Текст книги "Стеклянный город"

Автор книги: Пол Бенджамин Остер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

– И он был прав. Самое умное высказывание из всех принадлежащих человеку. Как вам кажется, на что похожа Луна?

– Понятия не имею.

– И все-таки. Подумайте хорошенько.

– Ну конечно. Теперь я понимаю, к чему вы клоните.

– Разумеется, абсолютного сходства нет. Однако в определенных фазах, особенно ясной ночью, Луна и в самом деле очень походит на яйцо.

– Да, необычайно.

Тут к их столику подошла официантка – она принесла Стилмену завтрак. Старик бросил жадный взгляд на еду. Он взял в правую руку нож, пододвинул к себе яйцо всмятку, легонько постучал ножом по скорлупе и изрек:

– Как видите, сэр, я делаю все, что в моих силах.

Третья встреча состоялась в тот же день, несколькими часами позже. Вечерело; свет, подобно марле, окутывал кирпичи и листья, тени становились длиннее. Стилмен опять избрал местом отдыха Риверсайд-парк, на этот раз он сидел у самого выхода на 84-ю стрит, на небольшом возвышении, известном под названием Томова гора. На том же самом месте, глядя на Гудзон, летом 1843 и 1844 годов подолгу сиживал Эдгар Аллан По. Куин знал это, потому что всегда интересовался подобными вещами. Впрочем, на Томовой горе не раз случалось сидеть и ему самому.

Теперь, приближаясь к Стилмену, Куин не испытывал никакого страха. Он обошел пригорок, на котором стояла скамейка, два или три раза, однако привлечь внимание старика не удалось. Тогда он сел рядом и поздоровался. Как ни странно, Стилмен его не узнал. Куин заговаривал с ним уже в третий раз, и каждый раз старик, как видно, принимал его за кого-то другого. Было неясно, хороший это знак или плохой. Если Стилмен притворялся, значит, актером он был непревзойденным. Ведь Куин всякий раз захватывал его врасплох, однако Стилмен даже глазом не моргнул. А если предположить, что Стилмен и в самом деле его не узнаёт? Что бы это могло значить? Чем объяснить подобную рассеянность?

Старик поинтересовался, кто он.

– Меня зовут Питер Стилмен, – сказал Куин.

– Это меня зовут Питер Стилмен, – отозвался Стилмен.

– Я другой Питер Стилмен, – сказал Куин.

– А, вы имеете в виду моего сына. Да, это возможно. Вы очень на него похожи. Питер, правда, блондин, а вы брюнет. Как Шервуд Блэк. Впрочем, люди меняются, не правда ли? Порой всего за одну минуту.

– Совершенно верно.

– Я часто вспоминал тебя, Питер. Сколько раз думал: «Как там мой Питер поживает?»

– Сейчас мне гораздо лучше, спасибо.

– Очень рад. Кто-то сказал мне однажды, что ты умер. Я ужасно расстроился.

– Нет, я выздоровел.

– Вижу. Ты молодцом. И говоришь прекрасно.

– Да, теперь мне доступны все слова. Даже самые сложные. Могу произнести любое слово.

– Я горжусь тобой, Питер.

– Всем этим я обязан вам.

– Дети —великое благо. Я это всегда говорил. Огромное счастье.

– Безусловно.

– Что до меня, то бывают у меня хорошие дни, а бывают плохие. Когда наступает плохое время, я вспоминаю о хорошем. Память – великое благо, Питер. Лучше памяти только смерть.

– Без сомнения.

– Разумеется, мы должны жить и настоящим. Сегодня, к примеру, я в Нью-Йорке, а завтра окажусь где-нибудь еще. Я ведь много путешествую. Сегодня здесь – завтра там. Работа такая.

– Интересная жизнь.

– Да, полноценная. Мой мозг ни минуты не отдыхает.

– Рад за вас.

– Годы сказываются, это верно. Но нам есть за что благодарить судьбу. Да, с течением времени приходит старость, но ведь время – это не только ночь, но и день. Когда же наступит час смерти, кто-то придет нам на смену.

– Мы все стареем.

– Быть может, в старости твой сын будет тебе утешением.

– Очень бы этого хотелось.

– Тогда ты окажешься таким же счастливым человеком, каким был я. Помни, Питер, дети – великое счастье.

– Я этого никогда не забуду.

– И еще помни, что нельзя складывать все яйца в одну корзину. Помни: цыплят по осени считают.

– Конечно. И яйца тоже. Я это себе хорошо уяснил.

– И последнее. Никогда не криви душой.

– Не буду.

– Ложь – это грех. Солжешь – пожалеешь, что на свет родился. А не родиться на свет – значит быть проклятым. Быть обреченным жить вне времени. А когда живешь вне времени, ночь не сменяется днем. Тогда даже смерть обходит тебя стороной.

– Понимаю.

– Ложь невозможно искупить. Даже правдой. Как отец я хорошо это знаю. Помнишь, что случилось с отцом-основателем нашей страны? Он срубил вишню, а потом сказал своему отцу: «Я не могу солгать». Вскоре после этого он выбросил в реку монетку. Эти два события имеют для американской истории основополагающее значение. Джордж Вашингтон сначала срубил дерево, а затем выбросил деньги. Ты понял? Тем самым он поделился с нами высшей правдой. Деньги, хотел сказать он, не растут на деревьях. Оттого-то у нас такая великая страна, Питер. Теперь портрет Джорджа Вашингтона красуется на деньгах. Из всего этого следует извлечь очень важный урок, Питер.

– Я с вами совершенно согласен.

– Разумеется, плохо, что дерево срубили. Это ведь было Древо Жизни, и оно оградило бы нас от смерти. Теперь же мы встречаем смерть с распростертыми объятиями – особенно в старости. Однако отец-основатель нашей страны знал, что делает. Иначе он поступить не мог. Во фразе «Жизнь – это ваза с вишнями» заложен глубокий смысл. Если бы дерево осталось стоять, мы жили бы вечно.

– Да, я понимаю, что вы хотите сказать.

– Такого рода мыслей у меня в голове сколько угодно. Я не устаю думать ни днем, ни ночью. Ты всегда был умным мальчиком, Питер, и я рад, что ты меня понимаешь.

– Прекрасно понимаю.

– Отец на то и отец, чтобы преподать сыну те уроки, которые ему преподала жизнь. Таким путем знания передаются из поколения в поколение, и мы становимся мудрее.

– Я никогда не забуду нашего сегодняшнего разговора.

– Это значит, что я могу спокойно умереть, Питер.

– Я рад.

– Смотри же, запомни все, что я тебе говорил, сынок.

– Не забуду, отец. Обещаю.

На следующее утро Куин пришел к гостинице в обычное время. Погода наконец переменилась. После двух недель безоблачного неба над Нью-Йорком нависли тучи, пошел мелкий нескончаемый дождь, под колесами машин хлюпала вода. В ожидании Стилмена Куин просидел на скамейке около часа, прячась от дождя под большим черным зонтом. Он уже съел дежурную булку, выпил кофе, прочел в газете про воскресное поражение «Метрополитенс» – а старика все не было. «Терпение», – успокоил он сам себя и вновь взялся за газету. Прошло еще минут сорок. Когда он раскрыл раздел «Финансы и бизнес», собираясь прочесть статью про слияние акционерных обществ, дождь усилился. Куин неохотно поднялся со скамейки и зашел в подворотню дома напротив. Там он простоял в сырой обуви еще часа полтора. «Уж не заболел ли старик?» – подумалось ему. Куин представил себе, как Стилмен лежит в постели с высокой температурой. А вдруг он ночью умер и его тело еще не обнаружили? «Такое ведь тоже случается», – сказал он себе.

Сегодня предстоял решающий день, и Куин тщательно к нему подготовился. Теперь же все его расчеты пропали даром, и он злился на себя за то, что не подумал о возможности такого развития событий.

Как вести себя дальше, Куин пока не решил. Он стоял под зонтиком и смотрел, как с него скатываются маленькие, аккуратные капли дождя. В одиннадцать решение наконец было принято. Через полчаса он пересек улицу, прошел метров сорок и вошел в гостиницу, где остановился Стилмен. Внутри пахло порошком от тараканов и дешевым табаком. Несколько постояльцев, которые не могли из-за дождя выйти на улицу, сидели, развалившись, в холле на оранжевых пластиковых стульях. Их лица ничего не выражали.

За стойкой администратора сидел со скучающим видом здоровенный негр в рубашке с засученными рукавами. Подперев голову одной рукой, он другой листал, не читая, какую-то бульварную газетенку. Выражение лица у него было такое, будто в этой позе он просидел всю жизнь.

– Я хотел бы оставить записку постояльцу вашей гостиницы, – сказал Куин.

Негр окинул его таким взглядом, будто хотел, чтобы он под землю провалился.

– Я хотел бы оставить записку постояльцу вашей гостиницы, – повторил Куин.

– Здесь постояльцев нет, – буркнул негр. – Гости, а не постояльцы.

– В таком случае гостю.

– Кого ты имеешь в виду, приятель? Если не секрет, конечно.

– Стилмен. Питер Стилмен.

Негр сделал вид, что вспоминает, кто бы это мог быть, а затем покачал головой:

– Нет, дружище. Такого не припомню.

– А регистрационный журнал у вас есть?

– Книга гостей, что ли? Есть. Только она в сейфе.

– В сейфе? О чем ты говоришь?

– Как о чем? О книге гостей. Босс предпочитает держать ее в сейфе, под замком.

– И тебе, понятное дело, номер набора неизвестен?

– То-то и оно. Его только один босс знает.

Куин вздохнул, сунул руку в карман, вытащил пятерку, выложил ее на стойку и сверху прикрыл рукой.

– И копии журнала у тебя, надо думать, тоже нет? – поинтересовался он.

– Сейчас поглядим, – откликнулся негр.

Он поднял газету, под которой лежал регистрационный журнал.

– Вот повезло-то, – сказал Куин, снимая руку с пятерки.

– И не говори, – отозвался негр, подцепил пальцами пятерку и сунул ее себе в карман. – Так как, говоришь, зовут твоего приятеля?

– Стилмен. Старик с седыми волосами.

– В куртке ходит?

– Точно.

– Мы зовем его «профессор».

– Это он. Знаешь, в каком номере он остановился? Прибыл недели две назад.

Негр открыл журнал, полистал его и провел пальцем по фамилиям и номерам.

– Стилмен, – сказал он. – Номер 303. Только его уже нет.

– Что?!

– Съехал.

– Не может быть!

– Слушай, друг, я говорю тебе то, что здесь написано. Стилмен съехал вчера вечером. Нет его.

– Бред какой-то…

– Не знаю, это уж тебе судить. Вот, написано черным по белому.

– А адреса он не оставил?

– Ты что, шутишь?

– В котором часу он уехал?

– Это надо Луи, ночного сторожа, спросить. Он в восемь заступает.

– А в комнату его я заглянуть могу?

– Извини, приятель, но туда уже вселились. Я этому парню сам ключи давал. Он у себя, спит.

– Как он выглядел, парень этот?

– Не слишком ли много вопросов за пять баксов?

– Ладно, – сказал Куин, обреченно махнув рукой. – Это уже не важно.

Домой Куин шел под проливным дождем и, несмотря на зонт, промок до нитки. Что ж, он действительно иссяк. О смысле жизни и о значении слов говорить больше не придется. В сердцах он швырнул зонтик на пол гостиной. Затем сорвал пиджак и метнул его в стену. Брызги разлетелись по всей комнате.

Он позвонил Вирджинии Стилмен – уж очень не хотелось оставаться наедине со своими мыслями. Услышав ее голос, Куин чуть было не бросил трубку.

– Я его упустил, – сказал он.

– Вы уверены?

– Вчера вечером он выписался из гостиницы. Где он сейчас, понятия не имею.

– Мне страшно, Пол.

– Вам он дал о себе знать?

– Думаю, да, но я не уверена.

– Как вас понимать?

– Сегодня утром, когда я была в ванной, Питер подошел к телефону. Кто звонил – говорить отказался. Пошел к себе в комнату, задернул шторы и затих.

– Но ведь это бывало и раньше?

– Да. Именно поэтому я не уверена, что звонил Стилмен. Но такого с Питером не случалось уже давно.

– Плохо дело.

– То-то и оно.

– Не волнуйтесь. Кое-какой план у меня созрел.

– Как я с вами свяжусь?

– Буду звонить вам каждые два часа, где бы я ни был.

– Обещаете?

– Обещаю.

– Я так боюсь, просто ужасно.

– Это моя вина. Я допустил грубую ошибку, извините.

– Я вас не виню. Вести слежку двадцать четыре часа в сутки не под силу никому. Это невозможно. Под кожу ведь к нему не залезешь.

– Что верно, то верно.

– Но ведь еще не поздно, правда?

– Нет, времени у нас еще много. Главное, не волнуйтесь.

– Постараюсь.

– Хорошо. Буду вам звонить.

– Каждые два часа?

– Каждые два часа.

Разговор он провел весьма искусно. Успокоить Вирджинию Стилмен ему вроде бы удалось. Как ни странно, она ему по-прежнему доверяет. Впрочем, большого значения это не имело. Все дело в том, что он ей соврал. Никакого плана действий у него не было и в помине.

10

Итак, Стилмен исчез. Растворился в городе. Стал пылинкой, знаком препинания, кирпичиком в бесконечной кирпичной стене. В поисках Стилмена Куин теперь мог безуспешно бродить по Нью-Йорку до конца своих дней. Сейчас у него оставался один шанс из тысячи, он целиком зависел от случайностей, находился в плену малых чисел. У него не было ни ключа к решению задачи, ни плана действий – даже самого приблизительного.

Куин мысленно вернулся к началу этого дела. Его задача состояла в том, чтобы защитить Питера, а не следить за Стилменом. Слежка за Стилменом была лишь способом, попыткой предотвратить самое худшее. Предполагалось, что, наблюдая за Стилменом, он выяснит, каковы планы отца в отношении сына. Куин ходил за стариком по пятам две недели. И к какому выводу он пришел? Да ни к какому. Стилмен был ушлым типом и в руки не давался.

Можно было, разумеется, пойти на крайние меры. Посоветовать Вирджинии Стилмен поменять номер телефона – тревожные звонки бы тогда прекратились, хоть на время. На худой конец, они с Питером могли бы перебраться на другую квартиру, переехать в другой район, вообще уехать из города. Жить под чужими именами, наконец.

Тут только Куин сообразил, что до сих пор ни разу всерьез не задумывался об обстоятельствах, при которых его брали на работу. Все произошло настолько быстро, что он сразу же отождествил себя с Полом Остером. Присвоив себе имя «Остер», он перестал думать о самом Остере, а между тем, если у этого сыщика действительно хорошая репутация, почему бы не обратиться за помощью к нему? Куин во всем чистосердечно признаётся, Остер его прощает – и они, совместными усилиями, пытаются спасти младшего Стилмена.

В поисках детективного агентства Пола Остера Куин полистал городской справочник, но там такое агентство не значилось. В телефонной книге, однако, имя это имелось. Некто по имени Пол Остер жил на Манхэттене, на Риверсайд-драйв, недалеко от самого Куина. Про детективное агентство, правда, в книге не было ни слова, но это еще ничего не значило. Возможно, у Остера было столько работы, что в рекламе он не нуждался. Куин поднял трубку и собирался уже набрать номер, но в последний момент передумал. Обсуждать такие темы по телефону не стоило – слишком велик был риск нарваться на отказ. Раз своего офиса у Остера нет, значит, он работает дома. Надо пойти к нему домой и все обсудить при встрече, а не по телефону.

Дождь прекратился, и, хотя небо было в тучах, далеко на западе появился небольшой просвет. Шагая по Риверсайд-драйв, Куин вдруг сообразил, что больше Стилмена не преследует. Ощущение было такое, будто он перестал быть самим собой. Ведь две недели он ходил за стариком по пятам. Что бы Стилмен ни делал – Куин делал то же самое; куда бы Стилмен ни шел – он шел следом. Его тело не привыкло к вновь обретенной свободе, и первые несколько кварталов Куин брел старческой, шаркающей походкой. Магия больше не действовала, однако тело об этом еще не догадывалось.

Дом, где жил Остер, находился в глубине длинного квартала, между 116-й и 119-й стрит, к югу от Риверсайдской церкви и памятника Гранту. От всего здания, с его блестящими дверными ручками и чисто вымытыми стеклами, веяло буржуазной благопристойностью, которая в тот момент показалась Куину весьма привлекательной. Квартира Остера находилась на одиннадцатом этаже; Куин нажал на кнопку звонка, ожидая, что придется вести с хозяином сложные переговоры через домофон, однако замок щелкнул, и Куин, открыв дверь, вошел в подъезд, сел в лифт и поднялся на одиннадцатый этаж.

Дверь ему открыл высокий смуглый мужчина лет тридцати пяти, в мятых брюках и с двухдневной щетиной. В правой руке, между большим и указательным пальцами, он держал авторучку без колпачка, которой, как видно, только что писал. Мужчина явно не ожидал увидеть перед собой незнакомого ему человека.

– Да? – не без удивления спросил он.

– Вы, очевидно, ждали кого-то другого? – спросил в свою очередь Куин; он держался подчеркнуто вежливо.

– Жену, если это вас интересует. Потому и открыл дверь.

– Простите, что побеспокоил, – извинился Куин. – Мне нужен Пол Остер.

– Я Пол Остер, – отозвался хозяин квартиры.

– Не могли бы мы поговорить? Это очень важно.

– Поговорить о чем?

– В двух словах не ответишь. – Куин окинул Остера понурым взглядом. – К сожалению, все очень запутано. Очень запутано.

– Имя у вас есть?

– Простите. Конечно есть. Куин.

– Куин… А дальше?

– Дэниэл Куин.

Это имя, по всей видимости, что-то Остеру говорило, и он с минуту смотрел на Куина отсутствующим взглядом, словно пытался что-то вспомнить.

– Куин… – пробормотал он. – Откуда-то ваше имя мне известно… – И он замолчал вновь, продолжая рыться в памяти. – Вы случаем не поэт?

– Был когда-то, – ответил Куин. – Но стихи не пишу уже очень давно.

– Это вы несколько лет назад издали книгу… Как же она называлась? Вспомнил. «Неоконченное дело». Небольшая такая книжка в синем переплете.

– Да, я.

– Мне она очень понравилась. Я все надеялся, что вы напишете еще что-нибудь. Я уж думал, с вами что-то произошло.

– Ничего не произошло. Пока жив. Если это можно назвать жизнью.

Остер открыл дверь пошире и жестом пригласил Куина войти. В квартире было довольно симпатично: какие-то длинные, узкие коридоры, повсюду книги, на стенах картины неизвестных Куину художников, по полу разбросаны детские игрушки: красный грузовик, плюшевый мишка, зеленый инопланетянин. Остер повел его в гостиную, усадил на старенький стул с потертой спинкой и пошел на кухню за пивом. Вернулся с двумя бутылками, поставил их на какой-то деревянный ящик, служивший кофейным столиком, а сам сел на диван.

– Вы пришли поговорить о литературе? – начал он.

– Нет. – Куин покачал головой. – Если бы. К литературе наш разговор не имеет никакого отношения.

– О чем же в таком случае?

Куин помолчал, окинул глазами комнату, ничего при этом не увидев, и наконец промямлил:

– По-видимому, произошла досадная ошибка. Я ведь, собственно, ищу Пола Остера – частного детектива.

– Кого-кого?! – Остер засмеялся, и от этого смеха все разлетелось в пух и прах. Куин вдруг понял, что несет сущий вздор. С тем же успехом он мог искать Папу римского.

– Частного детектива, – тихо повторил он.

– В таком случае вам нужен, боюсь, другой Пол Остер.

– Но в телефонной книге другого нет.

– Очень может быть. Только я не детектив.

– Кто же вы в таком случае? Чем занимаетесь?

– Я писатель.

– Писатель?! – Куин был безутешен.

– Простите, – сказал Остер, – но так уж получилось.

– В таком случае надеяться больше не на что. Это просто дурной сон.

– Я совершенно не понимаю, о чем вы говорите.

И Куин все ему рассказал. От начала до конца. Со всеми подробностями. После исчезновения Стилмена он находился в постоянном напряжении, и теперь его прорвало. Он говорил и говорил. О ночных телефонных звонках Полу Остеру, о том, как он по непонятной для самого себя причине согласился вести это дело, о встрече с Питером Стилменом, о разговоре с Вирджинией Стилмен, о том, как он прочел книгу Стилмена-старшего, как следовал за ним по пятам с Центрального вокзала, о ежедневных скитаниях Стилмена по городу, о его саквояже, о хламе, который он подбирал, о загадочных картах, напоминавших своими очертаниями буквы алфавита, о беседах со Стилменом и о его неожиданном исчезновении. Когда история подошла к концу, Куин спросил:

– Вы, должно быть, считаете меня сумасшедшим?

– Нет, – ответил Остер, который на протяжении всего рассказа не проронил ни слова. – На вашем месте я, вероятно, делал бы то же самое.

Эти слова успокоили Куина, он испытал такое чувство, будто кто-то наконец согласился разделить с ним его ношу. Его подмывало заключить Остера в объятия, торжественно объявить ему, что теперь они закадычные друзья.

– Уверяю вас, – сказал Куин, – я ничего не выдумал. У меня даже доказательства есть. – И он достал из бумажника чек на пятьсот долларов, который две недели назад вручила ему Вирджиния Стилмен. – Вот видите, он выписан на ваше имя.

Остер внимательно изучил чек и кивнул:

– Чек как чек. В нем нет ничего необычного.

– Он ваш, – сказал Куин. – Пожалуйста, возьмите.

– Нет, об этом не может быть и речи.

– Я же все равно не могу им воспользоваться. – Куин окинул глазами комнату и махнул рукой. – Купите себе еще книг или игрушек ребенку.

– Нет, это будет несправедливо. Ведь эти деньги заработали вы, они принадлежат вам по праву. – Остер задумался. – Я, пожалуй, вот что сделаю. Раз чек на мое имя, я получу по нему деньги и передам их вам. Завтра же утром пойду в банк, положу чек на свой счет, а потом сниму деньги и отдам вам.

Куин промолчал.

– Хорошо? Договорились?

– Хорошо, – вынужден был согласиться Куин. – Посмотрим, что дальше будет.

Остер положил чек на ящик, словно давая этим понять, что вопрос решен. Затем откинулся на спинку дивана и внимательно посмотрел на Куина.

– Чек – не самое главное, – сказал он. – Гораздо больше меня беспокоит то, что в этом деле фигурирует мое имя. Этого я понять не могу.

– Может, у вас что-то с телефоном? Кабели перепутались – это бывает. Набираешь один номер, а попадаешь совсем не туда.

– Да, со мной такое тоже случалось. Но даже если у меня и был сломан телефон и Стилмены попали к вам, а не ко мне, все равно остается неясным, зачем вообще я им понадобился.

– Вы уверены, что не знаете этих людей?

– Стилменов? Первый раз слышу.

– Может, кто-то решил над вами подшутить?

– Моим знакомым такое в голову не придет.

– Мало ли.

– И потом, какая ж это шутка? Это настоящее дело, в котором замешаны настоящие люди.

– Да, – вынужден был признать Куин после долгого молчания. – Что верно, то верно.

Больше говорить было, по существу, не о чем. Каждый задумался о своем. Куин понимал, что ему пора идти. Он просидел у Остера почти час, и скоро надо было звонить Вирджинии Стилмен. И тем не менее уходить не хотелось. Стул был удобный, да и пиво немного ударило в голову. Кроме того, он уже давно не имел дела с таким занятным человеком. Этот Остер читал, оказывается, стихи Куина, они ему понравились, он ждал от него новых книг. Все это даже в нынешних обстоятельствах не могло не радовать.

Какое-то время они сидели молча. Наконец Остер развел руками – дескать, зашли в тупик, бывает, – встал и сказал:

– Я как раз собирался перекусить. Не составите мне компанию?

Куин колебался. Похоже было, Остер прочел его мысли и догадался, что уходить ему ужасно не хочется.

– Вообще-то мне пора, – сказал он. – Но перед уходом с удовольствием что-нибудь бы съел, спасибо.

– Как вы относитесь к жареной рыбе с картошкой?

– Положительно.

Остер ушел на кухню. Куин понимал, что надо бы предложить ему помочь, но двигаться не хотелось. Он словно окаменел. В полной прострации закрыл глаза. В прошлом ему иногда нравилось, когда мир на время исчезал из виду. Однако на этот раз находиться наедине с самим собой было неинтересно. Казалось, все внутри остановилось, смолкло. И тут из темноты до него донесся голос, монотонный, язвительный голосок, который с идиотской настойчивостью напевал одну и ту же фразу: «Без труда не вытащишь и рыбку из пруда». Чтобы голос смолк, Куин открыл глаза.

Перед ним стоял хлеб, масло, еще две бутылки пива, ножи и вилки, соль и перец, салфетки и две порции рыбы с картофелем на белых тарелках. Куин набросился на еду как зверь, и через несколько секунд тарелка его была пуста. После этого от него потребовалось немало усилий, чтобы взять себя в руки. На глаза почему-то навернулись слезы, голос, когда он начинал говорить, предательски дрожал, однако ему все же удалось с собой справиться. Чтобы доказать, что он вовсе не неблагодарный эгоист, помешавшийся на себе и на своих делах, Куин принялся расспрашивать Остера о том, что пишет он. На эту тему Остер заговорил без особой охоты, но в конце концов признался, что работает над сборником эссе. В настоящий момент он пишет статью о «Дон Кихоте».

– Моя любимая книга, – сказал Куин.

– Да, моя тоже. Ей нет равных.

Куин поинтересовался, о чем статья.

– Я бы сказал, что статья эта вполне умозрительная – ничего доказывать я не собираюсь. Всерьез ее принимать не стоит – как говорится, взгляд и нечто.

– И все-таки в чем суть?

– Основное внимание я уделяю авторству книги. Кто ее писал и как.

– А разве на этот счет есть какие-то сомнения?

– Не в этом дело. Речь идет не собственно о «Дон Кихоте», а о романе в романе, о литературной мистификации.

– А…

– Все очень просто. Сервантес, если помните, изо всех сил пытается убедить читателя, что автор книги не он. Книга, утверждает Сервантес, была написана по-арабски Сидом Хамете Бененгели. Сервантес описывает, как однажды ему по чистой случайности попалась рукопись на рынке в Толедо. Он нанимает человека для перевода рукописи на испанский, себя же выдает лишь за редактора перевода. По сути дела, Сервантес не ручается даже за его точность.

– В то же время он утверждает, – подхватил Куин, – что Сиду Хамете Бененгели принадлежит самое достоверное жизнеописание Дон Кихота. Все остальные версии, считает Сервантес, являются подделками проходимцев. Он не устает повторять, что все описанное в книге действительно имело место.

– Совершенно верно. Ведь роман в конечном счете направлен против вымысла, фантазии. Вот почему Сервантесу необходимо было выдать Дон Кихота за реально существовавшее лицо.

– И все же я всегда подозревал, что сам Сервантес запоем читал рыцарские романы. Нельзя ненавидеть то, чего не любишь. В каком-то смысле Дон Кихота можно считать двойником Сервантеса.

– Я с вами согласен. Человек, читающий запоем, – чем не портрет писателя, не правда ли?

– Безусловно.

– Как бы то ни было, если выдавать роман за жизнеописание, то его автором должен быть живой свидетель описанных в романе событий, верно? Однако Сид Хамете, общепризнанный автор этого жизнеописания, так ни разу на его страницах и не появляется. И не претендует на то, что был свидетелем происходящего. Поэтому возникает резонный вопрос: а кто такой Сид Хамете Бененгели?

– Да, теперь я понимаю, к чему вы клоните.

– В своем эссе я выдвигаю гипотезу, что Сид Хамете сочетает в себе черты четырех разных людей. Санчо Панса – это, разумеется, свидетель. Другого кандидата на эту роль нет, ведь только он сопровождает Дон Кихота в его странствиях. Но Санчо Панса не умеет ни читать, ни писать. Следовательно, автором он быть не может. С другой стороны, мы знаем, что у него великолепное чувство языка. Несмотря на самые нелепые ошибки, которые вызывают у читателя постоянный смех, переговорить в романе он может любого. Вполне возможно, что он продиктовал эту историю кому-то другому, а именно цирюльнику и священнику, добрым друзьям Дон Кихота. Они записали ее литературным – испанским – языком, после чего передали рукопись Самсону Карраско, бакалавру из Саламанки, который взялся перевести ее на арабский. Сервантес нашел этот перевод, нанял переводчика, который переложил текст обратно на испанский, а затем издал книгу под названием «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский».

– Непонятно только, зачем было Санчо и всем остальным брать на себя этот труд?

– Чтобы излечить Дон Кихота от безумия. Они хотят спасти своего друга. Помните, вначале они сжигают его рыцарские романы – к сожалению, без всякого толку. Рыцарь Печального Образа от своей навязчивой идеи не отказывается. Затем все они в разное время отправляются на поиски Дон Кихота, скрываясь под личиной то нищенки, то Рыцаря Зеркал, то Рыцаря Белой Луны, – чтобы вернуть незадачливого идальго домой. В конце концов им это удается. Книга была лишь одной из их многочисленных уловок. «Дон Кихот» задумывался как зеркало, в котором Дон Кихот мог бы лицезреть собственное безумие; роман должен был запечатлеть все его нелепые и смехотворные иллюзии, чтобы, прочитав книгу, идальго сам убедился, насколько он неправильно живет.

– Неплохо.

– Да. Но и это еще не все. Дон Кихот, на мой взгляд, в действительности никаким сумасшедшим не был. Он только притворялся. По существу, он сам все придумал. Помните? На протяжении всей книги его заботит, как воспримут его подвиги потомки, насколько точно эти подвиги будут описаны в исторических трудах будущих поколений. Что из этого следует? Что он заранее знает – летописец существует. И летописец этот – не кто иной, как Санчо Панса, преданный оруженосец, которого Дон Кихот специально избрал для этой цели.

Сходным образом им были выбраны еще трое – каждому из них также отводилась заранее подготовленная роль. Квартет Бененгели, таким образом, был создан самим Дон Кихотом. Мало того, Рыцарю Печального Образа принадлежит не только выбор авторов, но, возможно, и обратный перевод арабской рукописи на испанский язык. Почему бы и нет? Ведь человеку, столь искушенному в искусстве переодевания, ничего не стоило намазать лицо ваксой и облачиться в одежды мавра. У меня перед глазами сцена, которая могла бы происходить на рыночной площади в Толедо. Сервантес нанимает Дон Кихота, чтобы разгадать историю самого Дон Кихота. Красиво, не правда ли?

– И все же вы не объяснили, зачем такому человеку, как Дон Кихот, было прерывать размеренный ход жизни ради столь сложной мистификации.

– Это и есть самое интересное. На мой взгляд, Дон Кихот проводил эксперимент. Он хотел испытать доверчивость своих ближних. Его интересовало, можно ли без зазрения совести лгать людям, забивать им головы вздором и небылицами. Говорить им, что ветряные мельницы – это на самом деле рыцари, что миска цирюльника – рыцарский шлем, что куклы – живые люди. Можно ли заставить людей поверить в то, во что они верить отказывались? Иными словами, Дон Кихот хотел установить, есть ли предел человеческой доверчивости. Ответ, мне кажется, напрашивается сам собой. Предела человеческой доверчивости нет. Если нам интересно, мы готовы слушать все что угодно. Доказательство? Мы по сей день читаем эту книгу, она по-прежнему вызывает у нас огромный интерес. А что еще требуется от книги?

Остер откинулся на спинку дивана и закурил. На губах у него играла ироническая улыбка. Он явно получал удовольствие, однако в чем причина этого удовольствия, оставалось для Куина загадкой. Со стороны казалось, что он то ли беззвучно покатывается со смеху, то ли улыбается недосказанному анекдоту, то ли просто радуется жизни. Куин собрался было как-то отреагировать на теорию Остера, но не успел. Только он открыл рот, как щелкнул замок, входная дверь открылась, потом захлопнулась, и из коридора послышались голоса. Остер насторожился, вскочил с дивана, извинился и вышел в коридор.

До Куина донесся смех – сначала женский, потом детский, тоненький, визгливый, и, наконец, мужской: раскатистый хохот хозяина дома. Послышался детский голос: «Пап, смотри, что я нашел!», после чего женский голос объяснил, что «он» лежал на улице и почему, собственно, было «его» не подобрать. Спустя минуту Куин услышал, как ребенок бежит по коридору в его сторону, а еще через несколько секунд в комнату ворвался светловолосый мальчуган лет пяти. Вбежал, увидел Куина – и застыл на месте.