Текст книги "Тайна"

Автор книги: Питер Страуб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц)

Большая клетка принадлежала Артуру Тилману, точнее, миссис Артур Тилман, первой миссис Артур Тилман, так же как бронзовые лампы и кое-что из обуви и одежды. После смерти миссис Тилман муж выкинул все, что ей принадлежало. Маленькое старомодное бюро, в котором Хэтти держала свои бумаги, и старый кожаный диван стояли раньше у очень известного джентльмена по имени Леймон фон Хайлиц, который избавился от половины всей мебели, когда сделал что-то – Хэтти не знала что – со своим домом. А большая золоченая рама, в которой висит картина мистера Рембрандта...

– Мистер фон Хайлиц? Знаменитый? – удивилась Сара, словно только сейчас поняв, о ком идет речь. – Да он – один из самых бесполезных людей на свете! Никогда не выходит из дома, никогда ни с кем не видится. Как он может быть знаменитым?

– Вы слишком молоды, чтобы о нем слышать, – сказала Хэтти. – Думаю, чай уже заварился. – Она принялась разливать по чашкам кипяток. – К тому же фон Хайлиц иногда выходит из дома – я точно это знаю, ведь он приходит повидаться со мной.

– Повидаться с вами? – воскликнул Том, который был удивлен теперь не меньше Сары.

– Ко мне иногда заходят старые пациенты, – сказала бывшая медсестра, улыбаясь Тому. – Мистер фон Хайлиц сам принес мне некоторые вещи, принадлежавшие его родителям, вместо того чтобы выкинуть их на помойку и заставить меня самой тащить их домой. Вам он кажется старым дураком, а мне напоминает картину мистера Рембрандта, висящую вон на той стене. – Хэтти сделала глоток чая. – Фон Хайлиц ведь тоже приходил навестить тебя, Том. Тогда, после аварии.

– Но чем он был так знаменит? – поинтересовалась Сара.

– Мистера Тень знал когда-то каждый, – ответила Хэтти. – Он был самой знаменитой личностью на Милл Уолк. Думаю, он был одним из величайших детективов – вроде тех, о которых пишут книги. Он многим доставил неприятности – особенно тем, у кого было слишком много секретов, и они боялись, что он все о них узнает. Им до сих пор неуютно рядом с ним. Думаю, многие на этом острове предпочли бы, чтобы фон Хайлиц скорее сошел в могилу.

Сара задумчиво посмотрела на Тома.

– Хэтти, доктор Милтон приезжал сюда, чтобы запретить вам разговаривать со мной? – спросил тот.

– Позволь мне задать тебе один вопрос. Ты действительно собираешься подать иск на Шейди-Маунт и надеешься, что Нэнси Ветивер поможет тебе это сделать?

– Он так сказал?

– Это потому, что тебе должны были сделать вторую операцию – первую ведь они провалили. Я сказала Милтону, что Том не так глуп. Если бы на этом острове на него можно было завести дело, это случилось бы много лет назад. Но если ты действительно хочешь это сделать, Том – давай, действуй. Даже если не выиграешь, хотя бы немного собьешь с Бони спесь.

– С доктора Милтона? – переспросила Сара.

– Хэтти как-то сказала мне, что я должен припрятать вилку и ткнуть ею как следует в его пухлую руку.

– И зря ты этого не сделал. В любом случае, если тебе нужен адрес Нэнси, у меня он есть. Я вижусь с ней примерно раз в неделю – Нэнси забегает поболтать со мной. Бони может попытаться вышвырнуть меня из собственного дома, но это будет сложнее, чем он думает.

– Он сказал, что выселит вас?

– Заставит меня отодрать от стула мою старую черную задницу, так он сказал, если дословно. Каждый месяц, кроме июня, июля и августа, я плачу за аренду человеку, который специально приходит собирать деньги от имени компании «Редвинг холдинг». Его зовут Джерри Хазек, и он как раз такой человек, которого надо послать, чтобы угрозами заставить семидесятисемилетнюю старуху отдать за квартиру свои последние гроши. Больше этот парень ни на что не годится. В сентябре он берет плату сразу за четыре месяца, а на лето этот негодяй уезжает на север вместе с кучкой других бездельников, которые состоят на жаловании у Ральфа Редвинга.

– Я знаю его, – перебила Сара. – Я знаю, о ком вы говорите. Все лицо в оспинах и всегда выглядит обеспокоенным.

– Да, да это он, он!

– Ты знаешь его? – удивился Том.

– Конечно. Он возит Ральфа, когда Ральф пользуется машиной. Он что-то вроде телохранителя.

– Так ты действительно собираешься подать в суд на Бони. Что-то непохоже, – сказала Хэтти.

– Нет, не собираюсь, – ответил Том. – Просто сегодня утром я виделся с ним в больнице и спросил его о Нэнси. Он сказал, что Нэнси отстранили от работы, но не сказал, почему. Думаю, Бони не хотел, чтобы я узнал это от вас.

Хэтти внимательно смотрела в чашку. Морщины на ее лице вдруг стали глубже, в глазах отразилась почти невыносимая грусть, и Том вдруг понял, что эта грусть всегда была там, скрывалась за всем сказанным ею сегодня.

– Этот чай остыл, – Хэтти резко встала, подошла к раковине и выплеснула туда содержимое кружки. – Насколько я понимаю, этот полицейский, которого подстрелили при облаве, вчера умер. Все это напоминает прежние времена, при Барбаре Дин.

– Его фамилия была Менденхолл, – уточнил Том. – Да, он умер сегодня утром. Я видел, как его тело выносили из больницы.

Хэтти прислонилась к раковине.

– Как ты думаешь, Нэнси Ветивер была плохой медсестрой?

– Думаю, она одна была такой же хорошей медсестрой, как вы, – сказал Том.

– Да, она действительно была медсестрой, так же как и я. Профессиональной медсестрой. Она могла бы стать доктором, но на нашем острове никто бы этого не позволил, поэтому Нэнси выбрала ближайшую к этому профессию. У Нэнси не было денег, чтобы выучиться на врача, поэтому она, как и я, поступила в школу медсестер в Сент-Мэри Нивз, а когда там увидели, как здорово она работает, то предложили ей место в Шейди-Маунт, – Хэтти снова подняла глаза, в которых была все та же пронзительная грусть. – Такой девушке, как Нэнси, нельзя было запретить работать, нельзя было сказать: делай свое дело чуть похуже, Нэнси, сегодня нам не надо, чтобы ты делала его хорошо. – Хэтти опустила голову и обвила руками плечи. – Этот остров – особое место. Проклятое место. – Она отвернулась и стала смотреть на фотографии в рамках.

– Нэнси забегала ко мне несколько раз за последние две недели. Дела ее шли все хуже и хуже. Ведь если ее отстранили от работы, это означает, что она не может больше оставаться в своей квартире – квартира принадлежит Шейди-Маунт. Они говорили ей. Предупреждали ее. – Хэтти снова повернулась в сторону Тома и Сары. – Знаешь, Том, Бони чем-то напуган. Вот он сказал тебе, что Нэнси отстранена от работы, но не сообразил придумать убедительную причину ее увольнения. – Хэтти снова обхватила себя за плечи, и Том подумал, что она очень похожа на чучело ястреба в клетке. – Все это просто сводит меня с ума. Ведь я почти поверила ему. – Она посмотрела на Тома. – Все в этом деле буквально бесит меня. На нашем острове есть два закона – и два вида медицины. Бони приходит сюда с очаровательной улыбкой, а потом заявляет, что, если я стану говорить с тобой, он будет вынужден «поставить под сомнение мою лояльность», хотя ему это будет очень тяжело. И это он говорит после того, как уже выгнал Нэнси из больницы. На этот раз он зашел слишком далеко! – Хэтти подошла к Тому, глаза ее метали молнии, словно сидящий в клетке ястреб ожил и готов кинуться на него. Хэтти положила ему на плечо свою худую старческую руку, и Тому показалось, что он чувствует ястребиные когти. – Бони не знает, кто ты, Том. Ему кажется, что он знает о тебе все. Что ты такой же, как все люди на этом острове – кроме одного. Ты ведь знаешь, о ком я говорю, не так ли?

– Мистера Тень, – Том бросил взгляд на Сару, которая спокойно потягивала чай. – Вы сказали что-то о женщине по имени Барбара Дин. Она была медсестрой?

– Какое-то время. Барбара Дин была акушеркой, которая помогала принимать роды у твоей матери. – Хэтти буквально вцепилась в плечо Тома. – Ты хочешь повидаться с Нэнси Ветивер? Если так, я отведу тебя к ней.

– Я тоже хочу пойти, Том, – сказала Сара.

– Ты не знаешь, где она живет, – Хэтти резко повернулась в ее сторону.

– Готова спорить, что знаю. Доктор Милтон или кто-то еще хотел, чтобы Нэнси делала то, что они хотят, так? Остается вспомнить, кто владеет больницей и чем еще он владеет.

Хэтти кивнула.

– В такой одежде? Нет, ты не можешь.

– Не может что? – спросил Том.

– Идти с тобой в Райские кущи.

Том посмотрел на Хэтти, та удивленно подняла брови.

– Тогда дайте мне переодеться. Все равно во что. Только прикрыть мою одежду, раз она не подходит.

– Пожалуй, у меня есть кое-что подходящее, – сказала Хэтти. Пройдя через комнату, она опустилась на колени перед кроватью и достала из-под нее чемодан. Открыв его, Хэтти сняла сверху несколько ярких вещей и извлекла на свет божий нечто черное и бесформенное. – Никто не касался этого кроме первой миссис Тилман, – сказала она.

– Что это? – спросил Том. – Парашют?

– Это пелерина, – сказала Сара, беря ее из рук Хэтти. – Да она просто превосходна!

Когда Сара накинула пелерину на плечи, под черным шелком мелькнула красная подкладка. Пелерина закрывала девушку от шеи до щиколоток, и Сара казалась теперь лет на десять старше. Перед Томом была словно другая женщина, более опытная и умудренная жизнью.

На секунду ему показалось, что он видит Джанин Тилман.

– Оу! Мне это нравится! – воскликнула девушка, и Том понял, что перед ним – прежняя Сара Спенс. Сара быстро подбежала к окну, чтобы убедиться, что Бинго сидит на том месте, где она его оставила. Затем она выпрямилась и быстро закружилась по комнате.

– Так значит бабушка Джеми носила такую штуку? Как она, по-твоему, выглядела?

Хэтти быстро взглянула на Тома и сказала, обращаясь к Саре.

– Заправь волосы внутрь, подними воротник, и мы можем отправляться к Нэнси. Теперь к тебе никто не пристанет, по крайней мере, пока ты со мной.

Хэтти снова вывела их на жаркое солнце, освещавшее помойку, испускающую удушливую вонь, кружащихся над ней чаек и ряд одинаковых домов.

Бинго пролаял несколько раз, но быстро узнал Сару.

– А как мы поместимся здесь втроем да еще с собакой? – спросила Хэтти.

– Ничего, если вам придется сидеть на коленях у Тома?

– Я согласна, если он не возражает. Мы оставим машину через дорогу от Рая Максвелла. Мой друг позаботится о ней – и о собаке тоже.

Хэтти села Тому на колени. Весила она ненамного больше Бинго. Он словно держал на коленях ребенка и мог смотреть на дорогу поверх ее головы.

– Берегитесь, развратные туземцы, – сказала Сара, нажимая на акселератор.

– Господи, помоги нам, – тихо произнесла Хэтти.

Вскоре они уже ехали в наступившей темноте по тесной улочке, Хэтти велела Саре свернуть на едва видимую мощеную дорожку, потом они проезжали под какими-то арками, сворачивали несколько раз за угол, ехали мимо зашторенных окон и лупящихся стен, пока не оказались в маленьком мощеном дворике, над которым виднелся квадрат голубого неба, словно они были на дне колодца. Со всех сторон во двор выходили зарешеченные окна и тяжелые двери, в воздухе пахло плесенью. Одна из дверей со скрипом открылась, и на пороге показался бородатый мужчина в кожаной кепке и кожаном фартуке. Он нахмурился, увидев машину, но, узнав Хэтти Баскомб, тут же согласился приглядеть за «мерседесом» и собакой. Хэтти представила его как Перси, и мужчина взял Бинго под мышку и повел всех троих вверх по лестнице, затем по пустым просторным комнатам, заставленным мешками и бочками. Бинго смотрел на все с живым интересом.

– Кто он такой? – шепнул Том, кивая на Перси.

– Торгует костью и человеческим волосом, – шепнула в ответ Хэтти.

Перси провел их через пыльную гостиную и распахнул дверь, выходящую на идущую под углом улицу. Они стояли напротив входа в «Рай Максвелла».

22

– Теперь идите за мной, – приказала Хэтти. – Не останавливайтесь, ни с кем не разговаривайте и ни на что не глазейте.

Они перешли через улицу. Том шагал прямо за Хэтти, а Сара за ним, крепко сжимая через пелерину его руку. Сообщающиеся между собой дома, построенные когда-то Максвеллом Редвингом, становились все выше и выше.

– Ты уверена, что хочешь пойти с нами? – тихо прошептал Том.

– Шутишь! – возмутилась Сара. – Неужели я отпустила бы тебя сюда одного?

Хэтти уверенно вошла под какую-то арку исчезла в темноте. Том и Сара следовали за ней, Становилось все темнее и темнее. Они едва различали впереди силуэт Хэтти. Становилось прохладнее, стены домов источали запах плесени, гнили и множество других неприятных запахов. Они пошли быстрее, и вскоре вышли вслед за Хэтти из-под другой арки.

– Это был первый ярус, – сказала Хэтти. – Всего их три. Нэнси живет на втором. Я никогда не бывала дальше ее дома, и наверное заблудилась бы, если бы попробовала.

Том подумал, что по первому впечатлению этот район напоминает немного тюрьму, немного – европейскую трущобу, но гораздо больше, чем первое и второе, – иллюстрацию из комикса: узкие улочки, соединенные друг с другом деревянными проходами, напоминавшими висящие в воздухе телеги.

Из двери рядом с освещенным окном в другом конце двора к ним направились трое мужчин в лохмотьях. Хэтти повернулась к ним лицом. Мужчины остановились и стали перешептываться. Один их них помахал Хэтти. Затем все трое вернулись к своей двери и присели на пороге.

– Не бойтесь этих стариков, – сказала Хэтти. – Они знают меня... Том! Прочти-ка, что здесь написано.

Том подошел к Хэтти и посмотрел себе под ноги. Он увидел вделанную в камень латунную дощечку с выгравированными на ней буквами, которых было почти не видно. И все же он сумел прочитать: "Райские кущи. Построены по проекту филантропа Максвелла Редвинга Гленденнингом Апшоу и компанией «Милл Уолк констракшн» для блага людей этого острова. 1922 год. «Дадим каждому человеку дом, который он мог бы назвать своим».

– Видишь? – сказала Хэтти. – Вот их лозунг – «Дадим каждому человеку дом, который он мог бы назвать своим». И они называют себя филантропами!

Двадцать второй год – за два года до смерти его жены, за три – до убийства Джанин Тилман и строительства больницы в Майами райские кущи были первым крупным проектом «Милл Уолк констракшн», построенным на деньги Максвелла Редвинга.

«Рай Максвелла» напоминал маленький городок. Кривые узкие улочки огибали квартал, где было множество баров, винных магазинов и жилых домов, соединенных на уровне второго этажа деревянными переходами, напоминавшими груженые телеги. За улицами и лабиринтами переходов Том видел множество других улиц, таких же кривых и узких, с покосившимися деревянными зданиями, кругом горели синие и красные неоновые вывески: «У Фредо», «Две девочки», «Бобкэтс плейс». На веревках, протянутых из окна в окно, сушилось белье.

– Поберегись там, внизу! – крикнула женщина в окне над их головами. Она перевернула помойное ведро, и его содержимое, казалось, повисло в воздухе, прежде чем выплеснуться на землю. Босой мужчина в рваной одежде вел по одному из проходов усталого ослика и ребенка в лохмотьях.

Хэтти повела их в тот проход, из которого только что вышла эта процессия. На кирпичной стене было написано белыми буквами название улочки: «Эджуотер-трейл». Улица проходила под одной из висячих телег.

– Старик Максвелл и твой дед считали, что если назовут здешние улицы именами из своей части города, это окажет на местных жителей хорошее влияние, – сказала Хэтти. Здесь есть Йоркминстер-плейс, а по дороге сюда мы проходили Эли-плейс и Стоунхендж-серкл.

Сверкнув черными глазами, Хэтти повела их дальше.

– А почтальоны не путают названий? – поинтересовался Том.

– Здесь нет почтальонов, – сказала Хэтти, – так же как полиции, пожарных, врачей и школ – кто хочет, учится сам – и никаких магазинов, кроме винных. Вообще ничего, кроме того что ты видишь перед собой.

Они вышли на широкую мощеную улицу, окруженную деревянными стенами, в которых попадались то здесь, то там крошечные окошки. Все те же белые буквы, которые кое-где успели отвалиться, сообщали, что улица называется Вик или Террас. Мимо пробежала толпа грязных ребятишек. Они прыгали по очереди в ручей, текущий посреди улицы. Вонь, стоявшая в воздухе, была почти что видимой. Сара закрыла краем пелерины нос и рот.

Хэтти перепрыгнула через ручей и повела их вверх по деревянной лестнице. Они прошли по еще одной кривой улочке под названием Ватерлоо-лейн, которая вела вверх и в темноту. Затем Хэтти устремилась вниз по темному коридору, который привел их к следующей лестнице.

– А чем они здесь занимаются? – поинтересовался Том. – На что живут?

– Они продают Перси вещи – собственные волосы или лохмотья. Некоторые, вроде Нэнси, стараются выбраться отсюда. В наши дни молодым это почти всегда удается. Но есть такие, которым здесь нравится.

Они вышли на широкую площадь, от которой вели во все стороны новые деревянные проходы, напоминавшие мостики, в конце которых виднелись ряды дверей. В одном из проходов стоял, привалившись к перилам, мужчина и курил трубку.

– Здесь свой мир, – сказала Хэтти. – И сейчас мы находимся в самом его центре. Никто не видит этого мира, но он здесь, он существует. – Она поглядела на мужчину с трубкой. – Нэнси дома, Билл?

Мужчина указал трубкой на одну из дверей.

– Как она, Билл? – спросила Хэтти, проходя мимо мужчины. Мужчина поднял голову и оглядел каждого из них из-под полей фетровой шляпы. Лицо его было очень грязным, покрытым морщинами, а в сером свете Райских кущ трубка, шляпа и лицо, казалось, были одного цвета.

– Занята, – ответил он наконец на вопрос Хэтти.

– А ты, Билл?

– Он внимательно изучал волосы Сары.

– Хорошо, – произнес наконец Билл. – Помог мужчине перетащить пианино. Два дня назад.

– Мы зайдем повидаться с Нэнси, – сказала Хэтти. Ступая по скрипучим доскам, они дошли почти до самого конца прохода. Том взглянул через перила, а Сара спросила Хэтти:

– Билл – ваш друг?

– Он – брат Нэнси Ветивер.

Тому захотелось обернуться и заглянуть в лицо Хэтти, чтобы понять, правильно ли он ее расслышал. Но тут на лестнице, нависшей над дренажной канавой, бесшумно появился человек в сером костюме и серой водолазке. Билл вынул изо рта трубку и отскочил от перил. Человек в сером двигался по второму ярусу прямо под Томом. Билл знаком показал Тому, чтобы он отошел от перил. Поколебавшись, юноша последовал его примеру. Человек в сером был абсолютно лыс, и гладкое лицо его напоминало маску. Том не сразу понял, что перед ним – не кто иной, как капитан Фултон Бишоп. Хэтти постучала в последнюю дверь – один раз, потом другой. Капитан Бишоп не останавливаясь посмотрел вверх, и Том, едва успевший отскочить, чтобы его не увидели, сумел разглядеть его глаза, напоминавшие две горящие спички.

Тут дверь, в которую стучала Хэтти, открылась, а капитан Бишоп продолжил свой путь, углубляясь все дальше и дальше в «Рай Максвелла». Гулкое эхо разносило звук его шагов. Том услышал, как голос Нэнси Ветивер произнес:

– Кого это ты привела мне, Хэтти?

Нэнси улыбнулась подруге, затем Саре и Тому. Она явно не узнавала его, но Том подумал, что узнал бы ее сразу, даже если бы просто встретил на одной из улиц Милл Уолк. Волосы Нэнси, чуть потемнее, чем у Сары, были подстрижены немного неровно, морщинки по обе стороны рта казались глубже, чем когда-то, но все же это была именно та женщина, которая помогла Тому пережить несколько самых тяжелых месяцев в его жизни. Том вдруг понял, что любил его тогда, и какая-то часть его продолжает любить Нэнси сейчас.

– К нам заглянул старый пациент, – сказала Хэтти. Нэнси посмотрела на Сару, на Тома, потом снова на Сару, словно пытаясь вычислить, кто же из них был когда-то ее пациентом.

– Вам лучше зайти и присесть, – сказала она наконец. – А я присоединюсь к вам через минуту. – Нэнси улыбнулась. Она выглядела слегка обескураженной, но вовсе не раздраженной визитом незваных гостей.

Хэтти первой вошла в дом, за ней последовала Сара, а за Сарой – Том. На стульях, стоящих вдоль стены, сидели несколько ребятишек. Некоторые из них были перевязаны. Все они молча уставились на Сару, которая вынула из под пелерины свои белокурые волосы.

– О, Боже! – воскликнула Нэнси, когда Том прошел мимо нее. – Да это же Том Пасмор!

Она громко рассмеялась – заливистым, живым смехом, который звучал немного неуместно здесь, в Райских кущах, а потом крепко обняла Тома и положила голову ему на грудь. – Но как ты сумел вырасти таким огромным? – Нэнси отпрянула и сказала, обращаясь к Хэтти. – Он настоящий великан!

– Я сказала ему то же самое, но это не произвело на него впечатления.

Теперь все дети, сидящие на стульях, смотрели уже не на Сару, а на Тома. Он густо покраснел.

– И вас я тоже знаю, – сказала Нэнси Саре, снова прижимая к груди Тома. Я помню, как вы приходили тогда к Тому. Сара – ведь так вас зовут?

– Но как вы можете меня помнить? – Сара выглядела одновременно смущенной и польщенной. – Я ведь приходила всего один раз.

– Я помню почти все, что происходит с моими любимыми пациентами, – широко улыбаясь, Нэнси уперла руки в бока и стала внимательно разглядывать их обоих. – Почему бы вам не присесть на свободные места. А я позабочусь об этих несчастных созданиях, и после этого мы сможем поговорить подольше, и я услышу наконец, почему Хэтти привела вас в это забытое Богом место.

Сара скинула с плеч пелерину и сложила ее на спинке стула. Дети удивленно разинули рты. Том и Сара присели на деревянную скамеечку, а Хэтти опустилась на край стоящей рядом низкой кровати.

Нэнси переходила от одного ребенка к другому, меняя им повязки и давая витамины, выслушивая жалобы, гладя детишек по головам и пожимая им руки. Время от времени она посылала какого-нибудь совсем грязного мальчика или девочку к раковине в дальнем углу комнаты. Нэнси смотрела им горло, заглядывала в уши, а когда один худенький мальчик вдруг горько заплакал, взяла его на колени и утешала, пока мальчик не успокоился.

На стене висели два старых пледа, застиранные до того, что казались абсолютно бесцветными. На карточном столике, точно таком же, как в гостиной у его дедушки, стояла большая красивая лампа. Над раковиной на стене висела пустая золоченая рама, сильно пострадавшая от сырости.

Хэтти увидела, что Том смотрит на раму, и сказала:

– Это я принесла ее Нэнси. Пустая она выглядит почти так же прекрасно, как с картиной, но я найду для нее еще одну картину мистера Рембрандта, такую же, как у меня, – ты видел.

– О, Хэтти, мне не нужна картина Рембрандта, – сказала Нэнси, продолжая перевязывать палец маленькому мальчику. – Я предпочла бы твой портрет. А еще лучше – почаще видеть тебя живьем. Ну ничего, возможно, я скоро переберусь в свой прежний дом.

– Возможно, – сказала Хэтти. – А когда ты уедешь отсюда, я буду приходить два-три раза в неделю перевязывать этих маленьких бандитов. Если твой брат не будет возражать.

Когда ушел наконец последний ребенок, Нэнси вымыла руки, вытерла их полотенцем для посуды и посмотрела на Тома печальным долгим взглядом.

– Я так рада видеть тебя, даже здесь, – сказала она.

– И я тоже очень рад. Нэнси, я слышал, что...

Нэнси подняла руку, останавливая его.

– Прежде чем мы начнем серьезный разговор – не хочет ли кто-нибудь пива?

Хэтти покачала головой, а Том и Сара сказали, что выпьют бутылку пополам.

– Что ж, хорошо, – Нэнси подошла к стоящему рядом с раковиной небольшому холодильнику и вынула оттуда три бутылки пива, затем достала из буфета два стакана, открыла бутылки и вернулась к гостям, неся в одной руки стаканы, а в другой сразу все три бутылки. Она дала Саре и Тому по стакану и по бутылке, а сама села напротив них и сказала:

– За ваше здоровье.

– И за ваше, – рассмеялся Том. Он поднял бутылку, словно чокаясь с Нэнси, а потом отпил прямо из горлышка. Сара налила немного в стакан и поблагодарила Нэнси.

– Раз тебе не нужен этот стакан, я, пожалуй, тоже выпью немного, – сказала Хэтти.

Том налил ей немного из своей бутылки, Сара сделала то же самое, и все четверо молча улыбнулись друг другу.

– Ты очень интересовал меня, Том, – сказала Нэнси.

– Я всегда это знала, – подтвердила Хэтти.

– И чем же он так вас заинтересовал? – спросила Сара.

– Том обладал особым даром. Он умел видеть вещи. Он видел, например, как я отношусь к Бони. Но я говорю не об этом. – Нэнси шевелила губами, словно стараясь подобрать правильные слова. – Я не знаю точно, как это лучше выразить, но иногда, когда я смотрела на тебя, лежащего в кровати, мне казалось, что ты вырастешь и станешь очень хорошим художником. Потому что ты глядел на вещи не так, как другие, видел их составляющие, о которых другие даже не подозревали. Иногда казалось, что ты светишься изнутри, иногда, если ты видел что-нибудь плохое – что разрываешься на части.

– Я говорила ему об этом, – вставила Хэтти.

Тому вдруг захотелось почему-то плакать.

– У тебя было словно особое предназначение, – продолжала Нэнси. – А говорю я обо всем этом потому, что до сих пор вижу это у тебя на лице.

– Ну, конечно, ты видишь это, – не унималась Хэтти. – Это ведь ясно как божий день. Это видит даже Сара.

– Не впутывайте в это меня, – сказала Сара. – Он и так слишком зазнается. И дело ведь не в том, что вижу я или вы, или даже он сам, а в том... – запнувшись, она смущенно поглядела на Тома.

– В том, что он делает, – закончила за нее Хэтти. – Ты права. Что ж, он наверное сделал что-то, раз Бони прискакал сегодня ко мне и рассказал мне кошмарную историю о том, что Том Пасмор собирается подать в суд на больницу. Так что если здесь появится сам Том или его адвокаты, я должна тут же их выставить. А буквально через минуту в дверь стучит этот юный великан. Я ведь думала, что передо мною молодой адвокат, пока не разглядела его как следует.

– Что-что сделал Бони? – воскликнула Нэнси, и Хэтти пришлось повторить свой рассказ.

– Я спросил, почему вас отстранили от работы, – сказал Том, – и Бони жутко разволновался. Там было полно полиции.

– Разволновался, – повторила Нэнси. – Это было сегодня? В больнице?

Том кивнул.

– О, боже, – сказала Нэнси. – Черт побери! что за дерьмо! – вскочив со своего места, Нэнси отошла в дальний угол комнаты, открыла и снова быстро захлопнула ящик комода.

– Ты угадала, – сказала Хэтти. – Тот парень умер.

– Дьявол! – снова воскликнула Нэнси.

Сара нашла и крепко сжала руку Тома.

– Это имеет какое-то отношение к письму? – спросила она. – Том сказал мне...

Он больно сжал руку Сары, и девушка замолчала. Нэнси повернулась к ним лицом. Том никогда еще не видел ее такой злой.

– Почему вас отстранили от работы? – спросил ее Том.

– Потому что я не хотела дать ему умереть одному. Ему нужно было с кем-то поговорить. Помнишь, как я приходила когда-то сидеть с тобой?

– А они велели вам держаться от него подальше?

– Майкл Менденхолл становился все слабее и слабее, он почти все время был в коме, и я не хотела, чтобы он был один в те короткие минуты, когда приходил в себя. Никто не отдавал нам прямого приказа держаться подальше от его палаты, но как только Бони узнал, что я уделяю Менденхоллу внимание, он напомнил, что наша обязанность – менять ему простыни и следить за выполнением предписаний врача – не более того. А я сказала, что если это приказ, пусть повесят его на доске. Бони ответил, что я прекрасно понимаю, что он не может этого сделать.

– Менденхолл говорил с вами, когда приходил в сознание?

– Конечно, говорил.

– Вы расскажете мне, что именно вы от него слышали?

Нэнси тревожно покачала головой. Том повернулся к Хэтти.

– Два закона, два вида медицины. Ведь так вы говорили сегодня, Хэтти?

– Ты ведь прекрасно это помнишь, – Хэтти насупилась и снова стала похожа на ястреба. – Это мои слова, так что можешь цитировать, я разрешаю.

– Сейчас объясню, почему я вспомнил об этом, – сказал Том.

Он рассказал Хэтти и Нэнси, как догадался, что Хасслгард убил свою сестру, о своем письме капитану полиции и обо всем, что за этим последовало. Нэнси Ветивер слушала его, облокотившись на колени.

– Это письмо, – закончил Том, – настоящая причина того, что вы, Нэнси, живете сейчас здесь, а не в своей квартире.

– Скажи ему все, Нэнси, – посоветовала Хэтти. Ты уже не расстроишь его больше, чем он и без того расстроен.

– Вы уверены, что тоже хотите это слышать, Сара? – спросила Нэнси.

– В любом случае через два дня я уезжаю с острова, – ответила та.

– Что ж, после всего, что сказал Том, может быть, это не такое уж большое дело. – Нэнси сделала большой глоток пива. – Майкл Менденхолл жил не в ладу с самим собой. Он отправился в Уизел Холлоу, чтобы арестовать человека по фамилии Эдвардс, зная, как это опасно. Многое из того, что приходилось делать сотруднику Армори-плейс, очень не нравилось Менденхоллу.

– И что же ему приходилось делать? – спросил Том.

– Он сказал, что там работает только один честный детектив – Натчез – Дэвид Натчез. Он и несколько его друзей – совесть полиции Милл Уолк, остальные же готовы делать все, что им прикажут. Прежде чем остальные полицейские успели сообразить, что Менденхолл – один из честных сотрудников, они несколько раз обсуждали в его присутствии весьма скользкие темы, хвастались, что с их помощью на Милл Уолк все всегда будет по-прежнему. Пока речь шла об аресте обычных преступников и поддержании порядка на улицах, каждый полицейский мог делать что ему вздумается – все они были под защитой. Честно говоря, Том, все эти ужасные вещи не являются такой уж большой новостью для жителей Рая Максвелла и старого туземного квартала. Мы давно знаем, что представляет из себя полиция.

– Но почему же тогда этого не знаем мы? – спросил Том.

– С Истерн Шор-роуд все выглядит превосходно. Когда люди из восточной части города проходят мимо чего-нибудь слишком грубого для их глаз, они просто отворачиваются. Из их домов кажется, что полиция работает как надо.

Том вспомнил Денниса Хэндли и понял, что Нэнси говорит правду.

– И так было всегда, – продолжала она. – Если кого-нибудь поймают, вокруг этого поднимается шумиха, а потом все успокаиваются, и через пару дней смотришь – все опять шито-крыто, и дела идут по-прежнему.

– Но Хасслгард наделал гораздо больше шуму, чем обычно, – сказал Том. – Им пришлось принять кардинальные меры, причем действовать очень быстро. Менденхолл говорил о том, что случилось во время ареста?

– Немного, – сказала Нэнси. – Он не знал даже, кого убил Эдвардс. И считал, что его прикроет напарник – Роман Клинк, опытный полицейский, прослуживший уже лет пятнадцать. Майку казалось, что Клинк слишком ленив, чтобы заниматься какими-то махинациями. Он был уверен в его честности.

– А откуда они узнали, где находится Эдвардс?

– У них был адрес. Майкл подошел к двери первым и крикнул:

«Полиция!», а потом распахнул дверь. Он думал, что в доме скорее всего никого нет, а Эдвардс давно уже уплыл куда-нибудь в Антигуа. И он вошел внутрь...

– Один? – переспросил Том.