Текст книги "Путеводная звезда"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Пол Андерсон
Путеводная звезда

Из темноты рванулась молния. Дэвид Фолкейн услышал треск вспоротого воздуха и судорожно вдохнул грозовой запах озона. Саднило щеку, обожженную чуть не достигшим цели зарядом, в ослепленных глазах плясали голубовато-белые пятна.

– Вы с Чи забирайтесь в корабль, – сказал Адзель, – а я их задержу.

Низко пригнувшись, Фолкейн высматривал, в кого бы разрядить свой собственный бластер. Под чужими созвездиями двигались какие-то смутные тени, на дальней стороне посадочной площадки к небу поднимался клубящийся столб багрово-серого, подсвеченного пламенем дыма – там горела база Лиги.

– Уходи ты, – прохрипел он. – Я вооружен, а ты нет.

– Хватит убийств. – Бас воданита звучал все так же спокойно, но в нем появилось что-то вроде раскатов грома. – Смерть даже одного справедливо возмущенного существа – это слишком много. Дэвид, Чи, уходите.

Огромный, четыре с половиной метра от головы до кончика хвоста, полу дракон, полу кентавр направился к неразличимым в темноте туземцам. Неровный, трепещущий свет пожара огненной каймой обрисовал шипы костистого гребня, сверкал на чешуе и брюшных щитках.

Чи Лан дернула Фолкейна за штанину.

– Идем, – фыркнула она. – Разве остановишь этого придурка с его идеалистическими закидонами? Раньше нас он не пойдет, так что нужно двигаться побыстрее, а то его там попросту угробят. А если уж тебе так хочется геройствовать, я могу пойти первой.

Маленькая, покрытая белым мехом фигурка выскочила из-за грузовика. (Спрятаться за машиной еще можно, но в воздух она уже не поднимется, туземцы спланировали нападение тщательно; по всей видимости, они копили взрывчатку и оружие годами, пока наконец не получили возможность в момент атаки на штаб-квартиру базы уничтожить вокруг нее буквально все.) Маска темно-синего меха, обводившая глаза Чи, камуфлировала ее лицо, делала его малозаметным в неверных красных отсветах, но не заметить распушенный, стоящий торчком хвост было просто невозможно.

И туземец заметил; раздирая клюв боевым кличем, он вскочил на длинные, тонкие ноги и бросился вслед за цинтианкой; все его оружие ограничивалось жалким копьем. Чувствуя подступающую к горлу тошноту, Фолкейн прицелился, но тут Чи проскользнула между похожих на палки ног, опрокинула таметанца, сильно стукнув его задом об землю, и бросилась дальше.

«Быстрее!» – скомандовал себе Фолкейн. Вокруг Адзеля разгоралась настоящая битва. Воданит мог выдержать некоторое количество пуль и бластерных разрядов без особого для себя ущерба, однако не так уж и много, а его мощные руки явно работали вполсилы. Стараясь по возможности держаться в тени, вольный торговец последовал за Чи Лан.

Вздымавшийся впереди корабль был неуязвим для атакующих, с него уже начали опускаться сходни. Значит, Чи уже совсем близко и сумела докричаться до главного компьютера. «Ну почему, почему мы не сказали этой железяке в случае заварушки действовать по собственной своей инициативе? – внутренне стонал Фолкейн. – Да взяли бы хотя бы с собой рацию, а так и помощь было не вызвать. Может, нам всем пора на пенсию? Ведь как говорят – неосторожный вольный торговец – это мертвый вольный торговец».

Орудийная башня с грохотом выплюнула ослепительный луч, наверное – по приказу Чи. Фолкейн почувствовал прилив облегчения – такая картина нагонит страху на кого угодно, и неважно, что выстрел откровенно предупредительный и направлен чуть ли не в зенит. Тощий и длинноногий, торговец взлетел по сходням, остановился у открытого шлюза и обернулся. Побоище стихло. И – да, вот и Адзель. Хромает, поливает землю кровью, но хотя бы жив. Фолкейну хотелось обнять своего старого друга и заплакать.

«Нет. Сперва надо делать отсюда ноги». Он прошел в шлюз. Сзади забухали копыта Адзеля, затем сходни убрались, шлюз закрылся, заворковал гравитационный двигатель и «Через пень-колоду» вознесся на небеса.

На экране нижнего обзора все выглядело чистенько и аккуратно. Искорки пожаров, пятачок посадочной площадки терялись в безмерности ночи; освещенный звездами, тускло сверкал обнаженный меч прорезающей джунгли реки.

– А мы, ну, как вы думаете… – Фолкейн причесал пятерней вздыбившуюся копну соломенных волос. – Может, еще можно спасти уцелевших?

– Вряд ли такие есть, – покачал головой Адзель. – Сами-то мы едва уцелели, и только потому, что сработались за годы и действуем в подобных случаях согласованно.

– А если и есть, – добавила Чи, – кому они нужны? – Адзель кинул на нее осуждающий взгляд. – Слава Богу, насмотрелись мы, как эти гаденыши обращались с туземцами.

– Я уверен, что большая часть оскорблений связана с элементарным непониманием психологии и обычаев.

– Что ничуть не извиняет этих долбаных идиотов, и ты сам это знаешь. Нужно было почесаться и разобраться в местной жизни. Так нет же, компаниям было некогда, у них прямо в заднице свербило начать поскорее, вот и прислали без всякой подготовки своих сучьих факторов и агентов, а те быстренько организовали здесь эту навозную кучу и вообразили себя то ли императорами, то ли еще чем… Йа-пу-йей! – на родном языке Чи последние слова были в высшей степени – даже с ее собственной точки зрения – непристойны.

– Пожалуй, что и так. – Плечи Фолкейна уныло поникли. – К тому же нам нельзя рисковать, мы обязаны сообщить о происшедшем.

– Зачем? – удивился Адзель. – Ведь наш наниматель здесь ни при чем.

– Слава Богу, нет, а то пришлось бы бросать работу, мало приятного… Но это дело касается Лиги. Согласно правилу о взаимопомощи…

– А потом появится боевой корабль Лиги и сотрет с лица земли несколько нищих деревушек? – Хвост Адзеля нервно забарабанил по палубе.

– Надеюсь, нет, ведь у них будут наши свидетельства. Совет должен понять, что эти, прости Господи, чудаки сами вырыли себе яму! Жаль, – вздохнул Фолкейн, – мы не пробыли здесь подольше и не провели настоящего расследования. Отдохнуть нам, видите ли, захотелось на подвернувшейся под руку приятной планетке. Ладно, – выпрямился он. – В пространство, железяка, и гони к… м-м-м… ближайшей крупной базе Лиги, к Ирумкло.

– А ты, крокодил-переросток, – резко скомандовала Адзелю Чи, – шлепай в лазарет на перевязку, а то заляпал кровью весь ковер, потом не отчистишь.

Дальнейшая программа Фолкейна состояла из душа, переодевания в чистое, трубки и объемистого стакана, после чего он устроился в салоне и попытался рассеяться. На экране быстро уменьшался мир, названный людьми Тамета – слово, подобранное в какой-то одной деревушке и, без всяких сомнений, безбожно перевранное. Он уже съежился до размеров бело-голубого мячика – планета размером своим и великолепием не уступающая Земле, прошедшая четыре или пять миллиардов лет развития, кишащая бессчетным множеством неизвестных биологических видов, разумов, цивилизаций, историй и загадок, становилась шариком в колесе азартной игры или графами приход-расход в банке данных компьютера, до которого отсюда – добрая сотня световых лет.

«В который уже раз, – думал он, – встречаюсь я с неумирающим, неискоренимым злом. Интересно, это действительно происходит все чаще и чаще, или с возрастом я научился лучше видеть? Тридцать три, а я начинаю уже чувствовать себя стариком».

Появившаяся в салоне Чи вспрыгнула на соседнее кресло и доложила, что Адзель отдыхает.

– А тебе ведь и вправду нужно выпить, – взглянула она на стакан. Фолкейн промолчал. Цинтианка заправила в длинный, как полярная ночь, мундштук наркотическую сигарету и глубоко затянулась.

– Да, – заметила она. – Меня тоже страшно раздражает, когда такие вот истории поганят красоту Божьего творения.

– Мне начинает казаться, – устало сказал Фолкейн, – что это не просто отдельные эпизоды, ситуация значительно хуже, дело тут в самых основах. Торгово-техническая Лига начиналась как общество взаимопомощи, объединившее разрозненные компании; кроме этого подразумевалась необходимость удержать конкуренцию в мал-мала пристойных рамках. От этого, второго аспекта не осталось уже почти ничего, так что возникает вопрос – долго ли продержится первый?

– Ну а чем бы ты хотел заменить свободное предпринимательство? Терранской Империей?

– Понимаешь, Чи, ты – чисто плотоядное существо, а вдобавок принадлежишь к коммерческой культуре, сумевшей очень быстро модернизироваться, так что прямым образом эксплуатация тебя не коснулась. Но вот Адзель, ты его знаешь, сам он ничего не скажет, но я же чувствую, насколько горько ему наблюдать, как время идет, а никто не помогает его народу развиваться – и только потому, что им не на чем заработать денег, а помогать бесплатно никто не хочет и не будет. Мне страшно даже подумать, сколько еще народов находится в подобном положении. Мир полон существ, до боли в глазах вглядывающихся в далекие звезды и знающих, что никто из них – за исключением, может быть, немногих счастливчиков – не попадет туда и что многие поколения их потомков не смогут по-настоящему распоряжаться своим будущим и всегда будут потенциальными жертвами.

Желая как-нибудь отвлечься, Фолкейн установил экран на большое увеличение и прошелся сканером по сверкающей россыпью алмазов черноте. Когда он отвернулся, чтобы сделать очередной глоток из стакана, в поле зрения случайно попало загадочное сияние Крабовидной туманности.

– Возьми ты всю эту свою сентиментальность, – предложила Чи, – и засунь туда, где ей самое место. Свеженайденным расам нужно просто собрать капитал. Так поступили вы, так – чуть попозже – сделали и мы, нельзя же катать на дармовщинку всю Вселенную.

– Н-нельзя. Но все равно, ты же знаешь – если по-честному, – с какой скоростью отберут у них этот самый огрызок капитала, либо рыночным шахер-махером, либо почти откровенным грабежом. Вот, например, та же самая Тамета. Ведь туземцы всего-то и хотят, что вести свою торговлю напрямую, без всяких посредников. Я точно говорю тебе, девочка, – костяшки пальцев, стискивавших трубку, побелели, – Лига потеряла самое свою душу, обыкновеннейшее сострадание, желание помочь. И сколько же она теперь проживет, без души-то? Цивилизация нуждается в чем-то большем, чем несколько монополистов, а это – единственное, что у нас осталось.

Цинтианка чуть-чуть пошевелила ушами и выпустила струйку дыма, аромат которого смешивался с едкостью трубочного табака Фолкейна; ее глаза светились, зеленые и твердые, как изумруды.

– Вообще-то я согласна. Во всяком случае, я с радостью посмотрела бы, как кто-нибудь выпустил бы дух из некоторых надутых болванов. Только как это сделать, Дэвид? Как?

– Старый Ник… насколько я понимаю, он – единственный член Совета…

– Наш дражайший работодатель послеживает за нравственностью своих шестерок, но – сугубо из соображений поддержания порядка в лавке. Мы с ним как-то говорили, так он сам прямо так и сказал, а потом еще добавил: «И кому какая разница, чем торгует эта лавка? Ха-ха-ха». Нет, Николасу ван Рийну слабо подходит роль альтруиста. Разве что предварительно трансмутировать каждый атом жирной его туши.

– Новый изотоп, – устало засмеялся Фолкейн. – Ван Рийн-двести тридцать пятый, или, чтобы уж все по правилам, Vr-235…

А затем он скользнул взглядом по туманности, словно беседовавшей с ним через эти непостижимые сотни парсеков, и напряженно замолк.

Произошло это вскоре после эпизода с Сатаной, когда владельцу «Пряностей и спиртных напитков» настоятельно потребовалось еще раз покинуть покой и уют Содружества, высунуть толстую свою шею в безрадостный, неприветливый мир, а в конечном итоге совершить месячный вояж на корабле, не имевшем запасов пива. Возвратившись домой, он поклялся всем святым и многим, каковое таковым не является: больше – никогда!

Да в общем-то, все последующее десятилетие и не было никакой особой необходимости нарушать эту клятву. На освоенных торговых площадках работали великолепно подобранные кадры; пионеры вроде команды «Через пень-колоду» находили все новые и новые многообещающие территории, так что бизнес рос и процветал. В довершение всего ван Рийн сумел стать единоличным повелителем Сатаны; эта блуждающая, лишенная солнечного света планета, оттаявшая после недавнего сближения с гигантской звездой, представляла собой идеальное место для производства некоторых необычных изотопов, производства в масштабах, соизмеримых с общим на них спросом. Подобная промышленная деятельность не была его, как выражаются англичане, чашкой чая, «или», как заявлял сам ван Рийн, «моим стаканом Дженевера, каковой стакан этот медлительный, как безногая черепаха, дворецкий должен доставлять мне, прежде чем я пересохну от жажды и рассыплюсь в прах». Посему производством занимались субподрядчики – по договорам, условия которых сильно напоминали обыкновенный грабеж на большой дороге.

Многие удивлялись – причем делали это языком весьма живописным и не весьма пристойным – почему это он не уйдет от дел и не загонит себя пьянкой в могилу? Могила потребовалась бы весьма обширная, однако они брались ее выкопать собственными руками. И с радостью, песнями и плясками. Получая сведения о подобных разговорчиках, ван Рийн только ухмылялся и еще старательнее высматривал, какую бы цену вздуть, и – наоборот – кого бы из конкурентов подрезать низкой ценой на свой товар. Как бы там ни было, по сравнению с бурными прошлыми годами это десятилетие являло собой тишь да гладь, да Божью благодать. Когда разнесся слух, будто старый прохиндей собирается взять Койю Коньон, любимую свою внучку, в продолжительное путешествие – и при этом на яхте не будет ни одной из его любовниц, – надежды, что энергия старика подыстощилась, а того и гляди – совсем кончится, вспыхнули с новой силой.

«Не то чтобы я пылала особой любовью к этим королям коммерции, – думала Койя через несколько недель после отлета с Земли, – но все же лучше им не знать, что мы сейчас на инопланетном, нечеловеческом корабле, оборудованном несколько странно, но явно готовом к бою, и что направляемся мы в места, никем доселе не исследованные. Ведь если узнают – их кондрашка хватить может».

Она стояла перед проделанным в стенке коридора иллюминатором. Земные корабли не имеют подобных излишеств, однако для привычных к небесным просторам ифрианцев закрытое помещение – самый верный путь к сумасшествию. Воздух был чуть разреженнее, чем на Земле, на уровне моря, и в нем чувствовался легкий, чуть горчащий запах пернатых тел. Из вентилятора доносилось не только его собственное бормотание, но и приглушенное расстоянием хлопанье крыльев – свободные от вахты члены экипажа летали и кувыркались в огромном, только для этого и предназначенном помещении. Даже эти недели путешествия не совсем приучили девушку к трем четвертям g, она чувствовала себя необыкновенно легкой.

Но сейчас Койя этого не замечала. В начале полета она с радостью окунулась в приключение. Все было необыкновенно интересно, каждый день сулил миллионы новых открытий. И ничего, что она была единственным – если не считать дедушки – человеком на корабле. Дедушка вообще прелесть, хоть и похож на медведя. И он всегда был таким – с ревом врывался в их дом, подбрасывал внучку под самый потолок, чуть не до макушки засыпал привезенными с десятков планет подарками, рассказывал удивительные истории, брал к себе на яхту или в театр, а позднее – в поездки чуть не по всей Солнечной системе… Дедушка дедушкой, а подружиться с ифрианцами, узнать хоть немного, о чем и как они думают и чем они отличаются друг от друга, обмениваться с ними музыкой, воспоминаниями и мифами, наблюдать их воздушные танцы и демонстрировать им земной балет – все это было интересно и восхитительно.

А вот сегодня…

Корабль, видимо, приближался к цели путешествия – он уже описывал поисковую спираль. Только что это за цель? Ван Рийн пребывал в великолепном расположении духа – и не рассказывал своей внучке ровно ничего. Из ифрианцев смысл происходящего знал один Хирхарук, однако капитан тоже молчал, ограничиваясь предупреждениями, что все должны быть готовы к чрезвычайным обстоятельствам – то ли космического, то ли военного плана. Существа, чьи предки жили подобно орлам, воспринимали такую ситуацию легче, чем это сделали бы люди, но даже они начинали нервничать. Койе казалось, что сам воздух корабля пропитан напряжением.

Ее взгляд скользнул по черноте неба. В качестве астрофизика, да и просто туриста, она провела в космосе не один и не два года из двадцатипятилетней своей жизни. Она легко различала среди сверкающих россыпей самые яркие звезды, прекрасные в своем мертвенном блеске кружева туманностей, серебряный поток Млечного Пути, далекое мерцание таких же, как наша, галактик. И все же эта молчаливая огромность, незнаемость ее и непознаваемость поражали не меньше, чем при первом взгляде на небо.

Вечные тайны… да, конечно же. Корабль стартовал в окрестностях Ифри (двести семьдесят восемь световых лет от Солнца, в созвездии Волка) и уже около месяца мчался – с весьма приличной псевдоскоростью – куда-то в сектор Денеба. Так что теперь они… ну, скажем, в доброй сотне парсеков от Земли. Цифры как цифры, только в результате экспедиция достигла областей, не посещавшихся никем за все столетия, прошедшие после изобретения гипердрайва – разве что пролетал, не делая остановки, какой-нибудь случайный корабль. Ни одна здешняя планетная система не занесена в каталог, тем более – не посещалась, а об изученности нет смысла и говорить. Космос огромен и полон миров.

Хотя воздух был вполне теплым, Койя зябко поежилась. «И где-то в этих глубинах ты, Дэвид, если только ты не встретился с неизбежной последней неожиданностью. Ты получил мою записку? И значила ли она для тебя хоть что-нибудь?»

Письмо было послано с владельцем корабля, направлявшегося примерно в те же самые места, где – если планы Фолкейна не изменились – должен находиться «Через пень-колоду». Вольные торговцы имели свои базы в исследуемых районах, в одном из этих оживленных мест могут быть какие-либо новости об экипаже Дэвида. А если нет – письмо останется лежать на базе «до востребования».

Койя снова ощутила угрызения совести – чувство, не оставлявшее ее весь этот месяц. Ведь это же предательство. Нет! Злость вспыхнула с новой силой. «Если дедушка не задумал ничего непотребного – чего же тогда плохого, если Дэвид узнает то немногое, что я знала перед стартом, то есть едва ли больше, чем этот старый жулик снизошел мне рассказать?»

«А ведь упоминались возможные опасности, мне пришлось долго канючить, пока он согласился взять меня в поход (а я должна была лететь, ведь получалось, что дело касается и тебя, Дэвид). И если мы попадем в беду, а тут вдруг появишься ты…»

«Кончай романтические бредни, – прикрикнула на себя Койя. – Взрослая ведь девица». Ей удалось привести в порядок свои мысли, но напряженное покалывание в крови осталось.

Высокая и по-мальчишески стройная, она была одета в простую черную рубашку, обтягивающие рейтузы и сандалии. Довольно длинные, до плеч, прямые черные волосы обрамляли овальное лицо с коротким, вздернутым носом и чуть великоватым ртом; молочно-белая кожа ярко оттеняла замечательные – огромные, зеленые с золотистыми крапинками – глаза. Можно было только поражаться, как случайная рекомбинация генов не оставила в ее внешности ни малейшего следа крови предков: голландской и малайской ван Рийна, мексиканской и китайской – женщины, которая родила ему дочку и с которой он сохранил те же самые дружеские отношения, которые ему неизменно удавалось сохранять со всеми своими бывшими пассиями; не нужно забывать также шотландской (с Гермеса, родной планеты Дэвида) и африканской (с планеты, именуемой Ньянза) крови Малкольма Коньона, который стал жителем Земли и женился на Беатрис Йео.

Вспоминая сложную свою родословную, Койя не могла сдержать улыбку. «Короче говоря, я – типичный современный человек. И в жизни – тоже, – подумала она уже без прежнего веселья. – В дедушкином поколении официальные браки – большая редкость, мои родители женаты, а мое поколение – у нас вернулся обычай брать фамилию мужа».

Эти размышления были прерваны резким свистом. Сердце девушки бешено заколотилось, она даже не сразу узнала сигнал «всем стоять по местам».

Значит, приборы что-то обнаружили. Возможно, и не эту таинственную цель, а какую-нибудь потенциальную опасность вроде метеоритного потока. В неисследованных местах передвигаются осторожно, а ван Рийн круглосуточно жег свечки перед своей маленькой, вырезанной из марсианского песчаного корня статуэткой святого Дисмаса.

Какое-то мгновение Койя продолжала созерцать прекрасные и смертельные просторы, раскинувшиеся за бортом корабля, а затем сжала кулачки и направилась на корму. Она была достойной внучкой своего деда.

– Кляп и гроб! – орал Николас ван Рийн. – Вполне возможно, вы обнаружили то самое, что нам надо, обнаружили на предельном радиусе действия приборов, чувствительных, как живописец, живопишущий лютики-цветочки, пока дотуда доберешься, можно съесть три хороших рийнбургера, да и еще уйма времени останется, и вот у вас хватает наглости заявить, что я должен залезть в скафандр и стоять на стреме, откликаясь на все, что мне ни скажут, «Есть, сэр!» – Развалившись на диване, торговец бешено размахивал двухлитровой пивной кружкой, зажатой в волосатой левой лапе. Правая сжимала глиняную трубку, сквозь дым которой еле проглядывали стенки каюты.

Хирхарук из чота Ржаных Полей, капитан находящегося в чартерном рейсе рейнджера «Джайян (Росистый Вечер)» не дрогнул, его золотые глаза твердо смотрели в маленькие, черные, тесно посаженные к здоровенному крючковатому носу глазки ван Рийна.

– Нет. – В ответе ифрианца звучало ледяное спокойствие. – Я только предлагаю вам прекратить заглатывание алкоголя. Протрезвляющие препараты могут обладать побочными эффектами, что крайне опасно, когда требуется быстро принимать решения.

Английский капитана был вполне свободным и беглым, однако ему приходилось пользоваться вокалайзером, чтобы придать своему голосу разборчивые для человеческого уха интонации. Речь ифрианцев звучит очень красиво, однако она не настолько гибка, как человеческая. То ли иронически, то ли для демонстрации дружелюбия ван Рийн ответил на довольно приличном планха:

– Не волнуйтесь, я – человек закаленный, меня напоить – это уйму денег потратить надо. Да и вообще, тело такого размера обладает весьма приличной вместимостью. – Он хлопнул себя по распирающему аляповатый саронг брюху. Остальные части упомянутого тела также имели соответствующие пропорции. – Просто такой уж у меня способ отдыхать перед заварушками – ну как, скажем, вы взмываете в это свое поднебесье и медитируете.

Хирхарук чуть расслабился и издал серию мелодичных свистящих звуков – ифрианский эквивалент смеха.

– Как хотите. И то правда, при таком изобилии врагов вам не дожить бы до сегодняшнего дня, не знай вы сами что делать, а чего не делать.

Ван Рийн возмущенно вскинул голову; над сверкающими драгоценными камнями, вдетыми в мочки ушей, взметнулись черные локоны, завитые в стиле его молодости, разве что не напомаженные, под нафабренными усами и эспаньолкой вздрагивали многочисленные подбородки, широченная босая ступня с грохотом припечатала покрытую толстым ковром палубу.

– Вы совершенно неверно меня оцениваете, – взревел он, переходя на свой личный вариант английского языка. – Более того, вы меня обижаете. Я ведь не только бедный, одинокий грешник, я еще и христианин с душой, полной смирения и надежды. Так неужели же вы думаете, что я хоть когда-нибудь в своей жизни искал чего-нибудь, кроме мира – мира, при малейшей возможности его получить? Нет, все, что я делал, я делал исключительно для самозащиты, принуждаемый к этому сукиными сынами, ненасытными негодяями, не заслуживающими Господнего прощения, хотя лично я мог бы их и простить, ублюдками, истекающими завистью перед крохотными моими доходами, без которых я попал бы под опеку государства, и делать-то, если разобраться, ничего не способного, кроме как выжимать налогоплательщиков. Да я же – совсем как нежнейший святой Франциск, я брожу по свету, срывая оливковые ветки, возливая масло на бурные воды и смачивая жабры выброшенных на берег рыб.

Ван Рийн сунул кружку под удобно расположенный около самого его локтя кран. Хирхарук смотрел на торговца с нескрываемым любопытством; появившаяся в дверях каюты Койя воззрилась на них обоих.

Она любила ван Рийна – и от того еще больше мучилась сомнениями в отношении этой экспедиции и виной за посланную Фолкейну записку. Но капитан выглядел значительно ярче, тут уж никаких сомнений не возникало. Да что там сравнивать с дедушкой, в Хирхаруке было больше красоты, чем в самой Койе или, подумала она, даже в Дэвиде. Особенно это ощущалось в полете, но даже на земле медленные, казалось бы, и неуклюжие ифрианцы выглядели великолепно, и не только из-за врожденного достоинства, присущего этому племени охотников.

Полутораметрового роста орнитоид, Хирхарук стоял на своих огромных – пять с половиной метров в размахе – крыльях. В сложенном виде они были пригодны для ходьбы – на их сгибах имелись когти, игравшие роль чего-то вроде ступней, а выступавшие за спину края обеспечивали при необходимости дополнительную опору. Эволюция превратила то, что когда-то – миллионы лет назад – было лапами и когтями, в руки с пятипалыми (оба крайних пальца – «большие») кистями. Кожа рук обладала янтарной окраской, а все остальное тело покрывали перья, бронзовые, за исключением белого с черной каемкой хохолка и такой же расцветки веерообразного хвоста. Жесткостью своей и выступающей килевой костью тело Хирхарука напоминало птичье, но птицей он не был, мать не высидела его из яйца, а родила. Сидящая на мощной шее голова имела не клюв, а продолговатую морду с ноздрями впереди, острые клыки странно контрастировали с прикрывающими их нежными губами.

«Они прекрасны, когда парят в высоте, в золотом блеске солнца, – думала Койя, – но даже и это – лишь малая часть их величия. Дэвид все время распространяется насчет народов, не получающих справедливого шанса. Так ведь во времена Великой Разведки Ифри тоже находилась на весьма невысоком уровне развития. Но ифрианцы учились у Технической цивилизации; они не бросались вылизывать ей сапоги, не впадали в ошеломленный транс, а брали то, что казалось им нужным, и быстро стали влиятельной силой. Правда, все это происходило до того, как самое цивилизацию ошеломила вседозволенность безграничного капитализма…»

Койя моргнула и зажмурилась; в отличие от нее ван Рийн поддерживал в своей роскошной, хотя и содержавшейся в полном беспорядке каюте земное освещение, а Кетлан желтее и тусклее Солнца. Сам торговец был привычен к резким переходам. Табачный дым буквально ударил по легким, девушка закашлялась, и только тогда мужчины обратили на нее внимание.

– А, ласточка моя прилетела! – Ван Рийн приветствовал внучку точно так же, как и в дни ее младенчества. – Заходи, плюхайся, – широкий взмах трубки предоставлял широкий выбор мест для плюханья: складное кресло, королевских размеров кровать, диванчик между баром и книжной полкой, просто палуба. – Тебе чего? Пиво, джин, виски, коньяк, водка, арак, аквавит, полдюжины разновидностей вин и ликеров, гашиш, марихуана, мескатель, опс, галт, ксандуйский радий или, может, – подмигнул он, – лимонадик? Хороший, сладкий лимонад?

– Спасибо, я удовлетворюсь кофе. – Набираясь смелости, Койя глубоко вздохнула. – Гунунг Туан, мне нужно с тобой поговорить.

– Ja, я знал, что ты придешь. Так почему же я ничего не рассказывал? Я хотел, чтобы у тебя была веселая и спокойная прогулка, чтобы ты не предавалась мрачным размышлениям, как канарейка на страусиных яйцах.

– Мастер ван Рийн, я заходил, чтобы обсудить положение. Теперь мне нужно вернуться на мостик. – Койя не была уверена, говорит Хирхарук правду или просто хочет тактично удалиться. – Ради чести и жизни… х-р-р-р, я хотел сказать, пожалуйста… будьте готовы к планированию дальнейших наших действий, по мере поступления информации. Госпожа Коньон, – поднял он руку, – приветствую вас и всего вам наилучшего.

Выходя в коридор, ифрианец задержался в дверях, встал на руки и раскинул крылья, открыв расположенные под ними жаброподобные щели. Затем он начал работать летательными мышцами, прогоняя воздух через эти природные «форсажные камеры», только и позволявшие существу подобных размеров летать при условиях, сходных с земными. И опять Койя не знала – то ли он обогащает свою кровь кислородом, готовясь к ответственной работе, то ли избавляется от человеческой вони. Затем Хирхарук ушел и закрыл за собой дверь.

– Так ты садись на стул, садись на корточки, ложись, или как там тебе удобнее, – повторил свое предложение ван Рийн. – Я бы и сам вскоре тебя позвал. Пришло время грудью встретить наваливающиеся события. Только вот у меня она чересчур волосатая, – глубокий вздох легко и непринужденно превратился в отрыжку, – а ты не снимаешь своей рубашки. И очень жаль. Обычаи, видите ли, изменились. В данном случае я не стал бы истекать похотью, у меня врожденное отвращение к инцесту, но посмотреть было бы приятно.

Койя покраснела и отдала приказ кофеварке.

– И не куришь к тому же, – печально прищелкнул языком ван Рийн. – Нет, в мои годы молодежи не забивали голову подобной дурью.

– Некоторые из нас стараются жить по совести и с мыслями о будущем, – вскинулась Койя. – Прости, пожалуйста, – добавила она через секунду. – Я совсем не хочу быть ханжой.

– А кто же ты еще? Интересно вот, это Дэвид Фолкейн воспитал тебя подобным образом или ты его? Ха-ха, спектроскоп показал бы, что твое лицо удаляется со скоростью света! Ты там поосторожнее. – Ван Рийн взмахнул трубкой. – Он – отличный мальчик, только вот он уже давно не мальчик. Вполне возможно, что у этого парня растет где-то дочка твоего возраста, а он и сам об этом не знает.

– Мы с ним просто друзья, – негодующе откликнулась Койя, садясь на краешек кресла. Она сплела пальцы, сжала их коленками и твердо взглянула в черные бусинки деда. – Можешь себе представить, какой сумбур у меня в мыслях, когда я все думаю и думаю, куда это мы направляемся, а ты ничего не говоришь?

– А тебя никто сюда не затаскивал, ты сама навязалась, да еще при помощи шантажа.

Спорить было трудно, Койя и вправду грозила растрезвонить те сведения, которые добыла по просьбе деда, и таким образом снабдить его конкурентов чем-то вроде ключа. А убедить ван Рийна оказалось совсем нетрудно – предупредив о возможных опасностях, он сразу же, без малейшей паузы, прорычал, что нуждается в астрофизике и что действительно лучше бы сохранить все это предприятие в пределах семьи.