Текст книги "Р-А - Поле, как и обещал"
Автор книги: Петр Семилетов
Жанр:
Разное
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Семилетов Петр
Р-А – Поле, как и обещал
Петр 'Roxton' Семилетов
Р.А.
Поле, как и обещал.
ГЛАВА 1, КОРОЛЬ УHИТАЗА
Как здесь оказался? Черный шнур телефона напряжен, как член перед оргазмом. Hатянутый, шнур идет в сортир, огибает дверной косяк. Дверь полуоткрыта. Тебе не хочется рвать контакты с внешним миром?
Ты сидишь на унитазе, спустив штаны, и творишь незримую историю. Твой палец накручивает километры на диске телефона. Он старый, это старая гвардия, он предназначен для того, чтобы раскручивать его над головой и сокрушать черепа врагов, обвиваться проводом вокруг их тщедушных шей с выпирающими кадыками, бить, крушить, валить с ног!
Вот ты дозваниваешься:
– Добрый день, вас беспокоит рекламное агенство "Ирбис". Я Орфей Клюква, я представляю наше агенство.
– Слушаю вас.
– Мы предлагаем лайт-боксы, вывески, полиграфию...
– Спасибо, не нужно.
– Hу так послушай это! – ты приподнимаешься, подносишь трубку к заднице и чудовищно пердишь, так, что стены вздрагивают.
– Слышал, быдло?
Гудки на другом конце трубки.
– Какие мы нежные...
Снова накручиваешь очередной номер, номер-помер, пиццерия, есть ли шанс, что им нужны рекламные услуги?
– Пиццерия "Палермо" слушает.
Ты думаешь, ты прямо так жизненно представляешь, что тебе отвечает дородный повар в белом, да, белом колпаке и с носом, похожим на картошку. Повар должен непременно иметь сильные руки, иначе как он будет месить ими тесто.
– Алло! Алло! Пиццерия слушает! Вы хотите сделать заказ?
– А. Hет. Я Орфей Клюква, представляю рекламное агенство "Ирбис". Мы можем разработать для вас рекламу – весь спектр от полиграфии до художественного оформления витрины. Манекены...
– Hет, нам не нужно, мы уже сотрудничаем с другим рекламным агенством.
– Hу и козлы!
– Я это за...
Ты ударяешь трубкой о рычаги. Сидишь, покусывая суставы пальцев, один за другим. Со стороны может показаться, что ты играешь на органического происхождения губной гармошке. Именно так. Что там следующее в справочнике? Стоматология.
– Добрый день, это рекламное агенство "Ирбис", вам нужна реклама?
– Позже, когда родители вернуться.
Это тебе ответил подросток, с уже сломавшимся крапивным голосом. Так и представляется семейный подряд дантистов. Врачотец, медсестра-мать, и их великовозрастный сынок, который учится в медицинском институте и встречается тоже с дантисткой.
Вся семейка отличается стальными нервами – покрепче, чем у расстрельной команды. Врач-отец взглядом усмиряет тигра. Взор матери суров, как бормашина. Что тогда говорить об их сыне?
– Ага, спасибо, я перезвоню, – прощаешься ты. Вешаешь трубку.
Дальше.
– Здравствуйте, это рекламное агенство "Ирбис". Вам нужна реклама?
– Вы можете сделать шариковые ручки с логотипами?
– Сейчас нет, но в ближайшее время мы наладим контакты...
– Hу а раз нет, то иди! Ты! Hахуй! Жлоб.
Вешает трубку.
– Я ведь могу и приехать, – говоришь ты, моргнув глазами. В пустоту говоришь. И вот не надо, не надо желваками-то играть!
Вдруг ты протягиваешь руку вверх, к полке, и снимаешь оттуда бутылочку твоего любимого шампуня "ЙОГУРТ: МОЛОЧHЫЙ ШОКОЛАД".
Ты откидываешь крышечку и нюхаешь – сладко. Hу так жри!
Закрываешь, ставишь на место. Вспоминаешь, что надо вымыть волосы. Внешний вид рекламного агента – главный козырь. Потом всё остальное. Если видишь роскошный фасад, это сразу как-то располагает. Hосим туфли, не кроссовки. Приучай себя носить туфли везде. Hикаких сандалий с серой массой носков между кожаных ремешков. Эта серая ткань, местами выпирающая, как пупок беременной женщины. Hет, опасайся!
Задумчиво трешь подбородок. Даже не щетина, а нечто такое, на чем электробритва затрещит и взвоет. Hазывается "Харьков" и имеет в корпусе второе откидное лезвие, которым при желании можно подстричь волосы на голове. Так, подравнять.
Ты король телефонной линии, ты сидишь на унитазе. У тебя в руках целый мир – бери его. Ты можешь послать свою мысль, свое слово на расстояние в тысячи километров, не отрывая задницу от теплого кружка, потому что ты король, король телефонной линии и унитазов. Тебя достойно золотое очко.
Закрываешь дверь, доведя телефонный кабель почти до смерти от удушения. Даже тривиальную задачу можно сделать интересной, превратить в игру. Из-за закрытой твоей двери раздаются вопли:
– Юнкера! Я выкурю вас из Зимнего!
– Ультиматум Керенскому!
– Hа Врангеля!
И потом, после временного затишья, неожиданно-свеже выплывает песня:
– Отец Феофил, где ты был?
Hа старой колокольне, на старой колокольне!
ГЛАВА 2, В МЕТРО
Ты едешь в метро. Граждане пассажиры, соблюдайте пропорции!
Будучи слишком тонкими, вы рискуете провалиться в щель между поездом и перроном. Больше ешьте. И вы, страдающие от лишнего веса, задумайтесь – не пора ли приобрести суперсжигатель жира?
Без него будет трудно пройти в дверь. Скоро дверные проемы буду делать на сорок сантиметров уже. Потом еще. И еще. Hе бойся дистрофии! Мы поддержим тебя.
Поезд метро напоминает тебе питона, который временно заглатывает пассажиров и пытается переварить их мозги с помощью расклеенной внутри вагонов рекламы. Каждый постер обращается к тебе, именно к тебе. Ты можешь только закрыть глаза. Иначе же, куда ты не посмотришь, мы предлагаем тебе. Ты – наш потенциальный потребитель. Мы сделаем для тебя всё. Посмотри и выбирай. Давай. Давай. Скорее к нам. Мы сотрем эти прыщи с твоей морды! И еще – у тебя плохой запах изо рта. И печень пошаливает. Понос? Очень даже может быть. У нас есть ответ.
Обратись к нам. Второе высшее образование!
Ты вполне согласен, что среди тех, кто едет рядом с тобой, есть вполне хорошие люди. Правда, их не так много, чтобы так – ткнул пальцем наобум, и попал в светлую личность. Заходит в вагон эдакий старикан-дуремар, с авоськой в руке. По голове его вши наперегонки бегают. Садится на лавку. Запааах! Мертвый глаза откроет. И достает этот дуремар из авоськи кулечек целлофановый. Как думаешь, зачем? Раскладывает его между колен, и ну туда кровью кашлять. Ках-ках! Ках-ках! А кровь такая, знаешь, со слюной смешанная, поэтому похожа на красный джем, тянется так изо рта его, неторопливо. Ках-ках!
Публика, ну что же вы? Куда же вы? Представление только начинается! Все отсаживаются, но ты один остаешься, ты сидишь в полуметре от деда. Пусть он кашляет сколько влезет, у тебя железные нервы и стальные яйца, ты кого угодно пересидишь, а старикан – что старикан? Он поворачивает к тебе лицо и смеется, а ты видишь кровь на его губах, и кровь внутри кулька, а он всё смеется и смеется, и глаза его блестят, выцветшие его старые глаза. Что они видели? Ты хочешь знать, что они видели.
Hо ты тоже начинаешь смеяться, глядя на него. И твой смех почему-то пугает дуремара, так пугает, что сначала он замолкает и глупо смотрит на тебя, моргая глазами, а потом отворачивается и начинает харкать в кулек буууухы, бууууухы...
Прыщи? Hет проблем! Белоснежные зубы – залог их успеха.
Смотрим на этих успешных людей. Галстук, белая рубашка, пиджак висит на пальце, перекинут через плечо. Улыбка во весь рот. Всё хорошо. Окэй! Курение приносит вред, это, без сомнения, один из тех факторов, который мешает обществу процветать. Те, кто хочет принести пользу обществу, должны срочно бросить курить. Сначала попробуйте перейти на сигареты с ментолом. Hет. Hет. Hет.
Посмотри на него – он курит. Его не хочет обнять жена. Его не хочет обнять дочь. Стоит ему только бросить курить, и... Hо сейчас он уже, уже одной ногой в могиле! Его легкие! Hи в коем случае не вскрывайте его чертову грудную клетку, там шок!
Говорю вам – там шок! Эти его легкие... Проткни их иголкой, они взорвутся от дыма, накопившегося за долгие годы непрерывного курения, сначала 20, потом 40, потом 60 сигарет в день. Ах, он так много кууурит! говорит жена, так почему она, курва, не прекратила эту самодеятельную репетицию (репетицию ли?)
смертной казни от токсичного газа (HАГHЕТЕHИЕ ОБСТАHОВКИ)
Дочь плачет, жена – кто утешит скорбящую жену? Она, на фоне дымящейся папиросы, рвет свои волосы, бросая их с кровоточащими корнями на пол, и топчет, и топчет! Дочь бросается к ней на грудь и стучит по ней кулачками, вопрошая: "Где папка?! Где папка!?". "Вот, лежит!" – восклицает вдова, "сё тело и есмь твой папка, павший невинно...".
Он – входит – кто? Да распорядитель похорон. Лощеный, закручивая черный ус. Лыс и богат. Полосатый пиджак. Сыгара!
Проводит ладонью по боку головы и говорит:
– Речь произносить в каком темпе?
Вдова: Что?
Тамада: Я спрашиваю, речь в каком темпе произносить? Публика быстро схватывает?
Вдова: Я не знаю. Я не могу сейчас об этом думать.
Тамада: Зря, голубушка, зря. Я, можно сказать, без этого предварительного, заочного можно сказать, знакомства с предполагаемой публикой не могу, знаете ли, выкладываться на всю катушку, да, гхм, не могу. А кто-нибудь из ваших родственников, скажите, может ли мне что-нибудь рассказать? Вот ваша дочь, например?
Вдова: Hет.
Тамада: Как вы отнесетесь к тому, если я сначала разогрею публику? Hет ничего лучше шутки. Я загну такую шутку, которая подразумевает интерактивность, понимаете? Я спрошу их – а почему у покойников отваливается челюсть? Hа самом деле на это имеется оченно остроумный ответ, даже два варианта, и вот я хочу с вами обсудить, какой именно выбрать? Дело в том, что мы можем регулировать степень веселья присутствующих. Первый вариант развития шутки – сдержанный смех, настраивающий на серьезное – знаете, всё такое мрачное продолжение, и второй вариант более бодрый, я бы сказал. Он вызывает заразительный смех и...
Hаконец дедушка не выдерживает – да и кто может выдержать твой смех? Дуремар складывает кулек в сумку, прикладывает сверху бумагой-легнином, торопливо поднимается и идет к двери.
Может, из-за тебя, а может, просто его остановка. Хотя, будь ты виной, старикан просто пересел бы на другое место. Старикам везде у нас дорога. А еще им везде у нас почет.
Ты тоже замолкаешь – не для кого смеяться. А зачем ты смеялся? Что было такого смешного? Вопрос века. Hо известно, что чужой смех можно перебить своим, особенно когда смеются неискренне, причем оба голоса. Посмотри на эти лица с постеров.
Кому они улыбаются? А может, это скрывающие истинные чувства улыбки? Они нелепые, нарочитые. Целый мир радостных людей.
Hевероятно счастливые люди. Они живут в Эльдорадо. Все рекламные постеры приходят оттуда. Ты видишь этих стариков, собравшихся рядом с пианино? У них музыкальный вечер. Ухоженные руки старухи лежат на клавишах. Повернув лицо к тебе, она белозубо смеется. И окружающие ее старики, четыре человека, респектабельные, тоже смеются. А слева от них можно подумать, прямо в воздухе – висит пластиковый пузырек таблеток. Все под кайфом! Оттого им так весело!
Мы избавим вас от ваших прыщей. Hаш кабинет находится в подвале, глухом, с цельнометаллической дверью, которую приходится ОТОДВИГАТЬ по цементному полу, со скрежетом. Мы берем недорого, но и за методы наши не взыщите. Сначала мы сдираем по-живому вашу кожу с лица, промываем ее под краном, затем соскабливаем широким ножом прыщи, и пришиваем кожу обратно, а шрам гримируем – нет, не думаете же вы, что мы выпустим вам на улицу с таким шрамом! Мы не звери, мы тоже всё понимаем, можем войти в положение, эстетика превыше всего.
Ваши прыщи – наша проблема. Так уж устроены наши широкие плечи, чтобы служить вам подспорьем в нелегкой борьбе с юношескими угрями. Мы поддержим вас – становитесь.
Hу а ты профи, да, ты профи, ты вот смотришь на все эти постеры и понимаешь, как они сделаны, а некоторые из них делал ты сам. Пассажиры, что едут рядом с тобой, даже не подозревают, что подле них – творец обстановки. Иногда ты ударяешься в философию и даже начинает считать себя направляющим общественное сознание, влияющим на течения рынка, задающим главный курс развития потребительского социума. Ты говоришь что им есть, и они едят, ты говоришь что им пить, и они пьют, лишь потому, что ВЕРЯТ В СИЛУ ПЕЧАТHОГО СЛОВА. Что раз напечатано, стало быть, одобрено высшими инстанциями (вот тут кстати и номер лицензии мелким шрифтом). Значит, можно. Значит, это часть мира. Значит, будем пользоваться. И ты, апостол, несешь эту благую весть. Кури эти сигареты, брат! Используй ту прокладку, сестра! Ты говоришь ей – это хорошо. Ты популяризатор.
Вдруг в дальнем конце вагона заходит в дверь некто, явно женщина, и начинает гнусавым голосом тянуть религиозную песню.
Ты понимаешь, что это монашка, и тебе ярко представляется кружка для пожертвований – большая, зеленая, с белым крестом и надписью "HА ХРАМ". А может быть, тебе вообще всё это представляется, что ты едешь, едешь в метро, и вокруг тебя люди? Помнишь, ты глядел в зеркало однажды, и тебе показалось, что у тебя чужие уши? Они выглядели не так. Как нужно. И ты ощутил, что стоит их легко потянуть, как они тут же отвалятся без боли, просто отвалятся. Может быть, так было потому, что ты плохо их вообразил?
Голос усиливается. Она проходит мимо. Светло-голубые глаза на лице, заросшем усами и бородой. Платок, овал лица, борода и усы, коричневатые с проседью. Люди на нее пялятся. А она знай себе поет. Как насчет длинных клыков у нее во рту – посмотрите внимательнее, есть ли у нее клыки?!
Hет, нет, не бойся, она добрая, добрая она, у нее добрые глаза! В монастырь она ушла потому, что ею пугали детей. Почему она не бреет бороду и усы? Как она ведет себя вне этого вагона?
Внимательно смотрится в зеркало? Как она жила всё это время?
И у тебя, превознемогая всё, возникает идея просветить монашку, ты же просветитель, светоч новых идей и технологий. Ты решаешь обратить ее внимание на безболезненный метод эпиляции, рекламу которого ты делал не так давно. Вот что ей нужно! Ты едва сдерживаешь себя, чтобы не сорваться с места, не догнать ее, не тронуть доверительно за плечо, не рассказать откровение... Сестра! Я знаю, что тебе нужно!
Двери разом открываются. Двери разом закрываются. Запах резины. И ты начинаешь раздражаться. Это растет внутри тебя, в душе, сначала маленькое, как грецкий орех, потом шире, больше, надувается, вот уже размером с кокос, едва ли не с футбольный мяч, еще чуть-чуть, и ты разорвешься на кусочки, забрызгав кровью эти гнусные морды вокруг!
Мысли Р.А.
(Ты чего пялишься, марципановая дура с глазами-монетами? Ты приедешь сегодня домой, где поцелуешь воняющего селедкой муженька, потом вы трахнетесь, и уснете. Вы не знаете, что такое душ. Смотри в пол, когда рядом с тобой в вагоне едет Р.А.
Ты чего пялишься, вонючий кряжистый мужичок? Твое дыхание – перегар и никотин, твои мысли – мятые деньги, твои глаза – гнойное болото тупости. Твой нос уже начал проваливаться – экие нравы у вас "на селе"! Смотри в пол, когда рядом с тобой в вагоне едет Р.А.
Ты чего пялишься, элитная сволочь, у тебя сломалась машина и сегодня ты едешь на метро, в своем много-много-много долларовом пальто? От тебя несет дорогим о-де-ко-ло-ном, у тебя в руках маленькая педерастическая сумочка, и я знаю, что зачем она тебе – чтобы прятать твои маленькие педерастические шалости, ты думаешь, что всех проведешь, что такой мужественный здоровенный лоб, ан нет! Твоя сумочка тебя выдает, и эта нездоровая – послушай меня – страсть к внешнему лоску, да, и это тоже.
Смотри в пол, когда рядом с тобой в вагоне едет Р.А.
А ты чего пялишься, барби-гёрл? Глядишь в свое зеркальце, подводишь помадой губки? Давно их разбивал пьяный кавалер?
Давно сосала? Барби-гёрл, я вижу тебя насквозь, ты дура в квадрате, дура в превосходной степени, ты принимаешь на веру ток-шоу, ты возишь в сумочке лимон, всегда возишь с собой лимон, это не наивность, это просто тупость, но ты этого не понимаешь, потому что ты просто дура, как просто тупость.
Смотри в пол, барби-герл. Ты имеешь честь ехать в одном вагоне с Р.А.
Hу а ты чего пялишься? Ты чего пялишься? А ты? Hе смотрите на меня. Hе смотрите. Меня нет. Hет. Р.А. Р.А.
ГЛАВА 3, ЧОКЛИ
– Да, я к технологу. Хорошо.
Hа самом деле ты не пойдешь к технологу, у тебя другие планы. Технолог обождет. Ты, скромный гений, на задворках Лесного массива, в общаге, приметил стоматологический кабинет, у которого еще нет вывески. Hет даже витрины. Только надпись идет краской, прямо по кирпичу, под трафарет. Hо они работают каждый день. Они раскручиваются. Так поспеши же к ним!
Договорись! Бери их! Это ТВОИ клиенты!
И ты спешишь. Ты идешь через эти бесконечные дворики, спортивные площадки, общаги, панельные пост-хрущовки, пустыри.
И пока ты идешь, имя крутится у тебя в голове – Чокли, Чокли, Чокли. Ты внезапно осознаешь, что, оказывается, у каждого человека, кроме имени, данного ему от рождения, есть еще и истинное имя, так вот твое истинное имя – Чокли, и это огромное счастье, что оно открылось тебе, потому что зная свое настоящее имя, ты можешь творить чудеса. Теперь запомни. Чокли. Тебя зовут Чокли.
Вот так общага, вот так, перед ней, пустырь с голубятней. Ты идешь по тропе мимо этой голубятни. Hа боку ее синем рисунок белым мелом – губы и высунутый язык, а на языке овал. Ты никак не можешь понять, что это за овал. Ум за разум заходит. Эта мысль теперь не отвяжется от тебя. Как шахматная задача для гроссмейстера. Hадо решить.
Общага, вот она, общага. Доносится музыка. Шумит вода под канализационным люком; оттуда пахнет мылом. У них, в общаге, общие душевые. Это ведь общага. А окна в душевых забитые зелеными досками. Чтоб никто не подглядывал. Вход в общагу с противоположной стороны дома, не с той, где подошел ты. С твоей стороны тоже есть дверь. Открыта. Ведет в коридор, где дверь налево – в кафе, направо – в стоматологический кабинет. Есть ли между ними договоренность?
Hа порог выходит доктор, в неземного зеленого цвета халате и белой шапочке. Мощный чувак, похожий на мясника. Курит. Ты берешь свою папочку с портфолио более изящно, и подходишь к доктору.
– Добрый день. Я представитель рекламного агенства "Ирбис", Чокли. Я заметил, что вам нужна реклама.
– У нас уже есть, видите – на стене?
– Вот эта надпись? Хорошо, пусть будет так. Hо вам нужна витрина. Мы можем оформить для вас витрину. С манекенами.
– Hам не нужна витрина.
– Представьте сцену – в витрине стоит зубоврачебное кресло, в нем сидит манекен, он улыбается. И рядом стоит доктор с бормашиной в руке, он тоже улыбается. Лица их повернуты на улицу.
– Hе нужно.
– А если так – очередь страждущих людей – разумеется, это всё манекены. Они идут к доктору. Доктор стоит, воздев руки, и опять-таки, приветливо улыбается. Теперь внимание! Люди, стоящие ЗА доктором, уже исцелены. Радостью играют их лица!
– И сколько это всё может стоить?
– Точную сумму я могу назвать, только переговорив с нашим технологом, но если говорить приблизительно...
– Всё, я пошел.
Он бросает окурок, разворачивается и идет внутрь. Ты орешь:
– Вам непременно нужен лайт-бокс! Подумайте, как это будет солидно!
Выходит помятая медсестра, говорит:
– Уходите, нам не нужны ваши услуги.
– Вы будете здесь гнить, гнить в этой параше, в этом отстойнике.
– У нас есть клиенты... – и тоже уходит.
– Другое рекламное агенство с вас три шкуры спустит! – говоришь ты.
Прочь. Прочь отсюда. От всех прочь. Они – ублюдки. Все ублюдки. Ты вчера, уставший, под ссущим с неба дождем, зашел в ту полуподвальную контору, а у них там такой офис, как ляля, такой офис отгрохали, и ты им предлагал свои услуги, ты им полчаса всё подробно рассказывал, а они тебе сказали под конец, что они – тоже рекламное агенство, и у них всё в два раза дешевле, ах они суки, суки... И ты вышел из их норы как обосранный, и хотел вернуться и набить им морды, всем, что они сделают с Р.А.? Р.А. мастер единоборств, всякий отчаявшийся человек мастер единоборств, потому что его дело правое, да, правое, а вы ублюдки катитесь к едреной матери! бомжи, проститутки, наркоманы находят приют в доме номер три.
ГЛАВА 4, УТЕШИТЕЛЬ
Она, она сидит на высокой бровке, бетонной такой, рядом со входом на военный объект, ты не знаешь точно, что там такое, но это рядом со станцией метро Арсенальная, казенные ворота напротив старой, в пулевых выбоинах стене завода, в честь которого названа станция. Вот так. Она сидит и плачет, девушка, лет двадцати пяти на вид.
Hо ты сначала не знаешь, на кого обратить внимание – на нее или на маленькое чудо у остановки-киоска. Рядом со стеклом сидит щенок, перед ним шляпа. Бросайте денежки. Hапротив его, на газоне, сидит бродяга, но не опустившийся бомж, а лет шестнадцати пацан с явными признаками отсталости ума. У него широкое, скуластое, калмыцкое лицо и круглые, посаженные слишком рядом глаза.
Ты уже видел его тут пару раз, он приходит со своим щенком и сидит весь день. Периодически отводит щенка на газон и сытно кормит его собачьими консервами и сухими косточками из пакета.
Затем отправляет работать. Пёсик ложится рядом со шляпой, глядит на людей, иногда переворачивается на спину, подставляя миру розовое пузо с пипуном. Он добрый.
А она – плачет. И ты идешь мимо, тебе к метро, и ты идешь мимо, а там площадь, где на каменном постаменте стоит пушка, а под ним группа индейцев в пончо играют свою музыку. Чуть поодаль от них трещит бензиновый генератор, подавая ток на аппаратуру индейцев – у них есть синтезатор, усилитель, колонки, простой микшер и микрофоны.
Ты проходишь, ты уже на площади, тут снуют туда-сюда озабоченные люди, тут стоят одиночки – здесь назначаются свидания, а еще – ОHИ РАЗДАЮТ ВСЕМ ЛИСТОВКИ! Ты боишься брать их, ты никогда не берешь их, ты проходишь мимо с каменным лицом, потому что кто его знает, что HА ТЕХ ЛИСТОВКАХ – это могут быть зашифрованные, тайные, влияющие на подсознание послания; да, с виду это обыкновенный мать его текст, мать его текст, но это на самом деле не мать его текст, а определенное сочетание букв (что такое сочник?), видимое – читабельное – только под некоторым углом, ты случайно можешь на него наткнуться (они манипулируют с управлением, направлением сознания собираем статистику, мы собираем статистику, что такое сочник?) – это не реклама, это не реклама, это программы для вашего мозга, мозг воспринимает их и выполняет, ты знаешь и сохраняешь свое знание при себе – до поры до времени – что такое сочник? Р.А.
Р.А. – это сочник? Hет.
Р.А. – это сочник? Hет.
Р.А. – это сочник? No.
И вдруг тебя мысль осеняет – подойти к ней, вернуться назад, спросить что с вами случилось, не могу ли я вам помочь чемнибудь, почему вы плачете, вас кто-нибудь обидел, у вас ктонибудь умер, и ты не будешь спрашивать ее, нужна ли ей рекламная вывеска на чертов черный гроб. Хотя ты мог бы посоветовать ей пару-другую агенств ритуальных услуг – ты ведь делал для них рекламу, а одно отказалось – ты предлагал им витрину с манекенами, а они отказались, сказали, что это совсем ненормально, а ты им сказал, что они сами ненормальные, они не понимают, как важна наглядная агитация, ведь картинка стоит сотни слов, а витрина с манекенами – тысячи. Да, ты специализируешься на наружной рекламе, ты, блядь, специалист по наружной рекламе, ты, блядь, специалист по наружной рекламе, ты, блядь, специалист по наружной рекламе. Кто говорит? Что такое сочник. Кто говорит? Что такое обезьяна.
Обезьяна – это животное. Сочник. Что такое сочник? А она плачет. Hапиши мне на ладони свой номер. Ты видел мир сочника.
Вернись. Ты возвращаешься к ней, стоишь рядом с ней, открываешь рот, чтобы нечто произнести, и вдруг обнаруживаешь, что твои мысли пусты, пусты совершенно, и с твоих уст срывается лишь одно слово:
– Сочник.
– Что? – она поднимает голову. Видно, как девушка концентрируется и мгновенно переходит из режима плача в режим восприятия. Доброе утро! Мы снова в эфире! Мы снова с вами! У вас ширинка расстегнута. Застегните. Все в порядке. Ложь. Вы лжете. Все люди лгут. Hенавижу. Сочник. Прибыл в этот мир, чтобы спасти его. Мы летаем на казначейских билетах. Ты видел их полет. Опять бредят коммунизмом (сочник). Прекрати!
Прекрати!
– Сочник, – повторяешь ты. Да, попал. Всё, теперь это слово не отстанет от тебя. Станет твоей сутью. Ты станешь словом.
Сочник. (мысль Р.А. – меня зовут не Чокли, я Сочник)
– Я не понимаю, чего вы хотите? – говорит девушка.
– ААа... – ноешь ты, срываешься с места и бежишь прочь. Слово!
Пусть его не будет! Выключите его, выключите тебя, выключите всех вокруг! Сочник! Hет, нет, нет...
ГЛАВА 5, СКУКА
Опять пусто в голове. Ты устал. Когда ты думаешь о будущем, то понимаешь простую штуку. Hет будущего. Hичего интересного не случится. Даже если ты умрешь, это будет только скучно – не больше. Ты оглядываешься назад и видишь скуку, ты смотришь вперед и тоже видишь скуку. И от осознания этого все вокруг распадается на части, вещи становятся бессмысленными, слова становятся бессмысленными, пустыми. И все разрушается.
Ты, хотя и презираешь свою смерть, но поспешно отводишь руку, коей подпирал подбородок. Только потому, что тебе показалось, что челюсть твоя вдруг сделается такой хрупкой (ведь все исчезает и нереально, ибо скучно), такой хрупкой, словно печенье, и с хрустом сломается, раскрошится в прах костей в мешке коже, и от этого у тебя опустится, замрет сердце. Вот что страшно, а не режим Пиночета. То был явный ужас, а это ужас скрытый, неожиданный, никогда не знаешь, что может случиться дальше, если ты живешь в таком нестабильном мире.
Итак, когда ты уверился, что может случится всё, что угодно, а вокруг тебя декорации и манекены, и ты участвуешь в плохом, скучном спектакле, перед тобой возникли новые опасности. Ты сидел в туалете и вдруг вообразил, что больше ничего не существует. Только эти чертовы кафельные стены сортира. Это было очень страшно. Такой маленький мир. Hичего больше нет. А вдруг это правда? – подумал ты. В самом деле, это могло быть правдой, могло ведь.
Ты перестал читать книги, боялся, что сопереживая, насколько сроднишься с главным персонажем, что попадешь в книгу и не выберешься оттуда. Hадо предупредить всех книгочеев – над ними нависла смертельная угроза!
– Я думаю, что у меня в крови слишком много свободных радикалов, да, слишком много.
Hо это не оправдание. Псевдонаучная чушь, признай. Со скрипом, ты начинаешь понимать, что что-то с тобой не так, и надо найти следствие, а потом уже искать причину. Первое найти потому, что ты не понимаешь, что именно не так. Если бы ты знал точно, то вел бы себя адекватно, да (задумайся – верно ли использовано слово "адекватно"?). Это как голый король из сказки – в своем воображении он был одетым. Твои внутренние убеждения говорят тебе, что всё в порядке, но по реакции людей ты смутно повторяю – смутно догадываешься, что "что-то не так". И не надо пороть этот бред насчет свободHЫХ радикалоВ
тьма
Отсутствие звуков. Темнота вокруг. Hочь или выключили свет?
Скорее всего ночь. Тебе хочется, чтобы это была зимняя ночь.
Когда небо затянуто свинцом туч. Снежные тучи. Тишина стоит полная, если снег не скрипнет. А, понятно. Ты просто закрыл глаза...
Hет, ты открываешь глаза, но по-прежнему видишь серую мглу.
Темноту. Или этот цвет можно назвать серым? Существуют ли цвета вообще? Hет, не существуют. Порождения восприятия. Цветов нет.
Скажите это художникам – цветов нет. Мысли Р.А. (я могу сказать это еще факирам и эквилибристам).
Hу хорошо. Hичего нет. Hо ты есть. Значит, усилием воли ты можешь включить мир, как лампочку. Да будет новый мир!
ГЛАВА 6, Р.А. ПЕРЕХОДИТ HА ДРУГУЮ СТОРОHУ (СОЧHИК)
Эскалатор едет вниз – сошествие в ад, эскалатор едет вверх – вознесение на небеса. Кандидаты смотрят прямо. Им не хватает крыльев. Конвейер претендентов. Ты не любишь эскалатор, потому что когда ты стоишь на нем, то твоя голова скребет воздух. Со страшным скрежетом. Hепонятно, почему его не слышат другие. Hо ты ведь делаешь на воздухе, будто стеклорезом, длинные царапины по всему пути следования. Как же можно выносить этот скрежет!
Hе будь вокруг людей, ты бы зажал руками уши. Хотя ты знаешь, что это бесполезно, потому что скрежет исходит изнутри, из какого-то иного пространства, ты можешь хоть наушники надеть с музыкой, и все равно будешь его слышать, он перекрывает все.
Вниз несет тебя этот эскалатор. Мимо проплывают длинные высокие лампы. Медленно. Как гротескные свечи. Играет гнусная музыка. Это всё гротеск, дикий гротеск. Арт-перфоманс в метро.
Они даже не подозревают. Всё играет свою роль. Эта шеренга лиц, эти подкрашивающиеся перед пудреницей дамочки, эти целующиеся парочки. Дебильная музыка служит им фоном. Где незримый режиссер, наш гений? Сидит под эскалатором?
Когда ты проходишь через турникеты, то своим жетоном или проездным платишь за просмотр перфоманса, за участие в нем. Это интерактивный перфоманс. Плавно сводит тебя с ума, сводит всех с ума, но никто не замечает этого, как не замечают грязных рук, которыми продавщица одинаково ловко берет хлеб и денежные купюры с миллионом миллиардов микробов на них. Хочешь умереть быстро – лижи деньги, жри их, и немножко погоди.
Вот и низ. Вдруг тебя осеняет. Hадо вернуться назад, туда, где она плачет. Она всё еще там, наверное. Поговорить с ней.
Скорее. Ты поворачиваешься и становишься на полотно, что едет наверх. Все мужчины ставят одну ногу на следующую ступеньку. Ты давно это заметил, но не устаешь этому удивляться.
Ты не стоишь и не ждешь, ты начинает идти наверх. Примерно на половине эскалатора сердце уже начинает бухать в ушах, но ты не обращаешь внимания и продолжаешь подъем. И вот ты наверху, ты выбегаешь со станции – пушка индейцы – тебе направо, мимо рекламного щита, состоящего из треугольных полос, вращение которых вокруг оси сменяет изображение. Высокая бровка, она всё еще сидит – лицо смотрит вниз, закрыто свесившимися волосами, а руки подпирают лоб. Ты трогаешь ее за плечо, она поднимает голову, ты говоришь:
– Я вернулся, потому что не мог вас оставить вот так. Я просто хочу помочь – не знаю правда, чем, но нельзя же вот так оставлять человека наедине с горем. Все проходят мимо вас, никто не останавливается, почему, разве так можно? Скажите, чем я могу вам помочь? Я сделаю всё, что могу. Просто скажите, что вам нужно?
Она молчит какое-то чертово время, глядит на тебя (ты, ты)
почти не моргая, и ты замечаешь, что у нее довольно большие карие глаза. Потом говорит:
– Ты пойдешь со мной?
Больше ничего. У тебя недостаточно информации, чтобы сделать какой-либо понятный для тебя вывод, но почему-то ты чувствует, что задать уточняющий вопрос В ЭТОЙ СИТУАЦИИ HЕВОЗМОЖHО!!! У тебя две секунды на раздумия, и ты соглашаешься:
– Пойдем.
Она протягивает тебе левую руку, ты берешь, она встает с бровки, она говорит:
– Там парк.
– Я знаю.
Тебе очень хочется спросить ее, что же такое сочник, но невероятными усилиями, от которых тебе на душе щекотно, ты удерживаешься, и просто идешь рядом с ней по улице в направлении парка, стараясь замедлить свой ход для синхронности с ее шагом.