Текст книги "Коплан открывает огонь"

Автор книги: Поль Кенни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Поль Кенни
Коплан открывает огонь

Автор предупреждает, что все события романа вымышлены, а всякое сходство его героев с реально существующими лицами является случайным.

Глава 1

Озабоченный посол Франции направлялся на своем лимузине в Кремль. Он не понимал причины этого неожиданного вызова. Против обыкновения ему не сообщили тему встречи, и теперь придется оказаться перед собеседником без досье – вещь крайне неприятная для дипломата.

Над Москвой нависло тяжелое серое небо. Чувствовалось, что над городом скапливаются огромные массы снега и что они скоро укутают его пышным белым покрывалом. Шум машин уже стал глуше, прохожие поднимали воротники пальто.

Первые хлопья стали падать, когда машина выехала на Красную площадь. Въехав в Кремль, она остановилась перед входом в здание, где размещаются служебные помещения Верховного Совета СССР.

По дороге взгляд посла скользнул по бесчисленным бронзовым пушкам, выстроившимся перед арсеналом. Вид этих трофеев – французских орудий, захваченных у наполеоновской армии, – разбудил в нем какое-то раздражение. Надменным кивком он ответил на приветствие дежурного офицера и двух часовых.

Его вместе с сопровождающими лицами провели в комнату перед кабинетом министра иностранных дел.

Ему пришлось прождать несколько дольше, чем положено по протоколу. Наконец торжественный и чопорный секретарь пригласил его на аудиенцию.

Посол сразу же понял, что встреча будет лишена сердечности. У советского министра было замкнутое, упрямое лицо.

Они обменялись традиционными приветствиями, затем русский заговорил недовольным тоном:

– Я считаю нужным лично сказать, что инцидент, случившийся в Меце, рассматривается нами как достойный сожаления и способный повредить торговым связям между нашими странами.

Французский дипломат хранил молчание. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы догадаться, на что намекает его собеседник. Затем, поняв, о чем речь, он обнаружил легкое удивление.

Видя выражение его лица, министр продолжил:

– Я думаю, вы недооцениваете серьезности подобных фактов. Они симптоматичны и доказывают, что у вас есть элементы, враждебные мирному сотрудничеству Востока и Запада. Этот акт саботажа должен быть расследован, и мы бы хотели, чтобы ваше правительство информировало нас о результате следствия.

Посол спокойно ответил:

– Считаю своим долгом передать ваше пожелание в Париж, ваше превосходительство. Однако, как мне кажется, ничто не позволяет заранее утверждать, что этот недоброжелательный акт имел целью причинить вред Советскому Союзу.

Еще более резко русский бросил:

– Вы полагаете? Остановка этой машины задержит на несколько недель выполнение важных и срочных задач. Кто же, скажите, ощутит последствия этого преступного деяния острее, чем мы?

Гость выигрывал время:

– Я согласен с вами, никто. Но возможно, виновный не метил столь высоко... Ведь речь может идти о заурядной мести, например дирекции завода. Кроме того, очень мало людей знало, что эта машина производит специальные кабели, предназначенные для СССР. И потом, хотя я и не информирован о происшедшем, возможно и другое: как вам известно, машина изготовлена в Германии и преступление могло быть совершено исключительно по этой причине.

Последнее предположение, кажется, уменьшило недовольство советского министра.

– Это не исключено, – признал он, опуская глаза. – В вашей стране многие патриоты оскорблены тем, что видят, как промышленники отдают заказы вечным врагам, этой реваншистской клике Западной Германии. Но боюсь, в данном случае акт саботажа был нацелен на причинение вреда социалистической экономике, таково наше убеждение. В любом случае это не должно повториться, запомните это. Итак, я жду подробных объяснений.

Он встал, посол последовал его примеру и с сочувствующим выражением лица проговорил:

– Прекрасно, ваше превосходительство. Мое правительство примет меры, которые сочтет нужными.

После этой двусмысленной фразы он присоединился к эскорту, ожидавшему его в коридоре.

* * *

Три дня спустя в помещении БТБ[1]1
  Бригада надзора за территорией – местное подразделение Дирекции надзора за территорией – специального отдела МВД (контрразведка) (примеч. перев.).


[Закрыть] Меца комиссар Жаклен принимал мужчину высокого роста с приятным лицом и умным взглядом.

– Франсис Коплан, – представился гость, пожимая протянутую руку. – Приехал узнать, откуда ветер дует. Так как у вас дела?

Это обращение разгладило морщины на лице комиссара, имевшего не слишком приятные воспоминания о прошлых контактах с агентами СВДКР.

– Полагаю, вы не вызвались участвовать в этом нудном расследовании? – спросил он дружелюбным тоном.

– Конечно нет, черт подери! – искренне уверил Коплан. – Сигарету?

Прежде чем прикурить, Жаклен с интересом спросил:

– У вас, в СВДКР, есть след?

– Ни малейшего. Премьер подключил нас после просьбы с Ке д'Орсей[2]2
  Набережная в Париже, где находится Министерство иностранных дел Франции (примеч. ред.).


[Закрыть]. Эта история, кажется, наделала шума в Москве...

Комиссар выпустил тоненькую струйку дыма. Покачав головой, он пробормотал:

– Черт, неужели это так серьезно? Я никак не думал, что два удара молотком могут иметь подобное продолжение. Ну, раздевайтесь, садитесь сюда, в кресло...

Коплан снял серое твидовое пальто, повесил его на крючок на двери. Несмотря на казенную мебель, комната после длинной поездки по раскисшим дорогам показалась ему уютной.

Жаклен был примерно одного возраста с гостем, где-то около сорока. Он считал, что и думать они должны примерно одинаково. Сев боком на край стола, он принял выжидательную позу.

– Я пролистал копию досье, составленного вами для вашего начальства, – признался Коплан. – Честно говоря, не понимаю, что еще вы могли сделать. Короче, карты были крапленые с самого начала?

– Мне кажется, да, – ответил комиссар. – Полиция узнала о саботаже только через тридцать шесть часов. Руководство завода пошло на это крайне неохотно, только по требованию страховой компании. Совершенно очевидно, что они хотели замять дело.

– Из вашего рапорта следует, что эта машина всегда была окружена таинственностью. Большая часть персонала даже не знала о ее существовании, а рабочие, обслуживавшие ее, не знали, что кабели предназначаются для Советского Союза?

– Именно. Поэтому истинный мотив акции остается загадкой. Но одно ясно: выведение из строя этого механического монстра – дело рук техника. Эту махину, стоящую несколько миллионов франков, разрушили, испортив всего-навсего провода термостата. Лишившись системы термического регулирования, машина раскалилась докрасна. Мне пришлось настаивать, чтобы увидеть ее... Дирекция «Каблометалла» утверждала, что расследование может вестись по фотографиям, сделанным их же инженером!

Коплан посмотрел на свою сигарету и сказал:

– Они, может быть, догадываются, откуда нанесен удар. Их злоба на журналистов и драконовские приказы персоналу свидетельствуют о замешательстве. Но с прессой ничего не сделаешь: левая вопит о провокации, обвиняет фашистов, а правая поносит методы профсоюзов...

Его лицо на мгновение осветила улыбка.

– И, разумеется, ни с той, ни с другой стороны никакой доброй воли, – заключил он. – Но, если исключить улики, собранные следствием, и протоколы допросов, каково ваше мнение?

Комиссар озабоченно вздохнул:

– К сожалению, у меня его нет... Слишком много возможностей, подозреваемых, вероятных мотивов. Не имея достаточных доказательств, я не могу подозревать никого конкретно. Поверьте, я был бы рад вам помочь.

Помолчав, Коплан сказал:

– Конечно, у них было время стереть следы и повлиять на свидетельские показания до вашего приезда. Оставив в стороне неоспоримый факт – машина все-таки была сломана, – мы не можем доверять ничему, что вам рассказали. Легко ли проникнуть в подземное помещение, где работает агрегат, человеку, не служащему на заводе?

Жаклен подумал, аккуратно давя в пепельнице окурок.

– На мой взгляд, если бы саботажник пришел с улицы, он должен был воспользоваться сведениями, полученными от работников завода. А на заводе, напомню вам, работают несколько тысяч рабочих, техников, инженеров и служащих.

– Каково положение вещей на сегодня?

Жаклен соскочил со стола и, засунув руки в карманы, стал в трех шагах от собеседника.

– На заводе немецкие специалисты ремонтируют машину. А в расследовании – я копаюсь в прошлом примерно тридцати типов, знавших о назначении кабелей.

Коплан кивнул головой:

– Все-таки политическая природа акции кажется наиболее вероятной. Дирекция «Каблометалла» опасается этого и явно боится, что неуместная огласка заставит СССР разорвать контракт. Это было бы тяжелым финансовым ударом. Но виновный не обязательно француз. Количество воинствующих антикоммунистов в Германии намного больше, чем у нас!

Комиссар внимательно посмотрел на Коплана.

– Ну да... Там тоже есть несколько человек, знавших, что машина такого типа была установлена на «Каблометалле», – прошептал он. – Потому-то мы и занялись этим.

– В общем, до сих пор никаких следов? – заметил Коплан.

– Увы! Я сижу в глубокой луже, – признался Жаклен без ложной стыдливости. – Если у вас есть предложение, делайте, не стесняйтесь: оно придется кстати.

– У меня его нет, и вообще я очень сомневаюсь в результатах поисков, – заявил Коплан. – Отдельный акт саботажа из всех проблем, что возникают перед нами, самое сложное дело: порча машины не имеет ничего общего с другими правонарушениями. Плюс ко всему, при нынешних обстоятельствах, мы даже не можем рассчитывать на достоверную информацию. Так что выкрутиться мы сможем только с помощью колдовства... Он поднял голову и поправился:

– По крайней мере, пока... Жаклен пожал плечами.

– Я надеюсь только на рутину и случай, – сказал он. – Я посадил информаторов в бистро, куда ходят рабочие, велел наблюдать за людьми, ушедшими с предприятия после приобретения машины, собираю сведения о посвященных. Посмотрим...

Коплан задумчиво барабанил пальцами по подлокотникам кресла.

– Если немцы приезжали в Мец накануне саботажа и уехали после его свершения, то этот случай следует изучить.

– Давайте, – согласился комиссар, – я нисколько не возражаю. У вас, по крайней мере, есть возможность сгонять в Германию, если сочтете это нужным, а я...

Он с сожалением махнул рукой и спросил:

– Мы скоро увидимся?

– Как только я получу список путешественников с того берега Рейна, которые нас интересуют. Кроме того, я дам вам номер моего гостиничного телефона и попрошу ваш.

В эту секунду телефон комиссара зазвонил. Жаклен снял трубку. Лицо его выразило изумление.

– Да, я немедленно выезжаю, – сказал он наконец. Потом он посмотрел на Коплана. – Один из сторожей «Каблометалла» покончил с собой, – объявил он. – У него найдено письмо с признаниями.

Коплан был поражен.

– Вот это подарок, – сказал он. – Этот тип вытащил у нас из ноги огромную занозу.

– Еще бы, – согласился Жаклен, обрадованно потирая руки. – Вот видите, я был прав, рассчитывая на случай! Вы поедете со мной, да?

– Конечно! – ответил Коплан, вставая с кресла.

Они доехали на машине до здания департаментского управления полиции. Там их принял дивизионный комиссар Шабо и коротко сообщил, как ночной сторож – некто Жак Легрель – наложил на себя руки.

Прохожий обнаружил его висящим на суку дерева в маленьком лесочке на краю города.

Для самоубийства Легрель запасся прочной веревкой и складным стульчиком, на который встал, чтобы сунуть голову в петлю.

Смерть наступила примерно в четыре часа утра. Поскольку до трех часов Легрель работал на «Каблометалле», то следовало, что с завода он прямиком отправился в место, где рассчитывал осуществить свой зловещий план.

Недоверчивая городская полиция уступила место группе криминальной полиции, которая провела обычные мероприятия, прежде чем отправить тело в институт судебной медицины.

Комиссар Шабо достал письмо, написанное покойным.

Коплан и Жаклен прочли его одновременно:

Полиция все равно меня найдет, а я не могу вынести мысль, что отправлюсь в тюрьму. Я сделал ошибку, ввязавшись в эту махинацию. Меня обманули, когда сказали, что расследования не будет. Я предпочитаю уйти, чтобы не навлечь позора на себя и на свою семью.

Подняв глаза, Жаклен пробурчал:

– Не много же мы поняли. Нам известен виновный, но мы не знаем, почему он совершил преступление.

– И кто были эти подстрекатели, – дополнил Коплан. – Этот мужик, по всей вероятности, был наивным.

– Вам и карты в руки, – заключил дивизионный комиссар. – Вдове Легреля сообщили, тело она уже опознала. Трагедия в том, что покойный оставил трех детей...

– Кретин, – выругался Жаклен.

– Да, – задумчиво проговорил Коплан. – Чем он рисковал, этот придурок? Провести два-три месяца за решеткой? Да и то имел много шансов выкрутиться!

– Очень много, – подчеркнул комиссар ДНТ. – Он отлично держался, когда я его допрашивал. Я его совершенно не подозревал.

– Если я правильно помню, это он дежурил ночью, когда был совершен акт саботажа?

– Да, но это не совсем точно. Инженеры не могут ничего утверждать. Поскольку температура машины не была замерена, когда коллега Легреля поднял тревогу, они не знают, сколько времени она нагревалась. Их подсчеты очень приблизительны.

Повисла долгая пауза.

Коплан обвел своих собеседников задумчивым взглядом.

– Что, если нам начать с обыска дома у Легреля? – предложил он.

Глава 2

Женщина пригласила их в бедное, не слишком ухоженное жилище, где витал запах стирки. На полу и на кухонном буфете лежали старые игрушки.

– Это опять по поводу вашего мужа, – сказал Жаклен с озабоченным видом. – Не проявлял ли он в последние дни признаков депрессии?

Жена Легреля выглядела очень усталой. Ее каштановые волосы жалко свисали по сторонам хмурого лица. Одета она была в старый, изношенный халат сомнительной чистоты.

Слабым голосом она произнесла:

– Нет... Я не понимаю. Конечно, он был невеселым из-за случая, происшедшего на заводе, но не настолько, чтобы...

Коплан задумчиво посмотрел на нее, потом бросил взгляд на фотографию Легреля в военной форме.

– Он интересовался политикой? – неожиданно спросил Жаклен.

– О нет. Он даже не хотел вступать в профсоюз.

– Он навещал своих друзей?

– Очень редко. К этому не располагали часы его работы. Его единственным развлечением была рыбалка. Или он гулял с детьми.

Комиссар вздохнул.

– Сожалею, мадам, но, принимая во внимание обстоятельства, мы вынуждены произвести у вас обыск. Где ваш муж хранил свои вещи?

Женщина вдруг испугалась. Сухие губы едва пошевелились:

– Вы будете... все обыскивать?

– Так надо. Вот наш ордер.

Жена ночного сторожа опустила голову и спрятала лицо в ладонях. Ее плечи сотрясали беззвучные рыдания. Коплан и Жаклен удивленно переглянулись.

– Успокойтесь, мадам, – твердым тоном посоветовал офицер полиции. – Мы только хотим прояснить обстоятельства этого самоубийства, которое остается необъяснимым, несмотря на оставленную вашим мужем записку.

Она сделала усилие, чтобы успокоиться. Подняв полное отчаяния лицо, она вздохнула:

– Лучше я отдам вам сама... Иначе вы можете меня арестовать.

Не пропадая из поля зрения посетителей, она прошла в соседнюю комнату – спальню довольно жалкого вида – и открыла нижний ящик гардероба. Она извлекла оттуда небольшой полотняный, сильно раздутый мешок, распрямилась и решительно протянула его Жаклену.

– Вот... Но мой муж не был вором. Клянусь вам.

Комиссара удивила тяжесть мешка. Он развязал шнурок, а вдова, чувствовавшая одновременно облегчение и горечь, не сводила с него глаз.

Жаклен и Коплан увидели внутри одинаковые золотые монеты и взяли себе по одной для образца. Это были американские монеты в десять долларов.

– Сколько их здесь? – спросил ошеломленный полицейский.

– Пятьдесят, – прошептала женщина.

– Откуда эта кубышка?

Она пожала плечами с подавленным видом.

– Не знаю. Я нашла их только что, я искала, не спрятал ли муж где-нибудь деньги.

– Они лежали в этом ящике? – поинтересовался Коплан.

– Да, на том же месте.

– И вы бы увидели их, если бы они лежали здесь давно?

– Неделю назад, во всяком случае, мешка здесь не было, – уверила вдова Легреля. – Я брала отсюда вещи.

– Может быть, ваш муж копил деньги? – спросил Жаклен, взвешивая золото.

– С его зарплатой? И тремя ребятишками? Мы и так еле-еле сводили концы с концами! А потом, нет: если бы он откладывал деньги, он бы не скрывал.

Она робко спросила:

– Вы заберете все деньги?

Комиссар надул губы, искоса взглянул на Коплана, потом сказал:

– Пока нет. Они принадлежат вам, даже если вы не знаете их происхождения. Но я возьму две монеты, на которые выдам вам расписку. Если мы обнаружим, что они были у кого-то похищены, это, разумеется, все изменит.

Он зачерпнул пригоршню долларов и ссыпал их обратно в мешок.

В переводе на франки это пять тысяч. Для таких скромных людей это целое состояние.

Коплан заявил:

– Мы все же должны выполнить эту формальность, мадам. Вы позволите?

Он открыл ящик, стал изучать его содержимое. Жаклен и женщина вернулись на кухню.

– А если подумать, – продолжал комиссар, – вы не могли бы догадаться, когда ваш муж принес это в дом? За последние две недели ничего странного за ним не замечали?

Коплан, увлекшись своим делом и своими мыслями, перестал слушать их диалог. Он осмотрел еще один ящик, наткнулся на бумаги и просмотрел их одну за другой. Они не представляли никакого интереса: счета, свидетельство о браке, старые письма и еще характеристики, выданные бывшими работодателями Легреля. Все хвалебные.

Коплан быстро осмотрел все в комнате. В соседнем помещении, тесном и страшно захламленном, спали дети.

– Ваш муж был доволен своей работой? – спросил Жаклен.

– Естественно, он хотел бы большего, но не жаловался. Понимаете, из-за несчастного случая он не мог работать по специальности.

– По какой?

– Он был кровельщиком, упал и с тех пор испытывал страх перед высотой.

– А на заводе руководство никогда его не наказывало?

– С чего бы? Он не пил, был пунктуальным, исполнительным... Я правда не понимаю, что на него нашло.

Минут через десять появился Коплан с пустыми руками.

– Мне остается только посмотреть здесь, – сказал он, ни к кому не обращаясь.

Женщина равнодушно подбросила в печь угля. Жаклен, сидевший за столом, писал расписку.

Открыв буфет (у бедняков мания прятать свои гроши и завещания в сахарницу), Коплан поинтересовался:

– У вас нет блокнота, куда ваш муж записывал хозяйственные расходы? Или записной книжки с адресами?

– Есть... В правом ящике.

Она поправила прядь волос, сползшую ей на лоб, и смотрела, как Коплан листает толстую записную книжку.

– Но что конкретно вы ищете? – спросила она.

– По его собственному признанию, Легрель был замешан в «махинацию», и мы хотели бы прояснить это, – сказал Франсис. – Ваш тихий отец семейства причинил убытков на миллионы. Это ненормально.

– Я в это не верю. Или из-за несчастного случая он сошел с ума так, что этого не заметили.

– Может быть. Но кто дал ему золото? И почему?

Он вырвал страницу и сунул ее себе в карман, прежде чем положить книжку на место. Комиссар с надеждой посмотрел на него.

– Нет, – ответил Франсис. – Просто образец почерка. Потом он спросил вдову:

– Каким транспортом ваш муж добирался до работы?

– Ну... на мопеде.

– А складной стульчик он брал с собой?

– Да, когда ездил на рыбалку, но только тогда.

– А где этот стульчик?

В разговор вмешался комиссар:

– У них, в криминальной полиции. Коплан продолжал спрашивать:

– Я не видел его рыболовные снасти... Где они?

– В маленькой клетушке под лестницей, вон там...

Она проводила его в коридор, открыла дверь и включила слабую лампочку. Этот чулан был настоящим складом, набитым бидонами, пустыми банками, инструментами и коробками.

Складной стульчик висел на гвозде.

– Он у него один? – осведомился Коплан.

– Да, вот этот... – указала вдова, пораженная любопытством полицейского.

Коплан вернулся на кухню.

– Все, закончил, – сказал он Жаклену и посоветовал вдове: – Уберите золото в надежное место и, главное, не тратьте его пока.

– А я получу что-нибудь? – забеспокоилась она.

– Об этом спросите в отделе социального страхования. Они вышли из дома и направились к машине комиссара.

– Ему щедро заплатили, – заключил тот. – Может быть, слишком щедро. Он и потерял голову. Вы ничего не нашли?

– Ничего. Но его складной стул оказался дома.

– Тот, которым он воспользовался, несомненно, принадлежит заводу. Ночным сторожам часто выдают такие. В любом случае купившие Легреля располагают огромными средствами, вы не находите?

Коплан кивнул в знак согласия.

– Это полностью отвергает гипотезу о мести рабочих, – согласился он. – Но самоубийство становится еще более загадочным. Имея хорошую сумму, бедняга впадает в панику и сует голову в петлю. Вы его напугали?

– Я? Никогда! Моя тактика во время расследования – показывать людям, что я верю всему, что они говорят, до тех пор, пока не ловлю на лжи. Я всегда стараюсь показать подозреваемым, что мысленно уверен в их невиновности.

Они подошли к машине комиссара.

– Вам не хочется доехать до криминальной полиции? – предложил Коплан, посмотрев на свои часы.

Жаклен взглянул на свои.

– Хм... Десять минут десятого. Вы не хотите прежде поужинать?

– Я умираю от голода, но могу подождать. А вы?

– Звякну домой, – решил его спутник. – Поехали. По дороге он признался:

– Придется начинать с нуля. Легрель был довольно замкнутым человеком. Его контакты с сообщниками, видимо, были очень скрытыми...

Коплан закурил сигарету, выпустил дым.

– Способ оплаты довольно странный, – заметил он. – Почему золото, а не банковские билеты? Они менее заметны, и рабочему их легче потратить.

– Действительно, – согласился Жаклен. – Разменивая десятидолларовые монеты, он рисковал привлечь к себе внимание. Это было не очень умно.

Вскоре они подъехали к ратуше.

Дежурный офицер указал им, где находятся протоколы и полицейские рапорты, касающиеся Жака Легреля.

Дежурный инспектор по фамилии Шрамм принес комиссару дело, но тот прежде всего позвонил домой успокоить жену и предупредить ее, что он не придет к ужину. Так что Коплан завладел картонной папкой, развязал тесемки и нашел перечень вещей, обнаруженных при покойном. Он прочитал бумагу, потом рапорты.

Отчет судебного эксперта был очень ясным: смерть через повешение, никакого синяка. Заключение: разрешается хоронить, смерть – результат самоубийства.

Положив трубку, Жаклен спросил:

– Вас интересует его бумажник?

– Нет... А где место, в котором этот малый отправился к праотцам? Далеко этот лес от завода?

Инспектор Шрамм сообщил:

– Ровно в семи с половиной километрах по прямой. Мы замеряли по карте.

Коплан покачал головой:

– Он быстро шел. Ушел с «Каблометалла» в три часа и умер час спустя, если придерживаться заключения врача.

– У него был мопед, – напомнил комиссар.

– Да, – согласился Коплан, – а где он? Жаклен вздрогнул, Шрамм нахмурил брови.

– В списке вещей он не упомянут, – продолжал Франсис. – Но ведь его должны были найти возле трупа.

Его собеседники молчали.

– Одну минуту, – сказал Шрамм. – Может быть, его увез сотрудник муниципальной полиции.

Он позвонил на нижний этаж по внутреннему телефону, спросил. После долгих секунд ожидания он получил ответ. Кладя трубку, он поморщился.

– Нет, – сказал он. – Мопеда никто не видел. Сержант, ездивший на место, сейчас внизу. Он твердо ответил «нет».

– Занятно, – протянул Жаклен. – Трудно себе представить типа, отмахавшего ночью семь километров пешком, чтобы покончить с собой таким способом.

Поразмыслив, он схватил трубку «городского» и набрал номер «Каблометалла».

– Кто у аппарата? – спросил он, когда ему ответили. – А, это вы, Фурнье! Говорит комиссар Жаклен. Вам сообщили новость о вашем коллеге Легреле?.. Да, хорошо. Прошлой ночью, сменившись, он, как обычно, уехал на мопеде?

Шрамм и Коплан буквально сверлили его глазами, пока он слушал слова Фурнье.

– То есть вы уверены? – настаивал Жаклен. – Завтра утром я приеду оформить ваши показания по этому вопросу и по нескольким другим тоже. Спасибо, Фурнье. Всего доброго... Алло, алло... Скажите, он взял с собой маленький складной стульчик?.. Только рюкзак? Ладно. Тогда до свидания.

Повернувшись к коллегам, он объявил:

– Сослуживец Легреля видел, как тот садился на мопед. И был он скорее веселым...

Коплан почесал за ухом.

– У вас есть хорошая лупа? – спросил он Шрамма. Инспектор пошел за ней в свой кабинет, а Коплан обратился к Жаклену:

– Дайте мне, пожалуйста, последнее письмо покойного. Комиссар вытащил бумагу из внутреннего кармана пиджака.

– Вы занимаетесь графологией? – к его удивлению примешивалась нотка сарказма.

– Графометрией, – уточнил Коплан. – Это разные вещи.

Он положил записку Легреля и страницу, вырванную из записной книжки, рядом и с помощью лупы стал сравнивать почерки. Коллеги заглядывали ему через плечо.

– Эти буквы написаны разными людьми, – сказал наконец Коплан. – Записка фальшивая.

Инспектор Шрамм наморщил лоб.

– Ого! – заметил Жаклен. – Значит, речь идет об убийстве?

– Готов биться об заклад. Шрамм, дайте, пожалуйста, чистый лист бумаги.

Он отложил лупу, повернулся к комиссару.

– Факты в пользу этой версии начинают накапливаться, – подчеркнул он. – Она вертелась у меня в голове с самой встречи со вдовой. Человек, который в свободное время возится с ребятишками, самоубийством не кончает...

Он взял листок и написал с краю колонку цифр от единицы до четырнадцати. Затем продолжил осмотр, ограничившись листком из записной книжки.

– Ну мы и влипли, – пробурчал комиссар. – Если бедняге заткнули рот, чтобы он не раскололся...

– ... было ошибкой совать ему в карман эту бумагу, – закончил Франсис с безупречной логикой.

Пораженный Жаклен схватил его мысль на лету: в деле действительно имелась несуразица! Цель была убрать исполнителя, но одновременно показать, что он действовал не один. Это казалось по меньшей мере странным...

– Ну да, – проговорил Шрамм. – Это все меняет. Мы доверились рапорту медицинского эксперта.

– Видимо, потребуется вскрытие, – бросил Коплан, постепенно заполнявший пометками места возле колонки цифр.

Жаклен принялся ходить по кабинету.

– Оставьте, – сказал он инспектору. – Отныне дело находится целиком в ведении ДНТ. Вскрытие произведет наш эксперт. Я попрошу дивизионного комиссара Шабо передать нам дело, заведенное криминальной полицией.

Затем, не сумев сдержать нетерпение, он обратился к Коплану:

– Что вы с ней возитесь? Если вы уверены, что это фальшивка...

– Я изучаю подлинный почерк Легреля. Очень поучительно... Дайте мне еще несколько минут.

Наконец Коплан распределил буквы по четырнадцати пунктам и, изучив их более внимательно, сумел сделать некоторые выводы, после чего невозмутимо объявил:

– Этот Легрель был забитым, нерешительным, придавал большое значение чужому мнению. Я сильно сомневаюсь, что он совершил преступление.