Текст книги "Wunderland обетованная"

Автор книги: Петр Заспа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Стая?

Такое определение весьма озадачило Долгова. Это как же их «Дмитрий» сумел размножиться в стаю?

– Да, не меньше десятка.

– Десятка?!

Долгов грузно осел на стул и растерянно пожал плечами, взглянув на прислушивающегося к их разговору Максима.

– Их что, видели? – он переложил трубку от правого вспотевшего уха к левому и спросил: – Может, сфотографировали?

– Нет. Лётчики лишь наблюдали следы торпед.

– Может, показалось? И почему сразу «стая»?

– Потому что торпед была стая. Такое не кажется! Ты, Арнольд Филиппыч, сухопутный человек, и тебе такие слова простительны. А любой моряк тебе скажет, что торпедный след ни с чем спутать невозможно.

Долгов поморщился и показал кулак ухмыляющемуся Максиму. Затем, решив отомстить начальнику разведки за «сухопутного человека», ехидным голосом спросил:

– Погоди, Александр Иванович. Так ты хочешь сказать, что немцев утопили какие-то лодки, а не вы?

– Я такого не говорил! – мгновенно поправился начальник разведки. – Наши очень даже хорошо поработали. Один транспорт мы записали на катерников. Второй на авиацию. С третьим непонятно, но ещё подумаем, кому отдать, может, эсминцу «Куйбышеву». Он ближе других к конвою приблизился. Вполне мог пушками достать.

Затем в разговоре возникла пауза, и Долгов слышал лишь дыхание начальника разведки. Наконец Александр Иванович решился:

– Арнольд Филиппыч, ты же знаешь, как я не люблю загадки. А они, как назло, любят меня. Но факт остаётся фактом – был кто-то третий. Англичане своё участие не подтверждают. Их субмарин сейчас в Баренцевом море нет. Одну из лодок заметили наши катерники. Определённо, кто-то был третий. В этом уверен и наш Командующий флотом. Он долго не решался, но всё же доложил Кузнецову о странных лодках. Думал, тот ему выговор объявит за паникёрство, но, к его удивлению, нарком очень заинтересовался этой информацией. Так что ждём большую комиссию из Москвы.

– Чего же ты так расстроился, Александр Иванович? Ну помог кто-то нам утопить немцев! Так и спасибо ему!

– Ну ты сказанул, Арнольд Филиппыч! И это мне говорит особист? Да ты первый должен море носом перепахать, чтобы узнать, кто это был! Сегодня они нам помогли, а завтра захотят немцам помочь? Как тогда быть? Нет! «Спасибо» рано говорить. Надо сначала выяснить – кто они такие?

– А почему – они? Может, всё же одна лодка была?

– Арнольд Филиппыч! Дорогой! Даже отлично натренированному экипажу подводной лодки, чтобы перезарядить торпедный аппарат, нужно не меньше двадцати, а то и тридцати минут! А если бы это была одна лодка, то ей пришлось бы строчить торпедами почти как из автомата, перезаряжая аппараты за три – пять минут. Такого быть не может! А впрочем, что я тебе объясняю? Ты же не подводник. Приезжай на совещание, я тебе здесь всё на пальцах объясню.

Начальник разведки, не дав Долгову ответить, положил трубку. Старпом задумчиво отодвинул телефон и, взглянув на Максима, спросил:

– Как ты там говорил – махровая несправедливость? Это же надо – я не подводник! Валентиныч сказал бы: вот и помогай после этого людям.

Максим уже привычно рухнул на нары и, уставившись в низкий деревянный потолок, задумался. Долгов уехал на совещание. Кто-то прошёл по коридору и загремел ключами, проверяя замок. Затем всё стихло. Солнце развернулось в его сторону и теперь, проскользнув лучами в узкое окно, застыло на стене тусклым зайчиком, перечёркнутым тенью решётки. Растеленный на нарах тулуп превратился в пуховую перину, и Максим растёкся, улетая мыслями далеко за пределы стен камеры. Воспоминания отнесли его на несколько лет назад.

…Вот он – молодой лейтенант, ещё не успевший прийти в себя от унылого вида голых сопок после привычных красот Питера и от того, что солнце не собирается садиться, несмотря на поздний час, впервые стоит перед трапом лодки «Дмитрий Новгородский». И первым, кто его встретил, был Долгов, который тогда ещё не был старпомом, а всего лишь помощником. Но встретил Максима так, как будто был не меньше, чем командиром лодки. Лихо сдвинув на затылок пилотку и окинув озиравшегося по сторонам лейтенанта с головы до ног презрительным взглядом, он подманил его к себе выкриком: «Эй, многоножка, семени сюда присосками!» – и начал инструктаж:

– Так, лейтенант, – брезгливо сплюнув мимо трапа, произнёс Долгов. – Подойди и вникай в новую для тебя жизнь. Забудь всё, чему тебя учили в институте! Ты не знаешь ничего о жизни, ты не знаешь ничего о службе! Ты не знаешь НИ-ЧЕ-ГО! Если притащил жену, то там, за бугром, автобусная остановка и без пересадок до вокзала. Если успел устроиться в общаге – напрасно. На суше твой дом – казарма, а в море – лодка! И так на несколько лет. Отпуск – как получится! Все вахты – твои! На флоте сна нет, есть отдых, но отдыхать ты будешь не больше четырёх часов в сутки! И так, пока не станешь офицером.

– Так я ведь уже офицер, – невнятно промямлил обескураженный таким приёмом Максим.

Долгов скорчил ещё более презрительную гримасу и, покосившись на собственные погоны капитан-лейтенанта, важно отчеканил:

– Запомни! На флоте офицер начинается с каплея! А пока – любой матрос второго года службы с этой лодки знает больше тебя.

Максим обиженно поджал губы. Это уже был перебор. Он не для того пять лет учился и получил красный диплом, чтобы его опустили ниже матроса.

– Я тоже не дурак! – вспылил он, с вызовом взглянув в лицо помощнику.

– Да? – Долгов удивлённо посмотрел на ершистого лейтенанта. – Может, тогда скажешь, какая автономность нашего атомохода?

Максим стал лихорадочно перебирать в памяти проекты лодок. 671-ый проект, кажется, что-то около трёх месяцев.

– Не парься, салага! – Долгов равнодушно посмотрел на парадную форму Максима и потрогал болтающийся на ремне кортик. – Вот это сними, его ты будешь видеть только на праздники. Но праздников бойся, потому что праздник для моряка – всё равно, что свадьба для лошади: голова в цветах, а жопа в мыле. Так что будь проще, лейтенант. А насчёт автономности, так реактор перезаряжается раз в десять лет. Лодка – вечна! Это мы её слабое звено и можем болтаться в море столько, сколько хватит жратвы или пока не съедет крыша. Так что у тебя будет уйма времени подумать и о жизни, и о службе, и о том, какое ты дерьмо, потому что не даёшь лодке проявить все её возможности, заставляя простаивать у причала в ожидании, когда ты соизволишь подтереть собственные сопли!

Долгов отвернулся и пошёл в рубку, оставив стоять обескураженного Максима на причале у трапа. Уже с палубы он крикнул:

– Ну чего стоишь столбом, юноша бледный, со взором горящим? Топай на лодку!

«Какая противная рожа! – возмущенно думал Максим, с трудом перетаскивая доверху набитую сумку по узкому трапу. – И угораздило же с таким столкнуться в первый день службы!»

Он улыбнулся и перевернулся на другой бок. Визгливо скрипнули нары. Жизнь удивительная и непредсказуемая штука. Её юмор и фантазия потрясают. Вот сейчас он влип в ошеломительную ситуацию, а спасает его та препротивнейшая рожа! И нет сейчас у него друга надёжней и верней, чем Толик Долгов.

В дверь камеры громко постучали, и в коридоре послышались голоса. Затем они перешли на крик. Вскочив с нар, Максим прислушался. Кто-то громко и отборно матерился. Потом до его слуха донесся звук возни за дверью. Ключ в замочной скважине провернулся, и потрясённый Максим увидел на пороге майора Дрожина. Из-за его спины выглядывали два незнакомых солдата с длинными винтовками с примкнутыми штыками.

– Я же говорил, что мы с тобой ещё встретимся! – ухмыльнулся майор.

И от этой ухмылки у Максима по спине поползли мурашки.

Во все времена совещания – это что-то безумно скучное и нудное. Долгов убедился в этом в очередной раз. Даже интересную тему можно испоганить так, что безнадёжно потеряешь всякую нить понимания и в конце концов уснёшь. Вначале он с интересом, и в душе ехидно хихикая, слушал версии флотских начальников о загадочных торпедных следах и, наверняка, коварных подводных лодках. Затем их гадание на кофейной гуще его утомило, и он начал откровенно зевать. Взглянув лишь раз на расчерченную всеми цветами радуги схему атаки конвоя, которую повесил на всеобщее обозрение начальник штаба, Долгов понял, что на серьёзный анализ и деловой разбор рассчитывать не приходится. Моряки явно старались перетащить одеяло победы на себя. А постоянно упоминаемый начальником разведки фактор присутствия третьей силы воспринимался, скорее, как досадное недоразумение. Вроде бы и очевидное, но уж очень невероятное и никому ненужное.

Долгов привычно свесил голову на грудь и уже начал тихонько посапывать, как вдруг, подводя итог совещанию, встал вице-адмирал Арсений Головко. Толик протёр глаза и заставил себя прислушаться. Командующий отметил, что подробностями атаки немецкого конвоя заинтересовались в Москве, и на Северный флот уже выехал нарком флота Кузнецов. А потому сегодняшнее совещание следует считать репетицией серьёзной комиссии. Всем службам подготовить обстоятельные доклады, а не гадать, как это было сегодня!

«Правильно, правильно! Так их! – ухмыльнулся Долгов. – А то галиматью какую-то несёте. Никто толком задуматься не хочет».

Но дальше вице-адмирал обронил фразу, от которой у Толика противно ёкнуло под сердцем.

«Для детального разбора обстоятельств, – командующий поморщился, видно было, что этот визит ему тоже не по душе, – выезжает нарком внутренних дел Берия, с группой офицеров НКВД».

Долгов нервно заёрзал на стуле. А вот это уже серьёзно! Сюда едет сам Берия, и с ним, наверняка, не меньше двух вагонов энкавэдэшников! При таком раскладе старшему лейтенанту Фёдорову остаётся жить не более двух суток, пока поезд не прибудет на Мурманский вокзал. Кто-то из москвичей наверняка лично знает настоящего Фёдорова, а если и нет, то опытный чекист по двум предложениям в милой беседе сразу поймёт, что перед ним ряженое пугало, а не старший лейтенант госбезопасности. Это здесь, на Севере, из-за нехватки людей его проверили поверхностно, положившись на надёжность документов да на слова моряков с танкера, и сразу подключили к работе. А с москвичами такой номер однозначно не пройдёт.

С трудом дождавшись окончания совещания, Долгов ринулся к выходу, расталкивая в стороны чёрные мундиры. Выскочив в фойе, он неожиданно столкнулся с Велло Ярви. Было видно, что эстонец его поджидал и, заметив, бросился наперерез.

– Товарищ старший лейтенант! Я за вами!

– Что стряслось?

Долгов увидел, что все вокруг останавливаются и к ним прислушиваются. Схватив старшину за рукав, он оттащил его в сторону. Обычно флегматичный эстонец был не на шутку взволнован, а за спиной на ремне висел длинноствольный карабин, и Толику пришла мысль, что Берия – это ещё не самое страшное, что ему предстоит сейчас узнать.

– Горбуна выкрали!

– Что?! – Долгов с силой тряхнул Велло за плечи. – Кто?! Как?!

– Майор Дрожин.

– Дрожин? Что ты несёшь? Как он мог его забрать из отдела НКВД?! Где вы все были? Почему ты ещё живой и не пристрелил Дрожина?

– Виноват, товарищ старший лейтенант! Меня не было в отделе.

– А остальные? Где были остальные? Где был Кузьмич, Иванов, Тарасов?

– Так получилось, что остался один часовой.

Долгов почувствовал, что в душе у него закипает буря. Это же надо такому случиться, что Максима выкрал этот крикун из политотдела! Дрожина он никогда всерьез не воспринимал и считал безобидным рупором партии, основным предназначением которого было горланить на митингах.

– Как же так получилось?! Я вам всем морды поразбиваю! Все у меня под суд пойдёте! Быстрей в политотдел, пока его дальше не перепрятали!

– Товарищ старший лейтенант, майор Дрожин повёз Горбуна не в политотдел. Были свидетели, что он с двумя солдатами повезли Горбуна за город.

– Блин! Этого ещё не хватало!

«Неужели этот придурок решился на самосуд!» – испугался Долгов.

– Живо в машину! Куда они его повезли?

– В сторону залива. Товарищ старший лейтенант, вы должны на это взглянуть.

Толик остановился и посмотрел на картонную папку в руках Ярви. Это была папка с досье на майора Дрожина. Такие у них в отделе имелись на каждого офицера флота. На кого-то потолще, на кого-то потоньше, но были на всех.

– Как только это произошло, я сразу бросился в архив, взглянуть в дело Дрожина.

– Зачем? Лучше бы ты бросился за ним в погоню!

– Всё же взгляните. Это интересно.

Велло раскрыл папку и указал пальцем на нужную строчку. Помимо общих данных о Дрожине на отдельном листке были указаны его особые качества, достижения, заслуги. Строчки были заполнены в разное время, разными почерками и разными карандашами, по мере того, как поступали сведения на майора. Долгов прочитал последнюю строчку, дописанную химическим карандашом: «Дрожин Геннадий Иванович до войны преподавал в Северо-западном политехническом институте. Имел звание профессор».

– Дрожин – профессор? – Долгов почувствовал, как у него под ногами качнулась земля. – Велло, ты считаешь, что он и есть тот самый «профессор»?

– Так точно, товарищ старший лейтенант!

– Так чего ты рот раскрыл?! Быстро в машину! Куда они поехали?

Подпрыгивая на разбитой дороге, ГАЗ-67 раскачивался и сильно дымил двигателем. Солдат за рулём нещадно топтал педаль газа, вырывая из машины последние остатки мощности. Рядом с ним, то и дело оглядываясь на сжавшегося сзади Максима, сидел майор Дрожин. На коленях он держал ТТ и, поглаживая ствол, улыбался. Рядом с Максимом на заднем сиденье развалился рослый молодой солдат в стоптанных пыльных сапогах с закатанными по локоть рукавами. Одной рукой он цепко держал Максима за плечо, другой – сжимал длинную винтовку Мосина, выставив её вверх из открытого «козлика» как мачту, со штыком на верхушке. Мелькнули последние городские бараки, и дорога ушла в сторону. Теперь они катились по узкой тропе, спускаясь с вершины сопки к блестевшему внизу ручью. Подпрыгнув на камне, машина едва не перевернулась, и у Максима мелькнула мысль: бежать! Выпрыгнуть из открытой кабины, и, петляя, добежать до ближайших кустов, а там вдоль оврага и назад в город. Но ноги, будто ватные, не повиновались и налились свинцом. Не успеть! Пристрелят, не успеешь и от машины отбежать! Максим сглотнул в горле ком – вот так влип! Долгов далеко, а больше на помощь рассчитывать неоткуда. Он оглянулся на петляющую тропу. Куда его везут, не было ни малейшего представления. Где-то рядом мелькнул Кольский залив, и вновь потянулись зеленью сопки.

Водитель еле успевал выкручивать баранку, уворачиваясь от усыпавших склон валунов. Матюгнувшись на очередном трамплине, он крикнул Дрожину:

– Товарищ майор! А нам ничего не будет за то, что мы так? За нападение на отдел НКВД по головке не погладят. Страшновато. Пусть мы даже часового только связали, но сам факт…

– Ничего. Вы выполняете мой приказ. А мне приказал сам бригадный комиссар. Это секретное задание. Не бойся, ещё ордена получите.

– Ордена – это хорошо. А то у меня даже медали нет.

– На дорогу смотри. Рули туда, к ручью.

Машина резко остановилась, влетев передними колёсами в раскисшее месиво.

– Приехали! – не открывая дверь, Дрожин выпрыгнул из машины. – Здесь в самый раз.

– Да, – хихикнул державший Максима солдат. – Столкнём потом его в болото. Вылезай! Да отцепись ты!

Он больно ударил по рукам вцепившегося в борт машины Максима.

– Ишь, как побледнел. Сейчас покраснеешь.

Было видно, что ему нравится задуманное майором. Схватив за ворот серый немецкий китель, он с треском его дёрнул и швырнул Максима на траву.

– Стань вон там.

Солдат перехватил поудобней винтовку и передёрнул затвор. Водитель встал рядом. Поплевав на пальцы, он взглянул через мушку на солнце, затем прицелился в Максима и, окинув вершины обступивших сопок, соглашаясь, кивнул:

– Да, здесь в самый раз. Выстрелы никто не услышит. Это правильно, что за предателя нам по ордену дадут. Мы ему и суд, мы ему и приговор. Это правильно.

Максим вскочил на ноги и попятился к ручью.

– Стойте! Остановитесь! Выслушайте меня!

Он чувствовал, что у него трясутся губы, но ничего не мог с собой поделать.

– Заткнись! Хоть сдохни по-людски.

Водитель сдул прилипший к затвору мусор и повернулся к Дрожину.

– Можно, товарищ майор?

Максим сжался и зажмурил глаза. Как глупо! Проделать такой фантастический путь во времени, пытаться помочь своим дедам победить врага, искренне верить в общее дело и вот так, ни за что, бессмысленно получить пулю от своих же дедов…

Сухо хлопнули два выстрела. Максим дёрнулся и стиснул зубы. Но ничего не произошло. Так же шумел сзади ручей. Так же дул в затылок ветер. И так же тряслись стиснутые до боли кулаки. Ещё ничего не понимая, он с усилием открыл судорожно сжатые веки.

Рядом на траве лежали два солдата. Над ними стоял Дрожин и, деловито перевернув на спину, смотрел на их лица. Подняв ещё дымящийся ТТ, он деловито сделал два контрольных выстрела. Максим вздрогнул, как от удара хлыстом. Майор глянул на свою работу с ухмыляющейся улыбкой и спросил:

– Что, Степан, напустил в штаны?

Максим громко икнул и, выпучив глаза, уставился на Дрожина.

– Ну, чего смотришь? Помоги стащить их в болото, – майор спрятал ТТ в кобуру и прикрикнул: – Да очнись ты, наконец! Ты же знаменитый Горбун, а трясёшься, как заяц.

Дрожин посмотрел на Максима и удивлённо заметил:

– Да всё уже. Всё! Живой ты, живой. За тебя вон как немцы волнуются, если даже мною рискнули и приказали тебя спасать. Сейчас здесь приберёмся и пойдём к линии фронта. На машине, конечно, было бы лучше, но через болото не проехать. Так что давай уже, наконец, очнись и пойдём. Риск, конечно, большой. Если погонятся за нами, то далеко не уйдём. Но раз до этого везло, то, надеюсь, и дальше повезёт. У меня недалеко тайник есть, там и пожрать будет, и рация есть. Попросим, чтобы проводника навстречу выслали. А то я за Териберкой уже местность не знаю.

Но Максим продолжал стоять столбом, глядя то на майора, то на лежавших у его ног солдат. Дрожин презрительно хмыкнул и, подняв винтовку, забросил её далеко в болото. Затем он взялся за солдат. Забравшись по колено в воду, оттащил их подальше в траву, и отошёл взглянув со стороны.

– Ну, вот так лучше, – удовлетворённо посмотрел он на свою работу. – Не сразу заметят. У нас будет время. Вот только ещё машину отгоним в сторону, и в путь. Надо идти, а то уже, наверное, кинулись искать. Но – ничего, пока НКВД с политотделом будут разбираться, у нас есть время. Ты уже очухался?

Дрожин внимательно посмотрел на Максима.

– Или тебе ещё раз, как тогда в порту, по морде съездить? – Дрожин засмеялся. – Видел бы ты себя! Но зато оцени, как хитро продумано. На меня что угодно могут подумать, но только не то, что я не за них. Нас будут искать везде, только не по дороге к немцам. Решат, что майор-патриот разделался с Горбуном где-нибудь в городском подвале или сквере. Вот так-то, Стёпа! Ну давай, очнись уже наконец, а то точно между глаз врежу. – Майор подошёл к машине и, осмотревшись вокруг, произнёс. – Ну, вроде чисто, ничего не оставили, садись. Отгоним в кусты.

Вдруг он взмахнул руками, судорожно дёрнулся и рухнул у колёс, застывшим взглядом уставившись в небо. Хлынувшая из затылка кровь мгновенно окрасила траву в алый цвет. Вслед за этим откуда-то сверху донеслось эхо далёкого выстрела. Максима будто ударило током. Выстрел вывел его из ступора, и он заметался по поляне, ничего не понимая и лихорадочно соображая – куда бы спрятаться. Прыгнул за машину, и в ту же секунду рядом с лицом взорвалось стекло, а пуля оставила в капоте огромную дыру. Максим взвизгнул и рухнул рядом с Дрожиным. Уткнувшись лицом в траву, он услышал, как откуда-то сверху донеслись шаги. Кто-то бежал вниз по тропе. Шаги приближались, и теперь было слышно частое дыхание летевшего сломя голову человека.

Первым из-за машины появился Долгов. За ним, с карабином в руках, – эстонец.

Долгов взглянул на Максима, затем на Дрожина и, пряча пистолет, раздражённо выкрикнул:

– Велло! Я же тебе сказал: стрелять по ногам!

– Простите, товарищ старший лейтенант. Случайно вышло.

– Ничего себе случайность! Ты же ему аккурат в затылок влепил.

– Случайно…

– А в него зачем стрелял? – Долгов схватил Максима за плечо.

– Так ведь сбежал бы.

– Да куда бы он сбежал! Посмотри на него. Он же еле живой. Если бы я тебе руку не подбил, ты и его «случайно» пристрелил бы?

– Нет, я плохо стреляю.

Долгов взглянул на вершину сопки, откуда они только что сбежали. Стрелял старшина не меньше чем с трёхсот метров.

– Если это плохо, то как же тогда стреляю я?

Вдвоём они с трудом подняли на ноги тяжело дышавшего Максима.

– Всё уже хорошо, – похлопал его по спине Долгов. – Всё позади. Идти сможешь?

Максим размазал слёзы по лицу и, не сдержавшись, захлебнулся в новых. Он радостно кивал, счастливо улыбался и не мог произнести ни слова.

Долгов прикрикнул на эстонца, чтобы тот шёл к машине, а сам, подхватив Максима под руку, нашёптывал ему на ухо:

– Всё позади, Макс. Ты молодец. Ты только держись, не сорвись. Представляешь, эта сволочь и была «профессором»! А как под идейного маскировался. Ну всё, всё, успокойся. Сейчас ко мне приедем, я тебе кофе налью. Или коньячку. Коньячку хочешь?

Максим благодарно кивал, а по его лицу катились градом новые и новые слёзы.

* * *

В тесной офицерской кают-компании обед не начинали – ждали командира. Дмитрий Николаевич сменил синее сатиновое РБ на кремовую рубашку, и с блуждающей улыбкой на лице прошёл к отдельному трёхместному столу. Раньше за ним сидели он, старпом и замполит. Но вот уже два месяца Дмитрий Николаевич обедал один. Взглянув на сервированный стол, он заметил, что кто-то выдвинул из-за стола кресло старпома. Теперь оно ждало своего хозяина.

Командир кивнул замершим вдоль длинного стола офицерам и, приглашая начинать обедать, посмотрел на расставленные на скатерти тарелки. По сравнению с началом похода меню явно изменилось. Исчезла красная икра. Не было и обязательного в походах сухого вина. Пропало даже детище военно-морского общепита – успевшие осточертеть котлеты-балабасы. О прошлой жизни напоминали лишь сушёная рыбная мелочь в запаянных металлических банках, да килька в томате, именуемая матросами не иначе, как «братской могилой».

Командир с интересом посмотрел на порезанное крупными кусками тёмное мясо. Из гарсунки тут же появился взъерошенный кок и, виновато улыбаясь, шепнул ему на ухо:

– Товарищ командир, наши старые запасы кончаются. Я попробовал приготовить то, что забрали у немцев. Ребята ели, говорят – очень даже ничего.

– Не переживай. Надеюсь, не отравимся.

– Ну что вы, товарищ командир, я всё перепробовал и до сих пор живой.

Дмитрий Николаевич хмыкнул, красноречиво посмотрев на округлый живот кока. Такой, пожалуй, что угодно съест и не отравится.

– Ты, главное, даты проверяй, а там какая разница, по-русски корова мычала или по-немецки.

Всё ещё пребывая после атаки конвоя в эйфории победителя, командир постучал, привлекая внимание, вилкой по стакану и произнёс:

– Товарищи офицеры! Прошу передать по отсекам мою личную благодарность. Отработали все отлично. Связисты прослушали и нашу связь, и немецкую. Не всё понятно, но ясно одно – конвой мы уничтожили! Теперь дождёмся весточки от старпома с Зайцевым и заберём их где-нибудь на побережье.

Дмитрий Николаевич провёл взглядом по уставившимся на него настороженным лицам и весело изрёк:

– Ну чего носы повесили? Радоваться надо. Товарищи наши нашлись!

Кто-то улыбнулся в ответ, кто-то потупился в тарелку, и вдруг главенствующий за офицерским столом помощник командира капитан-лейтенант Сомов тихо спросил:

– А дальше что?

– Паша, ты о чём? – не понял Дмитрий Николаевич.

– Товарищ командир, в экипаже шепчутся, мол, мы застряли здесь навечно. Матросы волнуются, спрашивают: что будет дальше?

– Это на вас так немецкое мясо действует? – недовольно поморщился Дмитрий Николаевич.

Он давно подозревал, что рано или поздно этот разговор состоится. Действительно, что дальше?! Если бы он знал! Но командир молчать не может. В глазах экипажа он знает всё. И на всё у него должен быть ответ.

Дмитрий Николаевич посмотрел на притихших офицеров и понял, что этот вопрос, очевидно, мусолится среди экипажа уже не один день. Он тоскливо вздохнул и отодвинул тарелку в сторону.

– Хорошо, мужики, давайте поговорим. Кто что предлагает?

– К нашим надо! – не сдержался помощник.

– Погоди! – поднял руку командир. – Давай, по флотской традиции, начнем с младшего. – Он указал на дальний край стола, где сидели лейтенанты.

– Мы тоже так думаем! Отдадим лодку нашим.

– Исключено! – Дмитрий Николаевич категорично отмахнулся.

– Но почему?!

– Потому что у нас реактор!

– Товарищ командир, так это даже лучше! Тогда русские, а не американцы первые атомную бомбу сделают.

– Эх, молодёжь, – вздохнул Дмитрий Николаевич. – Вы всё живёте мыслью, что от вашего появления на этом свете что-то изменится. А арба как катилась, так и будет катиться дальше. И не надо вставлять ей палки в колёса, и мечтать о научно-техническом прогрессе за три дня. Одно дело – помочь уничтожить конвой, совсем другое – отдать реактор. Всё должно произойти в своё время. А перепрыгивать – это будет нашим только хуже. Поймите, это всё равно, что любопытного ребёнка посадить за руль машины. Да, он будет вовсю давить на газ, но продлится это до первого столба. Даже сделав в своё время атомную бомбу, наши предки погубили уйму народа при испытаниях, когда гоняли войска на место ядерного взрыва. Да и без этого жертв хватало. А уж если дать реактор раньше времени… Где гарантия, что ядерный взрыв никто не спровоцирует?

– Товарищ командир, но ведь можно объяснить! – помощник не собирался так просто сдаваться, и было видно, что эта идея исходит от него.

– Ты много знаешь о ядерном распаде? – усмехнулся Дмитрий Николаевич. – Тут нужны знания на уровне учёного-атомщика. Да и отдать русским – это сказано очень образно. Отдадим мы реактор в руки товарищу Сталину. А вот как он с ним поступит – это ещё большой вопрос. И, кстати, как поступят с нами, это тоже вопрос тёмный. Да и будут ли нас слушать? Ты расскажи Сталину, что социализм накроется медным тазом, а его именем станут пугать детей! После такого пророчества наши мозги будут долго со стены соскребать. Попытаться на пальцах объяснить работу реактора? В войне с немцами это вряд ли поможет, до её конца осталось два с лишним года. За это время советские учёные не успеют сделать бомбу даже с нашими подсказками, а вот перевести эту войну в Третью мировую – это вполне. Потому и исключено. Ещё какие есть предложения?

В кают-компании повисло молчание. Звук неосторожно звякнувшей вилки показался звоном рынды.

– Что же делать?

– Потому и спрашиваю ваши предложения. Говори, Паша, вижу, что слова горло дерут.

– Товарищ командир, конечно, слова о долге звучат красиво! Помочь нашим дедам – это святое! Ну, а жить нам когда? Кончится война, а мы так и будем от всех прятаться?

– Ну, до этого ещё надо дожить. А там, может, и появится какая-то надежда.

– Да какая надежда? Мы должны, как это ни прискорбно, признать, что назад у нас дороги нет! И от этого уже строить собственную жизнь.

Крыло молодых лейтенантов оживилось. Посовещавшись, они выдвинули ещё одно предложение:

– Может, на необитаемый остров? Или в Африку?

– Что-то подобное я уже слышал. Кажется, от замполита. – Дмитрий Николаевич пробежался взглядом по угрюмым лицам и спросил: – Это всё? Тогда слушайте меня. Три месяца назад мы вышли в боевой поход. И в боевом походе мы сейчас находимся. Его никто не отменял. Да, изменились задачи. Изменились обстоятельства. Но это – всего лишь! А поход был, есть и будет! Сегодня мы уничтожили конвой и этим спасли жизни сотням наших предков. Это прекрасно, но это всего лишь одна из решённых нами задач. Следующая задача – это вернуть на лодку Долгова и Зайцева. Что дальше – я не знаю! Проблемы будем решать по мере их поступления. А сейчас я требую от вас, чтобы вы прекратили это козлиное блеяние и беспощадно пресекали его в экипаже!

Дмитрий Николаевич шумно выдохнул. И уже спокойнее добавил:

– Всё понимаю, мужики. Но верю, что мы выберемся даже из этой передряги. Обещаю, что позже я найду решение и для этой задачи.

– Когда?

От волнения помощник приподнялся со стула, но Дмитрий Николаевич демонстративно уткнулся в тарелку, всем своим видом показывая, что разговор окончен и сейчас его больше всего волнует вкус трофейного немецкого мяса.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

КРАСНЫЙ БАРОН

Приходил в себя Максим долго. Коньяк сменился горячим чаем. Затем опять последовал коньяк. Долгов смотрел на стучавший по зубам стакан и, хлопая Максима по плечу, говорил:

– Ничего, это пройдёт. Это у тебя шок. Такое бывает. Знаешь, я видел одного матроса, за которым погнался белый медведь. Медведя спугнули, и матрос убежал. Но убегая, он так кричал, что вывихнул челюсть. Ты не поверишь, как может человек распахнуть собственный рот! Другие моряки его на телефоны снимали, потом ему показывали. Уже после он смеялся, а тогда, чтобы вынуть из его пальцев автомат – он тогда часовым на складах стоял, – ему в руки делали расслабляющие уколы. Интересно, что стрелять в медведя ему даже в голову не пришло. Так то медведь! А тут – подумаешь, какой-то Дрожин. Хлебни ещё, Макс. Вот и хорошо. А теперь лимончик.

Долгов заботливо вложил в рот Максима жёлтую дольку и улыбнулся:

– Ты молодец. Ведь доказано, что часто при расстреле у жертвы останавливается сердце ещё до того, как сделают выстрел.

Максим поперхнулся и с видом побитой собаки признательно улыбнулся в ответ:

– Я в порядке.

– Это хорошо, что в порядке, Максим. А то времени у нас нет. Пора отсюда делать ноги. К нам сам Берия с компанией едет. Послезавтра приедут. Так что завтра нас с тобой здесь уже быть не должно.

– А как мы? – спросил Максим, всем своим видом стараясь показать, что он вполне с собой справился.

– Есть одна мысль. Сегодня ночью передадим нашим на лодку, чтобы ждали где-нибудь у восточного побережья Кольского полуострова. Посёлка Поной, наверное, ещё нет, но наши поймут, где им нужно быть. А я у начальника разведки выпрошу самолёт. Александр Иванович – мужик неплохой, и я с ним в хороших отношениях, так что, думаю, поможет. Я в заливе видел гидросамолёты. Объясню, что нас в оперативных целях нужно забросить к оленеводам. Потом пообещаю рассказать. Он любопытный, думаю, клюнет.

Видя, что Максим уже окончательно оправился, Долгов спрятал бутылку в сейф. Встряхнув фуражку и поправив портупею, он бросил виноватый взгляд на Максима и сказал:

– Тут такое дело. Ты посиди ещё в камере до вечера, а то мне в порт по службе надо.

– Толик, возьми меня с собой! – встрепенулся Максим.