Текст книги "Вкус к смерти"

Автор книги: Питер О'Доннел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Где Гарвин? – сквозь зубы процедил Сагаста.

Модести уже подбежала к ним. Парень за рулем скорчился от боли, но упрямо сжал губы. Сагаста яростно ткнул стволом ему в рот.

– Отвечай!

Мотнув головой, парень согнулся пополам. С хрипом, чуть слышно, едва шевеля разбитыми губами, прошептал:

– Четыре, один, пять. Номер в гостинице…

Сагаста еще раз ударил парня по голове рукояткой пистолета и выбрался из машины. Прошло не больше минуты с того момента, как Модести вошла в вестибюль отеля. Они снова вбежали в холл. Испуганный человек в пижаме выглянул из двери с надписью «Не входить», расположенной рядом с боковым выходом. Где-то надрывался телефон.

– Управляющий? – рявкнул Сагаста.

Человек робко кивнул.

– Тут стреляли…

– Да. Прикажите постояльцам оставаться в номерах. Это требование полиции.

Они бросились вперед. На бегу Модести скомандовала:

– По лестнице. В лифте можно застрять.

Сагаста быстро взглянул на ее решительное бледное лицо.

– Вы думаете, уже поздно спасать Гарвина?

Она мчалась, перепрыгивая через три ступеньки.

– Не знаю. Уверена только, что медлить нельзя.

Когда вдалеке прозвучала автоматная очередь, Вилли Гарвин замер, пытаясь справиться с подступившей слабостью и острой болью, пронзающей дрожащую правую руку.

Он почувствовал, что пот, крупными каплями стекающий по его лбу, стал ледяным, а боль словно отдалилась и уже не составляла часть его существа. Он прекратил тщетные попытки освободиться от лейкопластыря и отрешенно посмотрел на бомбу, потом на свою левую руку, прикованную к батарее. Казалось, какая-то часть его сознания полностью отключилась, но другая была ясной как никогда.

В цепочке наручников шесть звеньев. Он вывернул кисть и повел ею вверх-вниз. Браслет скользнул по запястью, и цепь перекрутилась.

Рука, удерживающая бомбу, все еще дрожала. Вилли сосредоточил на ней всю свою волю. Сейчас нельзя ошибиться. Слишком многое еще предстоит сделать и со многими людьми надо свести счеты. Мышцы послушно напряглись, и Вилли снова переключил внимание на наручники, мягко делая вращательные движения рукой вокруг цепи.

В конце концов цепь стала короче на дюйм или два, звенья перекрестились и легли внахлест друг на друга таким образом, что гибкая цепь превратилась в жесткий стержень. Больше руку поворачивать нельзя. Только немножко согнуть, чтобы выиграть еще несколько миллиметров.

Пора.

Вилли опустил голову. Теперь он полностью расслабил каждый мускул своего тела – разумеется, кроме правой руки, которая словно перестала ему принадлежать. Его глаза были широко открыты, но ничего не видели. Он плыл в бархатной темноте, и для него не существовало ничего, кроме дремлющей пока, медленно концентрирующейся энергии.

Две минуты прошли.

Вилли приподнял голову и глубоко вдохнул через нос. Потом по его левой руке, от плеча до кисти, как будто пронесся ураган, вобравший в себя всю его силу, духовную и физическую, и направивший ее в одну точку – на перекрещенные звенья цепи.

Где-то вдалеке появилась боль. Она все приближалась, и вот уже вцепилась острыми когтями в израненную кисть. Зрение вернулось к нему. Вилли посмотрел вниз и увидел, что его левая рука свободно повисла вдоль тела. Наручник с двумя звеньями цепи по-прежнему болтался на батарее. А третье звено было разорвано.

Он медленно поднял руку. Стальной браслет глубоко врезался в разодранную кожу, но пальцы пока работали. Тогда Вилли начал продвигаться к двери, осторожно выворачивая занемевшую правую руку. Теперь уже обеими трясущимися руками он удерживал бомбу у себя на плече. Пот ручьями стекал по лицу. Пластырь стал совсем мокрым.

Еще чуть-чуть. Спокойно. Без спешки. Никто не собирается открывать дверь…

Он приподнял одну ногу и, не наклоняясь, левой рукой стащил с нее носок. Не стоит резать пальцы до кости. Вилли поднялся на цыпочки, чтобы ослабить натяжение проволоки, и, обернув руку носком, обмотал проволоку вокруг кисти. Сначала мягко он потянул ее вниз, удерживая бомбу в прежнем положении. Потом все сильнее и сильнее…

Проволока разорвалась в том месте, где она проходила через отверстие шурупа в потолке. Сжимая бомбу обеими руками, Вилли медленно опустился на колени. Он склонился над ней, потирая изуродованную кисть и пытаясь остановить дрожь, сотрясающую все тело. И в этот момент оконное стекло разлетелось вдребезги.

Он повернул голову. На подоконнике, на высоте четвертого этажа, сидела Модести Блейз. Она повела пистолетом, оглядывая комнату. Потом ее взгляд остановился на Вилли. И вдруг он ощутил приближающийся приступ какого-то дурного, безумного смеха. Но все же смог удержать его, потряс головой, что должно было выразить его одобрение, и поднял, большим пальцем вверх, окровавленную непослушную руку.

Модести была уже рядом с ним. Она решительным рывком содрала пластырь с его лица – это было больно, но невыразимо приятно. Опустив ослабевшие руки, Вилли сделал несколько огромных глотков воздуха, потом прохрипел:

– Рейли?

– Это тот, в вестибюле?

Модести показала автоматический «МАБ».

– О Боже. А они ведь не сомневались, что ты погибнешь в любом случае. Если что-нибудь помешает Рейли, тебя должна была убить эта штука, когда ты попытаешься открыть дверь.

Модести сунула пистолет в кобуру системы «бухаймер», скрытую под рубашкой. Вилли Гарвин сам подгонял для нее эту кобуру.

– Наверняка должно было быть что-то еще, Вилли. Поэтому я спустилась сюда из комнаты, расположенной этажом выше. Эти огромные каменные плиты с выступами – точь-в-точь хорошая лестница.

Вилли кивнул, и на его бледном, измученном лице появилось некое подобие усмешки.

– Значит, я мог и не калечиться. – Голос его звучал все еще хрипло, но теперь в нем было гораздо больше силы и уверенности.

Модести нежно взяла его руку. В том месте, где наручник разодрал мускулы, уже выступила кровавая полоса. Только теперь, осмотревшись, Модести заметила второй наручник, болтающийся на трубе, потом увидела свисающую с потолка проволоку, шурупы с отверстиями, и наконец ее взгляд остановился на желтой банке, из крышки которой торчал другой конец проволоки.

Модести медленно произнесла:

– Признаюсь, я только половину всего поняла, милый мой Вилли.

– В сущности, все прошло совсем не плохо. – Вилли провел рукой по лбу, смахивая пот. – И в конце концов, в такие переделки попадаешь не каждый день.

Прошло пятнадцать минут. Модести Блейз разобрала бомбу, вынула из гранаты взрыватель и открыла замок наручника, оставшегося на руке Вилли. Тот лежал на кровати, совершенно расслабившись, дымя сигаретой. В его желудке бултыхались две солидные порции неразбавленного виски, по телу разливалось приятное тепло.

К счастью, оказалось, что рука у него не сломана. Сидя рядом с ним, Модести делала ему перевязку. Капитан Сагаста вызвал было врача, но она отослала его обратно. Позвонила Стиву Колльеру, и тот на радостях так замысловато выругался, что, вероятно, и сам удивился этому.

Сагаста превратил номер во временный полицейский штаб. Он буквально не слезал с телефона. Злость не давала ему успокоиться. Он ненавидел американских гангстеров и излюбленные ими методы и уж никак не мог стерпеть такого наглого покушения на убийство на своей собственной территории.

Модести закрепила повязку, вынула сигарету изо рта Вилли, поцеловала его в щеку и вложила сигарету обратно. Она делала нечто подобное два или три раза за все годы их дружбы, и Вилли понял, какая тяжесть свалилась с ее души. Она уже приготовилась увидеть его мертвым. Или не увидеть вообще. А все получилось иначе.

Вилли Гарвин закрыл глаза, чувствуя себя безмерно счастливым. Он ведь тоже был уверен, что она мертва. Интересно, смог бы он сделать то, что сделал, если бы не думал так? Мелькнувшая у него мысль, что можно было бы этого и не делать, снова изумила его. Да, кобура Бухаймера – истинное произведение искусства, особенно после того, как он приспособил ее для Модести. А неплохо было бы своими глазами посмотреть, как она расправилась с Рейли. Такие эпизоды только в книгах можно найти.

Сагаста наконец положил телефонную трубку и встал.

– Пока ничего, – хмуро произнес он. – Я поднял на ноги всех своих людей. Боюсь, в ближайшее время мы потревожим своими расспросами множество ни в чем не повинных американцев.

Модести спросила:

– Когда мы можем считать себя свободными?

Капитан развел руками.

– Когда пожелаете. Неприятностей от Габриэля, пожалуй, пока больше не будет. Он в бегах и слишком занят спасением своей собственной шкуры.

– О, он наверняка вывернется, – заметила Модести. – Отсюда совсем недалеко до трехмильной зоны. Но, во всяком случае, сейчас ему не до нас. А как насчет того человека, которого я убила в вестибюле?

– Какого человека? Человека с автоматом, который мне угрожал? Да я его сам убил.

– Пулей двадцать пятого калибра, выпущенной из пистолета сорок пятого калибра?

Сагаста улыбнулся.

– Вряд ли полицейский врач будет спорить со мной.

– Это незаконно, Мигель.

– Конечно. Но меня интересует справедливость, а не законность. К несчастью, дистанция между этими понятиями иногда довольно велика.

Модести стояла перед ним, чуть заметно улыбаясь.

– Вы мне нравитесь, честный полицейский, – мягко сказала она. – Скоро я вернусь, чтобы поблагодарить вас. Не сейчас, но вскоре.

Темные глаза полицейского капитана ярко блеснули, и он ответил ей изящным поклоном.

– Никаких обещаний, прошу вас. Но знайте: я буду чертовски рад.

Глава 9

Просторное помещение с высоким потолком и толстыми каменными стенами было лишено окон и освещалось только электрической лампочкой. Где-то невдалеке слышался ровный гул работающего генератора.

В комнате находились два человека. Один из них, которому необыкновенно подходило прозвище Большой парень, снял наушники и выключил приемник. Потом он беззвучно рассмеялся, затрясшись при этом так, что складной стул под ним заскрипел.

На нем была армейская рубашка хаки и того же цвета брюки, прекрасно сшитые и даже в какой-то мере скрадывающие несоразмерность его фигуры.

– О Боже, Боже. Бедняга Габриэль.

Его собеседник тем временем делал гимнастические упражнения. Он был в белой спортивной куртке и темных, великолепно отглаженных легких брюках. Правильное, несколько высокомерное лицо, коротко подстриженные волосы. Даже занимаясь гимнастикой, он держался подчеркнуто прямо, словно старался ни на минуту не потерять военной выправки. Ему бы очень пошла старинная офицерская форма венгерской кавалерии. Звали его Венцель.

Снаружи, за скалами, окружавшими глубокую долину, под палящими лучами жестокого солнца, лежали в безмолвии пески пустыни. В самой долине, защищенной стенами камня, было тоже жарко, но не настолько. В комнатах и коридорах, высеченных из дикого камня руками давно умерших строителей, температура воздуха была лишь на несколько градусов выше обычной комнатной.

Венцель наконец закончил свои упражнения. Несколько раз подпрыгнув напоследок, он подошел к столу, на котором стоял радиоприемник.

– Девчонка у них? – спросил он.

– У них ее нет, – ответил гигант, расплываясь в широкой улыбке. – Гарвин их обдурил. Они схватили его и даже устроили ловушку для Модести Блейз. Ну что ж, она попала в нее – и пристрелила идиота, который собирался ее убить. Бедный Габриэль вынужден был рвать когти из Панамы со всей своей кодлой.

– Не вижу в этом ничего смешного, – хмуро произнес Венцель. Он говорил по-английски совершенно правильно, но с заметным акцентом.

– Ага. – Большие голубые глаза насмешливо посмотрели на Венцеля. – Естественно, ты не видишь. Я полагаю, что недостаток чувства юмора и глупость в человеке чаще всего успешно сочетаются. – Он с удовольствием наблюдал, как Венцель, стараясь осознать услышанное, мысленно разбивает фразу на части, потом краснеет от гнева, но изо всех сил стремится не показать этого. Венцель его немного побаивается, но только немного. При случае это надо исправить.

Венцель сказал:

– Время идет, девушка нам крайне нужна. А теперь что делать?

– Она сейчас наверняка на пути в Европу. Под опекой Гарвина и Блейз. Похоже, мне надо вмешаться самому. – И снова его плечи затряслись от беззвучного смеха.

– А Габриэль?

– Будет в Алжире через четыре дня. Я с ним там встречусь перед отъездом в Англию. О Боже, ну и злится же он, наверное.

– Время идет, – повторил Венцель.

– Ты уже это говорил. – Человек-гора улыбнулся. – Если еще раз скажешь, не знаю, смогу ли я удержаться от искушения и не сломать тебе какую-нибудь кость, майор Венцель. Может быть, это будет даже столь ценная для тебя правая рука.

Венцель плотно сжал губы.

– Мне не нравятся подобные угрозы.

– Тогда не провоцируй меня. Как вела себя наша рабочая сила, пока меня не было?

– У жены профессора Танджи случился припадок истерии. Курс лечения в комнате отдыха полностью излечил ее.

– Истерия? Миссис Танджи в истерике? – Эта мысль и удивила и развлекла великана. – Никогда бы в это не поверил. Как жаль, что я пропустил такой случай. Но, может, она повторит свой припадок – для меня. А как остальные?

Венцель пожал плечами.

– Ничего особенного. – В его тоне прозвучало нечто вроде сожаления. – Как вы могли заметить, они уже очистили большую зону захоронений. В работе они немного медлительны, но послушны. Жестокое обращение не заставит их работать лучше, только подорвет их силы, Думаю, сейчас я нашел наилучший способ управлять ими.

– А как там наши национальные меньшинства, эти дети Аллаха?

Венцель надолго задумался. Наконец сказал:

– С алжирцами-охранниками у меня нет проблем.

На какое-то время в комнате воцарилось молчание. Человек-гора вынул из нагрудного кармана плоскую металлическую коробочку и открыл ее. Внутри оказался белый кристаллический порошок. Не спеша он взял щепотку, поднес поочередно к обеим ноздрям и с силой вдохнул.

Венцель наблюдал за ним с ужасом и отвращением.

– Они написали в письмах, чтобы их забрал на обратном пути наш самолет? – спросил человек-гора, пряча коробочку.

– Да. Естественно, я их все тщательно просмотрел.

– Конечно, конечно. Все должно выглядеть, будто идет как обычно. – Из его глаз полились слезы, и он стал их вытирать носовым платком. – Сколько времени, по-твоему, займет наша работа при теперешней системе, майор Венцель?

– От одного месяца до пяти лет. Так долго мы не сможем изображать обыкновенную археологическую экспедицию.

– Верно. А с помощью девушки?

– Если она действительно способна на то, о чем говорил Габриэль, мы все закончим в несколько дней.

– В таких делах Габриэль ошибок не делает. Несколько дней. – Он вздохнул. – Какая жалость. Мне все это очень нравится. Здесь интересно и будет еще интереснее.

Венцель взял еще один раскладной стул и тоже сел, слегка наклонившись вперед.

– А вас не беспокоит, что Блейз и Гарвин могут вмешаться в наши дела?

Массивное лицо под совершенно не соответствующей ему соломенной копной волос дрогнуло. Великан радостно улыбнулся.

– Беспокоит? Объясните мне, пожалуйста, что вы имеете в виду, майор Венцель? Я не совсем понял, что бы это могло значить.

Венцель откинулся на стуле. Сформулировать ответ было для него нелегкой задачей. Наконец он сказал:

– Я имею в виду вот что. Судя по всему, что я слышал, они очень опасны. Они уже сорвали недавно крупнейшую операцию Габриэля и чуть было не уничтожили его самого. Не могут ли они сделать это еще раз?

– О нет, дорогой ты мой, конечно же нет, – почти ласково вымолвил гигант. – На этот раз, слава Богу, здесь присутствую я. – Он снова вытер выступившие слезы. – Но я надеюсь, что они рискнут вмешаться, Венцель. Я очень хочу самолично заняться Гарвином. – Он замолчал, что-то вспоминая. – Думаю, и ты не отказался бы от возможности… например, проткнуть Модести Блейз своей шпагой.

В глазах Венцеля вспыхнула холодная ярость.

– Да, я бы хотел этого. Очень даже хотел бы, – медленно проговорил он.

– Это было бы просто изумительно.

Венцель встал и двинулся к вытесанной из камня арке, за которой находился выход в долину. Человек-гора не обернулся ему вслед. Казалось, он грезил наяву, и грезы его были приятными.

Венцель остановился под аркой и спросил:

– Гарвин действует ножом, так я понял?

– При случае. – Голос прозвучал отрешенно и глухо. – И всегда чрезвычайно удачно. Он воспользовался им, чтобы расправиться с одним из подручных Габриэля. Именно поэтому Габриэль и догадался, что это был Гарвин.

– Нож, – повторил Венцель, не скрывая презрения. – Это не оружие. Инструмент мясников.

Майор вышел.

– Пуританин, – ласково сказал ему вслед человек-гора, и вновь его тело содрогнулось от приступа беззвучного смеха.

– Ради Бога, не делайте этого! – задыхаясь, с трудом выговорил Колльер, приблизившись к Дайне, лошадь которой уже перешла на рысь. Девушка повернула к нему голову и усмехнулась.

– Не волнуйтесь. На этом участке нет деревьев, а Джонатан никогда не спотыкается.

– Да я не за вас беспокоюсь. Вы скачете, как чертов кентавр, – раздраженно сказал Колльер. – Я о себе думаю. Когда вы мчитесь галопом, это настоящий класс. А я себя чувствую в этот момент просто мешком с картошкой.

Теперь они ехали неторопливым шагом вдоль западного края огромного пастбища, которое начиналось прямо позади конюшен, примыкающих к коттеджу. Это было загородное жилище Модести, расположенное в двух милях от деревушки под названием Бенилдон.

– Вы должны научиться работать коленями, – объяснила Дайна. – Захватывать ими бока лошади.

– Захватывать? Вы слишком жестоки. Если я стану давить, то или покалечу бедное животное, или же сам свалюсь со сломанной шеей. Когда вы скачете галопом, то и Кити начинает так же скакать. Но у нее нет чувства ритма, вот в чем беда. Держитесь левее, если хотите еще кататься.

У подножия холма располагались тир и площадка для стрельбы из лука. За три дня, проведенные в Бенилдоне, Дайна научилась стрелять из лука на небольшое расстояние, целясь по звуку. Для этого Модести просто установила за мишенями звонки, которые включались при нажатии кнопки на другом конце площадки.

– Пора, наверное, идти домой, – сказала Дайна. – Время пить чай. Господи, как мне нравятся эти английские чаепития. Пшеничные лепешки, масло, джем, мед, и все это под перезвон ложечек стукающихся о фарфор чашек. Держу пари, они почти прозрачные.

– Да, высокого качества, – подтвердил Колльер.

Общаясь с Дайной, он научился смотреть на многие вещи более пристально, чем прежде, и давать им более точную оценку. Прошло шесть дней после их возвращения из Панамы. Первые три они провели в доме Модести. Колльер с готовностью взял Дайну под свою опеку. Сама Модести куда-то исчезла, разумеется, не сообщив, как всегда, куда. Перед этим она много звонила за границу. Вилли Гарвин покинул Европу ровно через двадцать четыре часа после прибытия в Англию.

Поэтому именно Колльер водил Дайну Пилгрим по Лондону. Он учился мыслить не зрительными, а звуковыми и обонятельными образами. Дайне нравились фруктовые и овощные запахи рынков, смесь экзотических ароматов в районе Сохо. Ей понравилась река и парки, а от концерта в Фестиваль-Холле она просто пришла в восхищение. Колльер читал ей книги, играл с ней в карты и уже начал обучать игре в шахматы.

Переезд в Бенилдон восхитил девушку. Колльер невольно улыбнулся, когда вспомнил, как она стояла рядом с навозной кучей, с явным удовольствием вдыхая терпкий запах. Когда же он, не выдержав, расхохотался, она попыталась ввести его в необыкновенный мир запахов: заставила закрыть глаза и приказала забыть все, вдыхая сильный и богатый аромат. Модести застала их за этим занятием и пришла в полнейшее недоумение, которое разрешилось гомерическим хохотом.

Для самого же Колльера необходимость опекать Дайну Пилгрим стала скорее источником удовольствия, чем скучной обязанностью. По словам Модести, опасность со стороны Габриэля им не угрожала. Пока не угрожала. Конечно, рано или поздно он все равно даст о себе знать. Но за это время они попытаются опередить его – установить его местонахождение и разведать, что он затеял на этот раз. Именно поэтому Вилли и отправился на континент, чтобы, использовав свои старые связи в уголовном мире, постараться раздобыть информацию о Габриэле. Сама же Модести раскинула сети еще шире, хотя использовала для этого преимущественно телефон.

Глядя на Дайну, которая ехала рядом с ним, – с прядями волос медового цвета, выбивающимися из-под косынки, пылающими румянцем щеками, загорелым лицом, казавшимся теперь гораздо более юным, чем во время их первой встречи, – Колльер, без всякого сомнения, был доволен, что Модести и Вилли собираются настичь Габриэля и, вероятно, убить его. Он не испытывал от этого угрызений совести. Его беспокоила только трудность и опасность готовящегося предприятия.

– Как вы думаете, он сегодня приедет? – спросила Дайна, когда они приблизились к конюшне.

– Конечно, – заверил Колльер. Девушка имела в виду Вилли Гарвина. Стив хорошо знал, что только Вилли ей сейчас не хватало в жизни. – Он вчера вернулся из Амстердама. Модести говорит, ему надо еще уладить кое-какие дела… Но так или иначе он скоро будет здесь.

– Хорошо. Я по нему скучаю. Черт! Как пошло звучит! Я бы и по вам скучала, если бы вас здесь не было, Стив.

Колльер усмехнулся.

– Поздно. Слово не воробей.

Дайна скорчила смешную гримаску.

– Я слышала, как подъехала какая-то машина, когда мы проезжали мимо тира. Может, это Вилли.

Они слезли с лошадей и передали поводья работнику. Подойдя к коттеджу, Колльер увидел старенький «роувер», стоящий на газончике перед домом, весь в пыли после езды по сельским дорогам.

– Это не Вилли. Это Таррант.

– Таррант?

– Сэр Джеральд Таррант. Еще один друг Модести.

– Даже сэр? Он как, ничего?

– Вполне. Разговаривает всегда тихо, вам понравится. Воплощение старомодного обаяния. Относится к Модести как к собственной дочери. Но иногда дает ей задания, выполняя которые она вполне может расстаться с жизнью.

– Ага…

– Не говорите «ага». И не задавайте вопросов об этом, тогда все будет нормально.

Они подошли к открытым дверям. Дайна спросила:

– Я успею быстро умыться и переодеться перед тем, как буду представлена?

– Конечно. Я и сам собираюсь это сделать. – Колльер взял ее за руку и провел через дверь, ведущую в кухню.

Старинное здание коттеджа было искусно отделано и переоборудовано. Огромный холл украшал великолепный древний камин. Второй этаж представлял собой целый лабиринт коридоров, соединявших пять спален и две ванные комнаты.

– Вам помочь?

– Не надо. Здесь я уже все знаю.

– Отлично. Тогда жду вас в зале.

– Через десять минут.

В большой, уютной гостиной Таррант, откинувшись на мягком диванчике, вытянул затекшие ноги.

– Я уже почти забыл о деле Ааронсона.

– Правда? Я думаю, это было убийство, – сказала Модести Блейз, положив ноги на столик и устраиваясь в кресле поудобнее. На ней был желтый кашемировый джемпер с короткими рукавами, мини-юбка и легкие сандалии.

– Если так, им должна заниматься полиция, – заметил Таррант. Он кивнул на фоторобот, который Модести держала в руках. – Я передал это им. Пока ничего не нашли. Сильно сомневаюсь, что этот тип все еще не покинул страну. Но, может, я и ошибаюсь. Из морских портов и аэропортов никаких новостей. У Фробишера тоже ничего нет, хотя не заметить такого человека просто невозможно.

– Да, если он будет проходить досмотр. Но у недр, возможно, нашлись другие пути.

Когда Таррант молча пожал плечами, Модести с удивлением посмотрела на него и заметила:

– Я что-то вас не понимаю.

– Теперь это уже не мое дело. Ааронсон был моим старым другом, поэтому я и просил вас навестить эту экспедицию в Масе. Теперь он мертв, так что надобность в поездке отпала.

– А я-то думала, что вы еще более заинтересуетесь этим. Ааронсона кто-то убил…

– Если убил. Мы не можем этого утверждать. – Таррант посмотрел в окно и отрешенно проговорил: – Забудьте об этом, Модести. У вас и без того хватает забот г. Габриэлем.

– Пока да. Но я рассчитываю быстро закончить с ним. – Помолчав, девушка хмуро добавила: – Нам надо торопиться ради Дайны. Когда все кончим, займемся Масом.

– Нет, – отрезал Таррант и постарался сменить тему: – Послушайте, Модести, я голоден и хочу пить. Неужели вы так и не предложите мне чаю?

Несколько секунд Модести пристально смотрела на него, потом вдруг улыбнулась и встала.

– Через пять минут. Жду, когда все соберутся. Дайна просто обожает английские чаепития. Она с радостью познакомится с таким образцовым английским джентльменом, как вы.

– Пусть она сохранит эту иллюзию, – мрачно заметил Таррант. – Не говорите ей, что я собой представляю на самом деле.

Когда Модести вкатила столик с чайными принадлежностями, Колльер представлял Тарранта Дайне. Таррант держал руку девушки, низко склонив голову.

– Считает ваши пальцы, – сказала Модести. – Помогите мне потом, если от вашей руки что-нибудь останется.

– Наглая клевета, – буркнул Таррант. С этими словами он удивленно взглянул на Модести, которая только кивнула головой и жестом предложила ему понаблюдать за девушкой.

Завороженно Таррант смотрел на Дайну, которая, вбирая трепещущими ноздрями запахи, быстрыми движениями ощупывала чашки и тарелки, расставленные на чайном столике.

– Пшеничные лепешки, клубничный джем, – радостно проговорила она. – Кто будет наливать чай?

Все заговорили легко и непринужденно.

– А Вилли сегодня не приедет? – спросил Таррант, когда Дайна передала ему вторую чашку.

– Он может приехать в любое время, – ответила Модести. – Но я даже не уверена, что говорила именно с ним.

– Почему же? – удивился Колльер.

– Он забыл о подарке. Всегда, когда Вилли куда-нибудь уезжает, он обязательно возвращается с подарком для меня. А из Панамы ничего не привез.

– Похоже, ты превращаешься в наемника, – шутливо проворчал Колльер. – Но ведь в Панаме он был немного занят. А что бы, к примеру, ты хотела получить от него?

– Никакой я не наемник. Просто мне нравится получать от Вилли подарки. К тому же я никогда не имею ни малейшего представления, что это будет. Они не бывают очень дорогими, но всегда какие-то особенные.

– Например, парочка короткоствольных крупнокалиберных пистолетиков, инкрустированных драгоценными камнями, – ввернул Таррант.

Колльер поморщился.

– Опять оружие.

– Антикварное, – уточнила Модести, ставя чашку на стол. – Они просто великолепны. А в прошлом году он привез мне застежку-»молнию».

Колльер изумился:

– Тоже антикварную?

– Нет. – Модести улыбнулась. – Но уникальную в своем роде. Ручной работы. Ее сделал один человек в Бангкоке. Зубчики у нее в дюйм длиной и в четверть дюйма толщиной, но выполнены великолепно. В начале здоровенное серебряное кольцо. Я специально сшила к ней вечернее платье, чтобы «молния» расстегивалась впереди снизу доверху.

– А я тебя в нем не видел, – заметил Колльер.

– Тебя тогда здесь не было. Когда я пришла в нем на балет в «Ковент-Гарден»[6]6
  «Ковент-Гарден» – оперный театр в Лондоне.


[Закрыть], там все просто глаз с меня не сводили. Надену его, если ты пригласишь меня…

Модести не договорила. Колльер вдруг тихонько застонал и закрыл ладонью глаза.

– Да, черт побери! Я же положил это на холодильник. Ты что, не видела?

– О чем ты?

– Небольшой пакетик, надписанный почерком Вилли. Почтальон принес его сегодня утром, когда ты была в деревне. – В его голосе зазвучало возмущение. – Эта канадская девчонка должна была мне напомнить о нем!

Дайна вскочила на ноги.

– Я?! Да вы мне ничего об этом не говорили!

– Хватит ругаться по пустякам, прощу вас. – Колльер встал и прошел в кухню. Вернувшись, он вручил Модести небольшой пакет размером с коробку для сигар. – Марок, как видишь, нет.

– Самый безопасный способ доставки.

– Но мне пришлось оплатить почтовые расходы.

– Надеюсь, это тебя не разорило.

– Прости, дорогая. Пора, наверное, мне чистить навоз в конюшнях.

– Нет. Просто ты слишком старательно обучался у Дайны искусству чувствовать запахи мира. – Модести осмотрела пакет со всех сторон и распечатала его. – Все Вилли про вас расскажу.

– Верная мысль, – одобрил Таррант. – Вилли где-то сейчас мотается по разным дорогам. Когда приедет, сможет заняться Колльером…

Он замолчал, уставившись на Модести.

Та открыла пакетик, но не развернула его. Она заглянула внутрь, и на лице ее появилось такое выражение, какого Тарранту еще не приходилось видеть.

Никто не проронил ни слова. После долгой паузы Модести встала, подошла к столику у окна, осторожно что-то вынула из пакета и аккуратно положила на столик.

Таррант встал, взял Дайну за руку и провел ее к окну. На квадрате черного бархата лежало жемчужное ожерелье. Модести приподняла его и замерла, не сводя с него глаз, все с тем же странным, отрешенным лицом.

Колльер тихо объяснял Дайне:

– Жемчуг. Ожерелье. Изумительное. – Потом обратился к Модести: – Да, это что-то особенное. И если это не очень дорогая вещь, то я, очевидно, королева Болгарии.

У Тарранта перехватило дыхание. Ожерелье состояло из тридцати семи жемчужин. Центральная была не меньше чем в сотню гран, затем жемчужины постепенно уменьшались. Все они были искусно отшлифованы и соединены серебряной цепочкой. Ожерелье сияло мягким блеском и поражало естественной красотой, характерной для природного жемчуга. Его кажущаяся простота достигалась уникально гармоничным сочетанием всех жемчужин. Окраска их постепенно менялась, переходя от очаровательно розовой, цвета акульего плавника, в центре – к серебристой, металлического оттенка, у сверкающих семидесятиграновых жемчужин, как бы отбрасывающих отсвет на ослепительно белые более мелкие экземпляры. На обоих концах серебряной цепочки были прикреплены небольшие черные жемчужинки.

Наконец Таррант сказал:

– Отбросим в сторону условности. Искренне заявляю – за эту побрякушку дадут по меньшей мере двадцать пять тысяч фунтов стерлингов.

Колльер перехватил взгляд Модести, потом посмотрел на Дайну и спросил:

– А мне можно?

Модести кивнула. Он осторожно взял ожерелье и положил его в руки слепой девушки.

– Подержи его. Дайна.

– Не представляю, где бы он мог его купить в Панаме, – заметил Таррант. – На Рю де Пэ в Париже скорее всего.

Модести покачала головой, не сводя глаз с ожерелья, которое Дайна медленно ощупывала – жемчужину за жемчужиной – своими нежными пальцами.

– Вот она. – Дайна улыбнулась. – Да, это она. Точно. Именно ее Вилли нашел в тот день, когда спас меня от убийц. Она была внутри какого-то… Как он его назвал? Недозревшее образование? Он ее там нашел и был очень доволен.

– Нашел? – непонимающе переспросил Колльер.

Модести наконец заговорила – впервые с той минуты, когда распечатала пакет, – и голос ее звучал как-то необычно.

– Да… теперь я понимаю, чем он занимался во время этих таинственных исчезновений на протяжении последних семи лет. Припоминаешь, Стив? Таких жемчужин ты в жизни не видывал. Я сама впервые вижу такое сочетание красок. Дело в том, что они все из разных частей света. – Модести посмотрела сначала на Колльера, потом на Тарранта и в восхищении покачала головой. – Вилли их не покупал. Он доставал их со дна моря, одну за другой.