Текст книги "Миры Пола Андерсона. Т. 3. Орион взойдет"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Диск Скайгольма над головой уменьшался. Наконец вернувшийся вес тела и посвист дали понять Иерну, что он вошел в эфирное королевство.

Звездный полог померк, оставшиеся светила наконец сложились в привычные фигуры созвездий. Раскачиваясь под широким бледным колоколом, Иерн по возможности управлял им. Канал и море не хотели съеживаться на горизонте, или не так?.. Ах-ха? Ветер-то с юго-востока… даже стропы трепещут.

Набравшись духу, он потянул за корд, и парашют вспорхнул вверх, стропы его щупальцами медузы вились в лунном свете. Началось падение, но не свободное, как прежде, а в плотном потоке… Иерн опускался, продавливая воздух, наконец раскрывшийся второй парашют затормозил полет.

Иерн рисковал и знал это. Основной парашют спокойно донес бы его до земли, однако в таком случае он мог особо не сомневаться, какой край встретит его внизу. Второй парашют представлял современное устройство, порожденное вдохновением ученых-маураев. Сложный, казалось бы, непрочный – лопасти, несущие поверхности, элероны, трубки Вентури – но точный в полете, как глайдер. Такими пользовались не более чем в нескольких километрах над грунтом.

Он отвлекся. Люди верили в него: Тесс, Дени, его собственные друзья и пейзаны… Фейлис? Ну что ж, если ему суждено разбиться, значит, этого не избежать. Имело значение только то, что с помощью этого парашюта можно было добраться до Брежа [68]68
  Область Бретанского полуострова, старинная форма Брейз.


[Закрыть], края, где его родила мать.

Крик Иерна зазвенел в шлеме.

…Он опустился на землю – едва не перышком – на дорогу, которую наметил сверху, пыль порхнула из-под ног серо-белым облачком. В лунном свете с обеих сторон вздымались деревья, предутренняя роса поблескивала на траве. Иерн разделся, и влажный ветер омыл его тело земными благовониями… Над головой заухала сова.

Первым делом следует позаботиться о самых компрометирующих деталях наряда. Иерн не стал углубляться в лес, на опушке с помощью ножа упрятал под дерн все ненужное. Обувь и плащ он сохранил, сняв знаки отличия. В таком виде вполне можно сойти за батрака.

А потом он вышел на дорогу, прекрасно представляя, куда идти. Не так уж далеко отсюда тропа уводила к руинам замка, брошенного за века до Судного Дня. Отшельник, обитающий в нем, предоставит ему кров и будет помалкивать, когда он уйдет.

Луна поднялась выше. В кротком свете ее плыл Скайгольм, уже ушедший в земную тень.

Глава 11

1

Новости дошли до Роники Биркен вскоре после того, как она пересекла реку Сейн, возвращаясь из похода по землям, лежащим за Рином. Паром с длинными веслами переправил ее отряд – полдюжины человек, фургон и коней – к пристани на левом берегу. Разместившиеся на сиденьях фургона и в седлах, они тронулись в путь – до Фонтейбло оставалось три или четыре километра.

Алек Закон пришпорил коня, чтобы догнать ее.

– Прекрасное утро, не так ли? – спросил он, оказавшись рядом.

Она огляделась вокруг. Деревья – больше всего было ольхи и березы; ветви сходились над головой, образуя тенистый сводчатый коридор, а листья зеленоватым золотом отражали последние лучи солнца. Пора была уже не жаркой, однако до осени было еще далеко. Дорога хрустела гравием под копытами и колесами. Вокруг перепархивали птицы. На миг тоска по дому охватила Ронику, но Ляска лежала по ту сторону Северного полюса, и дикий простор ее лишь отдаленно напоминал прирученный лес посреди Доменам – Прекрасное, – согласилась она.

– Может, отдохнем завтра? – предложил Алек. – Ты гнала нас самым безжалостным образом.

– В нашем положении медлит только безумец, – отрезала она. – Ты знаешь это.

Мелькнуло воспоминание: «Можно было задержаться среди варваров на далеком востоке, они явно трепетали перед нами; в любом случае у них не было огнестрельного оружия. Там нам пришлось попотеть, дороги не изменились после Судного Дня. Но от полуцивилизованных западных алеманов следовало уходить побыстрее, чтобы кому-нибудь из них не взбрело в голову ограбить нас. Пусть отобранный груз скоро убил бы грабителей, но это не могло послужить заметным утешением».

– Видишь, мы в безопасности уже целую неделю. – Он показал вокруг. – А ты все еще погоняешь нас кнутом. Куда ты так гонишь, Ровика?

– Нас могут ждать на корабле.

– Если так, капитан Карст уже известил бы нас, не правда ли?

Она кивнула: да, в глуши они были лишены связи, но здесь ситуация переменилась. В любой самой крохотной деревушке Домена был общественный радиоприемник. Примерно один час в сутки Скайгольм транслировал платные сообщения, объявления принимали в центральных почтовых отделениях и передавали по графику. Микли заставил ее запомнить наизусть целый перечень кодовых фраз. Но она еще не слышала ни одной из них и теперь уже не рассчитывала – вполне обоснованно – получить указания по радио до прибытия в Кемпер. Быть может, ничего нового они не встретят и там, если в это время Микли будет занят своими махинациями вдалеке от корабля.

– Домен – это целая виноградная кисть штатов, и, хотя в каждом из них действуют свои собственные правила, – напомнила она Алеку, – наши бумаги позволили нам миновать все проверочные пункты. Но для местных мы всего лишь подозрительная шайка иноземцев, и если мы начнем медлить в дороге, какой-нибудь случайный чиновник, заметив это, легко может сделаться до чесотки любопытным.

– Ну и что? Пусть он прочтет наши документы, зачем ему интересоваться археологическим грузом, предназначенным для… э, Консватуара?

«Тоже мне – археологические находки: четыре неповрежденные плутониевые боеголовки, найденные возле Чехийского хребта. Опасливые туземцы обходили их стороной… Что могут добавить эти четыре головки к смертоносному содержимому других ракет, изломанных или разъеденных коррозией, уже проникшему в биосферу Земли..»

– По пути излишне подозрительных мы не встретили. Да ну, чего их бояться? – настаивал Алек. – Здесь мир царит не первый век; мы для них словно глоток свежего воздуха. Поверь мне, Ровика. Я знаю эту страну.

Она не сомневалась в этом и кивнула в ответ.

Без Алека эта экспедиция была бы безнадежной; да, она умела найти дорогу через леса, болота, по лишенным дорог перевалам и через бурные реки, могла найти пропитание для своих людей и укрыть их на ночь. В случае неприятностей, как случалось не однажды, она могла разместить своих спутников, создавая облик внушительного отряда, и враги отставали. В конце концов она умела руководить поисками боеголовок. Но она не знала даже Франсетерр, не говоря уже о лоскутных племенах, обитавших к западу от него. Ее познания в юропанских языках ограничивались англеем более чем скудным и франсеем еще менее бойким; языками она занялась на корабле, отправившемся из Сиэттла. Алек Заксон провел многие годы на этом континенте в качестве антрополога. Он непринужденно владел франсеем и несколькими алеманскими диалектами, знал даже несколько шлавянских. А посему мог разузнать дорогу в варварских краях и тактично выяснить, где и что можно найти.

– Не пойму, почему бы нам не провести день-другой в Фонтейбло? – спросил он. – Восхитительное место – и сам городок, и окрестности тоже. Кроме того, подумай о наших бедных животных.

Роника посмотрела вниз на коня, опустившего голову и уныло перебиравшего копытами. Чувство вины укололо ее. «Он прав. Я подгоняла их жесткой рукой, но теперь можно более не торопиться. Дома ведь я не убью зверя и не срублю дерево, не шепнув ему: прости меня, брат… или сестра, у меня есть в том нужда. Следует ли мучить животных только потому, что я тороплюсь… неизвестно куда и зачем? Сама не знаю, что меня гонит, Впрочем..»

– Хорошо, – решила она. – Если только нам не прикажут поторопиться.

– Чудесно! Ты не пожалеешь. – Алек подвел поближе своего коня и прикоснулся к руке Роники незаметным для остальных жестом. – Я покажу тебе окрестности. Местные вина великолепны, блюда восхитительны, окрестности живописны, можно найти идеальное место для пикника и чтобы…

Голос его умолк, но рука обещала многое…

Горячая мужская ладонь обожгла, и все же Ровика не убрала свою руку.

Пульс ее зачастил. Что-то судорогой пробежало по телу… не страстью и не хворью. Украдкой она искоса взглянула на него. Алек отличался от крепких и коренастых солдат и механиков, ехавших сзади. Худой, гибкий как кнут, с тонкими чертами лица и аккуратной бородкой, сохранявшей опрятность в самых невероятных условиях, блестящий собеседник… Алек держался с ней столь же ровно, как и прочие. Но при этом никогда не позволял ей забыть, что считает ее целомудрие лишь средством сохранения дисциплины.

«Черт, наверное, прошла вечность с тех пор…» Она вспомнила искушения, подворачивавшиеся по пути, когда случалось освоить начатки какого-нибудь языка. Сбегать, не усложняя себе жизнь, в кусты с каким-нибудь симпатичным молодым туземцем было бы так легко. Вся беда была в том, что она не обладала иммунитетом к богатому набору мерзких хворей, свойственных этим краям, к тому же далеко не все из них поддавались антибиотикам. (В этот вдруг ставший головокружительным вечер ей захотелось забыть о жалких вонючих хижинах, скудных полях, заскорузлых людях, согбенных, беззубых и уже в свои сорок лет стоявших на краю могилы, грязных младенцах в обшарпанных люльках, очевидно, умиравших под облаком мух. И это при том что, как она читала, восточно-юропанцы жили лучше, нежели большая часть человеческой расы.) Она полагала, что люди ее по тем же причинам решили терпеть до возвращения во Франсетерр. Во всяком случае, в Алеке она не сомневалась.

«Я не распутница и могу обойтись без этого удовольствия столько времени, сколько потребуется – даже не месяц. В жизни столько хорошего… но…» Она внутренне улыбнулась. «Не хитри с собой, Роника. Ты явно не против, чтобы тебя хорошенько отделали. Почему бы и не здесь?» Она похлопала коня по шее. Шерсть на теплой шее щекотала ее ладонь. «Потерпим еще немножко, друг мой, – подумала она. – И у тебя будет свой праздник. Господь знает, что ты заслужил его».

Алек отпустил ее руку – они выехали из-под полога леса, и перед ними завиднелся город.

Они шли через север Франсетерра, чтобы избежать внимания маурайских агентов, крысами сновавших по всему Домену. Ничего подобного еще не видела Роника.

– Хой-ах! – воскликнула она, радостно хлопнув в ладоши.

Лес уходил вправо темной дугой. Повсюду вдаль тянулись виноградники, перемежаясь лугами и садами, вдоль дорог выстроились рядами клены, светились окна попрятавшихся в низины ферм. Уютный городок теснился к потемневшим от времени, но по-прежнему казавшимся легкими стенам старинного дворца. Чистое небо – фиолетовое на востоке – становилось серо-голубым над головой, западный край его зеленел там, где только что зашло солнце. На юго-западе парил Скайгольм, чуть уступая в поперечнике полной луне, до восхода которой оставалось недолго. В небе суетились ласточки, а далекий колокол благовестил голосом вечернего покоя…

***

– Да, – согласилась Роника. – Да, да.

Прищелкнув языком, она прикоснулась пятками к ребрам коня и послала его вперед, но не слишком быстро. Алек держался рядом. Кони их спутников и фургон, грохоча, поотстали.

Мощенные камнем улицы грохотали под копытами, стены из местного песчаника отдавали часть дневного тепла. Обитатели городка приступали к обеду, редкие прохожие с округлившимися глазами и раскрытыми ртами сопровождали взглядом чужеземцев, направляющихся в гостиницу, что украшала рыночную площадь. Лавки уже закрылись на ночь. Посреди площади торчал высокий столб, фонарь на вершине его еще не горел. Под ним располагался рупор. Роника направила коня через площадь.

Но тут громкоговоритель вдруг пробудился. Роника остановила своего скакуна столь грубо, что, невзирая на усталость, конь поднялся на дыбы. Звуки франсея, хлынувшие из рупора, ничего не говорили ей.

Однако интонация и тревога, читавшаяся на лицах людей, высыпавших на площадь, предрекали что-то недоброе.

Успокоив коня, Роника подъехала ближе к Алеку и схватила его за руку.

– Что стряслось? – спросила она. – По-моему, что-то жуткое.

Лицо его белело в сумраке, однако Ронике показалось, что оно вдруг посерьезнело.

– Внимание, внимание, бюргеры! – начал переводить он скованно и поспешно. – Специальное уведомление из Иледуциеля всему Домену… – Мгновенно обернувшись к ней, он сказал на англее под уличный гомон:

– Какой-то политический заговор… Всеобщий политический кризис, чрезвычайная ситуация, по радио велят всем оставаться спокойными, однако… ничего определенного не говорят; только выходит, что наверху крупная свара.

Она мгновенно овладела собой, – Что ж, поторопимся в Кемпер… не откладывая, – приказала она. – Лучше не останавливаться в городе; только Йау знает, что может случиться. Станем лагерем за пределами его. Еда у нас есть, а завтра с утра вновь отправимся в путь.

В голове пощелкивали цифры, словно бы она уже вернулась к вулканам.

«На скорость надеяться не приходится. Самая лучшая дорога в Домене просто коровья тропа, если сравнить с любым захудалым шоссе в Союзе.

Наш фургон легок – груза почти что нет – но кони близки к истощению.

Быть может, придется обменять их на лошадей не столь хороших, но свежих. До Кемпера ехать неделю или около того, хорошо бы отхватить денек от этого срока…

Ну что ж, черт побори, попытаемся». Роника извлекла свой меч, взяв его словно скипетр, чтобы люди впереди расступились.

– Поехали, мальчики, – вскричала она. – Рысью!

2

Два года назад подразделение маурайского Инспектората высадилось в Кенае, стало лагерем и, используя город в качестве базы, целый месяц исследовало окрестности. Маураи объявили, что есть основания предположить, будто здесь происходит нарушение договора, однако в подробности вдаваться не стали, потому что – как признался их шеф мастеру Ложи Беньо Смиту – сами ничего толком не знали.

Хотя чужаки старались соблюдать приличия, незнакомцев встречали враждебно и не стремились помочь. Лясканцы держались независимо даже по меркам Северо-западного Союза и саботировали действия Высокого Комиссариата в еще большей степени, чем южане, для которых подобное сопротивление сделалось привычным. В особенности после смерти Руори Хаакону; невзирая на хорошие манеры, его наследник не обладал обаянием.

Исполняя свои обязанности, инспектора потребовали, чтобы им разрешили посетить горы за заливом Кука – область, которую уже примерно двадцать лет посещали только считанные единицы.

– Почему доступ туда ограничен? – спросил командор Окума Самуэло.

– Я бы этого не сказал, – ответил Беньо; его маурайский был лучше, чем англей его гостя. – Просто мы рекомендуем всем держаться подальше, поскольку здешние окрестности принадлежат Ложе Волка или с самого начала, или в результате браков и наследования. Наше общество основано на добровольном сотрудничестве, как вы знаете. – Он добавил с ехидцей.

– Безусловно, нам приходится считаться с людьми. А как же еще поступать в приграничных районах вроде нашего, где общее согласие необходимо, просто чтобы выжить! Лица, не входящие в Ложу, уважают ее права. А почему бы и нет? Места у нас хватает.

– Прошу вас не водить меня за нос, сэр, – проговорил Окума. – Так чем вы там заняты?

– Видите ли, после того как вашими заботами рухнули наши планы на возрождение промышленности, мы решили перестроиться и организовать там заповедник. Отчасти чтобы подстраховаться, учитывая прирост населения на севере, но в основном территория используется в научных целях: там занимаются экологией, генетикой, прочими привычными для вас науками.

Делами там заправляет Ложа Волка; ей помогают отдельные представители других Лож. Волк по традиции заправляет интеллектуальной сферой. Уже не один век из наших рядов выходит больше ученых, преподавателей и военных, чем следует из численного соотношения.

– Действительно, и военных, – негромко согласился Окума. – Вы ведь считаетесь полувоенной организацией, по крайней мере в наши дни, не так ли?.. Но почему ваши ученые так редко публикуют свои труды?

На лице старика появилась улыбка.

– Мы, норри, любим соревнования в бизнесе, но не в академических науках; Ложа делает свое дело, проводит собственные исследования, даже если на них уходят поколения, и не стремится к сиюминутной славе. К тому же исследования обычно проводятся весьма малочисленными группами.

Толпа не сумеет заметить необходимого.

– У меня есть причины полагать, что в эти края отправляются значительные корабельные гтузы – много и ежегодно.

– Что же в этом удивительного, – согласился Беньо. – Разместить аппаратуру на столь огромной и пересеченной местности – дело нелегкое.

К тому же в целях эксперимента иногда приходится изменять рельеф, а для этого необходимо тяжелое оборудование. Ну а если честно, я полагаю, что вы преувеличиваете нашу активность. Должно быть, вам доносят о грузах, в действительности предназначенных не для этих краев. Ведь так легко ошибиться, пребывая в такой дали от родины… в стране, столь не похожей на нашу.

Беньо качнул длинной трубкой церковного старосты.

– Смотрите сюда, командор, – проговорил он. – Я хочу, чтобы вы все увидели своими глазами. Я знаю, что вы хотите этого. О'кей? Пусть будет так. Предоставьте мне несколько дней, чтобы подобрать проводников. – И в предчувствии возжжений добавил:

– Нет-нет, вы сможете отправляться куда угодно, мы же не сумеем спрятать за одну ночь что-нибудь по-настоящему крупное, не так ли? Просто вам нужны надежные проводники, которые смогут помочь действием и советом и уберечь от неприятностей. Места здесь опасные – снежные лавины, камнепады и тому подобное. Кроме того, признаюсь, мы бы хотели, чтобы ваш отряд оказал по возможности меньшее воздействие на окружающую среду. Полагаю, вы не станете возражать. Ваша Федерация так же ориентиродана на науку, как и наш Союз.

Переправившись на другой берег залива, Окума вместе с помощниками не обнаружили ничего подозрительного. Перед ними лежал дикий край, лесистые и гористые просторы, совершенно чуждые маураям. Они понимали, насколько легко можно спрятать здесь Бог знает что… но что же именно? – и в других условиях сделали бы свою работу лучше. Однако короткое субарктическое лето приближалось к концу, налетали шквалы, приннося дождь со снегом, туман сокращал и без того недолгий день.

Наконец исследовательский отряд, работавший на востоке, прислал по радио волнующее сообщение: они наконец обнаружили возле Якутата явные свидетельства незаконной активности в недавние годы… предполагалась попытка создания самолета более скоростного и дальнего, чем было разрешено Союзу по договору. Израсходовав все местные возможности, проект мог быть перемещен в едва картографированный район Юкона, или же – по секретному соглашению – в монгское государство Чакри.

Инспекторы оставили Кенай и не вернулись. Прощаясь, Окума с горечью говорил Беньо:

– Вынужден признать ваши действия честными; возможно, какая-тоЛожа ваша, Лосося, Бобра, Полярис, Можжевельника, Чинуков [70]70
  Американское племя индейцев.


[Закрыть], называйте любую – проводит нелегальные работы, но рядовой член ее о них знать не будет. Остается только просить вас, если случайно вам попадется какая-нибудь информация, забыть местные интересы и вспомнить о благе всего человечества… всей Земли в целом – и обратиться к нам.

Ответ мог показаться дружелюбным:

– Не завидую вашим трудам, командор: невозможно остановить вращение мира.

***

В последующие два года земля на континенте грохотала и сотрясалась чаще, чем прежде. Дружно пробудились вулканы – так уверяли людей.

Эксперт Волков выступил перед городским собранием и пояснил, что бояться нечего и паниковать тоже. Но если над пиками позади залива кто-нибудь заметит яркую вспышку, за которой сразу не последует грохота, необходимо прикрыть глаза и лечь. Событие состоялось летним безветренным утром. Ночью землю покрыл туман столь густой, что, когда рассвело, люди на ощупь пробирались в нем, утром влажная серая мгла делала призрачными их силуэты. На темных, почти не видимых стенах домов проступали редкие лужицы освещенных окон; огни фонарей нельзя было различить за два дома. Скорбно и глухо доносился от воды рожок маяка.

И вдруг во мгле полыхнуло пламя – ослепляющее, бело-голубое.

Разрастаясь, оно превратилось в огненный шар, яркий как солнце. Не послушавшие предупреждения и не отвернувшиеся в сторону получили бы ожоги сетчатки, если бы мгла не прикрывала землю, море и небо; однако люди закрыли ладонями лица, но долго еще плясало в глазах темное пятно. Стоявшие к вспышке спиной увидели перед собой огромную радугу, цветной аркой пробившую туман.

Следующая вспышка оказалась слабее и выше. Только потом пришел звук.

Даже на таком расстоянии он сотрясал землю и небо, повергая в трепет человеческое тело, колебля сердца и вызывая ужас, которому не было имени.

Звезда в небе погасла. Облака успокоились. Мужчины и женщины обменялись удивленными взглядами – все живы и целы – и поспешили утешить испуганных детей. Эскимос, холодно считавший собственный пульс, отправился дальше, объявив, что, по его мнению, взорвался вулкан где-нибудь в сотне километрах отсюда и, должно быть, в коротком пароксизме изверг вверх одно-два облака раскаленной лавы… расплавленный камень должен был вызвать жуткий всплеск и столб пара, если бы попал в воду, а уж на земле последствия падения просто трудно представить.

А за заливом, глубоко под землей, директор Эйгар Дренг вместе с ближайшими помощниками взволнованно наблюдал за приборами.

– Поехала, – проговорил он, стиснув кулаки, грудь его вздымалась, по щекам текли слезы. – Клянусь семью громами, поехала.

На крыльях радио закодированное известие порхнуло к трем кораблям, перенеслось к далеким станциям слежения. Капитан объявил новость своим людям, те поздравляли друг друга… плясали, обнимались, бросали в воздух головные уборы, а потом вновь принялись за работу. Вскоре, как они надеялись, одному из экипажей действительно предстоит бездна дел.

3

Столы унесли и рядами расставили стулья, Чарльз-холл превратился в зал заседаний Скайгольма… а точнее – в помещение, где происходили собрания сеньоров Кланов. Знамена Кланов, украсившие стены в привычных местах, преобразили зал, сделали фрески с историческими сценами фоном для калейдоскопа цветов и красок – надменных символов вековой доблести, разнообразных и торжественных.

Ожидавший на возвышении Джовейн, понимавший, насколько маленьким кажется он на фоне расшитого золотом занавеса из синего шелка, редко чувствовал себя более одиноким.

Пропели трубы, начальник караула воззвал к порядку, капеллан произнес молитву, и президент Административного Совета приступил к формальностям. Снизу, из партера, сеньоры смотрели на Джовейна.

Невзирая на присутствие собственных солдат, вид собравшихся более шестисот мужчин и женщин, избранных, чтобы представлять свои Кланы, устрашал его… Отдельные группы разграничивались проходами. Акустика вполне удовлетворяла его; слышны были даже легкие шорохи и бормотание, которые только подчеркивали общую тишину. Все были одеты разнообразно: в военные мундиры и местные наряды, в скромных и торжественных городских платьях, но нашивка на каждом плече повторяла цвета знамени Клана. В основном люди были средних лет, попадались среди них старые и молодые («Как Иерн, черт бы его побрал… черт бы побрал этого скользкого гада, куда же он подевался?..») внимательные и осторожные.

Ближе к нему сидели Таленсы, имевшие право высказываться, но не голосовать на выборах Капитана. На нескольких лицах Джовейн прочел настолько откровенную ненависть, что взгляд его невольно направился вдоль двадцати девяти выделенных групп, выискивая людей, которые, как он знал, поддержат его. Воздух, вырывавшийся из вентилятора, влагой омывал его кожу.

«Прекрати! – принялся ругать он себя. – Судьба есть судьба». И когда президент объявил о его, Джовейна, выступлении и он поднялся на лекторн, отвага вернулась, а с ней – воля и уверенность. Он и в самом деле не так все себе представлял. Не предвидел ни этой нервозности, ни сомнений, ни укоров совести, неотвязных дум о подробностях, которых нельзя забывать… ни свербежа между лопатками, ни запаха холодного пота, покрывшего тело, ни грустного отпечатка прошедшей ночи и тяжелую голову… ведь поспать толком не удалось. «Но разве удавалось тебе хоть что-нибудь предвидеть заранее?»

Переписанный текст ему не потребовался. Лекторн был снабжен микрофоном для обращения к публике, и, деловито опустив на него руку, Джовейн начал:

– Господин президент, достопочтенные сеньоры. Кланы и народы Домена, позвольте мне искренне и смиренно поблагодарить вас за терпение.

Нынешняя ситуация беспрецедентна, а поэтому дважды трудна…

Нельзя сказать, чтобы слова эти были излишни: обезьяны перебирают друг другу шерстку пальцами, люди ублажают людей словами. Кроме того, банальности позволяли ему поймать ритм, скопить энергию, ощутить приход вдохновения. «Вряд ли Фейлис сегодня ночью снова будет разочарована».

Сейчас ему предстоит, подобно Буревестнику, нырнуть в самое сердце бури и успокоить ее. Кому еще представало более трудное дело после Судного Дня, закрывшего весь мир радиоактивным облаком, когда Чарльз Таленс собрал экипаж и приказал терпеть. «Неужели я и впрямь ощущаю, как его аним присоединяется к моему? Нет, это просто тщеславие; я не сумею ощутить этого, какова бы ни была истина. К тому же геанская философия не поощряет подобных верований… впрочем, и не запрещает».

– Я обращаюсь непосредственно к суровым фактам, характеризующим ситуацию. Скайгольм в опасности. Беда грозит всей цивилизации.

Быстрыми и решительными действиями мы, как я считаю, можем избежать беды, к описанию которой я собираюсь переходить. Но еще более великое и долгое зло-только ждет нас… а с ним и безграничные перспективы – если мы сможем перестроиться, чтобы овладеть ими.

Кое-кто из слушателей извлек блокнот и карандаш. Предстоит услышать несколько резких вопросов…

– Приношу глубокие извинения за вчерашнее вторжение. Никогда прежде не нарушались мир и священный покой Скайгольма. Но заверяю вас: другое, намного худшее зло… бесконечно трагическое разрушение началось бы, если бы мои верные друзья и я не приняли контрмеры. Мы не посмели обратиться к вам заранее – так скоро следовало ввести сюда вооруженный отряд. Конечно, это неслыханно. На подобный поступок мог бы решиться разве что Капитан, которого у нас нет. Ваше достопочтенное собрание потребовало бы от меня свидетельств, доказательств, начало бы обсуждать дело, отыскивая самое мудрое решение, а враг тем временем нанес бы удар…

– Вы спрашиваете, кто этот враг? Позвольте мне вкратце обобщить все, что я знаю и к каким выводам и заключениям смог прийти. К деталям я обращусь позже. Фактические свидетельства могут быть представлены достойным доверия лицам, которых выберет Совет.

«А теперь гребень вздымается и набегает на берег!»

– Мы привыкли представлять себе Эспейнь единой и монолитной нацией.

Однако те из вас, кто знаком с темой, хорошо знают, что это не так: народ Эспейни лишь недавно и насильственно скован воедино…

…Мое положение на границе, мои связи за ней…

…Заговорщики…

…Политические интриганы…

…Информация, предоставленная мне миролюбивыми лицами и организациями…

…Да, вы скажете, что опасность преувеличена мной, и об этом всего лишь мечтают те немногие безрассудные честолюбцы, у которых нет сил, чтобы захватить Скайгольм в любой ситуации. Но я… я не могу быть в этом уверен. А раз так – я не посмел рисковать…

Десятки поколений спокойно сменяли друг друга в нашем статосферном гнезде. Мы успели забыть о том, что отважный всегда изыщет неожиданную и непредвиденную возможность. Теперь мы вновь обрели безопасность… на какое-то время. Но я хочу закрепить эту безопасность на грядущие времена..

Если вы не согласны, отошлите меня с моими людьми: но – молю вас – только после того, как наш новый Капитан введет постоянную охрану в Скайгольме, в сердце нашего отечества.

Должно быть, мне следует теперь сойти с трибуны, чтобы вы могли приступить к обсуждению. («Нет, сперва я должен навязать вам свою волю».) Прикажите мне сделать это, если вы этого хотите. («Только не забудьте, в чьих руках здесь оружие».) Пауза.

– …Хорошо, тогда прошу у вас индульгенции на какое-то время. Я уже говорил, что та опасность, которой мы едва избежали – избегаем – есть не что иное, как первая волна, разбившаяся о рифы, над которыми нам еще предстоит проплыть. Надеюсь, что вы поймете меня; благосостояние Домена требует, чтобы вы выслушали мою речь до конца.

Любезности, вопросы, аргументы из зала. Подручные Джовейна получили подробные наставления; те, кто ему симпатизировал отреагировали достаточно единодушно.

– Благодарю вас, благодарю. То, что мне приходится говорить, многозначно, как и сам мир: сложный, переменчивый, обманчивый и вместе с тем полный надежд, от которых не укроешься в новой Эре Изоляции.

Наше соприкосновение с несчастьем, – «примем за аксиому без всяких обсуждений, что так оно и было», – показало, что нам тоже может грозить истребление, что не раз случалось с множеством сообществ в человеческой истории, начиная от самого истока ее до войны Судного Дня. Однако такой судьбы можно избежать. У нас есть альтернатива, мы можем овладеть будущим…

Опасность поднимается и из наших рядов. Дело… уважаемого… Таленса Иерна Ферлея угнетает меня. Я надеялся доказать и ему, и этому высокому собранию, что его технолатрический [71]71
  Технолатрия – поклонение технике.


[Закрыть]милитаризм помешает нам сотрудничать с теми в Эспейни, кто мог бы стать нашими друзьями. Но вместо цивилизованных дебатов он выбрал физическое нападение на невинных людей и бегство от правосудия. Дамы и господа, я не психиатр.

Не мне судить, не мне ставить диагноз. Но я спрашиваю вас, неужели право решать вопросы войны и мира может оказаться в подобных руках… и то предпочтение, которое он отдает Маурайской Федерации, этому колоссу, чересчур долго властвовавшему над миром?..

…Культивирую взаимосвязи с Северо-западным Союзом, восстающим из оков, которые наложили на него маураи, («Пусть посмеются».) Меня считают преданным геанству. Ну что ж, признаюсь, в геанстве есть нечто важное для любого из нас. Многие из вас согласятся со мной. Но разве есть что-нибудь геанское в поощрении отяжелевшего от машин Северо-западного Союза? Не в качестве союзника, ничего подобного, в качестве противовеса биологически настроенной Маурайской Федерации…

Ну что ж, остается сказать, что только геанство в этом случае понимается совершенно не так, как следует.

«Но ни слова – никогда и никому – об эмиссарах Союза, разыскавших меня и вступивших со мною в контакт. Этот странный человечек Микли Карст занимался своими делами в Городе, прежде чем эспейньянцы нашли меня.