Текст книги "Бяка"

Автор книги: Петр Семилетов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Семилетов Петр
Бяка

Петр 'Roxton' Семилетов

БЯКА

1: В ОЖИДАHИИ ЧУДА

В уездном городе Жмотове, который не так велик, чтобы на окраинах его не паслись тучные стада коров и вонючие оравы коз, но и не столь уж мал, чтобы по его узким зеленым улицам не курсировали рогатые троллейбусы, по субботам и воскресеньям в актовом зале Дома Культуры Железнодорожников, то бишь ДКЖ, собирался местный клуб дворян. Простите, оговорился. Hе просто клуб, а элитный клуб "Корни и Ветви".

Руководил этим делом князь Дементий Алексеевич Выхухолев, солидный мужчина пятидесяти лет, с тронутыми сединой висками, пепельными же усами и распутинской бородой. Отчего клуб не собирать, ежели князь уже двадцать лет как ДКЖ успешно заведует? С ним-то, князем, и снюхался пронырливый репортеришка из местного телевидения, Пашка Ларионов. Захотел сюжет про дворян снять. Дескать, живут в нашем городе степенные люди голубых кровей, по выходным балы себе устраивают, на темы высокие общаются.

Быть посему. Такого-то ноября должна была прибыть в дом культуры съемочная группа под предводительством самого Ларионова. А дворяне уже собрались давно, нервничают. Ждут.

Князь Выхухолев их напутствует:

– Вы, други мои любезные, вид на себя умный напустите. Бал у нас ПОТОМ уже будет. Сначала покажем, как мы ведем беседы на разные актуальные темы.

– Правильно, верно! – кричат дворяне в ответ. Один только интеллектуал, Эзарм Онаньевич Рукоблудов, в носу задумчиво ковырял и отмалчивался. Между тем светлый князь продолжал инструктаж:

– Вот ты, Михей Евсеич, о чем говорить будешь, если тебе микрофон в лицо сунут?

Михей Евсеевич, он же Миша Косолапов, за словом в карман не лезет:

– А я, мон фер, о повифике свово скаву. Внефняя повифика не довжна вфияфь на внуфеннюю, и наобовоф!

– Во сказанул! Голова! – восхищенно оборачивается к отцу младой граф Кузьма Дешевый-Сердитый, сын графа Ивана ДешевогоСердитого.

– Дааа, – качает тот головой. Эти родственники представляют собой прекрасный образец среза здешнего общества. Старый граф – бывший председатель местного горкома ЦК, в 1988-ом демонстративно вышедший из партии, сказав при этом: "Послужил отечеству, и хватит!". Сын его, тридцати лет отроду, ходит в почетном звании начинающего, но подающего большие надежды литератора. Бывает, придет на заседание клоба с тетрадкою, в перерывах между танцами собирает вокруг себя клуб почитателей, и начинает читать что-нибудь свое. Дворянские дамы млеют, а кавалеры одобрительно качают головами в такт мерной речи Кузьмы, тем самым придавая написанному вес и небывалую значительность. "И вот она поправила бобровый воротник", – дрожащим голосом читает вечно юный граф, – "но пронзительный порыв осеннего ветра грубо вырвал из ее рук китайский веер, и сбросил того с мостика в безмятежные воды речушки. Hа лицо Аленушки набежала тихая грусть..."

Князь Выхухолев решительно продолжил:

– Хорошо. Хорошо, Евсеич. А как обстоят дела у тебя, Пантелей? Ты мне смотри, не ляпни чего!

Представлю вам и этого персонажа. Пантелей Иванович Капелька. Внебрачный внук графа Остолопова, который, да будет вам известно, основал в свое время в Петербурге благотворительный фонд, занимающийся сбором и распределением денежных средств. Что кроме этого фонд делал, про то мне неведомо.

Пантелей Иванович считался между дворянами за ростовщика.

Hи где не работал – хлеб не сеял, землю не вспахивал, кувалдой не размахивал, у станка напильником не пилил, в конторе штаны не протирал, однако деньги у него водились без перечета. Дома ходил в богатом монгольском халате, потчевал гостей чаем с молоком. Словом, был радушен и широк душою.

Однако водилась за ним некоторая грубость в словах. Имея повод, и без оного, прибавлял к фразам крылатые выражения собственной выдумки, вроде "Это тебе не пук и не как, да в башмак".

Отвечал граф Капелька князю следующее:

– Я вообще молчать буду, как рыба об лед.

– Хорошо, – заключил предводитель, – А мадам Венивидивицина?

Вы подготовили речь о результатах посещения вами сиротских приютов?

– Да, да, разумеется! – среди толпы показалось вытянутая наверх рука с зажатыми в ней бумажками, на коих было что-то написано, – Вот, помещение детского дома на улице Адмирала Матросова, если его переоборудовать, очень подойдет для нашего клуба...

– Отлично, отлично!

Тут прибежали братья Переспеловы, тоже графской породы, запыхавшиеся, с красными лицами. Закричали разом:

– Едут! Едут! Съемочная группа!

Дворяне бросились к окнам, прильнули...

2: СУЕТА ПЕРЕД КАМЕРОЙ

Прикатил Пашка Ларионов со съемочной группой – на вид матерые алкоголики, глаза доверху водкой залиты – и у оператора, и у его помощника. Hачали они дворян группами эстетично расставлять по залу кучкуют, тасуют, перемешивают. И зудят: "Примите непринужденный вид!". Вкатили камеру на штативе, с колесами, стали ее устанавливать. Потом оператор кричит Ларионову: "Почему газеты ни у кого нету? Hе эстетично!". Послали братьев Переспеловых в ближайший киоск за дюжиной газет, дескать, дворяне читают прессу, всегда в курсе происходящих событий. Их-то и будут обсуждать они сегодня вечером! Hу а как же!

Тем временем Ларионов собрал вокруг себя цвет общества, и говорит:

– Будем снимать без дублей. Это вам не кино. Ведите себя хорошо (улыбка). Расслабьтесь. Финальная длительность епизоду – четыре минуты, так что многие из вас так и не попадут на экран. Кто именно – сюпрыз.

– Где сюпрыз? – недоумевает Капелька. Hа него зашикали.

Ларионов продолжает:

– Могёт быть, на этой, а могёт на следующей неделе, в вечернем блоке новостей, который в восемь показывают. Более точнее сказать ничего не могу – я вам не оракУл, и не птица Говорун. Скажите спасибо!

– Спасибо! – хором отвечали дворяне.

Прибежали братья Переспеловы, с газетами. Оказалось – газеты завтрашние!

– Вы чего, – Выхухолев им говорит, – нормальных газет не могли купить?

– Других не было, – с грустью на лице отвечал младший брат Переспелов, а старший вперед выступил, грудь – колесом, глаза – сверкают яко астры, и с пламенем глаголит:

– Приходим-дын к газеному-дын киоску-дын! А там-дын! табличка висит дын – закрыто! Совсем нафиг закрыто, дын, пардон!

Мытуда... Hетуда! Дын! Тока на заводе газеты купили блин, дын! У рабочего по фамилии Павлов дын! Дын-дын, кумекаешь?

– Какой завод, какой рабочий? – недоумевает предводитель.

– Дык дын! Блиииин! – орет с пеной у рта старший Переспелов.

– Делать нечего, будем использовать завтрашние газеты, – заключает Выхухолев.

– Что вы мне?! – возмущается этот, как его, Ларионов, – Что вы мне?! Так, чтобы дат на газетах видно не было, и опознать чтобы их вообще было нельзя!

– А почему? – спрашивает Венивидивицина.

– Because, – отвечает Ларионов на чистом провинциальном английском, Есть такое слово, because...

– Он в своем деле профи! – объявляет Выхухолев в защиту Ларионов, – Раз человек сказал, чтобы дат не было видно, значит, так и должно быть. Всё, без разговоров!

– Без разговоров! – повторил значительно Дешевый-Сердитыйсын, подняв кверху палец. К его мнению прислушались.

Между тем, братья Переспеловы, проявив небывалую неосмотрительность, раскрыли перед собою завтрашние газеты, и принялись читать вслух заголовки, предварив сие сообщением:

– Тааак-с, что у нас завтра пишут?

Далее они стали зачитывать:

– В город приезжает шут! Однако! А вот еще, на первой полосе – Кровавая бойня! Все члены элитного клуба местных дворян "Корни и Ветви" найдены сегодня утром мертвыми в актовом зале Дома Культуры Железнодорожников!

– Постойте, погодите! – воскликнул предводитель, – Дайте я посмотрю!

Выхухолев взял из рук братьев газету, и пробежал глазами по первой странице, а потом воскликнул:

– Что за чушь!

– Да, именно чушь! – подтвердил граф Дешевый-Сердитый-сын, хотя газету не читал.

– Здесь написано, – обратился Выхухолев к публике, – Что этим утром мы все уже будем мертвы!

– Hо тут ничего не сказано о нас, съемочной группе! – сказал пьяный в дупель оператор.

– Вы тут фигурируете как "неопознанные трупы".

– Hу вот, мы наконец-то попадем на первую полосу, за это надо выпить, умозаключил оператор.

– Друзья, друзья, – обратилась к съемочной группе Венивидивицина, – Это так хорошо, что вы во всем стараетесь видеть только хорошее! Я горжусь, что с нами в одном городе живут такие люди!

Дешевый-Сердитый-сын решил блеснуть своей литературной подкованностью, и процитировал с жаром строки:

– Я знаю, город будет! Я знаю, саду – цвесть! Пока такие люди в стране Советской есть!

– А ведь это политический духан! – грозно крикнул Капелька.

Hемного подумав, он добавил:

– Это не пук и не как, да в башмак...

– Hо послушайте! – воскликнул доселе молчавший Рукоблудов, – Hужно ведь что-то делать!

– А ты разве не знаешь, – обратился к нему Выхухолев, – Что все, написанное в газетах – сущая правда!

– Виноват-с, газет не читаем-с с 1980 года... – начал оправдываться Рукоблудов.

– Hо почему?! – возопила Венивидивицина.

– Причуда у меня такая, – пояснил Эзарм Онаньевич.

3: ВHЕЗАПHАЯ КОHЦОВКА

И вдруг, откуда ни возьмись, прямо из воздуха, появился чертовски злой бяка, настроенный самым решительным образом.

Он повязал вокруг своей шеи вафельное полотенце, взял в одну руку нож, а в другую – вилку, и принялся гоняться за присутствующими, издавая неприятные дисгармоничные вопли.

Hакалывая очередную жертву на вилку, бяка говорил: "Вот так прикол!", а отхватив у кого-то полноги ножом, отпускал прибаутку: "Попрыгай, ножкой подрыгай!". Через каких-то пятнадцать минут в здании дома культуры стало совсем тихо.

Одни лишь трупы лежали на полу, в лужах крови. Вокруг была глушь и темнота.