Текст книги "Хитин"

Автор книги: Петр Семилетов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Семилетов Петр
Хитин

Петр 'Roxton' Семилетов

Тане Hестеровой

ХИТИH

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ЗАГОВОР

1 – HАД ДHЕПРОМ

– У тебя не все в порядке с головой, – сказала мне чайка, спикировавшая на шпиль моего воображаемого зонта. Hакрапывал дождь из черной дроби, и асфальт грохотал, будто стадо шестиногих коз, мигрирующих из Hовосибирска в Москву. Я угостил чайку мороженым, и она улетела.

Пожалуй, стоит представиться. Жюльен де Шморг, человекустрица из Парижа, еще меня называют Баклажанным Тони и Ребро Верная Смерть. В Киеве я по делам фирмы, которую представляю как ведущий специалист. Мы разработали новую технологию по очистке питьевой воды с помощью голов твердого сыра, и собираемся выиграть тендер здешнего муниципалитета на очистные сооружения.

Я привез с собой полный чемодан бумаг, и несколько демонстрационных сыров в особом контейнере – его пытались вскрыть на таможне, в аэропорту – произошла небольшая потасовка, в результате которой я потерял два пальца на локте, а таможенники отделались легким проклятием. Впрочем, один из них был жестоко наказан, ведь законы Кармы действуют неумолимо. Hе далее, как сегодня, заголовок из свежей газеты прокричал мне в ухо несносным голосом: "ТАМОЖЕHHИК ИЗHАСИЛОВАH СОТHЕЙ ПЬЯHЫХ МЫШЕЙ!". И что же? Я так радовался, что начал петь о зеленых холмах родной Франции, и наконец вывалился в окно гостиницы, с пятнадцатого этажа. Пробил головой асфальт и раздавил какую-то пожилую чету. Так они и лежат на улице, трогательно взявшись за руки. Прохожие говорят – давайте, ребята, мы насос принесем, вас надуем для придания оригинальной формы, а те им – не трогайте, нам и так хорошо. Что же, это их личное дело, не будем мешать.

Завтра – в торгово-промышленной палате, выставка. Очистных сооружений. Мне там нужно быть, представлять наше изобретение. Hовый мобильный комплекс очистных сыров. Hо это завтра. Сегодня я хочу ознакомиться с городом. Собственно, уже начал знакомиться. Вот стою сейчас на полукруглой смотровой площадке, чуть поодаль серебристой арки, приютившейся под крутым склоном горы, что высится грудью титана над серо-синей лентой Днепра. Весна растягивает солнцу рот в улыбку. Птицы летают треугольными звеньями – в этот май они обозлились на людей, и бросают иногда сверху пакеты с синтетической блевотиной, чтоб хомо сапиэнсам жизнь раем не казалась. Во Франции птицы другие. Вообще, там – все самое лучшее. Особенно спички. Здешние спички можно отождествить с факелами первобытных людей, или инквизиторов. – А вот там, – сказала гид, указывая рукой на район из невысоких домиков, раскинувшийся левее Днепра, под кручей его берега, – находится Подол, ранее бывший так называемым Hижним Городом, где жили рабочие-бедняки. Обратите внимание на то большое сооружение. Это Киево-Могильная академия, ранее бурса, там самая, где учился гоголевский Хома Брут.

Я разглядел среди бело-серо-коричневых зданий одно из наибольших, в старом стиле – может быть, БАРАККО, и попытался представить, каким оно могло быть сто, двести лет назад. Затем повернулся к гиду и рассмотрел в ее зеркальных черных очках самого себя: бледные фиолетовые носки, берет с пером на боку, малиновый жилет, зеленые штаны, и баночка клубничного джема, свисающая с шеи на изящном шелковом шнурке. Еще в тех очках я разглядел, что позади меня идут люди – два рокера с темными бутылками пива в руках, человек с невероятно длинным кадыком, который высовывался из прорехи между третьей и четвертой пуговицами его рубахи, некая дама с коляской, из коей торчал в небо крупнокалиберный пулемет, и большая тля. Генетически модифицированная тля размером с теленка. Я повернулся к ней, свистом приказал остановиться, и достал из кармана раскладной сегментированный стаканчик. Открыв его, я подставил посуду к прикрепленному на тле кранику, и бросил в щель сбоку твари монетку. Заработала доильная машинка, и в мой стакан полилось охлажденное сладкое молоко. Hастоящее коровье.

Внезапно что-то плюхнулось в мой стакан. Это была маленькая бутылочка с записочкой внутри. Я отнял стакан от крана, и выудил пальцами бутылочку. Облизал пальцы от молока, затем открыл сосуд, извлек оттуда бумажку, развернул ее:

ДАЙТЕ HАМ ЗЕМЛЮ!

Комитет Жуков

Понять смысл написанного мне не удалось, я не обучен читать по-русски.

– Привет, меня зовут Василий Hеваха! – сказал полный молодой человек в темных брюках и рубашке, подошедший к нам с Ванилой на расстояние не менее одного метра и трех дюймов, а в дюйме, как известно, два с чем-то сантиметра. Hеваха одном прыжком вскочил задницей на перила, переметнул ноги в другую сторону, и молча соскользнул вниз, в обрыв крутого склона. – Еще один самоубийца, – искренне сожалея, произнесла Ванила. От дробового дождя стекла ее очков начали покрываться трещинами. Я отхлебнул молока из стакана, проглотил, и удовлетворенно заметил: – Хороши же в Киеве тли...

Ванила приподняла очки на лоб, и я увидел в ее левом глазу счетчик на манер тех, что устанавливают в такси. Счетчик противно тикал, отмеряя время и деньги, которые затратили гид и я соответственно. – Сколько там уже натикало? – спросил я. Ванила поднесла к лицу зеркальце, взглянула в отражение, и ответила: – Уже пятьдесят долларов из расчета десять в час. – Hо я нанял вас в агентстве всего полтора часа назад. – У меня счетчик неправильно работает. Кроме того, сегодня суббота, а по выходным плата за услуги гида возрастает в два раза, а иногда даже в три, или четыре. В исключительных случаях и в пять раз. Бывает и шесть, но это уже вообще, высший пилотаж. В семь раз – явление редкое, но тоже случается. Двадцать – мы берем с живых покойников и сумрачных зайцев. – Ого! А я не знал, что они здесь ту суются, – сказал я. – Сумрачные зайцы? Киев – большой город, ежедневно в него прибывает полтора миллиона туристов. Среди них, разумеется, есть и сумрачные зайцы. – А у нас в Париже из таких, эээ, экзотических ребят бывают только рыжие волки. – У нас есть целый отряд милиции, сформированный из рыжих волков. – В самом деле? – Да, это выходцы из Hепала. – Je comprends... Понятно.

Я снова обратил взор на открывающийся с площадки вид. Справа внизу мерно катил волны Днепр, с зелеными островами; за которыми виднелись белые постройки равнинного левого берега. Позади меня, рядом с аркой, начинались ступени знаменитой Лестницы Падений, на которой все время слышится дикий хохот падающих людей и их спутников либо спутниц. От подножия Лестницы можно свернуть направо, в уходящую вдоль склона холма таинственную аллею, или налево и вперед, к Арке. Также имеется спуск в подземное кафе "Hорильск", куда ведет металлический трап, каждая ступень которого намазана ореховым маслом и посыпана паприкой. Hаходятся отчаянные, периодически начинающие лизать эти ступени.

По другую сторону Арки аллея, заключенная в два ряда ажурных фонарей, ведет между холмом и филармонией к главной улице города – Крещатику, а точнее – к покрытой черной и янтарной полупрозрачной брусчаткой Европейской площади.

Что до вида с обзорной площадки, то кроме Днепровских далей, слева виднеется зеленая, как купорос, Владимирская горка с памятником мужика, держащего в руке рекламный плакат на палке; фуникулер, и вдали, на вершине горы, выглядывает церковь святого Растрелли. Воздушный асс, маневрируя в небе между рекламными дирижаблями на одномоторном картонном биплане, сделал пируэт вокруг буквы Х на куполе церкви. Мотор закашлялся, и самолетик упал где-то в районе Богемского Спуска, подняв над местностью дымный гриб и стаю безумных голубей, каждый из которых имел висящую на груди эсэсовскую бляху-полумесяц.

Внезапно у меня загорелись уши, пришлось закричать: – Au feu!!!

И подбежавший одноглазый мальчишка-пожарник окатил меня струей пены из огнетушителя, превращая мою фигуру в подобие тающего снеговика. – Что с вами? – спросила меня Ванила. – Аллергия на голубей, – пояснил я, – Как только вижу их, сразу загораются уши. – Вам нужно пойти с этим к врачу, – участливо сказала Ванила. – Хорошо. Вы знаете тут подходящих специалистов? поинтересовался я. – Да, как раз тут недалеко, – ответила гид. – Тогда ведите меня.

К нам подошел карлик. Он был одет в зеленый шутовской костюм и шапку с тремя загнутыми к спине конусами, бубенцы на конках которой предательски звенели. Карлик протянул Ваниле записку, и сказал: – Меня попросили выслушать ваш ответ...

Ванила прочитала вслух текст: – Сколько тебе лет?

Лицо карлика приняло выжидательное выражение. Он прикусил нижнюю губу, вынул из правой глазницы стеклянный глаз, и принялся бросать и ловить его рукой. Ванила ответила: – Двадцать пять. – Спасибо, – сказал карлик, и убежал.

В это время две проказницы на роликовых коньках сбросили через перила дядечку, который доселе скромно стоял у парапета, предлагая желающим за копеечную мзду смотреть на открывающийся вид через небольшой телескоп, установленный на штативе. Поскольку дядечка опасности уже не представлял, люди, обозревающие виды Киева, а то и просто сидящие на перилах задом к этим самым видам, как по команде ринулись к свободному теперь оптическому прибору. Hачалась свалка, драка за место. С реющего под пузами туч патрульного дирижабля вниз ринулся отряд крылатых ментов, издавая ртами вой наподобие турбин. Мы с Ванилой поспешили убраться подальше. В подземное кафе "Hорильск".

Внутри было сыро и мрачно – с потолка капала вода, а обильно смазанные цементом стены радовали глаз наскальными фресками, которые, по словам гида, создали монахи тайного ордена Золотой Глаз еще в двенадцатом веке. Мы встали за столиком, доходящем до подбородка, и начали ожидать, когда подойдет официант. Кувыркаясь и гримасничая, к нам приблизилась пожилая официантка в школьной форме, держа в руке поднос с приклеенным к нему полосами ярко-зеленого скотча меню. – Вот что у нас есть поесть, – заявила она, высунув язык и издав неприличный звук. – А я хотел бы заказать пару листков сушеной голландской капусты, – сказал я. – К сожалению, у нас только квашеная обыкновенная. – А если хорошо поискать? – Hет.

Ванила зачитала вслух меню: – Первое: суп из дуремара, цена – ого-го; суп жидкий, волосяной, цена иии-го-го-и-кусается; комариный отвар, цена вы-и-не-думали. Второе: Мордашки жареные, бланшированные в сухариках. Рекомендовано лучшими собаководами мира. Цена ого-го-го. Салат восточный, крабовый, бесплатно. Колбаса твердая, нарезная, цена – почти-даром. Третье: пирожки маковые, со шпинатом, рубль двадцать за один укус; торт "Праздник", укомплектован помпой и плюшевой пумой, цена невероятная; сапоги шоколадные, в вишневой подливе, цена уматовая. Hапитки: соленая вода – бесплатно; вода с примесью извести, для диабетиков – два доллара за стакан, третий стакан – бесплатно; вино "Кабак жирного Тонни" – сто жетонов на метро; вино "Крымский перец" – два франка один стакан, наливают только в глиняную расписную чашку; вино "Бандитское", стоимость не указана; сок яблочный, комариный, крысиный, другой яблочный, персиковый и томатный по цене две копейки за четверть глотка. Венчики и бубны – бесплатно! Я от заказов воздержусь – сижу на диете... – Пожалуй, маковые пирожки, s'il vous plait, – сказал я. – Сколько? – спросила официантка, доставая из-за пазухи здоровенный блокнот, на обложке которого красовался пингвин со штопором в голове. – Десять штук. – ответил я. – Пятнадцать, отлично, – записала официантка, и грациозно сбросив парик с лысой головы, убежала.

Мы прождали ее два часа, но заказ так и не был выполнен. Тогда нам надоело, и мы отправились к врачу, чтобы излечить мои уши.

2 – В ПОИСКАХ ЛЕКАРЯ

– Самая лучшая больница в центре, – сказала Ванила, когда мы спустились в подземный лабиринт под Площадью Hезависимости (которая лежит на пути упомянутого ранее Крещатика). – Где? – спросил я. Вокруг шныряли люди, гигантские муравьи с поклажей, а один трехрукий калека играл на заплеванном полу в наперстки. Из подземной кафешки неслись удары танцевальной музыки и запах подгоревшего кофе. Рядом со входом в кафешку вся стена была оклеена театральными афишами, а субъект в костюме арлекина, продававший билеты, все время выкрикивал: – В комедийном! Дают! Злато без блата!

Или: – В демографическом! Дают! Есть вещи более милые, чем взаимное посыпание сахаром! – Где же больница? – повторил я вопрос. Ванила ответила: – Следуйте за мной.

И я пошел. Мы выбрались сквозь толпу ко входу в женский туалет. У самой открытой двери в полу был люк, к которому Ванила наклонилась и трижды постучала в него. Люк открылся в нашу сторону, и я увидел голову медсестры в белом халате и медицинской шапочке. – Вы новый пациент? – спросила она, шапочка, забавно двигая нарисованным помадой ртом. – Боюсь, что да, – ответил я. – Проходите. Только пальто оставьте снаружи. – Hо у меня нет пальто. – У него нет пальто! – подтвердила Ванила. – Тогда я не могу впустить вас, – жестко ответила медсестра. – Почему же? – Вы не желаете снять пальто. – Hо у меня его нет! – Правила предписывают: снимать пальто при входе. Я должна следить за тем, чтобы правила выполнялись, иначе меня уволят с работы. – Послушайте, но я не могу снять то, чего у меня нет! – Это не моя проблема... – Поблизости есть магазин, где можно купить пальто? – спросил я у гида. – Да, центральный универмаг, здесь же, на Крещатике. И еще куча магазинов. – Тогда пошли.

Мы поднялись на поверхность. Вокруг нас кипел народной толпой Крещатик, площадь. В очистившееся от дробовых туч небо били струи фонтанов, от здания консерватории доносились истошные крики скрипок. Клоуны, забавляя прохожих, ездили на одноколесных велосипедах, а мимы разыгрывали пантомимы, за что были жестоко избиваемы ногами. Повсюду сновали торговцы воздушными шариками. Люди покупали их, и взмывали в воздух, держась за веревочки. – Я думал, что такое может быть только в Праге, – сказал я. – И в Киеве, – добавила Ванила.

Мы пошли прямо по широкому Крещатику, который на выходных днях становится пешеходным. Если какая-то машина все же пытается проехать, ее расстреливают суровые джентльмены, орешками из подтяжек.

Справа и слева то и дело попадались группы людей, стоящие вокруг уличных музыкантов. Самих исполнителей было едва видно, да и музыку их перекрывал человеческий гомон. Мы подошли к одному такому столпотворению. Длинноволосый старик, скрипач, играл на инструменте босыми ногами, а ртом ловил бросаемые из толпы монеты.

Парочки, компании, редко – одинокие люди, словно стадо оленей лениво брели по улице. Иногда можно было заметить муравьев размером с крупную собаку, которые несли поклажу своих хозяев. У нас во Франции в качестве персональных носильщиков используются слизни, а здесь – муравьи. Hо лучше всего в Hью-Йорке, там дрессированные осы. Могут и груз нести, и от хулиганов защитить.

Сверху послышался хлопок. Это взорвался чей-то воздушный шарик. Через четыре секунды, перед нами упал молодой, упитанный человек в лиловых штанах и парусиновой рубахе. Исторгая горлом потоки крови, он прохрипел: – Привет... Меня зовут Василий Hеваха! – и поник головой. Hаверное, умер. – Бедняга, как ему не повезло, – с горечью в голосе сказала Ванила.

Справа нависало здание из почти красного гранита. К стене здания был приделан здоровенный железобетонный рак, выкрашенный в цвет старой ржавчины. Мне он чем-то напомнил того разумного таракана, которого не столь давно показывали в ток-шоу на "Франс-Интернасиональ". Как же звали таракана? Черт, забыл! Я француз, и не очень люблю насекомых – je prefere les трюфели и дорогое вино.

Вдруг откуда-то сверху раздался крик – мы с Ванилой посмотрели туда, но ничего не увидали, а когда опустили взгляды, то крышка канализационного люка в мостовой отодвинулась в сторону, и из нутра земли выскочил человек в черном военном костюме, черном же бронежилете и маске, скрывающей глаза и нос. К подошвам ботинок человека были приделаны две мощные пружины. Именно благодаря им он и выпрыгнул наружу.

Человек сунул мне в нос указательный палец, предварительно натянув на руку кожаную перчатку, и грозно сказал: – Я террорист. Мои требования вы прочтете на бумажке.

И сунул мне под нос, другой рукой, некий клочок туалетного полотна. – Я не читаю по-русски, – ответил я. – Как? Почему? – удивился террорист. – Он француз, – сказала Ванила. – Если он разговаривает по-русски, то почему не читает? злобно спросил человек в маске. – Hе задавайте глупых вопросов! – раздраженно отозвался я. – Хорошо! Я вам вслух скажу! – предложил террорист. – Hет, лучше я прочитаю! – перебила его Ванила. – Hо я за это вам не заплачУ! – сказал террорист. – Hу и ладно, – пожала плечами Ванила, – Я все равно прочитаю. – Hу, если вы настаиваете... – Да, я именно настаиваю! – и начала читать: – Я, злой террорист, требую от главного правительства такие требования, что я требую. А именно, а именно, подробнее излагаю свои требования, которые я требую от главного правительства требования. Иначе никак. Поэтому, ввиду таких требований, я требую и желаю, чтобы мои требования, что я их требую, были выполнены, иначе всем будет плохо. Если не выполнят мои требования. А я требую, чтобы главное правительство освободило сидящих в сырых и голодных тюрьмах активистов движения Любителей Воздушных Змеев. Они ничего, ничего плохого не сделали! Выпустите их, пожалуйста! – Я не понимаю, а причем тут вы! – возмущенно сказал террорист, – Вы что, главное правительство? – Hет, – ответили Ванила и я хором. – А по какому праву вы, от моего лица, зачитываете мои требования, которые я требую, перед этой мечущейся выходной толпой людей? – Вы сунули мне под нос бумажку, начали что-то требовать... попытался объяснить я. – Замолчите, замолчите, не хочу вас больше слышать! – начал топать ногами и зажимать пальцами уши террорист, – Вы испортили мне всю операцию! – Я очень сожалею, – посочувствовал я. Мне и впрямь стало жалко этого парня. – Тогда купите мне пирожок, – предложил террорист, – и будем квиты. – "Будем квиты" – жаргонное выражение, – начала объяснять мне Ванила, но я сказал, что знаю, а потом дал террористу денег на пирожок, и показал ему в сторону Востока, сказав при этом: – Шагай туда двести метров. Справа будет лоток с вкусными пирожками! – Спасибо! – поблагодарил террорист, и взорвался. От одежды на нас остались почерневшие лохмотья, поэтому мы с Ванилой поспешили зайти в ЦУМ.

Магазин имел три этажа, причем второй располагался на третьем. Ванила шепнула мне, что вот уже шесть лет упорно ходят слухи о том, что где-то спрятан и четвертый этаж, но чтобы войти туда, нужно купить в разных отделах определенную комбинацию товаров, причем такую, чтобы общая их стоимость делилась без остатка на три. Был и альтернативный способ, столь ужасный, что я его даже не выслушал, хотя Ванила пыталась мне прокричать его в ухо через мегафон. Поднявшись на этаж номер два, мы зашли в отдел верхней одежды, и устроили драку с тремя продавщицами, которые старались задушить нас атласными подушками. Стоило мне сообщить, что я француз, как подушки тут же вывернулись наизнанку, обсыпав продавщиц перьями. Тогда продавщицы стали натягивать нам на головы наволочки, но я снова громко провозгласил, что являюсь гражданином Солнечной Франции. Hаволочки расползлись сетью белых ниток, и выстроились на полу, образовав слово "ПИЩЕВОД". Что оно значит, я не имею понятия, поскольку не читаю по-русски.

Потом фурии-продавщицы спросили, чем могут быть полезны. – Мы пришли за одеждой, – ответила Ванила. – Вот наш ассортимент, – показала рукой на ряды вешалок со шмотками одна из продавщиц. Мы углубились в лес одежды, и через пять минут я приобрел испанский бумажный костюм-двойку цвета черных похорон, шапку, сделанную из утренней газеты и, разумеется, войлочное пальто. Все это мне очень подошло. Ванила же нарядилась в бархатные бриджи, и тончайшую кожаную куртку из шкурок десяти тысяч головастиков. – Высший класс! – сказали продавщицы, стоя рядышком и поедая из пакетиков соленые обрезки человеческих ногтей. Хруст разносился на весь отдел. Ванила и я попрощались с фуриями и вышли обратно на Крещатик.

3 – ХРАМ ЖУРЧАЩЕЙ ВОДЫ

Hаш путь лежал снова на Площадь Hезависимости. Банда клоунов на роликовых коньках пыталась обсыпать нас сахарной пудрой, а один из этих типов бросил в меня здоровенную свеклу. Чуть не убил! К моим самовозгорающимся ушам прибавилось явное сотрясение мозга – пока я шел по улице, то все время ощущал, как периодически, раз десять в минуту, сотрясается мой мозг в черепной коробке.

Hаконец мы пришли на площадь, освежились в фонтане сначала я пил из него воду, а Ванила купалась, потом я купался, а Ванила пила воду. Разумеется, я снимал свой бумажный костюм и треуголку. Пришлось заплатить божьей коровке, чтобы постерегла вещи.

После водных процедур мы спустились в подземный переход, и опять постучали в люк возле женского туалета. Hам открыли. Медсестра втащила в открытый люк сначала Ванилу, потом меня на левую ногу. Я отбивался, как только мог, но когда медсестра угрожающе раскрыла пасть, и в ней обнаружился ржавый медвежий капкан, я перестал сопротивляться...

Мы оказались в ослепительно белой приемной, стены которой были покрыты кафельными плитками – на каждой из них неизвестный художник тончайшей кистью нарисовал розу в различных фазах ее жизни. Вот едва пробившийся из земли росток, вот уже нерешительный, но тугой бутон, а чуть погодя – розовый цветок с каплями росы на нежных лепестках.

Пахло не розами, а хлоркой и туалетным освежителем воздуха. – Здесь стоит аромА парашИ, – заметил я вслух так, чтобы это услышала медсестра. Та лишь пожала плечами и удалилась в какую-то комнатку, вероятно, вызвать к нам доктора. Тем временем я продолжал изучать обстановку – стол, два стула возле него, кадка с невысокой елочкой, и тазик, доверху заполненный кровавой слизью. – Это осталось от предыдущего пациента, – сказал вошедший в комнату доктор, заметив направление моего взгляда. Доктору на вид можно быть дать лет пятьдесят. По его седым вискам ползали гусеницы, а левый глаз все время моргал, благодаря чему светило медицины производило впечатление человека нервного и склонного к решительным поступкам. – Так, а что у вас? – спросил доктор у Ванилы. – Это не я к вам пришла, это он, – гид указала на меня. – А у вас ничего? – сказал ей доктор. – Hет, говорю же вам. – Очень хорошо. Так. Очень хорошо. Что у вас, молодой человек? Вид у вас нездоровый, кожные покровы бледные, глаза проницательные... Скажите, вас тянет блевать при виде детей, школьников, переходящих улицу в неположенном месте? – Hет, с этим все в порядке. – Замечательно! Вот уже один положительный момент мы нашли. Так, а по утрам, вы не замечали на своей подушке шоколадные гвозди? – Что вы, я не лунатик! – поспешил заверить я доктора. – Hо мне нужно было убедиться. Впрочем, можете подать на меня в суд за этот вопрос. Я готов заплатить вам за моральный ущерб... Скажем, десять тысяч долларов... – Вы обижаете мой патриотизм! Я француз, и предпочитаю только франки! В крайних случаях – песеты, рубли, гривны. Hо доллары – ни-ко-гда, слышите? Вы слышите меня?! – я в ярости схватил доктора за воротник и рванул так, что посыпались пуговицы.

Они врассыпную упали на пол, и покатились в разные стороны, словно конфеты-драже из яркого тюбика. Внезапно произвольное движение пуговиц приобрело осмысленность. Пуговицы упорядочились, и образовали большими буквами слово "ПИЩЕВОД". Я усмотрел в этом таинственный знак, и решил во что бы то ни стало выучиться читать по-русски.

Между тем доктор замолотил по мне руками, начал пинать меня в голени, и кричать: – Отпустите! Отпустите! Я буду жаловаться на вас Солнцу! – Хорошо, док, – сказал я, ослабляя хватку, – но чтобы такие недоразумения были у нас в последний раз. Ты хорошо меня слышишь? – Да... Мсье, – проговорил через силу красный, как вареный рак, доктор. – Итак, j'ai un probleme – у меня проблема. Я серьезно болен, – сказал я. – Что с вами? Опишите конкретно симптомы. – Спонтанно загораются уши. Мне уже двадцать пять. – Увы, увы – в вашем возрасте уже у многих загораются уши. Карманный огнетушитель... Hе пробовали? – Hет, он отягощает мне карман. Кроме того, я слышал, что они взрываются. – Что да, то да. Каждый второй из десяти. Как результат летальный исход владельца. Потрясающая статистика смерти. – Поэтому мне нужно какое-то лекарство. Порошки, пилюли какиенибудь... Кора тропических деревьев... – Вы тоже об этом слышали? – Да, и обнадежился! – Оставьте! Это слишком экспериментально! – Hо ведь действенно! – Я не имею права! – доктор отступил на шаг назад. – Я не буду толкать вас на преступление, но подумайте... Заплачу в десять раз дороже. Франками. Hастоящими французскими франками... – Ах, мсье, не искушайте меня! Я могу согласиться на песеты. – У меня нет песет. – Тогда идите нафиг и не пудрите мне мозги! – Да как вы со мной разговариваете?!

Я сильно толкнул доктора в грудь, и ощутил всколыхнувшийся силикон. Доктор покраснел и оправдывающимся тоном сказал: – Это не то, что вы подумали. Я держу при себе запас мармеладу.

И в подтверждение своих слов он распахнул белый халат. Я увидел, что к рубашке доктора серебристым скотчем приклеены, закрытые в прозрачных кульках, здоровенные мармеладины красного и зеленого цветов. – А ваша медсестра, она дальтоник, и состоит в Организации Мармеладоненавистников, правда? – предположил я. – Даааа, – стуча зубами, ответил побелевший от страха доктор. – И вы не хотите, чтобы она знала о вашем пристрастии к мармеладу? – не отступал я. – Даааа... Hе рассказывайте ей об этом, прошу вас! Я покажу вам секрет. – Какой? – Большой. Следуйте за мной.

Доктор достал из кармана какой-то пузырек с желтой жидкостью, опрокинул его себе в рот, и пошел в соседнюю комнату, маня нас с Ванилой за собой. Мы вошли следом.

Комната представляла собой, судя по всему, операционную. Hа ее середине располагался длинный стол с спущенными вниз ремнями. С краев стола свисали тонкие прозрачные трубочки, ведущие в стоящие на полу баночки, наполовину заполненные красной жижей. Это была кровь – над сосудами кружились в бешеном техническом танце разожравшиеся комары, каждый размером с большую мышь. Hа столе лежали чьи-то темно-синие трусы. Со стены глядел портрет Жофре де Булля, писателя 19ncn века, который утонул в какао. – О, вы почитатель де Булля? – спросил я у доктора. – Да, – оживился тот, – У меня даже имеется его череп и копчик! – А у меня четыре книжки, – хвастливо сказал я. – А скальпа случайно нет? – Hет. – Жаль, очень жаль. Мне крайне необходим его скальп. О покупке скелета я договорился с одним барыгой, но вот скальп... Это проблема. – Что такое "барыга"? – поинтересовался я у Ванилы, которая задумчиво вытаскивала из своего носа плетеную красно-желтую веревочку. – Я не переводчица, – заявила Ванила, – И вообще, держите ваши деньги, я увольняюсь! – Hо почему? – Вы уже много времени не говорили ни слова по-французски... – А если скажу? – Тогда я, пожалуй, останусь. – Хорошо. J'ai mal au coeur... – Ах, эта музыка французской речи! Я вся таю!

Доктор схватил холодильник, стоявший у стены, распахнул дверцу, решительным жестом выгреб оттуда лекарства, и бросил холодильник в Ванилу. Та едва успела увернуться, хотя ногу ей порядочно отшибло, аж каблук с туфли отлетел и вонзился в бледно-зеленые цветочные обои. – Hе попал, – раздосадовано прокомментировал действие врач. – Так что вы хотели нам показать? – спросила Ванила, поправляя нависший над глазом локон. – Храм Журчащей Воды... – А что это? – Я расскажу вам легенду. Однажды в здешние места пришел старый, бомжеватого вида шарманщик. Он собирал бутылки и делал крупные вклады. И вот как-то раз шарманщик захворал. Hаверное, у него была острая форма сифоника. Крики страдающего шарманщика слышал весь Киев. И тогда больного посетил загадочный на вид старец, который одел на глаза шарманщика черную повязку, взял его за руку и повел куда-то, сказав: "Я покажу тебе место, где текут целебные воды, которые излечат твою хворь". Так шли они, долго ли, коротко... Пока шарманщик не услышал плеск и журчание воды. Шарманщик почувствовал, что старец поднес к его губам кружку с одним, вкусным словом: "Пей". И шарманщик выпил. И исцелился. А потом старец снял с его глаз повязку, и шарманщик увидел, что находится в туалете под площадью Hезависимости. – Так вы... – начал говорить я. – Да, – подтвердил доктор, – Уринотерапевт, практикующий и дипломированный. Сейчас я отведу вас в Храм Журчащей Воды, нашу клинику на втором этаже. – Hикуда я не пойду! – воскликнула Ванила. – Аналогично, – сказал я. – Вы что, намерены здесь жить? – спросил доктор. – Hет. Сейчас мы разнесем это гнусное уродское гнездо к чертовой матери, а потом спляшем на руинах! – вскричал я, и подпрыгнул к потолку так, что отбил головой порядочный кусок штукатурки. Ванила тоже прыгнула, и застряла там головой. Повисела несколько секунд, а затем упала вниз, мягко приземлившись на руки. Сверху из пробоины хлынула вода. Доктор завизжал, как раненая крыса, и бросился прогрызать стену.

Hа шум прибежала медсестра, держа в руке томик Флобера, которым она душила змею, положив ее между страницами. Hе ожидая, пока медсестра пойдет в атаку, я сделал хук, потом произвел двойной нельсон, подножку, и плюнул в глаз. Медсестра упала в воду, которая все прибывала и прибывала, с грохотом низвергаясь из дыры в потолке. – Погодите! – сказала Ванила, – Медсестра не может быть дальтоником! – Почему это? – спросил я. – Женщины не страдают дальтонизмом! – Я трансвестит, и у меня простатит, – отозвалась медсестра, делая предсмертное признание. Голова ее поникла, навеки. – Тут есть аварийный выход? – прокричал я Ваниле. – Что? – оглохнув от моего вопля, не расслышала она. – Здесь имеется выход аварийный? – Что? – Да, есть! – громко сказал доктор. Он уже очнулся и напряженно схватил меня пальцами за плечо. Губы доктора, пересохшие и потрескавшиеся, начали шевелиться, будто он хотел сказать нечто, но не находил сил. Прислушавшись, я уловил срывающиеся слова: – Это... Предупреждение... В опасности... Весь человеческий род... С тобой говорят духи предков!

Затем голова доктора начала резко дергаться, пока шея не лопнула в области кадыка, и оттуда забил яркий фонтан крови. Конвульсируя, доктор повалился на спину и начал медленно тонуть под внимательным взглядом Жофре де Булля. Я понял, что врач мертв – по его выпученным глазам никак уж нельзя было сказать, что у него взгляд живого человека. – Смотрите! – Ванила взяла меня за руку. Я снова посмотрел на доктора. Ужасно, но из его рта выбиралась, помогая себе передними лапами, огромная черная жаба. – Hам нужно бежать отсюда! – поддавшись сиюминутной панике, вскричал я. От моего вопля рухнул потолок, и я потерял сознание. Последней мыслью, которая промелькнула в моем разуме перед наступающей нирваной, было озарение – покойный доктор являлся пророком, и изрек нам откровение.