Текст книги "Стихи"

Автор книги: Петр Шаликов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Шаликов Петр Иванович
Стихи

П.И.ШАЛИКОВ

Петр Иванович Шаликов был сыном бедного грузинского князя. Он родился в 1768 году, мальчиком его записали в полк, двадцатилетним юным офицером он участвовал в штурме Очакова. Служил Шаликов в кавалерийских частях, последние годы перед отставкой -в гусарах. В 1799 году вышел в отставку в чипе премьер-майора. Шаликов поселился в Москве. Еще в 1796 году он напечатал несколько стихотворений в московском журнале "Приятное и полезное препровождение времени" и альманахе "Аониды, или Собрание разных новых стихотворений", издававшемся Н. М. Карамзиным. Выходя в отставку, Шаликов намеревался заниматься литературой. Он был страстным поклонником Н. М. Карамзина и И. И. Дмитриева, убежденным сентименталистом. В 1798-1799 годах Шаликов выпустил сборник стихотворений и прозаических миниатюр "Плоды свободных чувствований". Этот сборник принес ему известность. Его стихи и проза не выделялись среди сочинений других писателей-сентименталистов, но и ничуть не были ниже их. Темы и настроения его произведений – наиболее характерные темы сентиментализма – любовь, дружба: Без дружбы, без любви – что лестного на свете?. Ужасная в душе и сердце пустота!

Другого Для меня нет счастия в предмете: Любить.. любимым быть... а прочее – мечта!!! грусть и сожаления о минувшем:

Опять в твоих прохладных тенях, О роща милая моя! На мягких дерновых постелях Пришел вкусить спокойство я И тихо жалобы сердечны Твоей глубокой тишине Вверять опять! Ах! слезы вечны Судьбой назначено лить мне!

Он писал о том, что счастье не в богатстве, а в простой, умеренной и честной жизни, что судьба трудолюбивого поселянина счастливее судьбы порочного богача.

В стихах Шаликова было настоящее чувство, сами стихи его гладки, изящны, просты и трогательны, поэтому не удивительно, что они производили на читателей большое впечатление. П. А. Вяземский вспоминал: "Но не одни князья поэзии: Ломоносов, Державин, Расин, Вольтер покорили меня могуществу своему Сознаюсь, что бывал я в плену и у князя Шаликова, с которым, впрочем, были мы и после хорошими приятелями. Была в отрочестве моем пора, когда вкусил я от "Плодов свободных чувствований"; под этим названием изданы были в свет молодые сочинения Шаликова, собрание разных сентиментальных и пастушеских статей. Однажды с профессором Рейсом, у которого я жил по назначению отца моего, ходили мы на Воробьевы горы. Тут встретился я с крестьянином и под сентиментальным наитием Шаликова начал я говорить крестьянину о прелестям природы, о счастии жить па материнском лоне ее и так далее. Собеседник мой, не вкусивший плодов, которыми я обкушался, пучил глаза свои на меня и ничего не отвечал. Наконец спросил я его: не хотел ли бы он быть барином? Отвечал он: нет, барство мне не нужно. Тут я не выдержал: вынул из кармана пятирублевую синюю ассигнацию, единственный капитал, которым я владел в то время, и отдал ее Крестьянину. Долго радовался я впечатлению, которое оставила во мне эта прогулка a la Chahkof". Современники описывают бросающуюся в глаза наружность Шаликова: его большой нос, черные бакенбарды, зеленые очки, эксцентричную оде/кду подчеркнуто-модный фрак, пышные галстуки, нелепую шляпу,– его восторженную, пересыпанную восклицаниями и вздохами, витиеватую речь, стремление постоянно быть в обществе и обращать на себя всеобщее внимание. Когда сентиментализм в 1810-1820-х годах подвергся критике со стороны романтиков и реалистов, Шаликов представил собой удобную мишень для критических стрел. Тот же П. А. Вяземский в 1811 году изобразил его таким образом:

С собачкой, с посохом, с лорнеткой, И с миртовой от мошек веткой, На шее с розовым платком, В кармане с парой мадригалов И чуть с звенящим кошельком По свету белому Вздыхалов Пустился странствовать пешком.

Последняя строка намекает на крайнюю бедность Шаликова. Он действительно был очень беден, но предпочитал голодать и заниматься литературой, чем служить. В 1812 году, когда французы занимали Москву, он оставался в столице, потому что не имел средств нанять подводу. В 1823 году Шаликов начал издавать "Дамский журнал", который имел много подписчиков, В своих стихах Шаликов оставался вереи сентиментализму, по это не мешало ему понимать и чувствовать новую поэзию: в "Дамском журнале" помещено немало восторженных отзывов о Пушкине В 1829 году Шаликов написал благожелательную рецензию на "Цефей" – сборник сочинений воспитанников Московского университетского пансиона, в котором впервые выступил в печати М. Ю. Лермонтов. В середине 1820-х годов сентиментализм был уже пройденный русской литературой этап, бороться с ним не имело никакого смысла, но зато стали яснее видны его заслуги перед литературой я его художественная, эстетическая прелесть. В "Разговоре книгопродавца с поэтом" Пушкин, отказываясь петь любовь и женщин, говорит:

Пускай их Шаликов поет, Любезный баловень природы.

А напечатав это стихотворение, в письме к П. А. Вяземскому обращает его внимание на эти строки: "Ты увидишь в "Разговоре поэта и книгопродавца" мадригал князю Шаликову. Он милый поэт, человек, достойный уважения, и надеюсь, что искренняя и полная похвала с моей стороны не будет ему неприятна". Умер Шаликов в 1852 году. Его дочь также стала писательницей, под псевдонимом Е. Нарекая она печатала в "Современнике" и других журналах 1850-1870-х годов рассказы, повести, романы.

СОСЕДКА

Кого ты арфой тихоструйной И нежным голосом своим, Близ окон сидя в вечер лунный,Кого очарованьем сим Привлечь... к ногам своим желаешь? О ком ты думаешь, мечтаешь? И кто счастливый смертный сей, Предмет гармонии твоей?.. Кому он внемлет, с кем проводит Часы минут волшебных сих; Где счастье, радости находит; Почто он не у ног твоих?.. Я слышу, кажется, стенанье И арфы и души твоей И струн и сердца трепетанье, И вижу слезы из очей: Так быть должно!.. Неблагодарный! Кого предпочитаешь ей?.. Или жестокий бог, коварный, Равно коварен и жесток Для всех... и для СОСРДКИ милой!.. Ах, нет! со всею властью, силой Не может он – не может рок Заставить ангела людские Мученья, горе испытать! И доля ангелов иные Надежды, чувствия питать! Соседка-ангел! ты мечтаешь В желаньях тайных и живых О том, кого... еще не знаешь; Или б он был – у ног твоих!

1809

К МОЕЙ ХИЖИНЕ

Бесстрашно того житье, хоть и тяжко мнится, Кто в тихом своем углу молчалив таится.

Кантемир. Сатира первая

Что значат пышные вельмож, царей чертоги, Где в мрачной гордости, с холодною душей Простые смертные скрываются, как боги, От взора, от любви подобных им людей,Что значат, говорю, пред хижиной моею? Ах! как доволен я и как любуюсь ею! Могу ль завидовать, Фортуны чада, вам? Прямые радости не вашим, знать, сердцам Даны Природою, сей матерью благою Своих покорных чад! Ведомые рукою И нежностью ее, они по миртам в путь Ко счастью тихому, но верному вступают; Не золотом душе веселья покупают: Веселья купленны не пролиются в грудь! Природа даром их повсюду расточает, Где только чистые сердца она встречает,Так наш сказал один любезнейший поэт, Которому знаком довольно белый свет. Без счастья счастливым, богатым без богатства Быть предоставлено для Фебова собратства. И я, по благости созвездья моего, Или по дерзостной мечте, в числе пего! Богатства, счастия в глаза и я не знаю; И я, без тысячи неутомимых рук, На розах, как Лукулл роскошный, отдыхаю, Покинув сладостны объятия... наук. Сирены льстивые, волшебницы Армиды, В объятиях у вас сокрыты Эвмениды!

Не бронза, не фарфор, не мрамор вкруг меня, Но книги, но портрет, но бюст людей великих. В немой беседе их не примечаю дня. А там передо мной горшок гвоздичек диких Симвбл невинности – с левкоем дорогим, Бесценным для меня: когда-то Флора им Или – что всё одно – Эльвира занималась! На нем, на нем печать души ее осталась: Он с каждым днем цветет и в новой красоте Всегда является глазам моим плененным. Дивлюсь! Судьба ему велела быть нетленным, Подобно как моей прелестнейшей мечте О радостях любви остаться ввек – мечтою! Но более всего я нахожу с тобою Забавы чистые, друг сердца моего, Поверенный всех чувств, движений всех его, Моя смиренная, как сам,– простая лира! Ты служишь для души источником утех! И наконец – о день, счастливейший из всех! В счастливой хижине моей была Эльвира!

1810

К ИВАНУ ИВАНОВИЧУ ДМИТРИЕВУ на новоселье

Вхожу в твой новый дом с пустыми я руками, Но с полным сердцем и душой Желаний искренних, чтоб твердо небесами Хранимы были ввек здоровье и покой Хозяина под кровом мирным, Чтоб украшался он

Любовью, дружбою; чтоб музы, Аполлон Вновь поселилися с тобой и звуком лирным

Манили бы со всех сторон К тебе по-прежнему своих питомцев милых;

Чтоб с ними и с самим собой Не ведал ты отнюдь дней пасмурных, унылых| Чтоб, словом, был своей доволен ты судьбой И наконец свершил столь общее желанье, Приятное для всех исполнил обещанье, Которым некогда, польстив нам, изменил!.. Но я как гражданин нимало не жалею И выгодам царя, отечества радею: Отечеству, царю ты с верностью служил!.. Но время, чтобы наш ты навсегда уж был. И я к почтенному, желанному соседу

Нередко буду приходить Для чувства и ума в полезную беседу И пищу в ней душе и мыслям находить.

Учиться никогда не поздно! Вся наша жизнь не что, как школа, где судьбы Взор обращен на нас то с ласкою, то грозно, И всякий день берем ее уроки мы. Я буду для себя другие брать уроки В сообществе твоем. Там верный, тонкий вкус, Идеи и слова игривы и высоки Хотя последние не кончатся на ус,Для прозы и стихов мне будут вновь компасом, Который вел меня чрез бездны по волнам К незримым мной еще странам, Когда на челноке сближался я с Парнасом, Когда под веяньем прелестнейших надежд Стремился ко брегам цветущим Иппокрены, Не думая о том, что гордых злость невежд Откроет предо мной прискорбнейшие сцены, Что вместо критики найду я только брань Ума заблудшего корысти низку дань И вместо шуток благородных Пасквили плоские в стихах, певцам несродных! В твоем кругу таких творений никогда Я видеть, к счастию, не оуду И, может статься, навсегда О них как о ночных фантомах, позабуду, Но в сфере истинных талантов ощущать Начну их действие благое, И дух мой ими насыщать, И чувствовать свое существованье вдвое; Тибулл и Лафонтен, Попеременно дар восторга сообщая, Мне приведут на мысль век слазных тех времен, Когда пленила свет их лира золотая. Один приятный день дороже, чем весь год, И смех – сокровище скучавшим жизни драмой! Нередко остротой, забавной эпиграммой Развеселюсь – хотя б на собственный свой счет. И кто из нас в себе смешного не имеет? Кто совершенствами со всех сторон владеет? "Смеяться, право, не грешно Над тем, что кажется смешно" Умнейшим сказано поэтом, Врагом сатиры злой,– и я согласен в этом; Но в самолюбии нас должны пощадить,Для стрел аттических искусным греком быть! Но наши грубые, без вкуса силлоерафы Не следуют тебе,– и всё для них предмет Насмешек площадных: Гомеры, Стерны, Сафы Спасенья никому и в царстве мертвых нет! В саду твоем с тобой я буду Эпикуром, По наслаждению роскошному души; Приду подчас гулять с женою и Амуром...

Все будут для меня минуты хороши В твоей обители прекрасной! Но все их описать – труд был бы мой напрасный: Он выше сил моих! Другие скажут всё тебе в стихах своих, И лучше моего: поэта новоселье Муз праздник, пиршество, веселье!

1815

И поклялся вовек на лире не играть, Чтоб не унизиться подобным упражненьем. Глупец лишь может презирать Талант, которому он должен возвышеньем!

1822

ДОРОГА

Софрона кучер опрокинул На леву сторону дороги – в ров И барина едва-едва оттуда вынул Со множеством на лбу рубцов, Софрон мой кучера тогда ж переменяет; А сей его роняет Направо, также в ров. И что ж Софрон? Опять расшибся он И говорит, досадою пылая: "Дороги нет! Всё ров да ров!" Софрон! Дорога есть, и вовсе недурная, Но ты дурных имеешь кучеров,

1819

ПОЭТ, ВЫШЕДШИЙ В ЗНАТЬ

Блестящих почестей достиг один Поэт. Гордяся счастливой судьбою, Он лиру, выведшу его из мрака в свет, Нещадно растоптал ногою

К АЛЕКСАНДРУ СЕРГЕЕВИЧУ ПУШКИНУ на его отречение петь женщине

Так утомленный сибарит Весельем, негою, пирами, На розах лежа, говорит: "Нет, полно! расстаюсь я с вами, Веселье, нега и пиры! Простой природы вас милее Простые тихие дары! Они полезнее, прочнее, Они..." Но голос вдруг сирен На благовонные куренья Вновь мудреца влекут во плен Пиров, и неги, и веселья! И наш любезный сибарит Талантом, чувством, песпопеньем Лишь только женщин отбранит [См : "Евгений Онегин", строфа XVII-XVIII], Как вдруг невольно, с восхищеньем, О ножках2 – лучшей красоте [Там же, стр 25, 26, 27, 28] Роскошно – томного Востока, Своей прелестнейшей мечте Воспомянув, в мгновенье ока У ножек с лирою златой!.. И ножка женщины, конечно, Не хуже головы мужской, Набитой спесью, чванством вечно И тем не менее – пустой! И тем не менее виновен Бесценный грациям поэт, Что против их подруг нескромен, Несправедлив его обет!.. Тебе одна из них (быть может) Неверной стала... горький час! Но скольких же (увы!) из нас Неукротимо зависть гложег, Шипящая на гений твой? И ты не им, а нам отныне Желаешь лирою златой (Подобно как средь змей в пустыне!) И петь, и нравиться?.. Ах, нет! И пой, и нравься лишь харитам, Тобой пленяемым, поэт! И будь подобен сибаритам Вовеки негою стихов! И олимпийских будут вечно Они веселием пиров! Хор женщин слышу: "Будут вечно!"

1825

"ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН"

Глава вторая

(О романе в стихах должно, по-настоящему, и говорить не в прозе. И так мы отваживаемся дать знать стихами, о содержании и достоинстве сей главы) Мы в первой видели главе Картину франтов, мод и света -При пиитической Неве, Где развился талант поэта, Как волны раннею весной. Его нам кисть в главе второй Совсем иных картину нравов, Иных характеров и лиц От наших вдалеке столиц,Иных обычаев, уставов, С иною жизнию, с иной Потребностью страстей и счастья, Рисует верною рукой, И обе – скажем без пристрастья И с независимой душой Равно прелестны и знакомы, И уморительны подчас, И поучительны для нас; И пусть другой напишет томы Сих самых же картин: оне, Смолчав о красках и огне, Скажу – полней отнюдь не будут. Двух глав... в два века не забудутЗатем что есть всему предел! Блажен, кто и для внуков пел!

1826