Текст книги "Великий Эллипс"

Автор книги: Пола Вольски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 45 страниц)

Ночь уже нельзя было назвать спокойной. В окнах домов зажегся свет, и Лизелл увидела на брусчатке неровные трещины разломов. Мужчины, женщины и дети в ночных рубашках и пижамах выбегали из близлежащих домов. Послышался нестройный хор испуганных голосов, который перешел в истошные вопли, когда гул подземного грома раздался вновь и земля раскололась. Фигуры в белом неуклюже попадали, а маленький купол, венчавший резиденцию правителя, полетел вниз и с грохотом ударился о мостовую. В то же самое время уличные фонари, стоявшие по периметру площади, начали один за другим быстро валиться на землю и, едва коснувшись ее, гасли. Темнота накрыла площадь и тут же отступила: от упавшего фонаря загорелась сухая циновка, закрывавшая чье-то окно. Паника и крики усилились.

Гирайз! Он где-то там, в этом аду. Лизелл стиснула зубы.

– С ним ничего не случится, – успокоил ее Каслер.

– Что?

– В'Ализанте не пострадает. Я думаю, никто не пострадает – силы направлены не на это.

– Откуда вы знаете, на что они направлены?

– Я так чувствую. Вам не нужно бояться за своего друга.

– Я бы тоже хотела знать все это наверняка. Но позвольте заверить вас, что благополучие господина в'Ализанте меня абсолютно не интересует.

– Возможно, вы обманываете саму себя.

– Нет, – она заколебалась. – Что заставляет вас так думать?

– То, что вы сейчас очень сильно сжали мне руку.

– Ой, извините, – она выпустила его ладонь и тут же пожалела об этом, лишившись успокаивающего тепла.

– Смотрите, – произнес Каслер, – кто-то уже потушил огонь. Толчки прекратились. Разрушений больше не будет, все закончилось.

– Это тоже предчувствие?

– Не только. Послушайте. Что вы слышите? Вернее – чего не слышите?

– Пения. Голоса – их больше нет.

– Они сделали все, что было нужно.

– А что им нужно? Разрушить собственный город?

– Площадь и стоящие на ней здания построены выходцами с запада. Они не принадлежат этому народу. Я не думаю, что ягарцы будут оплакивать эту потерю.

– Но полковник Эрментроф и ваш действующий правитель Янзтоф увидят случившееся в ином свете. Они не раздумывая выразят свое неудовольствие, и ягарцам придется заплатить не малую цену. Разве за этим не последует репрессий?

– Возможно.

– Грейслендские дисциплинарные меры печально известны, в Ксо-Ксо значительно снизилась численность населения.

– Последствия маловероятны. Официально грейслендцы не признают существование сверхъестественных сил. Наказать ягарцев – значит признать, что это их стараниями разрушена площадь. Но как могут эти отсталые дикари управлять силами природы? Обвинить ягарцев значило бы признать сверхъестественность случившегося, а это то, что мои соотечественники открыто не признают. А если нет преступления, то нет и виновного, а нет виновного – нет и наказания.

– Все ясно и понятно. Хотела бы я надеяться, что это так. Вы были абсолютно правы относительно… как вы это назвали? «Высокая степень реализации»?

– Это было несложно определить.

– Для вас – возможно. Я помню, как вы сказали тогда на «Карвайзе», что вас еще в детстве научили чувствовать присутствие сверхъестественных сил. Я не поверила вам тогда, но сейчас верю. Извините, что я сомневалась.

– Каждый здравомыслящий человек подвергает сомнению такие вещи.

– По-моему, вы тогда сказали еще, что такое обучение входит в традиционную систему образования Грейсленда.

– Да.

– Но если в традиционную систему образования Грейсленда входит изучение сверхъестественной энергии, то почему же Империя отказывается признавать ее существование?

– Нынешнее правительство ценит современный рационализм или, на худой конец, его поверхностные проявления, Ледяной Мыс же остается верен традициям. Но это не тот вопрос, который обсуждают с иностранцами.

– Понимаю, – разочарованно пробормотала Лизелл, поскольку чувствовала, что ответ на этот вопрос мог бы дать ключ к разгадке его характера.

– Это не тема для обычного разговора, – продолжал Каслер. – Но я все же расскажу вам о Ледяном Мысе, потому что вы ищете знаний, потому что мне приятны эти воспоминания и потому что – как ни странно – мне приятно будет поделиться этими воспоминаниями с вами. Это не нарушение гражданского долга – лишь отказ от условностей, прихоть, которую я позволю себе сегодня.

– Не рассказывайте мне того, о чем можете потом пожалеть.

– Я ни о чем не пожалею, – не задумываясь ответил Каслер. – Ледяной Мыс – это возникшая в глубокой древности крепость, внешне суровая и аскетичная. Она стоит на отвесной скале, на самой северной оконечности Грейсленда, откуда открывается вид на безбрежное серое море. Это – твердыня традиций, старейшая школа для избранных, известная в моей стране как «Лаагстрафтен», а в Вонаре – как «Братство». Вы слышали о нем?

Лизелл кивнула.

– Я не удивлен. Орден Братства, хотя в высшей степени и почитается, но избегает общественного внимания, поэтому о самом его существовании едва ли что-нибудь известно за пределами Грейсленда. И даже у себя на родине орден умудряется держаться в тени, хоть и весьма существенно участвует в делах государства. Его влияние изменило ход войны, он также руководил судьбой принцев и формировал историю нации.

В орден принимаются дети из самых знатных и древних Домов. Семьи отдают их туда в раннем возрасте, и они воспитываются в уединении в крепости Ледяного Мыса. Там молодых претендентов держат в строжайшей дисциплине, программа их обучения нацелена на укрепление тела и духа, их обучают различным искусствам и наукам, многие из которых давно забыты за пределами этих стен. Их учат защищаться от магического воздействия, открывают секреты всеобщности и запредельности, одним словом, от них требуют максимально реализовать их собственные таланты и способности. Такой жесткий режим в течение долгого времени вряд ли подойдет каждому, но те, кто до конца выдерживают программу, экзаменуются на выпуске, и если проходят последнее испытание, получают звание «Разъясненный», которое дает им все привилегии состоящих в ордене. В Грейсленде это считается большой честью.

– И вы получили это звание? – спросила Лизелл.

– Да, я прибыл на Ледяной Мыс, когда мне было четыре года, и не покидал его ни разу все последующие семнадцать лет. В конце этого срока я получил звание «Разъясненный», и мою кровь определили как «афлегренскулт».

– Что это значит?

– Слово «афлегренскулт» имеет два значения – «добродетельный» или «доблестный в сражении», зависит от контекста. У нас существует традиция – кровь сердца Разъясненного должна закалять сталь, из которой делают оружие для членов королевской семьи. Изначально, чтобы получить такую сталь, приносились человеческие жертвы…

– Ну, по всей видимости, это было давно.

– Жертвоприношения закончились только в конце прошлого века. Возможно, в глазах иностранца – это варварство, хотя вы должны понимать, что отдать свое сердце – это высочайший акт патриотизма, и такой поступок расценивался как великая привилегия. Однако за последние полвека многое изменилось, и все чаще Разъясненному позволяют такую роскошь, как естественная смерть.

– Чаще, но не всегда?

– Я хотел навсегда остаться в стенах твердыни Братства, – продолжал Каслер. – Я планировал учиться, заниматься научными изысканиями или с радостью отдать свою кровь, если бы от меня этого потребовали. Я не знал иной возможности прожить свою жизнь, да и не хотел знать. Чтение и разговоры с теми, кто знал больше меня, не пробуждали во мне желания познавать мир за стенами Ледяного Мыса. Как раз напротив, я научился высоко ценить жизнь в ордене и покой, который он дает. Но этому не суждено было осуществиться, – резюмировал Каслер. – Начались войны, и меня призвали на службу. В военное время, мы, Сторнзофы, должны брать в руки оружие – таково предназначение нашего Дома. Такое служение Грейсленду не нарушает принципов Братства. В итоге я поменял Ледяной Мыс на армию, где мгновенно только за имя, которое ношу, мне дали чин офицера. Я не заработал его и не заслужил, но так уж устроен этот мир. К счастью для всех, я проявил способности к этой работе – в конце концов, у Сторнзофов это в крови. Некоторые мои таланты оказались полезными, я стал востребован, для меня постоянно находилось какое-то занятие, и я постепенно привык к военной жизни, как когда-то привык к жизни в Братстве. Вот так я и провел последние пять лет, и не могу сказать, что жалею об этом. Но что странно: не было ни дня за все эти годы, чтобы я не думал о Ледяном Мысе, не было дня, чтобы я не слышал его зов.

– Вы когда-нибудь вернетесь туда? – спросила Лизелл.

– Долгое время после того, как я покинул Ледяной Мыс, я знал, что вернусь при первой же возможности. Но война продолжается, годы идут, и время меняет все. Когда наконец войны закончатся и я освобожусь, я почувствую, что изменился настолько, что не принадлежу больше Ледяному Мысу. Мне больше не будет там места.

– Может быть, так и не случится. Ну, а если все же…

– Я не буду долго смотреть в прошлое. Буду довольствоваться тем, что есть, в этой жизни тоже существуют свои радости, – ответил он. И, прежде чем она смогла осмыслить последнюю фразу, добавил: – То терпение, с которым вы меня слушаете, и есть одна из таких радостей. Надеюсь, что мой монолог не очень сильно вас утомил.

– Нисколько. Я рада, что вы рассказали мне все это. Ответили на вопросы, которые я никогда не осмелилась бы задать. Сейчас я начинаю хоть немного понимать вас.

– Мы начали понимать друг друга задолго до этой ночи, и слова не были нам нужны, – медленно произнес он.

– Вы чувствовали это? – У нее перехватило дыхание.

– Да. Разве я ошибаюсь?

– Нет, – прошептала она. Он стоял так близко. Их глаза встретились, и ее пульс участился. Она растеряно подумала: неужели он попробует ее поцеловать, и еще больше растерялась: неужели она ему позволит? Конечно, нет, ни одна порядочная женщина не допустит такого до свадьбы, даже с тем, с кем помолвлена, тем более с почти незнакомым мужчиной, соперником, грейслендцем. Но звездное небо сводило с ума, и она решила: если он обнимет и поцелует ее, она не будет сопротивляться, даже и пытаться не будет.

Он обнял ее за плечи, и у нее закружилась голова. Она закрыла глаза и качнулась к нему. Секунду он держал ее в своих объятиях, но потом отпустил и отступил назад. Лизелл открыла глаза и посмотрела на него с удивлением.

– Простите меня, я воспользовался… – Произнес Каслер, – это предосудительно.

– Что вы хотите этим сказать – воспользовался? – нахмурилась Лизелл. – Воспользовались чем?

– Вашим мягким сердцем и природной чувствительностью. Я понял сейчас, что эксплуатирую эти ваши достоинства, хотя и без всякой задней мысли.

– Вы ничего не эксплуатируете, Каслер. Вы так плохо обо мне думаете? Я не дура и не ребенок, чтобы так легко мною манипулировать. – Она обронила совсем пустячную колкость, как и велела ей гордость, но на душе у нее было радостно. Он сказал, что у нее мягкое сердце и по природе она чувствительна.

– Вы меня поправили. Все верно, вы не простушка и не жертва. Вы, вероятно, допускаете, что иногда бываете опрометчивы и не склонны обдумывать возможные трудности. Мы оба участвуем в одних гонках. Завтра утром я должен оставить вас без каких-либо рассуждений, даже не оглянувшись назад. Вы должны поступить так же, если представится возможность. Никто из нас не может остановиться, чтобы предложить другому помощь в сложной ситуации. Как трудно остановиться, когда дружба или связь между нами обоими кует невидимые цепи!

– Трудно, но не смертельно, – ответила ему Лизелл. – Я намерена победить, и, несмотря на дружбу, я буду пытаться сделать то, к чему так долго стремилась.

– Вы сейчас так думаете, но где-нибудь далеко вы вдруг поймете, что цена, которую вам приходится платить, выше, чем вы предполагали.

– И все же я ее заплачу.

– Может случиться, что просто не сможете. Иногда от нас требуют таких поступков, на которые невозможно пойти, чтобы не потерять уважения к себе.

– Я не потеряю уважения к себе, если выиграю эти гонки. – Вы не можете знать наперед, как именно вы поступите, пока сам момент выбора не встанет перед вами, и только тогда вы сможете удивить саму себя настоящую.

– Посмотрим. – Что ж, поцелуев сегодня не будет, момент явно упущен. Она испытывала смешанные чувства – что-то среднее между облегчением и разочарованием.

После длительной паузы Каслер произнес:

– Там все утихло. Можно возвращаться.

Он проводил ее до площади. Свет, горевший в окнах домов, освещал изломанную брусчатку, упавшие уличные фонари и разбросанные по площади обломки. Несколько потрясенных граждан еще толпились здесь, но переговаривались между собой более спокойными голосами. Большинство успело разбрестись по домам и квартирам.

У входа в гостиницу они остановились, и Лизелл заметила:

– Вот и снова расставание. Нам, кажется, слишком часто приходится это делать.

– Сейчас – да. Но ведь Великий Эллипс когда-нибудь кончится, не правда ли?

Да, но к тому времени Вонар и Грейсленд, могут быть, начнут войну друг с другом, подумала она.

– Все когда-нибудь закончится, но иногда, правда, кажется, что это невозможно, – сказал Каслер.

– Снова телепатия? – улыбнулась Лизелл. – Сегодня ночью ваши предчувствия спасли меня от хорошей встряски. Если я вновь услышу эти голоса, то буду знать, что надо бежать на какой-нибудь пригорок.

– Вы не услышите их. Они выполнили свое предназначение. Посмотрите туда, – он кивнул на центр площади.

Она посмотрела в сторону платформы с позорным столбом: платформа была пуста, четверо несчастных исчезли.

XIII

– Где ты была сегодня ночью? – спросил Гирайз. – Когда землетрясение подняло меня с постели, я спустился в холл, подошел к твоему номеру и нашел только бьющихся в истерике грейслендок. Тебя среди них не было видно, я подумал, ты, вероятно, уже покинула здание. Я вышел на площадь, но и там тебя не нашел.

– Я была поблизости, – как-то неопределенно ответила Лизелл.

– Я рыскал по площади, как охотничья собака. Я не понимаю, как я мог тебя просмотреть.

– Ну, было темно, паника и все такое, – она уклонялась, не желая открывать обстоятельства, которые свели ее с Каслером Сторнзофом. – Я очень рада, что ты не пострадал.

– Судя по тем слухам, которые дошли до меня, никто не пострадал. Это очень примечательно.

– Просто невероятно.

– Но как все счастливо обернулось для несчастных у позорного столба! Им каким-то образом удалось сбежать под прикрытием всеобщей паники. Или их освободил кто-то… Как бы там ни было, все четверо исчезли. Ты заметила?

– Да. Видеть позорный столб пустым куда приятнее, но все же это не самое приятное, о чем можно говорить. – Она посмотрела в сторону часового, стоявшего на расстоянии не скольких футов у входа в здание мэрии.

– Мы разве кого-то обижаем разговорами о природных явлениях? Согласись, какое необычное время было выбрано для этих катаклизмов? Сейсмическая активность нетипична в этой части света, хотя землетрясение возникло в нужный момент, чтобы помочь сбежать…

– Невероятное совпадение. – Желая сменить тему разговора, Лизелл поднялась по каменным ступенькам и обратилась к часовому по-грейслендски: – Сейчас уже время, будьте добры впустить нас.

– Мэрия открывается в 8:00, – часовой посмотрел на свои часы. – А сейчас 7:58.

Лизелл вздохнула и вернулась к Гирайзу.

– У него часы отстают, я точно знаю, – жалобно произнесла она. – Ненавижу ждать. Нет ничего хуже этого.

– Можно о многом подумать.

– Ты приготовил карту?

– Да, но она нам не понадобится. Я помню маршрут наизусть.

– Ты уверен? Я хочу сказать, что здесь такие кривые улицы и столько поворотов, они похожи на… на тарелку голубых энорвийских червей.

– Не волнуйся.

Она волновалась, но не стоило ей указывать на это. Она принялась бессмысленно рассматривать площадь. Туземцы под руководством грейслендских хозяев убирали поврежденную брусчатку и восстанавливали поваленные фонари. Небольшая кучка ягарцев собралась у платформы, пялясь на опустевший позорный столб. Раздраженный солдат в серой форме принялся отгонять их. Перед финансовой палатой орава голых меднокожих ребятишек играла, перепрыгивая через свежие разломы в брусчатке.

Она снова посмотрела на Гирайза. Впервые за все то время, что она его знала, он изменил своей безупречной холености. Его темные волосы отросли, и прическа стала привлекательно небрежной. Его одежда цвета хаки была чистой, но чудовищно мятой, и на рубашке не хватало пуговицы. Но ни одно из этих несовершенств не могло нанести ущерба его врожденной вонарской элегантности. Маркиз в'Ализанте мог бы нырнуть головой вниз в кучу навоза и каким-то чудом сумел бы при этом остаться господином маркизом. Тени у него под глазами залегли темнее обычного, морщины стали глубже – он плохо выспался за эту ночь, и все же он выглядел бодрым, уверенным в себе и явно веселым.

– Гирайз, – решилась она спросить, – тебя действительно все это не раздражает?

– Раздражает? – он задумался на секунду. – Ты знаешь, за последние недели на мою долю выпало столько неудобств, столько раздражающих, утомительных моментов, нестыковок, разочарований, сколько за всю жизнь на меня не сваливалось. Но при этом я узнал столько нового, разнообразного – столько открытий. Меня раздражает многое, но я бы ни за что в жизни не хотел бы от этого отказаться.

– Это не похоже на речь господина маркиза, когда-то не мечтавшего о большем, чем курсировать между Ширином и Бельферо.

– Во-первых, он мог немного измениться, а во-вторых, тебе могло только казаться, что ты его хорошо знаешь.

– Ну и что верно в твоем случае?

– И то и другое.

– Ты дразнишь меня?

Вопрос навсегда остался без ответа, поскольку в этот момент часовой вышел из здания мэрии и сделал им знак рукой.

Они вместе взбежали вверх по лестнице, затем через дверь в безликий вестибюль, где скучающий часовой показал им, как пройти к подклерку муниципальной администрации на втором этаже. И снова вверх по лестнице, мимо щеголеватых фигур в серых мундирах, мимо цивилизованных костюмов и белых западных лиц, которые удивленно смотрели вслед парочке, несущейся по безликому коридору к двери с матовым стеклом и аккуратной надписи на грейслендском – МУНИЦИПАЛЬНАЯ АДМИНИСТРАЦИЯ.

Гирайз постучал и, не дожидаясь ответа, толкнул дверь. Она была открыта, они вошли. В комнате не было ничего лишнего – образец безупречного порядка. Вдоль стен – шкафы с папками, старый деревянный письменный стол, рядом – два стула, позади – шкаф с книгами, и больше никакой мебели. Клерк – лысый, с детским лицом, в очках с металлической оправой, одетый в штатское – сидел за письменным столом. При их появлении он поднял глаза, брови его удивленно выгнулись.

– Вы являетесь подклерк из Муниципальной Администрации, да? – спросил Гирайз.

Его грейслендский был ничем не лучше, чем у нее, обратила внимание Лизелл.

– Совершенно верно, – ответил подклерк высоким педантичным голосом.

– Мы должны паспорта иметь проштамповать официальной печать.

– Официальная печать города Ксо-Ксо, – пояснила Лизелл. С обворожительной улыбкой она достала паспорт и положила его на стол. – Вы делайте штамповать, будьте добры.

Рядом Гирайз положил свой паспорт. Подклерк муниципальной администрации взглянул на документы и уточнил:

– Из Вонара, да?

– Совершенно верно, господин подклерк, – прощебетала Лизелл.

Он смерил ее взглядом с головы до ног, не упустив пышные золотисто-рыжие локоны, наскоро собранные на затылке и сбегающие вниз по спине, нетипичные для вонарки бизакскую тунику и юбку-брюки. После этого созерцания его брови поднялись еще выше – почти достигли волосистой части головы.

Лизелл почувствовала, что краснеет. Грейслендский сопляк, подумала она, продолжая смотреть на него невозмутимым взглядом.

Подклерк перевел взгляд на Гирайза, обросшего и помятого, и догадался:

– Вы, наверное, участники Великого Эллипса?

– Совершенно верно, господин подклерк, – ответил Гирайз.

– Вы самый умный догадаться об этом, господин подклерк, – восхитилась Лизелл.

– Наш грейслендский участник, главнокомандующий Сторнзоф, надерет кнутом ваши вонарские задницы, – подбодрил их подклерк. Ответа не последовало, и он добавил: – Наш Сторнзоф уже зарегистрировался и ушел вперед, поэтому вам его не догнать, вы можете сдаться прямо сейчас.

– Да, да, может быть, господин подклерк, – ответил Гирайз, – но мы должны продолжить. Будьте так добры, штамповать паспорта…

– Я тоже сделал ставку в Великом Эллипсе, – сообщил им подклерк. – Двадцать серебряных грейсмарок я поставил на нашего главнокомандующего Сторнзофа.

– Вы иметь хороший спортивный дух, – согласно кивнула Лизелл.

– Так что вы понимаете, – признался печально подклерк, – победа Грейсленда – это не только вопрос национальной гордости для меня, но это еще и мой личный интерес. Я уверен, вы меня понимаете.

Лизелл и Гирайз обменялись тревожными взглядами.

– Ну а теперь, что касается ваших вонарских паспортов, – продолжал подклерк. – Они требуют, тщательной проверки. Это необходимо сделать для полной уверенности, что все в порядке.

– Я уверить вас… – начал Гирайз.

– Подождите молча, будьте добры, – порекомендовал подклерк – Вы можете присесть, если желаете. Потребуется некоторое время.

– Но мы не иметь время! – запротестовала Лизелл. – И…

– Помолчите. Я должен проверить подлинность всех штампов и печатей, которые вы мне тут представили. Задача требует от меня предельного внимания.

– Но, – начала Лизелл. Гирайз посмотрел на нее предостерегающе.

Подклерк открыл один из паспортов, полностью изучил первую страницу, затем неспешно поднялся и подошел к книжному шкафу, достал с полки массивный том и вернулся с ним на свое место. Открыв книгу, он нашел нужный указатель, затем открыл страницу с искусно отпечатанным гражданским штампом и придирчиво сравнил его со штампом в паспорте. Наконец он удовлетворенно кивнул и перешел к следующему штампу в паспорте, внимательно рассмотрел его и поднялся, чтобы взять следующий том.

Лизелл беспокойно топталась на месте. Пока подклерк изучает, время уходит. В таком темпе он не скоро закончит, но она не может столько ждать. Она кашлянула, но тот даже не поднял головы.

– Господин подклерк, – умоляюще начала она. Он посмотрел на нее.

– Господин подклерк, мы очень хотим сделать большую скорость, и наши документы правильные, они точно в совершенном порядке…

– Оставшиеся штампы тоже должны быть проверены, – сообщил ей подклерк. – Проверка только началась, может быть, вы хотите пока пойти прогуляться, возвращайтесь к концу дня. Возможно, к тому времени я закончу.

– Сэр, вы не понимать! Мы не можем ждать! Мы… – Гирайз поймал ее взгляд и едва заметно покачал головой. Лизелл тут же закрыла рот.

– Господин подклерк, – вмешался уважительно Гирайз, и глаза грейслендца за стеклами очков посмотрели на него. – Разрешите мне, пожалуйста, предложить вам. В Империи вы занятый официальное лицо, ваше время так ценное тратить его напрасно на маленькие дела. Может быть, подарок Муниципальной Администрации послужит демонстрацией нашей хорошей честности, позволит вам в ответ освободить некоторые формальности. – Достав несколько банкнот из своего портмоне, он положил их на стол.

– А? Что это? – подклерк внимательно посмотрел на предложенное. – Вонарские новые рекко?

– Они хорошие по всему миру, – заверил Гирайз. – Новые рекко, я даю, равны сорок грейсмарок. Это доказать нашу хорошую честность.

– Этот подарок говорит в вашу пользу, – решил подклерк. – Вы ведете себя как настоящий друг Империи, и я приму ваши документы, которые кажутся в полном порядке, в соответствии с суммой.

Легкий стук по бумаге смоченной в чернилах резины оповестил об официальном подтверждении присутствия Гирайза в'Ализанте в городе Ксо-Ксо.

– Держите, – подклерк протянул паспорт его владельцу. – Вам удалось добиться моего расположения. Но вы ведь понимаете, я уверен, что мой жест доверия не может распространяться на присутствующую здесь женщину, ее документы требуют тщательной проверки.

Лизелл думала, что предложение господина Маркиза распространяется и на нее.

– Да, понимаю, господин подклерк, – серьезно пробормотал Гирайз. – Вы служить Империи и понимать свой долг. Я оставлять ее вам тогда. – Делая вид, что он не замечает удивления грейслендца, он развернулся и направился к двери.

– Как ты посмел, аспид, – проворчала Лизелл. Достав пригоршню новых рекко, она хлопнула их на стол. – Вот, здесь может равняться пятьдесят грейсмарка или больше, можно больше. Это доказать мою хорошую честность, господин подклерк, сэр.

– Угу, – подклерк пересчитал деньги. – Хорошо. Вы убедили меня в своей честности. Ваши документы – действительны. – И, расщедрившись, он поставил штамп и вернул ей паспорт.

– Спасибо, господин подклерк, – выдавила из себя Лизелл. – Мы будем продолжать свой путь.

– Как вам будет угодно. Хотя ваши усилия бесполезны. Вы никогда не обгоните нашего главнокомандующего Сторнзофа, ему на роду написано побеждать. Он родился в Грейсленде, понятно вам?

– Читай газеты, – посоветовала Лизелл и вместе с Гирайзом покинула муниципальную администрацию.

Несколькими минутами позже они уже вышли из дверей мэрии, прошли мимо часового и оказались на залитой солнцем площади, где Лизелл посмотрела на свои карманные часы.

– 8:17, – констатировала она мрачно, и они припустили рысью. – Эта скотина задержала нас. У грейслендцев нет ни какого понятия о честной игре. – Она вспомнила о Каслере Сторнзофе и выражении его глаз. – По крайней мере, у большинства. И было бы значительно хуже, если бы тебе не пришла в голову идея дать ему взятку. Отлично. Но неужели ты бы действительно меня там бросил?

– Мы же участвуем в гонках, не так ли?

– Но…

– Быстрее, – Гирайз ускорил шаг. – Шагай быстрее.

– Не могу, – вышла из себя Лизелл. – Этот саквояж, с ним так неудобно.

– Тогда выброси его, я не собираюсь из-за тебя опаздывать.

– Никто тебя об этом и не просит. – Нет, она больше не будет выбрасывать свой багаж, решено. Во второй раз – нет. Она сделала рывок, поравнялась с ним, тяжело дыша, и спросила: – Да-ле-ко е-ще?

Не отвечая, он повернул и понесся вдоль незнакомой улочки, которая закончилась импровизированным временным мостиком из скользких досок, перекинутых через ручей, пробивающийся сквозь горы мусора и нечистот. Стоящие рядом постройки были маленькие и грязные, покрытые пальмовыми листьями крыши были изъедены черной плесенью.

Он знает дорогу, уговаривала себя Лизелл. Он сказал, что выучил наизусть кратчайший маршрут, а Гирайз в'Ализанте не бросает слов на ветер.

Они прошли мост, далее по еще одной заваленной отбросами улочке, и наконец вид стал поприличнее, улочка расширилась, неопрятные деревянные дома сменились большими постройками, приземистыми, тяжеловесными, безупречно чистыми, с высокими глухими стенами. Чувствовалась грейслендская рука. Склад какой-то? Если так, то очень даже симпатичный, значит, и порт где-то рядом.

Еще один поворот, вперед по тесному проходу между складами, и неожиданно путь им перекрыла стена, соединяющая два здания. Они остановились.

– Что-то не так, – нахмурился Гирайз. – На карте стена не указана, ее не должно здесь быть.

– Может быть, мы не там повернули? – Лизелл воспользовалась передышкой и поставила саквояж на землю.

Он пропустил мимо ушей ее замечание.

– Недавно построена, – решил он. – Здесь был прямой выход к морю. Теперь нам придется идти в обход.

– Есть ли смысл? – Она не могла удержаться, чтобы не посмотреть на часы. – Уже 8:32. Мы опоздали, Гирайз. Эта грейслендская свинья пустила нас ко дну.

– Ты уверена, что «Водяная фея» уйдет точно по расписанию?

– Там грейслендская команда?

– Если они задержатся на пять-десять минут, мы можем еще успеть. Так что бери сумку и вперед, или я оставляю тебя здесь.

– Я просто ненавижу, когда ты начинаешь мне угрожать, — она подняла свой саквояж.

И они повернули назад, снова на улицу, дошли до перекрестка, повернули налево и начали петлять между складами. Все склады были похожи друг на друга, и вскоре Лизелл стало казаться, что она ходит кругами. Она уже готова была сказать об этом Гирайзу, когда они вдруг выбрались из складских дебрей и попали на причал № 1. Перед ними открылась Яга, несущая свои коричневатые воды к океану, водяные птицы с хриплыми криками кружились над головой, и ошеломляющее количество разнообразных лодок швартовалось в доке. Здесь было все – от крошечных местных лодчонок с прямыми парусами до современных транспортных судов, от грейслендских паровых линейных патрульных катеров до ягарских приземистых плавучих домов. Но нигде среди этого многообразия Лизелл не видела хоть чего-нибудь отдаленно похожего на пассажирский пароход. «Водяная фея», она вспомнила, отправляется с причала № 12, а это несколько сот ярдов вниз по реке.

– Сюда, – Гирайз уже сориентировался.

Она напрягала все силы, чтобы только не отстать. Его угрозы могли сбыться в любую минуту – он не давал ей никаких поблажек, а саквояж, который она отказалась бросить, как якорь тащил ее ко дну, и все же она старалась идти с ним в ногу.

Причал № 4. Краем глаза она увидела табличку, сделанную с грейслендской аккуратностью. Также она заметила несколько любопытных голов, повернувшихся в сторону пары иностранцев, бегущих трусцой, задыхающихся, но на смущение у Лизелл не было времени.

Причал № 7. Причал № 8. В боку у Лизелл кололо, а мышцы руки, державшей саквояж, тряслись от напряжения. Саквояж грозил выскользнуть из ее потной ладони, и она судорожно вцепилась в него.

Причал № 10. У нее начало подниматься настроение, она чувствовала, что они уже почти у цели. Гирайз был прав, как и в большинстве случаев.

Причал № 11, а там уже, наконец, и Причал № 12. И вот она – «Водяная фея»: на вид комфортабельный, с небольшой, как у баржи, осадкой пароход, работая боковым колесом, набирал ход, покидая порт. Низкий гудок его трубы оповестил о триумфальном отплытии почти точно по расписанию.

Вой горя и ярости вырвался у Лизелл. Выскочив на край пирса, она закричала, махая свободной рукой. Она видела пассажиров и членов команды на борту парохода, они смотрели и показывали на нее, но «Водяная фея» не изменила выбранного курса. Нечленораздельные крики раздирали ей рот.

Гирайз подошел и встал рядом. Повернувшись к нему, она потребовала:

– Заставь их повернуть назад!

– Ты знаешь способ? – вежливо спросил он. – Что ты хочешь, чтобы я сделал?

– Я не знаю! Придумай что-нибудь! Ты же бывший Благородный, ты привык приказывать окружающим. Это у тебя в крови – у твоего деда были крепостные, скажешь, нет?

– Да, но ни один из них не достался мне в наследство.

– Лизелл, успокойся и смотри открыто фактам в лицо. Мы опоздали, и пароход не повернет назад, и мы ничего не можем с этим сделать.