355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Петрусь Бровка » Избранная лирика » Текст книги (страница 1)
Избранная лирика
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 00:07

Текст книги "Избранная лирика"


Автор книги: Петрусь Бровка


Жанры:

   

Лирика

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

ПЕТРУСЬ БРОВКА

ИЗБРАННАЯ ЛИРИКА

Библиотечка избранной лирики

Издательство «Молодая гвардия, Москва, 1966

Scan, OCR, SpellCheck А.Бахарев

Содержание

От составителя. Евг. Мозольков

Утро. Перевод Я. Хелемского

Криница. Перевод В. Звягинцевой

Надя-Надейка. Перевод Д. Осина

Возвращение музыканта. Перевод А. Прокофьева

Если б мог я... Перевод А. Кудрейко

Кивач. Перевод Д. Осина

Бондарь. Перевод Д. Осина

Дубовый лист. Перевод Я. Хелемского

Журавли. Перевод Д. Ковалева

Жаворонок. Перевод Д. Ковалева

Пахнет чабёр. Перевод Я. Хелемского

Ошибка. Перевод Я. Хелемского

Жёрнов. Перевод Я. Хелемского

Тропинка в Остэр-Бее. Перевод Я. Хелемского

Александрина. Перевод М. Исаковского

«Казался веком день весенний...». Перевод Я. Хелемского

«Чуть угловата, острогруда...». Перевод Я. Хелемского

«Я знаю: красоту любимой...». Перевод Я. Хелемского

«Сентябрь засыпал все тропинки...». Перевод Я. Хелемского

«Пылают клёны у дорог...». Перевод Я. Хелемского

Слава. Перевод Я. Хелемского

«Я много знал самовлюблённых...». Перевод Я. Хелемского

Письма. Перевод Я. Хелемского

«Люблю я солнышко в зените...». Перевод Я. Хелемского

«В стихах воспето всё на свете...». Перевод Я. Хелемского

Зимнее. Перевод Я. Хелемского

«Ещё я крепок и подвижен...». Перевод Я. Хелемского

Основные книги П.У. Бровки

ОТ СОСТАВИТЕЛЯ

Нежные и суровые, всегда искренние стихи, песни и поэмы Петруся Бровки

стали спутниками жизни нескольких поколений советских людей.

Ми привыкли встречать его произведения в дни наших праздников, вспоминать его лучшие строчки в часы раздумья, вглядываясь в будущее или

воскрешая в душе минувшее.

Народный поэт Белоруссии Петрусь Бровка родился 25 июня 1905 года в

крестьянской семье. Хорошо помнит он убогую, безрадостную жизнь старой

дореволюционной белорусской деревни, кабалу помещиков и кулаков, произвол и

насилие царских чиновников.

Осенью 1924 года Петрусь Бровка – председатель сельсовета. Вскоре

комсомольская организация посылает его на газетную работу в Полоцк. Здесь на

страницах окружной газеты в 1926 году появляются первые стихотворения Бровки.

С горячей песней в сердце прошёл поэт-коммунист вместе со своей страной

большой путь напряжённого творческого труда, борьбы, роста. Десятки книг

стихов и поэм Петруся Бровки, в том числе книга «А дни идут...», удостоенная

Ленинской премии, получили признание миллионов читателей. Мне вспоминается, как взволнованно звучали его стихи в годы Великой Отечественной войны.

Вызванное войной огромное напряжение сил помогло поэту открыть в себе новые

возможности. Стих его становится ещё напевней, музыкальней. В лучших его

стихах военного времени многое – от песни, в частности – от народной песни.

Любовь к земле, которая вскормила его, по которой пролегли незабываемые

тропинки детства и пути-дороги его боевой комсомольской юности, – любовь к

этой земле живёт в каждой строчке поэта.

Поэзия Петруся Бровки близка нам своими высокими гражданскими чувствами, революционным пафосом, который соединяется с самым тонким неподдельным

лиризмом. Художник, чьё творчество может служить примером боевой, политически

страстной поэзии, Петрусь Бровка написал много волнующих лирических

стихотворений – раздумий о юности и старости, любви, смерти и вечном

обновлении жизни. Мы видим, как в стихотворениях поэта последнего времени, в

частности, в сборниках «А дни идут...», «Труби, мой бор!», его поэзия

становится особенно человечной, задушевной, эмоционально богатой. Примером

глубокого и вместе с тем поэтического осмысления темы смены поколений может

служить стихотворение Бровки «Дубовый лист». Любовь к жизни, сознание до

конца исполненного долга, глубокое ощущение своей связи с будущим – вот

истоки той силы, которая сильнее страха уничтожения, которая делает

«оптимистической» трагедию смерти.

Умение установить дружескую, «интимную» связь с читателем, особый

доверительный тон обращения П. Бровки к своему современнику высоко оценил

замечательный советский поэт, обычно сдержанный в своих оценках и признаниях, Михаил Светлов. В заметке «Письмо вместо рецензии» он писал П. Бровке: «Я

тебя люблю за то, что ты умеешь беседовать. Будь ты в Полесье или в Америке, ты беседуешь со мной. Это драгоценный дар... Ценность поэта заключается в его

особенности. Когда ты говоришь... я сразу вижу тебя. Тебя, умеющего писать

только добрые книги, тебя, который может завоевать любую аудиторию».

Присоединяясь к этим словам, остаётся выразить уверенность, что самая

широкая аудитория любителей поэзии с удовлетворением примет эту небольшую

книжечку.

Евг. Мозольков

УТРО

Всё радует меня порой весенней:

Зелёный бор шумит над головой,

Сверкает над полями просинь.

Я слышу, как ступают лоси

Тропою горною на водопой.

Гремит их топот в отдаленье...

А солнце греет.

С головы до пят

Я весь теплом его объят.

Гляжу с улыбкой на восток.

Петух с рассветом протрубил, как мог, Своё «тру-гу-у»

На вымокшем лугу.

Над кучей мусора – куриный хоровод.

Петух забил крылами

Так, словно собирается в полёт

Над рощами, над вешними полями.

Я слышу бег бурлящих рек.

Среди травы негаданно раздался

Ромашек смех.

Касаются моих ресниц и век

Лучей сияющие пальцы.

Я слышу, как уходят в глубь земли

Дубов извилистые корни,

И каждый в почву врос.

Я слышу в поле дружный скрип колёс –

Мешки на пашню повезли,

Они полны семян отборных.

И храп коней я слышу утром ранним, А ветер с юга ласковым дыханьем

Уже овеял всё кругом.

И всё мне по сердцу, по нраву:

Раздолье пожней, тень дубравы,

И тракторов недальний гром,

И юной рощи обаянье,

И над родившимся листком

Кукушки первой кукованье.

Я слышу плеск озёрных вод –

То на заре проснулся сом.

Уже скворец в свой новый дом

На завтрак червяка несёт.

Птенцы клюют, очнувшись ото сна,

Встречая шумно день весенний.

Поклон тебе, бескрайняя весна,

Пора счастливых пробуждений!

1936

КРИНИЦА

В лесу под горою

Криница струится;

В прозрачной кринице

Живая водица.

А рядом – дорога,

И тень, и прохлада.

И путники рады

Студёному кладу.

Расходятся струи

По кружкам, кувшинам –

Утехою в длинном

Пути по долинам.

А по небу месяц

Проходит дозором,

А звёзды над бором

Ложатся узором.

Подпаском ходил я

Не раз на полянку,

Поил спозаранку

Трубу-берестянку;

Умывшись водою,

Студёной и чистой,

С приветом, со свистом

Играл голосисто.

Под праздник Купалы,

Сбираючи мяту,

Гадали тут прежде

О милых девчата.

Сбылось их гаданье,

Сбылось по примете:

Есть хаты, есть клети,

Есть малые дети...

Послушай: как станет

Вдруг на сердце горько,

Спустись-ка с пригорка,

Наполни ведёрко.

В лесу под горою

Криница струится;

В прозрачной кринице

Живая водица.

1940

НАДЯ-НАДЕЙКА

Плачет в лесу сиротливо жалейка:

– Стихла ты,

смолкла, Надя-Надейка!

Кто ж это думал,

как это сталось?

Чёрная темень в глазах закачалась, щёки запали,

руки завяли.

– Надя-Надейка,-

плачет жалейка,-

больше рукам твоим

жита не жать,

жита не жать,

снопов не вязать!

Пятую ночь на берёзе у хаты

низко висит она в петле проклятой.

Горюшко-горе сердце сковало:

– Что ж ты, берёзонька, не отстояла?

Жёлтые листья, горькие слёзы

падают, сыплются наземь с берёзы:

– Добрые люди, меня не вините,

лучше под корень берёзу спилите.

Буйные ветры, лютые бури,

по лесу бродит разведчик понурый.

– Хлопче-молодче, смутные очи,

срежь меня, белую, тёмною ночью:

с горем-бедою стоять нет уж мочи!

Помню я смех ваш,

гули-гулянки,

песни-веснянки,

зори-зорянки...

Тёмная туча с запада встала,

танки пришли, земля застонала,

дымом дохнули – чёрной я стала.

Дикой ордою

кинулись с воем,

Надейку убили,

красу загубили.

полем потоптанным, тёмной дубровой

Ходит с винтовкой разведчик суровый:

– Скоро вернусь я

вместе с друзьями;

грянем нежданно,

ударим громами,

выжжем врагов мы железом калёным,

землю очистим, тучи разгоним.

И, окликая:

«Надя-Надейка!» -

Песней свободной

зальётся жалейка.

1943

ВОЗВРАЩЕНИЕ МУЗЫКАНТА

Пришёл солдат в село Подлипки,

В дом на окраине села,

Он молча снял со стенки скрипку,

И песня вслед за ним пошла.

Он из-под пальцев узловатых

Дарил картину не одну:

То поднималися Карпаты,

То гнал Дунай свою волну.

То битвы мгла бойцов скрывала,

То с неба солнца не прогнать,

То девочка венок сплетала,

А то навзрыд рыдала мать.

Его соседи окружили

И от него спешат узнать:

«Скажи, в каких краях, служивый,

Ты научился так играть?»

Он им ответил новым ладом,

И задрожал смычок-певун,

Он им ответил светлым взглядом,

Душою скрипки, звоном струн:

«Меня такому научили

Пути походов фронтовых,

Я слышал, ветры голосили

Над сном товарищей моих.

Я слышал говор, что по краю

Проплыл дорогами войны.

Я слышал, как родник играет

В солдатских кружках жестяных.

Я слышал, как леса гудели

От тяжких ран. Я видел сам,

Как слёзы месяца висели

На ветках сосен по лесам.

Я слышал: свет рыдал от счастья,

Когда увидел вольный стяг,

И рдела, вспрянув от ненастья,

Былинка каждая в полях!

Как всех нас пташки привечали,

Как рдел восток, прожив грозу...»

Замолкли струны.

Все молчали,

А музыкант смахнул слезу.

1946

ЕСЛИ Б МОГ Я...

Если б мог я стать сосною

На высокой круче,

И зелёной головою

Упираться в тучи,

Да считать на небе зори,

Говорить с ветрами,

Любоваться на просторе

Шумными хлебами!

Если б мог я стать криницей

В балочке зелёной,

Чтобы каждый шёл напиться

Там воды студёной,

Чтоб, гадая, песни пели

Надо мной девчата

И, как в зеркало, глядели

В воду до заката!

Если б мог я стать в дни лета

Лугом за дорогой,

А не сбудется и это –

Соглашусь, ей-богу,

Хоть осокою простою,

Хоть травой остаться,

Только б век с родной землёю

Мне не разлучаться!

1946

КИВАЧ

Гляжу я,

Не в силах восторга скрывать:

Живая картина –

Суровый Кивач!

С гранитных обрывов,

Где высится лес,

Слетает он в пене,

Как сокол с небес.

Дорогу ему

Нелегко пробивать,

Он крылья ломает

И рвётся

Опять.

Он бьётся

О камни

И спорит с судьбой...

Над ним наклонилися

Сосны гурьбой,

Как будто подслушать

В тревоге хотят,

О чём говорит

И гремит

Водопад.

1948

БОНДАРЬ

Наш бондарь гордится работой своею.

Кленину отрежет, просушит ночами

И клёпок себе заготовит набор.

Приладит их ровно, подгонит плотнее

И, дважды потуже связав обручами,

Он звонкое днище поставит в зазор.

Потом все бугры, все сучки подровняет, Чтоб их не найти и придире хозяйке, Когда она в руки поделку возьмёт.

И вот уж бочонок звенит, оживает,

Красивый и чистый во всём без утайки, И кажется мастеру – словно поёт...

Так с нами в часы вдохновенья бывает: Над вещью работаешь ты, над отделкой

И счастлив, когда она краше на вид.

Прикинешь на солнце, горит – золотая, На дно её глянешь, увидишь – не мелко, Рукою ударишь и слышишь – звенит!

1953

ДУБОВЫЙ ЛИСТ

Я не страшусь

Ненастья злого,

Перед метелью устою:

За жизнь держусь, как лист дубовый

За ветку держится свою.

В осенней мгле,

В промозглой хмури

Он полыхает, словно медь,

Чтобы в ответ на посвист бури

Раскачиваться

И звенеть.

Когда зимою

Вьюга стонет

И злобно щерится мороз,

Он прикрывает, как ладонью,

Ту ветку,

На которой рос.

Но, вешней зорькой

Околдован,

Он, встретив солнечный восход,

Уступит место листьям новым

И тихо наземь

Упадёт.

1956

ЖУРАВЛИ

Надо мной в глубине синевы –

Кличи давние,

Кличи знакомые...

Ну, куда отлетаете вы?..

Остаюсь, опечаленный, дома я.

Что так часто? Зачем, для чего?..

Мне все волосы вы заморозили.

Сколько лет и тепла моего

Унесли вы

И за морем бросили!

За волнами и скалами вновь

Лето ждёт вас,

О чём вам заботиться?..

А вот годы

Из дальних краёв

Уж ко мне никогда не воротятся.

1957

ЖАВОРОНОК

Мне люб ты,

Жаворонок звонкий,

Ценю тебя за простоту:

В самой земле

Твоя хатёнка,

А ты

Взлетаешь в высоту.

И пусть не трелью

Соловьиной

Развеселишь

Ржаную тишь,

Но целый день

В бездонной сини

Ты

Колокольчиком звенишь.

1957

ПАХНЕТ ЧАБЁР1

Может ли вечер такой позабыться?

...Солнце садится подобно жар-птице, Тихо поёт засыпающий бор,

Пахнет чабёр,

Пахнет чабёр.

Лёгкая поступь на узкой тропинке,

Вижу я девушку в белой косынке,

Росы мерцают, как звёздный ковёр,

Пахнет чабёр,

Пахнет чабёр.

Счастье, возникшее перед глазами!

Выйти б навстречу! Но голос мой замер, Чувству бескрайнему наперекор...

Пахнет чабёр,

Пахнет чабёр.

Лет уже десять прошло иль двенадцать...

Больно, что так и не смог я признаться, В сердце доселе давнишний укор.

Пахнет чабёр,

Пахнет чабёр.

Вечер тот скрылся за дальней горою.

Встреча былая мне снится порою.

Выйду. Окликну безмолвный простор.

Пахнет чабёр,

Пахнет чабёр.

1957

ОШИБКА

Бывало, как водится в юности ранней, Чуть вечер, влюблённый, спешу на свиданье.

1 Чабёр – чабрец (белорус.)

Вернусь поутру – всё терзаюсь да каюсь, Всё думаю: «Верно, опять ошибаюсь».

А вечер настанет – и я на досуге

Гуляю на всех вечеринках в округе, Пляшу, каблуки и подошвы сбивая,

И сызнова каюсь: «Ошибка какая!»

А вот как припомню сегодня былое,

От многих ошибок покрыт сединою,

О времени ом безвозвратно тоскую,

Эх, вновь совершить бы ошибку такую!

1957

ЖЁРНОВ

С детства я помню: на зорьке студёной

В нашем сарайчике, низком и чёрном, Тишь сотрясает гул монотонный –

Крутится жёрнов,

Крутится жёрнов.

Мать с побелёнными пылью висками

Круглую глыбу вращает упорно.

Камень со скрежетом трётся о камень –

Мелются зёрна,

Мелются зёрна.

Ждём, с нетерпеньем и жадностью глядя –

Ведь в животах со вчерашнего пусто, -

Скоро ли мать испечёт нам оладьи,

Жёсткие, с хрустом,

Жёсткие, с хрустом?

С каменной пылью от жёрнова... Смелем!

Ели с мякиной, ели с половой.

Не привередничать в самом-то деле

Детям здоровым,

Детям здоровым.

Нам не в новинку голодные зимы,

Мёрзлой картошкою брюхо набито.

К мельнику, еле дождавшись, везли мы

Новое жито,

Новое жито.

Я на мешках восседаю, бывало,

Слышу – вода запевает задорно,

С гулом, походим на эхо обвала,

Крутится жёрнов,

Крутится жёрнов.

Очередь спит на траве, на телегах.

Мельница, словно старуха седая,

Мелко трясётся, как в стужу, под снегом.

Пыль оседает,

Пыль оседает.

Мельник выходит, окутанный пылью,

Словно из сказки некое чудо.

...Старую мельницу, давние были

Не позабуду,

Не позабуду.

Где бы я ни был – на море, на суше, -

Только заслышу рокот моторный,

Звуки родные тревожат мне душу –

Крутится жёрнов,

Крутится жёрнов.

Нью-Йорк,

1959

ТРОПИНКА В ОСТЭР-БЕЕ1

Я всю Америку узнать,

Конечно, не успею.

Но вот земли заморской пядь –

Тропинка в Остэр-Бее.

Я, с ней сдружившись, отдыхал

От всех нью-йоркских шумов,

По ней немало прошагал,

О многом передумал.

Бродил я утренней порой

Извилистой тропою.

Шептались клёны надо мной,

И колыхалась хвоя.

Я радовался тишине,

Мечтая, вспоминая.

И виделась обычно мне

Тропиночка иная.

Любых дорог она длинней,

Шоссе зеркальных шире.

Далёкая – она родней

Всех прочих стёжек в мире.

Гудит над ней дремучий бор,

Хлопочет крона дуба.

Она петляет средь озёр

В краю, где всё мне любо.

Кружит среди замшелых пней,

Меж тростниками вьётся

В той местности, что с давних дней

Ушаччиной зовётся.

Она мне чудится опять.

Давно всё это было.

По ней впервые в жизни мать

Гулять меня водила.

Мой мир был мал... По ней дошли

Мы только до колодца.

Не знал я, что вокруг земли

Та тропка обернётся.

Остэр-Бей под Нью-Йорком,

1959

1 Остэр-Бей – дача советской колонии в Нью-Йорке. (Прим. автора.) АЛЕКСАНДРИНА

Не позабыть мне песню далёкой той весны:

«На Муромской дороге стояли три сосны...»

Бродили мы и пели, и с песней ты цвела, Александрина, помнишь, какая ты была!

Любил тебя тогда я, зачем теперь таить?

И ни с одним цветком я не мог тебя сравнить.

Взять василёк, но краска всего-то в нём одна, Взять лилию, но эта уж очень холодна.

Взять колокольчик, может... Да всех ты краше их!..

Такой ты мне казалась в семнадцать лет моих.

Летело время, мчалось, мне навевая сны, Как где-то на дороге стояли три сосны.

Пошли весна и лето. Зима над головой...

Александрина, где ты, подай мне голос свой!

1962

* * *

Казался веком день весенний.

Я ждал свидания с тобой.

С трудом дождался. От волненья

Молчал сначала, как немой.

Всё это просто в сказках, в песнях.

Мне смелости не занимать,

Но легче гору сдвинуть с места,

Чем о любви своей сказать.

Тот вешний день давно промчался.

Зима. Но где же твой ответ?

Уже сигнал вернулся с Марса,

А от тебя ни слова нет...

1962

* * *

Чуть угловата, острогруда,

Она сейчас на рубеже:

Ещё не девушка покуда,

Но и не девочка уже.

С людьми стеснительна порою,

А голос ломок и высок.

И сердце хрупкое такое,

Как первый осенью ледок.

1962

* * *

Я знаю: красоту любимой

Стереть пытаются года.

Но ты пригожа, как рябина,

Весною, осенью – всегда

Я помню белизну цветенья,

Твой молодой весенний дар.

Но и румянец твой осенний

По-прежнему бросает в жар.

1962

* * *

Сентябрь засыпал все тропинки

Листвою жёлтой, как всегда,

И тоненькие паутинки

Развесил, словно провода.

Ты тоже провожаешь лето,

И где-то в стороне иной

Такой же тоненький, как этот,

Мерцает провод над тобой.

Ах, если б нас без промедленья

Соединила эта нить

И мы по проводам осенним

Смогли с тобой поговорить!

1962

* * *

Пылают клёны у дорог,

Все кроны в шелесте и звоне.

В прожилках вырезной листок,

Он схож с рабочею ладонью.

А я руками с детских лет

Свой хлеб насущный добываю.

Так листья добывают свет,

Лучи в ладонях собирая.

Стою, в раздумья погружён,

Под ярким вихрем листопада.

Хлопочет многорукий клён –

Ведь сколько солнца листьям надо!

1962

СЛАВА

Не торопи до срока славу.

Она внезапно – ей видней –

Сама является по праву

К тем, кто не думает о ней.

Лишь на работу трать усилья.

А слава все тебе воздаст.

Но знай: она для умных – крылья,

Для глупых – гибельный балласт.

Не путай с подлинным признаньем

Шумок скандала, гул молвы.

Недолго держится сиянье

Вокруг тщеславной головы.

Признанью золота не надо,

Ему враждебен фимиам.

Оно не в праздничных нарядах,

А в будничных приходит к нам.

Но славы истинной рожденье

Преображает всё вокруг.

Её живое отраженье

В глазах друзей, в пожатьях рук.

1964

* * *

Я много знал самовлюблённых

И видел их печальный крах.

Когда ты вверх идёшь по склону,

Опору находи в друзьях.

А подойдя к вершине славы,

На них, надёжных, оглянись.

Коль что не так, друзья по праву

Тебе сойти помогут вниз.

1964

ПИСЬМА

К таёжным чащам, горным высям

Со всех концов во все концы

Летят по свету стаи писем,

Как быстрокрылые гонцы.

Чтоб к адресату достучаться,

Чтоб вовремя явиться к нам,

Они на самолёте мчатся,

Бегут по рельсам, по волнам.

И тот поток неиссякаем

В ненастье, в солнечные дни.

Мы, ожидая их, гадаем:

А что нам принесут они?

Когда мы ждём вестей счастливых,

Нам кажется, что он ползёт

Улиткою неторопливой,

Несущий почту самолёт.

А коль посланья попадутся

Без искренности, без души,

Пускай хоть на волах плетутся,

Ты получить их не спеши.

Но письма есть чернее мрака,

В них – кривда, зависть, злобный взгляд.

Такие поручить бы раку,

Чтоб с ними пятиться назад.

1960

* * *

Люблю я солнышко в зените

И сумрак ночи грозовой.

Дождя связующие нити

Сближают облако с травой.

Защита будущему хлебу –

Снежинки подают во мгле.

Мы издавна стремимся к небу,

А небо тянется к земле.

1965

* * *

В стихах воспето всё на свете,

В них всё описано подряд:

И дождь, и радуга, и ветер,

И снег, и град, и листопад.

И ровной строчкою и рваной

Давно рассказано о том,

Как дождь, негаданно нагрянув,

Прошёл по травам босиком.

Не раз описан бор сосновый...

Но для чего ж тогда опять

Я за перо берусь? Чтоб снова

О том же самом написать?

Хоть ливень длился целый вечер,

А ветер ночью был и днём,

Пишу о сердце человечьем.

Гляжу – и дна не вижу в нём.

1963

ЗИМНЕЕ

Люблю въезжать на санках в зиму.

Из-под копыт – огонь и снег.

Уж коль зима тебя обнимет,

Её объятья жарче всех.

Летим. За лесом за высоким

Мерцает месяца фонарь,

И стужа нас целует в щёки,

И в жар бросает нас январь.

Пар над конями, словно дым.

Полозья, врезав след широкий,

Вписали в снег такие строки,

Что, право, хоть завидуй им.

1960

* * *

Ещё я крепок и подвижен,

Ещё гожусь для трудных дел.

Но в зеркале себя увижу

И сразу сникну – постарел.

Потом утешусь: – Ты ж мужчина.

Силёнки есть? Держись и впредь.

Стеклом отражены морщины.

Души ему не разглядеть.

1965

ОСНОВНЫЕ КНИГИ П. У. БРОВКИ

(Библиографическая справка)

Собрание сочинений в четырёх томах. Издательство «Беларусь». Минск, 1965 -

1966 гг. (На белорусском языке.)

«Избранное», М., Государственное издательство «Художественная литература», 1940.

«К родным берегам». М., «Советский писатель, 1943,

«Беларусь». М., «Советский писатель», 1946

Стихотворения и поэмы. М., «Художественная литература», 1951.

«Дорога жизни». М., изд-во «Правда», 1952.

«Когда сливаются реки». М., «Советский писатель», 1958, Роман.

«А дни идут». М., «Советский писатель», 1961.

«Наш музей». М., Детгиз, 1962.

«У родных криниц». М., «Художественная литература», 1963.

«Труби, мой бор». М., «Советский писатель», 1965.

«Кленовые листья». М., изд-во «Правда», 1965.

Document Outline

Содержание

От составителя. Евг. Мозольков

Ошибка. Перевод Я. Хелемского

УТРО

КРИНИЦА

НАДЯ-НАДЕЙКА

ВОЗВРАЩЕНИЕ МУЗЫКАНТА

КИВАЧ

БОНДАРЬ

ДУБОВЫЙ ЛИСТ

ЖУРАВЛИ

ЖАВОРОНОК

ОШИБКА

ЖЁРНОВ

СЛАВА

ПИСЬМА

ЗИМНЕЕ


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю