной деятельности, которые изумительно подошли к идее воспевания красоты человеческого тела. Тема не единожды поднимается на этих страницах.

Помимо этого, я сохраняю стремление к осознанному отказу от точек в конце строк, потому как они представляются мне отвлекающим и дробящим концепцию элементом.

На обложке красуется вид горячо любимого мной хорватского Омиша – локации, которую я заслуженно могу назвать местом силы. Я бесконечно счастлива, что имею возможность выражать эмоции не только через слово, но и через кисти и карандаши.

«Утро вечера веселее» во многом служит продолжением «Больших важностей» – те же темы остаются актуальными, те же проблемы оказываются под пристальным наблюдением поэтической линзы: это размышления о вечном и божественном, осознание собственной уникальности, крайне удивительным образом гармонирующее с нескончаемыми терзающими сомнениями. Чудовища различного происхождения тоже не предаются забвению. Разумеется, я не обошлась без географических гимнов. И, конечно, есть несколько тёплых слов о моих.

Возможно, некоторые аспекты рассматриваются немного под иным углом, но решать это уже читателю. Не исключено, что ему покажется, что это очередные банальные мысли новоиспечённой писаки. Может быть, он не ошибается, но не менее вероятно, что он заплутал в дебрях своей критики. Но совсем не обязательно ко мне прислушиваться, ведь я человек и всегда не права.

Наука стихии

 
Не смотрю в микроскоп и не режу несчастных мышей я
Во имя науки
Обнищалый серёдыш и пульс истерической шеи
Взяла на поруки
Образована этим стиховая даже фертильность:
И дёрнуло скулы,
Ведь когда-то, озлобленно скорчив тугую умильность,
Меня оттолкнул он
И когда-то эссенция боли правдивой навалом
Терпела лишений
И поэтому я неизменно довольствуюсь малым:
Не режу мышей я,
А в конвульсиях рою архивы, где ждут ностальгии
Развязно лихие
Я исследую срезы мыслительной гиперемии[1]1
  Гиперемия – переполнение кровью сосудов кровеносной системы какого-либо органа или области тела (Википедия).


[Закрыть]
Во имя стихии
 

Утро вечера веселее

 
Утро вечера мудренее, несмотря на забытость грёз
Он солёный раствор печали повыталкивал из желёз
В медный кубок сбежавшим в страхе от диктаторов темноты
Объективно трусливым суткам. Дезертиры они, скоты!
 
 
Вечера, вот те крест, грустнее, ведь горячность мозолит толк,
Исполняя смертельно честно непомерно кошмарный долг:
Созывает из недр ганглий[2]2
  Базальные ганглии (базальные ядра) – несколько скоплений серого вещества, расположенных в белом веществе латеральнее таламуса на уровне основания полушарий конечного мозга (Википедия).


[Закрыть] та на вече больных сирот,
Подавая токсин глумленья как смешнейшую из острот
 
 
Вечера, вот те крест, глупее, ведь не ведают, что творят
Из безрадостных эпилогов полоумные состоят
Утро вечера веселее: нет диктаторов темноты!
Я бы снова дала те крест свой, да закончились уж кресты
 

Да будет свет!

 
Включи гирлянду – будет свет
Да будет свет!
О, как корпел светодиод!
Да будет плод
Его стараний в той искре —
Его сестре,
Едва мерцающей во тьме
Потухшей мне
Кричи, искра, кричи вослед!
Да будет свет!
 

Я художник

 
Я художник, а значит, живое любить – мой долг,
Помалее ваятель шик заграбастать себе не мог
И берёт меня диво о смертных живущих лиардный час:
Лепка мимики, шлейф культур, колоритность рас…
 
 
Пух волос, недовольством собой изнурённый пресс,
Лисий взгляд, рыжина бровей, заунывный миндаль-разрез,
Фейерверки характеров, милости судеб и разность рас:
Восторгалась живыми смертными вечность раз
 

С добрым утром, любимое тело!

 
С добрым утром, любимое тело!
Просыпайся, вставай; опустело
В нём пристанище снов и загвоздок
Нет скромняг в нём и нет вертихвосток
Заряжайся, обмякшее тело,
Ты всесильем до края-предела,
Проведи по сплетенью ладонью,
О великом помысли спросонья
И вставай с той ноги, моё тело!
Ожидает масштабное дело
Нас с тобой в новом дне; поднимайся
И всесильным всегда оставайся
 

Бирюзовые трубопроводы

 
Бирюзовые трубопроводы
Обвивают меловые трубки
И прозрачной слюдой твои годы
Застревают в дермальной скорлупке
 
 
Сжать кулак, чтоб четыре фисташки
Показались? Чудесны морщинки,
Заусенцы, порезы, мурашки
Мирозданческой микропесчинки
 
 
Изобилие угольных точек
Расселилось по разным кварталам
И, как умная книжная строчка,
Магнетизмом оно обладало
 
 
Застеклённые кончики трубок,
Лабиринты в слюде чуткой дермы…
Как же, стан мой, ты нежен и хрупок,
Как, телесная сущность, ты бренна!..
 

Фотодело

 
Бессильна камера, велика только радужка
В дрожаниях трабекул[3]3
  Трабекулы, трабекулярная сеть – сетчатое соединительное образование, которое соединяет ресничный край радужки с краем задней поверхности роговицы. Лакуны, наряду с криптами, являются углублениями, располагающимися между трабекулами (Википедия).


[Закрыть] и лакун
Лелея тленное, как внуков любит бабушка,
Перстом крестя в рождественский канун,
 
 
Являет кадрами в растворе проявителя
Наивность и этапов новизну
Не надо сетовать, что снимки на любителя,
Не ной про примитив и кривизну,
 
 
Пускай и ранее нам юность эфемерная
Всю трезвенность пыталась усыпить,
Готовься, шаткая, покамест маловерная,
Протаптывать водицу, а не пить
 

Пусть вымывается нужное русло

 
Пусть вымывается нужное русло
Скорым потоком искусства!
Снова, как прежде, с пилою и стуслом,
Катимся с видного спуска
 
 
Всё, как и раньше: ни в жизнь не догнать нас,
Илом измазана срочность —
Это на деле успела сказаться
Жуткость проверки на прочность
 
 
Пусть запасаются пряным терпением
Спешные ритмы искусства!
Шибко податливы стали лечению
Бремя, бессилье и усталь
 

Будут читать

 
Чувствования стали дурные
Наждаком обернулась кровать
Нас, конечно же, будут читать!
Потерпите недолго, родные
 
 
Захудалых столетий изыски
Как молочные зубы – шатать!
Постоим, как креплёные виски:
Нас, естественно, будут читать
 
 
Сто двенадцатый… старые внуки…
Синтепоновой станет кровать
И пропавшие без вести руки
Посоветуют, что почитать
 

Перья снега

 
Разлетелись перья снега на балконе,
Раскрошились белосахарным печеньем
Вы уносите в чулочном нас капроне
По течению:
По-январски хладнокровную воронку
Для двуногих жуть как бережно хранили
Отойдите же, любезные, в сторонку:
Лахта-шпилем
Скорлупу нам перья снега раздробили
И желток на небо выплыл сопленосый
Так и светит нам, донельзя прихотливым
Альбиносам
 

Бренность царя в голове

 
Колоссальность древнейших чудны́х пирамид
На меня острый взор, я клянусь, устремит
Вопросительно хлопнет вдали пистолет
Из ненашенской эры с опаской мне вслед
 
 
И помашет, слегка поправляя синдон[4]4
  Синдон – часть мужской одежды эпохи Нового царства. Синдон также упоминается в Библии (Суд.14:12,13), под ним подразумевается нижняя рубашка из тонкого полотна (возможно, льна) прим. автора.


[Закрыть],
Заскорузлой рукой неживой фараон
И меня напугает пожухшая речь
«Как бледна! Не желаешь ли рядом прилечь?»
 
 
Попрошу я подмоги, скрывая акцент,
Отдадут египтяне нехитрый рецепт
И возьмусь, искупавшись в сыром хвастовстве,
Бальзамировать бренность царя в голове
 

Ошибаться

 
Было б вмоготу мне, стала бы ракушкой,
Липким чернозёмом, старенькой избушкой —
Чем тебе угодно, только не собою
Хочешь – атмосферой бледно-голубою,
Хочешь – непомерной завистью и гнусью,
Хочешь – замерцаю, хочешь – испарюсь я?
Как ни ускользай от туч витиевато,
Как ты ни дублируй их промокшей ватой,
Будешь лишь собою – будешь ошибаться,
В смуте бестолковой дрябло колебаться!
Буду я собою, буду ошибаться,
Буду и в лепёшку истин расшибаться
Я тебя, читатель, несколько расстрою:
В каменной ракушке будет вместо моря
Бурный кровоток твой гулко отзываться…
Встанешь и ответишь: «Склонен ашибаца»
 

Культ прогресса

 
«Кто больше фиолетов?» – заспорят аметисты
«Мужской ли род у кофе?» – в сомнениях лингвисты
Не держат черепахи, киты, слоны и белки
Такую тяжеленно плоскую Земельку?
 
 
Наш идол неизменный – затейный культ прогресса
– Ты кто? – Венец творения. Я вылеплен из стресса
Наутро нержавейка, увидишь, станет ржавой
Ничуть не гениальны – чуть менее неправы
 

Молчание – золото

 
Громче пушечного залпа живизна жестикуляции:
Новостную они сводку на костяшках передали,