Текст книги "Полная история Белого движения"
Автор книги: Питер Кенез
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
Большевики и их враги внимательно следили за тем, как казаки отреагировали на Октябрьскую революцию. Многие верили, что если и существует сила, способная защитить Временное правительство, то это казачьи войска, воюющие за русский престол на протяжении веков. Но, тем не менее, в тяжелые дни даже они не смогли противостоять большевикам. Правительство в Петрограде понимало, что казаки не могут сражаться одни, им нужна поддержка артиллерии и пехоты, которой было неоткуда взяться. К тому же пропаганда большевиков разлагала некоторую часть казаков, поэтому офицеры не могли быть полностью уверены в их преданности. Совет Союза казачьих войск, самая мощная казачья организация, оказавшая когда-то поддержку Корнилову, был вынужден оставаться «нейтральным» во время восстания большевиков.
Тем не менее, многие возлагали большие надежды на казаков. Они верили, что если казаки не могут сражаться за закон и порядок на территории всей страны, то они, по крайней мере, будут защищать собственную землю. На своих землях они будут сохранять стабильность, а это, как рассуждали, даст антибольшевистской организации передышку и убежище, место для создания противодействующей силы. На самом деле они надеялись, что будущие белые предводители смогут сосредоточиться на казацкой земле Донского войска, чей атаман, генерал Каледин, был человеком консервативных убеждений.
И в самом деле, атаман Каледин не разочаровал своих друзей. Он не сомневался в своем отрицательном отношении к большевизму, но вскоре осознал, что он беспомощен, так как нет войск, на которые он мог бы рассчитывать.
27 октября, сразу после того, как получил новости о революции в Петрограде, он, как глава войскового правительства, пригласил членов Временного правительства в Новочеркасск, чтобы присоединиться к ним в организации антибольшевистского восстания. В своей телеграмме он дал им гарантии безопасности во время пребывания в Донской области. Возможно, из-за этой телеграммы столица Дона была полна слухов о том, что приехал бывший председатель правительства Керенский. Эти слухи были ложными, так как Керенский решил не принимать гостеприимное приглашение своего бывшего политическою врага Каледина. Приказ Каледина 31 октября также доказывает, что он переоценил свои силы. Он приказал 7-й казачьей дивизии занять Воронеж, что должно было стать первым шагом борьбы с большевизмом. Дивизия так и не вышла за пределы Донской области, так как казаки, попавшие под влияние солдат, только что вернувшихся с фронта, решили просто разойтись. После этого инцидента Каледин снизил уровень поставленной задачи до защиты только своего войска.
Область Войска Донского в 1918 г.В Донской области, как и на территории всей России в это время, возвращающиеся с фронта массы солдат было очень сложно контролировать. Частично этой области просто не повезло: именно через ее территорию проходили части, возвращающиеся с Кавказского фронта. Так как железные дороги не справлялись с нагрузкой, многим вернувшимся солдатам приходилось ждать в Ростове или Новочеркасске, что способствовало распространению беспорядков. Казачьи полки с запада также вскоре должны были прибыть. Сначала Каледин очень обрадовался, что они были более дисциплинированны, чем неказачьи, и он надеялся использовать их против большевиков. Эта надежда не сбылась, так как фронтовики не видели причин биться с большевиками, обещавшими скорое окончание войны. Каледин, покинувший фронт после Февральской революции, не понимал изменений, произошедших в сознании казаков. Прибытие каждого полка было очередным разочарованием для него, и он постепенно начал понимать, как много военной мощи ему не хватает.
Возвращение неказачьих отрядов было на руку большевикам. Это не значит, что они были готовы воевать, но в своем большинстве они предпочитали Ленина Каледину. В декабре произошел очень интересный случай. Некий местный большевистский руководитель решил попробовать положить конец открытому сопротивлению правительства Новочеркасска и приказал 15-му пехотному полку 39-й дивизии, стоящему в Ставропольской губернии, двинуться на областную столицу. Каледин поручил защиту 35-му казачьему полку 8-й дивизии. Но казаки и солдаты отказались сражаться друг с другом. Они по соглашению расположились в нейтральной зоне, и ни одна сторона не выполняла приказы офицеров стрелять. Этот инцидент, конечно, иллюстрирует как несостоятельность большевиков, так и слабость правительства Новочеркасска.
В этой ситуации, когда солдаты отказывались сражаться, подразделения, выполняющие приказы, приобрели особую ценность. Недисциплинированные, как, например, моряки Черного моря, они все же способствовали огромному росту сил большевиков. Красные подразделения, сформированные из рабочих и шахтеров Донской области, также сыграли очень важную роль, несмотря на свою неопытность.
Политическое значение шахтеров и рабочих не зависело от их численности. Причиной стало то, что только пролетариат взял в руки оружие, в то время как крестьянство – казаки и иногородние – оставались неподвижны. Рабочие трех самых крупных промышленных зон Дона (Ростов, Таганрог и Донецкий бассейн) ненавидели казачье правительство с Февральской революции. Шахтеры примкнули к большевикам. А среди рабочих Таганрога и Ростова меньшевики, ненавидящие Каледина почти так же, как и большевики, в октябре составляли большинство. После октябрьских событий влияние большевиков стало доминирующим. Затем выборы показали высокий рост представителей большевиков в Учредительном собрании, особенно среди рабочих. В Ростове партия большевиков набрала 25 569 голосов. За казаков проголосовало 14 248, за кадетов – 13 677, за социал-революционеров – 7565, а за меньшевиков – 4615.
В войсковом правительстве большинство голосов получили казацкие кандидаты (640 тысяч), но их победа была призрачной: иногородние распределили свои голоса на две группы: за социал-революционеров (480 тысяч) и за большевиков (250 тысяч), обе партии отрицательно относились к привилегиям казаков. Если бы граница проходила между казаками и большевиками, то иногородние бесспорно присоединились бы к большевикам. В октябре 1917 года многие иногородние примкнули к большевикам, надеясь получить казацкие земли.
Каледин мог рассчитывать только на старых казаков, фронтовики были вооружены, но ему не подчинялись. Казачье правительство надеялось побороть режим Ленина, но вскоре стало ясно, что оно даже не в состоянии подавить местных революционеров.
Войско было фактически независимым с тех пор, как отказалось выдать Каледина Временному правительству. 20 ноября правительство формально объявило свою независимость до формирования нового законного правительства в России. Такое же решение было принято на третьем собрании Круга 15 декабря.
Вот в такой нестабильной и недружелюбной политической обстановке генерал Алексеев начал создание своей армии. Присутствие Алексеевской организации вскоре стало неизменным фактором местной политики, и офицеры также стали играть важную политическую роль, оказывая поддержку Каледину в его борьбе с большевиками и их союзниками.
Каледин разрешил приезжать офицерам и оставаться в госпитале в доме номер 39 на Барочной улице. Так как в этом госпитале не было пациентов, медицинский персонал делил с офицерами целое здание. Чтобы избежать трений с местным населением, Алексеев приказал своим последователям притвориться ранеными и больными и не покидать госпиталь без его разрешения. 17 ноября армия состояла из 40 человек. Эти 40 человек составляли первый офицерский эскадрон, и эта дата, 17 ноября, позже стала днем рождения Добровольческой армии. Официальное зачисление в армию, однако, началось лишь в конце месяца. Добровольцы записывались на четыре месяца, им не платили жалованье, обещали лишь питание.
Маленький отряд рос очень медленно, и к концу ноября составлял 300 человек. Создание организации было подвержено угрозе требования Каледина вывести ее с территории Дона в течение двух недель. Каледин, безусловно, разделял взгляды Алексеева, но находился под давлением своих казаков, которые думали, что большевики могут атаковать Донскую область, так как на ее территории нашли убежище их враги. Каледин предложил Алексееву Ставрополь и Камышин в качестве новых штабов. Но население этих городов было настроено еще враждебнее, и вряд ли малочисленной армии удалось бы выжить на неказацкой земле.
Алексеев, вместо того чтобы планировать вывод войск, продолжал заниматься организационной работой. Он обратился за помощью к генералу Щербачеву, командующему Румынским фронтом, который, возможно, по причине удаленности от главных промышленных центров России был хуже всех организован. Щербачев отказался помочь Белому движению. Даже Рузский и Радко-Дмитриев, два других хорошо известных генерала мировой войны, проживающие на Северном Кавказе, отказались сотрудничать. Через сестру Нестерович Алексеев был на связи с бывшим военным министром Гучковым, считавшим развитие антибольшевистского движения в Сибири наиболее важным, но, несмотря на многочисленные обещания, данные Нестерович, он присылал лишь незначительные суммы.
Нехватка средств среди огромного количества проблем в наибольшей степени осложняла ситуацию. Несмотря на прекрасные контакты с московскими и петроградскими богачами, в первые месяцы формирования армии он получил лишь несколько тысяч рублей. Офицеры жили в бедности. Полковник жаловался Нестерович, что офицеры приходят к нему с просьбой дать хотя бы пятьдесят копеек на папиросы, а он даже не в состоянии помочь им.
Очень сильным было разочарование, когда в конце месяца армия насчитывала лишь 300 человек. Каледин не мог навести порядок в своих войсках и был вынужден обратиться за помощью к Алексееву. Офицеры-добровольцы выполняли роль полицейских. Они делились на маленькие отряды под командованием казачьих офицеров и выполняли задание, сталкиваясь с большими сложностями. На железнодорожных станциях они сдерживали солдат, требующих поездов нужного им направления, в станицах добровольцы защищали население от голодных дезертиров, пытающихся взять еду силой. За это правительство Дона платило офицерам и, что, возможно, более важно, вооружало их.
Армия была плохо экипирована: в начале декабря, когда армия уже насчитывала около 600 офицеров, имелось лишь 100 винтовок, а пулеметов не было вообще. Каледин был бы рад помочь, но не мог, так как все склады контролировались военными комитетами, враждебно настроенными к белым. Добровольцы получали винтовки и другую амуницию, в основном разоружая дезорганизованные отряды.
Эти отряды были опасны для всех: и для Добровольческой армии, и для атамана Каледина. Объявление атамана о независимости было равносильно объявлению войны большевикам, и это привело к агрессивным действиям с обеих сторон. Первый ответный удар пришел со стороны шахтеров Макеевки, которые устроили забастовку, когда Каледин объявил Дон Советской республикой. Само по себе это не имело важного политического значения, но возникли сложности, когда началась забастовка: добыча угля снизилась настолько, что его не хватало даже для нужд самой Донской области.
1 декабря 272-й пехотный полк (неказачий) принял решение отказать в признании руководства донского правительства. Так как он располагался в Новочеркасске, последовал немедленный ответный удар. Два дня спустя Каледин обезоружил бунтующих при помощи алексеевских офицеров. Очень характерной чертой создавшейся ситуации было то, что этот полк позволил обезоружить и распустить себя без сопротивления и единого выстрела. Это событие имело важные последствия, касающиеся будущего добровольцев. Атаман осознал, что зависит от Алексеевской организации, и позволил остаться офицерам на территории Донской области сверх двухнедельного оговоренного срока.
Новость о том, что большевики послали отряд Красной гвардии, чтобы занять область, создала ощущение кризиса в Новочеркасске. В условиях угрозы внешней атаки и внутренних беспорядков 5 декабря Каледин объявил военное положение. В своем манифесте Каледин особо обращался к рабочим, обещая, что их Советы не будут тронуты, если они не будут вмешиваться в происходящее, не касающееся их лично. Этот же манифест также обещал, что казачьи войска не будут пересекать границы Донской области.
Большевики вели приготовления к сражению. В ноябре, при участии социал-революционеров и меньшевиков, они создали Военно-революционный комитет в Ростове. Большевистский Центральный комитет Ростова – Нахичевани послал к черноморским морякам в Севастополь делегацию, попросив их оказать им помощь в борьбе против Каледина. Как обычно, большевики могли рассчитывать на моряков. Корабли причалили в Ростове, и организация черноморских моряков послала телеграмму в Новочеркасск, требуя отменить военное положение в Ростове. В своей телеграмме матросы обвинили Каледина в том, что он прижимает крестьян (особенно иногородних), преследует шахтеров и поэтому не поставляет достаточно угля и продовольствия для России. Ростовский Военно-революционный комитет, вдохновленный поддержкой моряков, рассчитывая на помощь местных большевистских отрядов и батальонов рабочих, 9 декабря решил не признавать руководство войскового правительства. Это было восстание. Небольшевистские члены комитета были не согласны с таким решением и покинули его. Генерал Потоцкий, командующий небольшевистским городским батальоном, хотел распустить весь комитет, но оказался не в силах сделать это. Его казаки, не желающие сражаться, сложили оружие и бежали в Новочеркасск. Потоцкий был заключен в тюрьму с другими командирами его батальона. Большевики контролировали город в течение пяти дней.
Тем не менее, военное положение Каледина было сложным; после бесполезных переговоров с Военно-революционным комитетом он решил взять Ростов. Наступление, которое началось 9 декабря, может считаться неофициальным началом Гражданской войны. Это случилось в День святого Георгия, покровителя России, и многие считали это важным совпадением.
Первое сражение пошло по старому сценарию: Каледин обратился к казакам, и они отказались подчиниться. Затем Каледин обратился за помощью к Алексеевской организации. Алексеев отдал всех своих офицеров в его распоряжение: 400–500 офицеров отправились из Новочеркасска в Ростов сражаться с большевиками. Количественно они уступали красным, тем не менее офицеры перехватили инициативу и выиграли. Победа была достигнута благодаря решительности и военным способностям. Успех белых офицеров вдохновил некоторые казачьи войска, участвовавшие во второй части операции, но главная заслуга принадлежит офицерам Алексеева. Сопротивление большевиков закончилось 15 декабря, наиболее заметные лидеры большевиков бежали, солдаты вернулись в свои бараки, а красногвардейцы вновь стали мирными гражданами.
Каледин вошел в Ростов 15 декабря. Основные силы он потратил на восстановление мира, а не на искоренение большевизма. Он потребовал от рабочих сдачи оружия, и большинство подчинилось. Часть населения даже называла его освободителем. Каледин тем не менее не считал себя победителем:
«Мне не нужны аплодисменты. Я не герой, и мой приезд не праздник. Я приехал в ваш город не как счастливый завоеватель. Была пролита кровь, и нам нечего радоваться. У меня нелегко на сердце. Я выполнил свой гражданский долг, и мне не нужны аплодисменты».
Победа в Ростове продлила жизнь казачьему правительству. Атаман получил признание, и это было подходящее время для новых реформ.
На заседании Круга самой важной темой было уравнивание статуса иногородних в правительстве с казачьим. Так как Донская область являлась интегральной частью России, казачьи органы самоуправления рассматривались как агентство только по решению казачьих проблем. Продолжение такой политики после объявления независимости можно было бы назвать диктатурой одной части населения над другой. Влияние большевиков на неказацкое население было достаточно сильным, и, так как их представителей не было в правительстве, было трудно их контролировать.
Генерал от кавалерии Алексей Каледин
Этот вопрос очень жарко обсуждался. Самым убежденным борцом за равенство был казацкий социалист П. М. Агеев, его поддерживал С. Г. Елатонцев, член правительства. Фронтовики разделяли убеждения Агеева, но только по одной причине. Они верили, что благодаря этому можно достичь мира. Большинство представителей оппозиции были из Черкасской области, самой богатой на Дону, где казачьи земельные участки были самыми крупными. Богатые казаки боялись, что если иногородние займут места в правительстве, то земельная реформа урежет их права.
Атаман, вернувшись из Ростова, обратился к Кругу. Его престиж был очень высок. Он выражал свое мнение о равенстве довольно решительно и настаивал на том, чтобы иногородние заняли места в правительстве.
Круг решил:
1) отдать всю власть правительству войска до тех пор, пока не будет сформировано законное правительство России;
2) отдать половину постов (восемь) в правительстве представителям неказацкого населения;
3) созвать Учредительное собрание 11 января.
Рождение Добровольческой армии
Победив большевиков в Ростове, их главном опорном пункте Донской области, армия Алексеева спаслась от неминуемой опасности. Она также заслужила признательность казачьего правительства, по крайней мере, оно стало относиться к Алексееву как к защитнику Дона. Тем не менее, создание армии оставалось трудно осуществимым по трем причинам. Во-первых, у Алексеева было слишком мало добровольцев и недостаточно средств. Во-вторых, тяжелый ближний бой ослабил Алексеевскую организацию. В-третьих, несмотря на тот факт, что армия спасла Дон от большевиков, местное население было все еще враждебно к ней настроено.
С середины декабря до середины января в среднем 75–80 добровольцев в день прибывало в Донскую область. К концу этого периода Добровольческая армия состояла из 3 тысяч человек – небольшое количество, если учесть, что российская армия насчитывала несколько сотен тысяч офицеров в конце мировой войны.
Такая реакция большинства офицеров стала горьким разочарованием для лидеров Белого движения, и кое-что они даже не могли объяснить в своих мемуарах. Пожалуй, наиболее частое объяснение, найденное в мемуарах, было то, что путешествие в Донскую область было очень опасным, и офицеры, готовые прийти на помощь, просто не могли добраться до Новочеркасска. Это объяснение не очень убедительное. Если даже некоторые хорошо известные генералы смогли приехать, иногда даже не пытаясь скрыть свое происхождение, то средний офицер наверняка бы смог сделать то же самое. Факт, что не было зафиксировано ни единого случая, что известный военный руководитель был арестован только потому, что его подозревали в желании присоединиться к генералу Алексееву. Контроль большевиков был слаб даже в столицах, и красные не смогли бы остановить поток офицеров, даже если бы подозревали, какая им угрожает опасность. Большевики освободили генерала Краснова, который вел армию против Петрограда, после недолгого заключения, и не было смысла препятствовать и другим офицерам. Это не значит, что Ленин и Троцкий были слишком самоуверенными, они просто не знали, с какой стороны ждать опасности.
Мы не должны забывать, что большое число офицеров, живущих в Донской и Кубанской областях, также не захотели вступить в Добровольческую армию. История набора в армию в ростовском бюро прекрасно иллюстрирует эту ситуацию. Бюро выросло из отряда организованного офицерами, проживающими в Ростове, во время недолгого правления большевиков в декабре. После поражения красных около двух сотен офицеров объединились вместе и выбрали генерала Черепова главой офицерского собрания, чтобы координировать его работу с казачьим правительством. Благодаря пониманию между Алексеевым и Калединым организация Черепова была предоставлена Алексееву. Таким образом, организация в Ростове становилась частью Алексеевской организации, и в городе открылось Бюро записи добровольцев. Так как большинство из отряда Черепова было заинтересовано лишь в местной победе, в это время многие покинули его.
Набор в армию в Ростове шел очень медленно. Бюро набрало меньше добровольцев, чем было количество покинувших отряд Черепова, когда он стал частью Алексеевской организации. Руководители армии в Новочеркасске планировали сформировать Ростовский офицерский полк, но добровольцев для этого едва ли было достаточно, поэтому была создана Ростовская офицерская рота. Когда Добровольческая армия начала Кубанский поход, лишь одна треть от 200 человек Ростовской офицерской роты последовала за ней.
Зачисление в армию во втором по величине городе Дона, Таганроге, шло еще более медленно. Там проживало около сотни офицеров, но за месяц работы бюро записалось в армию лишь 50. В Донской и Кубанской областях, а также в Минеральных Водах на Северном Кавказе проживали тысячи офицеров, но Алексеев напрасно взывал к ним. Он дважды ездил в Екатеринодар, но безуспешно.
Объясняя неудачи добровольной мобилизации, Деникин ссылался на тот факт, что правительство Дона, охраняя автономию, не разрешило Алексееву и Корнилову объявить призыв в армию. Деникин, наверное, забыл тот факт, что Корнилов, игнорируя просьбы донского правительства, издал такой приказ 11 января 1918 года. Хотя если бы Корнилов издал этот указ месяцем раньше, то ситуация могла сложиться совсем по-другому.
Некоторые историки считают, что тогда и позже офицеры не присоединились к Добровольческой армии, так как лидеры Белого движения не предложили позитивной идеологии. Утверждение, касающееся людской мотивации, кажется очень реалистичным, так как, возможно, продуманная программа увеличила бы число желающих вступить в армию. Но даже в перспективном будущем невозможно себе представить, что бы это была за программа. Некоторые, например лидеры армии, считали, что политическая программа ослабит армию, а консервативная, напротив, многих отпугнет.
Призыв Алексеева и Корнилова оставался без ответа по тому же ряду причин, по которому казаки отказались воевать на стороне большевиков. После месяцев сплошных политических переворотов русские офицеры все еще хотели мира любой ценой. Добровольческая армия, тем не менее, требовала продолжения войны с Германией, а как предварительное условие – разгрома большевистского режима. В нежелании продолжать войну с иностранным врагом обе стороны – офицеры и рядовые – сходились во мнениях. Возможно, набор рекрутов шел бы быстрей, если бы Корнилов и Алексеев поняли, что Россия уже не сможет занять свое место в мировой войне и что лучше сконцентрировать все силы на борьбе с большевиками. Но просить генералов отказаться от войны с иностранным врагом было бы равносильно просить их не быть самими собой. Алексеев и Корнилов считали большевиков немецкими агентами, и для них не было смысла бороться лишь против агентов.
