Текст книги "Желтая долина, или Поющие в терновнике 4"
Автор книги: Пола Сторидж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
Лион нежно провел рукой по ее волосам.
«Боже, откуда у него такие мысли? Может, он обо всем догадывается? Может быть, кто-то видел нас с Питером и рассказал ему? Нет, это исключено. Лион бы молчал, если бы он знал правду».
Джастина попыталась взять себя в руки.
– Нет-нет, это ни к чему. Я считаю, что если мы и должны куда-то съездить, то только вместе. Если ты хочешь на родину – пожалуйста. Кстати, я там тоже давным-давно не была! Получится небольшое путешествие. А дети, мне кажется, будут просто в восторге.
Лион хотел что-то сказать, но не успел. В это время в ресторан зашел Роджер Сол, держа под руку миловидную девушку. Увидев Джастину, он подвел ее к столику и весьма деликатно поздоровался, представив свою подружку:
– Это Линда Ли.
– А это – мой муж – Лион Хартгейм, – приветливо сказала Джастина.
Она страшно смутилась, чему была сама удивлена.
Роджер и Линда сели за соседний столик. Они заказали кофе с тостами и пудинг.
– Это один из моих студентов, – объяснила Джастина Лиону. – Кстати, один из самых талантливых.
Лиону не очень нравилась подобная встреча, потому что он надеялся поговорить всерьез с Джастиной, но теперь понял, что это не получится.
Роджер вел себя довольно смело. Он повернулся к Джастине и спросил:
– Вы сбежали из дома на вечер?
Джастине ничего не оставалось, как играть роль доброй наставницы.
– Именно так, и мы уже сходили в кино. Посмотрели очень интересный фильм.
– Какой? – с любопытством спросила Линда.
– Фильм называется «Жестокая месть». Я даже не знаю – детектив это или мелодрама?
Название показалось Линде знакомым.
– Я, кажется, смотрела его. Это про то, как ревнивый муж подозревает свою жену за связь с другом семьи…
Лион сидел задумавшись, но решил поддержать разговор:
– Бедный мужчина, ведь он был смертельно болен! И это толкнуло его на самоубийство.
Джастина удивленно посмотрела на Лиона.
– Да нет, ты ошибаешься, – сказала она, – какой же он бедный. Ведь он же покончил с собой так, что все подумали, будто его убил любовник жены!
Лион не ожидал, что окажется в таком глупом положении. Мысли о Джастине, о пережитом за последние месяцы не давали ему покоя. Весь фильм он думал, вспоминал свою жизнь, так и не смог сосредоточиться на сюжете. Оказывается, он даже не понял смысл картины. Лион почувствовал неловкость и покраснел.
– Точно, я его видела! – воскликнула Линда Ли. – Очень интересный фильм. Муж попросил друга достать яд, якобы для борьбы с крысами, которые завелись в их доме. Их друг был медиком и мог это сделать.
– А потом муж этим ядом отравился, – добавил Роджер. – Притом он отлично знал, что жить ему осталось не более полугода. А в смерти его обвинят друга семьи, который был глубоко порядочным человеком!
Лион совсем растерялся. Он ничего не помнил и не понял.
– Глупость какая-то, – пробормотал он. Джастине самой был неприятен этот разговор и она дала понять молодым людям, что продолжать его не имеет смысла.
Но Роджер еще долго, сидя за своим столиком, время от времени бросал на нее беглые взгляды.
Джастина хорошо видела искринку в его глазах.
Вечером Джастина снова занялась своей библиотекой. Она с увлечением листала книги, находила в них старые фотографии и рождественские открытки, выискивала полюбившиеся строки, раскладывала книги по стопкам, переставляла их на полках. Откладывала в сторону те, от которых можно было избавиться.
Лиону в этот вечер не хотелось быть одному, и он присоединился к жене. Но она отругала его, сказав, что он ей мешает. Тогда Лион, обнаружив целую стопку старых альбомов, опустился на диван и стал разглядывать фотографии.
– Странная вещь – эти фотографии, – вскоре сказал он. – Я бы оставил твои, а свои все бы выбросил.
Лиону было неприятно смотреть на фотоснимки двадцатилетней давности. Он чувствовал, как стремительно стареет, а воспоминания навевали тоску.
– Интересное дело, – произнес он. – Я даже не знал, что у нас так много фотографий. Мне кажется, ими следовало бы заняться.
– Ну уж нет, – отозвалась Джастина, – с меня пока хватит книг! Сколько дней вожусь, а конца и края не видно.
Некоторые снимки Лион проглядывал довольно быстро, словно старался побыстрее перелистнуть страницы их семейной летописи, что навевали тяжелые воспоминания.
На других же наоборот, его взгляд задерживался подолгу. Неожиданно один из снимков привлек его внимание больше других.
– Ведь это Питер! – удивленно воскликнул он. – А я и не знал, что вы были знакомы.
Фотография была сделана на одном из приемов. Питер и Джастина стояли в шикарном, богато оформленном холле. Джастина была в блестящем вечернем платье, на Питере был смокинг. В руках они держали бокалы с шампанским, улыбались и смотрели друг другу в глаза.
Лион посмотрел еще раз, внимательно разглядывая фотографию. Ну конечно, это был Питер Бэкстер. Лион показал снимок жене.
– Действительно – Питер, – стараясь не выдать смущения, сказала Джастина. – Да-да, теперь припоминаю. Я видела его один раз на приеме.
Она чувствовала, что начинает нервничать. Тогда Джастина еще больше углубилась в свое занятие, делая вид, будто с головой ушла в книги. Лион почувствовал, что во всем этом кроется какая-то тайна. Пока еще неясные подозрения стали бередить его душу, и он замолчал и продолжал рассматривать фотографии, больше не задавая никаких вопросов.
Тишина, которая укутала комнату, становилась невыносимой. Тогда Джастина приподнялась, захлопнула книгу и отложила ее в сторону. Она подошла к Лиону, остановилась рядом с ним и положила голову ему на плечо. Чувство вины перед мужем угнетало ее. В душе она ощутила страх.
– Ты любишь меня? – спросила она, – Ведь ты сможешь меня защитить?
Джастина еще крепче прильнула к нему, обхватив руками. Лион, еще не совсем понимая ее порыва, обнял жену и ласково погладил ее волосы.
Ольвия вернулась из Лондона воодушевленная, в отличном расположении духа. Она привезла кучу подарков Питеру и много приветов от его бывших друзей и коллег. Поездка ее действительно была удачной. Старые картины Ольвии снова входили в моду, и две из них были проданы на аукционе «Кристи» по неожиданно большой цене.
Все это снова вызвало интерес к ее особе, и несколько галерейщиков попытались заключить с ней контракты. Причем они были согласны на любые условия.
Ольвия, которая давно соскучилась по работе, не прочь была снова взять кисть в руки. Ей давно хотелось почувствовать запах масляных красок, ей не терпелось вернуться к своему колдовству, когда на холсте постепенно начинали появляться образы, созданные в ее сознании, и, после того как она, вдохнув в мертвое полотно дыхание жизни, отпускала картину на волю, та начинала жить самостоятельной жизнью, радуя или возмущая людей, вызывая в их сознании новые образы, далекие воспоминания, либо побуждая их самих заняться живописью.
Она побывала на одном из приемов, который давался в ее честь, и там выслушала не одно признание молодых художников, которые говорили о том, что заняться творчеством их побудили ее картины. Но заключать контракты Ольвия не спешила. Она чувствовала, что очень сильно изменилась с тех пор, как написала свою последнюю картину, а потому реально осознавала, что не сможет вновь писать так же картины, как когда-то раньше.
Владельцам же галерей требовались такие работы, которые продолжали бы ее давнишние искания. Они были в моде, а поэтому коммерсанты от искусства надеялись на них хорошо заработать.
Но Ольвия наотрез отказалась повторяться. После этого количество предложений сразу уменьшилось, и в конце концов остался лишь один человек, который согласился работать с ней на любых условиях. Он шел на риск, потому что хотел продавать любые картины, написанные рукой Ольвии. Он надеялся, что одного ее имени будет достаточно для того, чтобы ее работы не остались без внимания, А поэтому Ольвия вернулась в Оксфорд полная новых планов и проектов с авансом и немалым гонораром от проданных картин.
Она сильно волновалась, потому что не знала, как к ее возвращению в мир живописи отнесется Питер. Но, к ее удивлению, муж полностью поддержал ее творческие планы. И тогда Ольвия решилась попросить его о том, чтобы он согласился осуществить ее давнюю мечту: уехать на острова и поработать среди диких скал, вдали от всякой цивилизации.
Питер попытался возражать, делая упор на то, что они не в том возрасте, чтобы неделями добираться неизвестно на чем до диких мест в заброшенных Богом и людьми уголках планеты.
Хотя, на самом деле, больше всего его пугали походные условия, перспектива жизни в хижинах, неустроенность быта. Но, в принципе, идея Ольвии Питеру понравилась. Он и сам считал, что ему лучше было бы уехать куда-нибудь далеко и попытаться забыть Джастину.
Разрыв с любимой он надеялся в разлуке пережить менее болезненно. Они сошлись на компромиссе. Решено было отправиться на совсем близкие острова близ западного побережья Шотландии.
Разложив перед Питером карту, Ольвия предложила поехать на остров Айону, который располагается к северо-западу от Глазго. Питер удивился, почему его жена с такой определенностью среди множества других выбрала именно эту точку на карте.
И тогда она целый вечер увлеченно рассказывала ему о том, как еще в 563 году сюда на обыкновенной плетеной рыбачьей лодке приплыл из Ирландии святой Колумб. Он тут же провозгласил этот остров святым местом, идеальным для его миссионерской деятельности. Именно отсюда, с этого маленького острова пришло христианство в Британию. Ведь до этого пикты, скотты, бритты были язычниками. И именно отсюда христианство отправилось дальше в северную Европу – в Данию, Норвегию, Исландию, Швецию.
А через шесть веков монахи-бенедиктинцы построили на Айоне прекрасные монастыри – мужской и женский, сложенные из обтесанного серого камня, из которого состоит весь остров. Их совсем недавно восстановили, и теперь эти монастыри возвышаются среди скал, сами похожие на скалы, созданные руками человека.
Этот остров обладает гигантской энергетикой. Несмотря на то, что до него добраться, каждое лето сюда отправляются десятки тысяч туристов, чтобы посетить аббатство и монастыри. Геологи утверждают, что горная порода, из которого состоит сам остров – уникальна. Вероятно, она существует уже полтора миллиарда лет. Это один из старейших островов в мире, а значит камни, из которых выложены эти святыни, так же одни из самых старых в мире.
Возможно поэтому они так притягивают к себе людей. Кто только не писал об этом острове: Бозуэл и Джонсон, Ворсворт и Китс, Мендельсон и сэр Скотт, Роберт Льюис Стивенсон и многие другие.
Тут побывала королева Виктория. Ну, а про художников и говорить нечего. Этим островом были очарованы целые поколения мастеров кисти и все они находили здесь нечто большее, чем просто впечатляющие горные и морские пейзажи. А два знаменитых шотландца Пэплоу и Кадэл практически жили там. Во всяком случае, они возвращались на этот остров вновь и вновь.
На эти слова Ольвии Питер попытался возразить:
– Но тогда зачем тебе ехать туда? Что нового ты сможешь открыть на этих поросших мхом камнях?
Ольвия удивленно посмотрела на мужа:
– Ты говоришь как дилетант, как человек, который никогда в жизни не имел никакого отношения к искусству!
– Ну хорошо, я прекрасно понимаю, что каждый человек не отображает действительность, а преломляет ее в своем сознании, а поэтому сколько людей столько и образов. Но я хотел сказать не об этом. Ты всю жизнь экспериментировала сочетаниями формы и цвета. Объясни мне, что привлекает тебя на этом заброшенном острове, где нет никаких форм! Ведь эта бесформенная глыба камня, и в окружающей природе там будет присутствовать три, максимум четыре цвета: зеленый, серый, синий и может быть немного коричневого.
– Ты ничего не понял – вздохнула Ольвия. – Мне надоел формализм, я больше не вернусь к старому! Поэтому-то я и бросила в свое время живопись.
– Ты хочешь писать пейзажи? – удивился Питер.
– Да, я хочу писать пейзажи. Я хочу ощутить энергетику океана и энергетику земной коры. Это две стихии, из которых состоит наша планета, и без глубокого философского осмысления их роли в создании нас – людей, мы никогда не можем понять смысла жизни.
– Ого! – удивился Питер – и это я слышу от известного абстракциониста. Я вижу, ваше осознание стремительно возвращается из глубин космоса, назад – на Землю!
– Совершенно верно, – согласилась с ним Ольвия, – и в этом нет ничего удивительного. Люди уже пресытились всеми сомнительными выгодами технического прогресса, а поэтому все чаще в своих помыслах устремляются к Земле.
– Боюсь, что они со своими экстремистскими наклонностями начнут с таким энтузиазмом вгрызаться в нашу планету, что это ей может не понравиться, – скептически заметил Питер. – А это гораздо опаснее, чем неурядицы человечества в космосе.
– Тут я с тобой согласна, – сказала Ольвия. – Вот поэтому я и стремлюсь на Айону.
– Но ведь сейчас осень, на носу – зима! Представляешь, какой там будет холод? – Питер поежился.
– Именно сейчас и надо ехать, потому что летом на этом маленьком островке просто некуда деваться от толп туристов, – пояснила Ольвия.
– О! Это страшные люди – туристы, – закатил глаза Питер.
– Поэтому, если туда и ехать, – повторила Ольвия, – то только сейчас.
– Ну что ж, – Питер развел руками.
Ольвия, прекрасно зная характер мужа, ожидала, что он сейчас скажет: «Езжай-ка ты, дорогая, одна. А я останусь один в тепле и уюте».
Но к ее полному удивлению, она услышала совершенно иное.
– Ну что ж, – повторил Питер, – придется ехать осенью. Надо будет только прикупить теплой одежды.
Ольвия все больше и больше поражалась тем переменам, которые произошли в муже за последнее время. Но она решила промолчать: достаточно того, что он так быстро согласился удовлетворить ее просьбу.
Ольвия не догадывалась об истинной причине покладистости своего мужа, а поэтому подумала, что он сильно постарел за те несколько месяцев, прошедших после его ухода из театра.
Перед отъездом в Шотландию чета Бэкстеров решила устроить небольшой вечер. Так как никаких тесных знакомств в Оксфорде они до сих пор не завели, да и, что греха таить, не слишком к этому стремились, то пригласили только Лиона и Джастину.
Все проходило тихо и спокойно. Джастина весь вечер избегала оставаться наедине с Питером и это ей успешно удавалось.
Хотя у Лиона не выходила из головы та фотография, которую он обнаружил в одном из альбомов Джастины, тем не менее он решил промолчать и не задавать Питеру никаких вопросов.
Ольвия была окрылена предстоящей поездкой. Целый вечер она рассказывала о прекрасной и суровой природе Айоны, с вдохновением делилась своими новыми творческими планами. Она как старую подругу повела Джастину в свою комнату и показала ей приготовленные для путешествия этюдник, холсты, натянутые на подрамники, тюбики красок, кисти. Джастина внимательно слушала ее, и казалось, она радовалась вместе с Ольвией.
– Как я вам завидую, – без притворства восклицала она. – Я бы тоже очень хотела побывать там. Но это мне напомнило бы мою родную Австралию, где природа такая же дикая и человек еще не успел искалечить ее своим присутствием. Европейцам тяжело поверить в то, что по Австралии можно проехать сотни миль и не встретить ни одного человека. Это утверждение возможно немного утрированно, но весьма близко к правде, и у меня оно не вызывает недоверия. Хотя я давным-давно там не была, но то впечатление, которое еще в детстве произвела на меня эта дивная страна, сохранилось в памяти до сих пор.
– А у вас не возникает желания уехать туда? – спросила ее Ольвия. – Насовсем – оставить весь этот суетный мир и жить наедине с природой?
Джастина пожала плечами:
– Не знаю, я об этом не думала. Раньше мне казалось, что я настолько привыкла к шуму европейских и американских городов, к огромному скоплению людей, что больше никогда не смогу вернуться на родину. Но с каждым годом я все более и более явственно слышу, как Австралия зовет меня. Возможно это звучит как громкие фразы, но мне очень трудно выразить это иными словами.
Голос Джастины дрожал, а на глазах появились слезы.
Ольвия была поражена. Она не могла себе представить, что у бывшей театральной актрисы, избалованной и неуравновешенной, могут в глубине души теплиться подобные чувства.
– Знаете что я вам скажу, Джастина, – произнесла Ольвия ласковым голосом, – мне кажется, что вы все-таки вернетесь на родину. И, я уверена, ваш муж не будет против этого.
– Возможно, – Джастина неопределенно взмахнула рукой. – Но только при одном условии.
– Каком же? – спросила Ольвия.
– Если мы успеем…
То, как Ольвия и Питер добрались до Айона, стало одним из наиболее ярких впечатлений в их совместной жизни. Рассказ этот они повторяли впоследствии неоднократно, каждый раз делясь им со своими новыми знакомыми. Это было настоящее путешествие и, как показалось им – убежденным городским жителям, мистическое и полуфантастическое.
В Глазго они прилетели на самолете, а потом еще полторы сотни километров добирались из аэропорта в небольшой городок Оубан, где сели на старенький паром. На этом судне они пересекли залив и высадились на восточном берегу острова Мал. Здесь им посоветовали побыстрей попасть в Бэн-Мор, откуда в шесть часов вечера отправляется единственный в день паром на Айону. Времени оставалось совсем мало, и поэтому Питеру и Ольвии ничего не оставалось, как нанять такси, что оказалось делом непростым. В конце концов им удалось уговорить одного молодого человека, который не сильно жалел свою машину.
Под проливным дождем они неслись на бешеной скорости через весь остров. Приехали ровно без пятнадцати шесть и приготовились бежать на паром, но порт встретил их неожиданной пустотой и запустением.
Касса была закрыта, нигде не горели огни.
В полной растерянности Ольвия стояла посреди небольшой мощеной камнем площади, Питер пытался узнать, в чем дело. Ему удалось обнаружить расписание, откуда явствовало, что во вторник, а именно в этот день они, на свое несчастье, решили отправиться в путешествие, паром не ходил.
Питер оглядывался по сторонам, прикидывая, где бы им можно было остановиться на ночлег, потому что раньше чем через сутки в порту все равно никто бы не появился.
Ольвия с тоской смотрела на волнистое море, затянутое серой пеленой. Неожиданно маленькое рыбацкое суденышко, которое направлялось в открытое море, вдруг развернулось и направилось обратно к берегу.
Корабль пришвартовался, и двое рыбаков, которые издали заметили Ольвию и Питера, предложили перевести их через пролив. Они сослались на то, что это им по пути и не затруднит их. По состоянию их снаряжения Питер понял, что дела у местных жителей идут не совсем хорошо, а поэтому рыбаки, завидев богатую пару, решили не упускать случая подзаработать.
К ночи ветер разогнал тучи и на небе выглянула луна. Питер и Ольвия, закутавшись потеплее в меховые куртки, сидели на палубе и вглядывались в залитую лунным светом воду. Старенький двигатель рыбацкого суденышка пыхтел. Питер подумал: «Надо иметь незаурядную смелость, чтобы на таком допотопном корабле отправляться в открытое море!»
Была глубокая ночь, когда они причалили к берегу. Ольвия обрадовалась, что на этом их муки закончились, но радовалась она рано. Это оказалась не Айона, на которой нет гавани, а маленький необитаемый остров, на полдороге до конечной цели их путешествия. Просто здесь имелась якорная стоянка и тут судно должно было дожидаться возвращения одного из рыбаков, который на крошечной шлюпке с подвесным мотором собрался везти растерявшихся вконец путешественников дальше. Ольвия с ужасом смотрела на шаткое суденышко, которое качалось из стороны в стороны у нее под ногами.
– Я, кажется, сейчас пожалею о том, что согласился ехать с тобой, – пробормотал Питер.
– Будь мужчиной! – разозлилась Ольвия. – Вместо того, чтобы меня поддержать…
Она вовремя замолчала, заметив, что муж готов вспылить. В конце концов это она была инициатором сумасшедшей поездки. Ольвия еще раз посмотрела на море. Ей стало страшно.
– Может, мы лучше остановимся на острове и дождемся утра? – робко спросила она у рыбака.
– Нельзя, – ответил тот и хитро улыбнулся.
– Это еще почему? – удивилась Ольвия.
– На этом острове запрещено присутствовать женщинам и коровам.
Ольвия посмотрела на него широко раскрытыми глазами. «Он что, издевается надо мной? – подумала она. – Что за пещерные законы?!»
– И кто же это запретил? – язвительно поинтересовался Питер.
– Еще святой Колумб, – спокойно ответил мужчина.
Поняв в чем дело, Ольвия рассмеялась. Рыбак тоже захохотал хрипловатым голосом.
– Ну что ж, раз так, – Ольвия развела руками, – тогда поплыли!
Лодочка эта, наверное, была ничуть не больше той, в которой приплыл сам Колумб. Она страшно раскачивалась на волнах, и Питер с Ольвией с ужасом всматривались в пустой горизонт, на котором не было видно ни кораблей ни береговых огоньков.
Но вскоре в свете полной луны стали медленно возникать громадные руины средневекового монастыря и аббатства. Ольвия с Питером вздохнули с облегчением только тогда, когда ступили ногами на священный дерн. На пирсе не было ни души и только одна здоровенная собака, помесь овчарки неизвестно с кем, с тоской смотрела в море.
– Что она здесь делает? – удивилась Ольвия.
– Как что? Дожидается своего хозяина, – бросил рыбак и поблагодарил за деньги, которые отсчитал ему Питер.
Ольвия с уважением посмотрела на собаку, которая не обращала на вновь прибывших никакого внимания.
Искать пристанища Ольвия и Питер решили в «деревне», как называли ее сами жители. На самом деле это было небольшое скопление домов в нескольких десятках метров от пирса. Когда взошло солнце, и Питер с Ольвией впервые увидели в его свете окрестности они просто ахнули, настолько прекрасным им показался этот клочок земли.
В первый день они не занимались ничем, кроме того, что гуляли по острову. Они сразу же поднялись на самый высокий холм Айоны, пройдя узкой тропинкой по торфяному болоту. Холм этот гордо именовался вершиной Дун-И. И он возвышался аж на сто метров над уровнем моря. Весь остров оказался всего пять с лишним километров в длину и меньше трех в ширину.
Но только стоя на вершине, они осознали все особое очарование Айоны. Вокруг их простирались нежные пастбища, суровые утесы, маленькие бухточки к западу – в сторону Ольстера и полуострова Лабрадор.
С востока возвышались гранитные утесы остров Мал. А вокруг самой Айоны тянулась узкая полоска поразительно белых и чистых песков. Как позже им объяснили, это были стертые в порошок белые морские раковины. Они образуют песок, твердые искривленные камни архея, мрамор. Из-за этого белого песка море возле берега было необычайно ясное и прозрачное. Такую воду не встретишь в северном полушарии.
«Наверное, такого цвета море в Австралии», – подумала Ольвия.
Кругом царили мир и спокойствие.
– Теперь я понимаю! – тихо пробормотала Ольвия, восторженно оглядываясь по сторонам. – Это действительно рай для художника.
– Почему? – спросил ее Питер.
– Свет… – отозвалась его она.
– Свет как свет, – не понял Питер.
– Нет, ты не прав, – не согласилась его жена. – Ничего ты не замечаешь! Ведь он чистый, абсолютно чистый, ничем не загрязненный.
Понимаешь, остров такой маленький, что вода отражает солнечный свет одинаково со всех сторон. А еще этот белый песок… Неужели ты не замечаешь: здесь все цвета имеют свою первозданную чистоту. Никаких примесей, никакой грязи.
Питер немного помолчал.
– Да, ты знаешь… Тут даже дыхание перехватывает. Но меня больше всего поражает не свет.
– А что? – поинтересовалась Ольвия.
– Стоит посмотреть вокруг себя, и ты осознаешь, что видишь остров почти таким же, каким его видели предки на протяжении тысячелетий. Тут ничего не изменилось с тех времен, ну почти ничего. Эти луга, скалы, трава. А ты обратила внимание, что трава настолько упруга, что напоминает ковер; и в то же время она пушистая.
– Да, – отозвалась Ольвия, – это действительно так.
– И хорошо, что мы приехали сюда осенью, – улыбнулся Питер. – Не могу представить себе этот милый остров с толпами туристов на нем.
В деревне им посоветовали поселиться на ферме Питера Макинесса, что на западном побережье острова. Как отрекомендовали – этот был тот хозяин, у которого жил еще в двадцатых годах художник Пэплоу.
Добрались до фермы они на небольшой элегантной повозке, запряженной двумя красивыми лошадьми. Управлял ими молодой человек в кепке, металлических очках и со старомодными бакенбардами. На руках у него были черные кожаные перчатки. Погода теперь изменилась к худшему, шел дождь, поднялся ветер. Во время недолгой дороги Питер и Ольвия сидели, укутавшись в теплые пледы, которые им любезно предложил молодой человек. Питер Макинесс оказался восьмидесятипятилетним фермером. Несмотря на свой солидный возраст, старик был живой и разговорчивый. Он сразу же согласился предоставить жилье Питеру и Ольвии, потому как, он по его собственному выражению, «всю жизнь уважительно относился к художникам».
Он сказал, что все островитяне до сих пор вспоминают с любовью всех художников и с гордостью добавил, что одна из картин Пэплоу, на которой тот изобразил его ферму, была позднее продана за полмиллиона фунтов. Ольвия при этих словах улыбнулась.
Старик был настолько счастлив, когда называл астрономическую сумму, будто эти деньги заплатили именно ему. Вечером он пригласил их к себе на ужин и до глубокой ночи, сидя возле камина, рассказывал Ольвии и Питеру про свои встречи со знаменитостями. Надо сказать, слушатели попались благодарные, они не перебивали его на протяжении нескольких часов и не пропустили ни одного слова из его рассказа.
– Пэплоу… – вздыхал старик, как будто говорил о самом близком друге. – Он был очарован Айоной. Ну, сами понимаете, ее белыми песками, таким цветом моря и вообще всем.
Питер с Ольвией улыбались, но старались делать это так, чтобы старик не заметил.
Потом он довольно долго жаловался на туристов.
– Вы правильно сделали, что приехали осенью. Про наш остров ходит слава спокойного тихого местечка и многие именно за этим сюда и едут. Но иногда разочаровываются. Приедут летом, а тут куда ни глянь – везде туристы, туристы, туристы! Это все равно как после затишья всегда наступает буря на море. Ладно бы только приезжали, а то пачкают тут все на свете. После них куда ни посмотри – везде газеты валяются, обертки разные, бутылки пластмассовые. У нас на острове всего два магазина. Так – можете себе представить! – в одном из них теперь видеокамеру повесили, чтобы наблюдать за туристами – воруют все подряд.
Питер Макинесс не на шутку разошелся.
– Тяжело вам с ними, – сочувственно вздохнул Питер.
Но старик тут же по-залихватски поправил свои усы:
– Да ничего, они приезжают и уезжают, слава Богу. Мы с ними справляемся.
Как и Ольвии, Питеру необычайно понравился этот старик. Они уже хотели спать, утомленные дальней дорогой с приключениями, но старик, которому жилось скучновато, не собирался их отпускать. Он с гордостью рассказал, что свое образование получили исключительно на острове. Сетовал на то, что раньше в школе училось около шестидесяти учеников, а теперь осталось только двадцать. Остальные дети учатся в интернате на побережье, и домой приезжают только на уик-энд. Старик рассказывал, что уже лет тридцать на острове есть электричество, и что в одном из магазинов теперь даже продают видеокассеты.
А вот его жена, которая до этого сидела молча, лишь время от времени поддакивая мужу, осмелилась посетовать на то, что из-за этих телевизоров островитяне перестали читать книги и совсем не собираются по вечерам вместе, чтобы, как в былые времена, попеть хором песни.
Жизнь на острове оказалась для Ольвии невероятно плодотворным временем. Она ни минуты не сидела сложа руки. Рано утром Ольвия собиралась и уходила в один из уголков острова, для того, чтобы писать. Казалось, что она боится пропустить хоть один камень на пляже, хоть одну скалу либо маленькую бухточку. По вечерам Ольвия расставляла свои этюды вдоль стен, чтобы они просохли. А старички подолгу рассматривали их, делились своими впечатлениями: либо хвалили, либо оставались недовольны и с серьезным видом профессиональных искусствоведов высказывали свои замечания.
Ольвия внимательно их выслушивала. Только Питер замечал в глазах ее смешливые огоньки. Он же, наоборот, постоянно молчал, и с восторгом разглядывал все новые и новые пейзажи. Он был просто поражен той новой чертой, которая открылась в его жене. Питер не мог предположить, что в ней – художнике, который известен своими обезличенными абстрактными картинами, может скрываться такой тонкий ценитель природы.
Когда-то он очень любил пейзажи так называемых реалистов 19 века, которые стремились к почти фотографическому отображению окружающей природы. Теперь он прекрасно понимал, что картины эти – всего только китч, а не настоящее искусство. На картинах же Ольвии, природа жила.
Да, да, она была живая! Питер это явно чувствовал. Тучи не висели на нарисованном небе, а неслись по нему, гонимые мощным ветром. Волны одна за другой накатывали на белую полоску пляжа. Прибрежные скалы переливались каплями соленой воды, которые никогда не высыхали, благодаря морскому прибою.
Но через некоторое время Питер заметил одну особенность, о которой не преминул спросить у своей жены, когда она пришла вечером, продрогшая на холодном ветру, мокрая, уставшая, но счастливая.
– Послушай, а почему ты ни разу не написала пейзаж, на котором бы было аббатство? Ведь это основная достопримечательность острова. И именно из-за него сюда так и валят туристы.
Ольвия ждала этого вопроса, но все равно, прежде чем на него ответить, глубоко задумалась.
– Я не могу сразу ответить на твой вопрос, – сказала она после молчания. – Как бы это тебе объяснить… Мне просто не хочется.
Питер пожал плечами.
– Ну знаешь, это не объяснение. Мне конечно нет дела до того, что именно ты будешь выбирать для своих сюжетов.
– Хорошо, я попытаюсь тебе кое-как объяснить. В этом нет ничего особенного. Просто я, наверное, слишком полюбила наших хозяев – старика Питера и его жену. Помнишь, они рассказывали историю о Джордже Маклауде, который создал айонскую общину? Ведь именно он восстановил руины аббатства. Но понимаешь, как мне кажется, все это он делал исключительно ради своей политической карьеры. Ведь добился же он своего. Стал в конце концов лордом! Я догадываюсь, как он рекламировал свои достижения. Но, как сказали наши старики, он ни разу не посоветовался с ними, жителями острова. А поэтому они до сих пор с большой опаской относятся к активистам общины. Представляешь, они даже на службу в аббатство не ходят. У них есть своя маленькая церковь. Вот эта, – она показала на одну из своих картин.
