355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Петр Ингвин » Кваздапил. Наявули 2 » Текст книги (страница 3)
Кваздапил. Наявули 2
  • Текст добавлен: 5 января 2021, 16:30

Текст книги "Кваздапил. Наявули 2"


Автор книги: Петр Ингвин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Глава 2. Правда или желание

Повисла давящая тишина. Наверное, нужно что-то сказать. Я сказал:

– Теперь мы на равных, можно спокойно поговорить.

Ага, «спокойно», кого я хотел обмануть? На то, чтобы казаться уверенным в себе и мужественно-непоколебимым, уходили все силы. Нервы искрили. Непокорный воле дремучий инстинкт то и дело поднимал голову. До сих пор мне удавалось его игнорировать, но проявления радости от присутствия рядом искушающей натуры – самостоятельные и откровенно нетактичные – видны невооруженным глазом. И этот глаз нет-нет да и соскакивал, чтобы в приведенном факте убедиться. Не сказать, что все это помогало мне отрешиться и собрать мысли для разговора.

Мадина тоже ощущала себя не в своей тарелке и отчаянно храбрилась. Чувствовалось, что она не знает, как вести себя дальше и что говорить. Ее план рассыпался после моего согласия. Завоевывать стало некого. Но одержанная победа была тактической, это выигранная битва, а не война.

– Как тебя отпустили? – спросил я.

Подтекст прозвучавшего: искать не будут? Ответа из сна я не помнил, а перестраховаться стоило. Если в таком виде ее найдут у меня…

Мадине мой вопрос не понравился, она буркнула с обидой:

– Я не собачка на привязи.

– Сформулирую точнее: кто еще, кроме Тимохи, знает, что ты сюда зашла, и через какое время Гарун или кто-то еще забеспокоиться о твоем отсутствии?

– Кажется, я тебя недооценила. Или переоценила. В первом случае ты хочешь позволить себе больше, чем это приемлемо, а во втором ты просто трус.

– Предлагаю третий вариант: я трезвомыслящий человек, который думает на шаг вперед, и именно моя основательность, то есть умение не делать и не допускать глупостей, сыграло роль и привело тебя в это уютное помещение.

– Может быть и так. Ты же не обидишь сестру друга?

– В вопросе сидит крупный подвох. Прежде чем ответить, нужно определиться с терминами.

– А ты, оказывается, зануда.

– Моя сестренка так же говорит. Кстати, она очень похожа на тебя. Конечно, не внешне, а характером.

– Я бы хотела с ней познакомиться.

– Не думаю, что это хорошая идея. То мое качество, которое тебя привело сюда и позволяет спокойно лежать без одежды в одной ванной со мной, у Машки отсутствует начисто – она сначала делает, а потом думает.

– И ты говоришь, что мы с ней похожи?!

Кажется, я случайно оскорбил Мадину, пришлось исправляться:

– Я говорил о характере.

– Я не знаю твою сестру, но, может быть, ты только думаешь, что она не думает? Ты сказал, что она похожа на меня. Наверное, она специально выглядит проще и глупее, чтобы тонко вести свою линию.

Не спорю, иногда Машка по сравнению со мной выглядит гроссмейстером. Говорит ли это о том, что она умнее? Была бы умнее – не попала бы в неприятности.

А не приснились ли они мне? Компроментирующие похождения и шантаж случились во сне, а как было на самом деле, никто не знает. Надо при первой же возможности поговорить с Машкой.

Поговорить об э-т-о-м? Так она мне все и расскажет, ага. Пока жареный петух не клюнет – не расколется. И все же я обязан что-то предпринять. Наверное, нужно ехать домой и выяснить все самому.

Мадина ждала ответа.

– Машка младше тебя, – сказал я. – Маленькие дети вроде бы не думают, а, между тем, взрослыми прекрасно манипулируют. Машка не настолько маленькая, но у нее это еще не выветрилось или хорошо усвоилось. А по складу характера вы очень похожи, сестренка так же любит жизнь во всех ее проявлениях и жалеет, что та в основном проходит мимо.

– Можно подумать, что ты о своей жизни так не думаешь, – фыркнула Мадина.

Ее весомые достоинства взвились белыми флагами капитуляции.

Мадина оживала. Я границ не переходил, наш разговор вяло тек на нейтрально-приятные темы. Вернее, на правильные и нужные темы, которые вели к чему-то. Неизвестно к чему. Пока. Поэтому их нейтрально-приятность успокаивала и вдохновляла на продолжение.

– Меня моя жизнь устраивает, – сказал я.

– Неправда. Знаешь игру «правда или желание»? Давай сыграем, и тогда ты не сможешь соврать, потому что дашь слово. А ты свое слово держишь, я знаю. И я свое держу, даже если мне это невыгодно. Иначе нельзя договориться о чем-то так, чтобы твое решение уважали и свою часть договора исполняли.

Я отметил:

– На опасную территорию заходишь. Играть с мужчиной на желание…

Я умолк. Для демонстрации недосказанного мои ладони опустились на сведенные колени Мадины и, невзирая на сопротивление, развели их, прислонив к бортикам ванной.

Теперь мы лежали в одинаковых позах. В прозрачной воде ясно просматривались обстоятельства, из-за которых мы оказались в том положении, в каком оказались.

Прямой взгляд Мадины буравил меня, тоже не отводившего глаз. Некоторое время мы молчали. Мой поступок сказал достаточно.

Первой опустила глаза авантюристка-гостья, что в нашей ситуации было не лучшим выходом. Мадина поняла это в ту же секунду, ее взгляд отскочил, как кот от включившегося пылесоса.

– Ты не просто мужчина, ты друг брата, один из лучших друзей, – проговорила она тихо. – Самый давний и самый надежный. Когда я спрашивала тебя, можешь ли ты обидеть сестру друга, я не спрашивала, а, скорее, утверждала: не сможешь!

– Я предложил разобраться с определениями. Так вот, обидеть можно по-разному. Это настолько широкое понятие, что некоторые виды обиды могут быть желанными, и нельзя валить в одну кучу гнусные приставания и ни к чему не обязывающее красивое восхищение.

– Хорошо сказал. – Мадина натужно улыбнулась кончиками губ, глаза оставались серьезными. На лице читались тревога и взбудораженное ожидание. – Ты прав, против некоторых видов обиды я не возражаю. Именно потому, что это ты, а не кто-то другой.

Я тоже немного опустил взгляд. Не давала покоя родинка на груди. Надо же расположиться в таком месте, чтобы всегда быть на виду, даже когда на нее не смотришь.

Родинка. Откуда я знал про нее во сне?

И появляется еще вопрос, не менее животрепещущий.

– Скажи, у Хадижат есть родинка… – я замялся и указал взглядом вниз, в черноту нежных зарослей, – там?

– Ну и память. Я думала, в возрасте, когда мы веселой кучей возились с игрушками, дети еще не делятся на мальчиков и девочек. А ты даже там разглядывал.

Интриги, тайны, расследования… к чертям собачьим. Получилось, что о родинках обеих сестер мне известно из далекого детства. Как же все просто объясняется, если откинуть мистику.

– Бабушку со стороны мамы зовут Сапият? – на всякий случай уточнил я еще один пункт сводившей с ума «сонной» программы.

– Ты и это помнишь?

– Хорошая память – признак зануд, а я зануда, и окружающим надо принять этот факт, если их в какой-то степени интересует мое общество.

– Истинный зануда. Это если подходить к делу формально. Если же учесть обстоятельства… – Покусывая нижнюю губу, после недолгой паузы Мадина проговорила с прищуром: – Кстати, ты забыл про обещание, а я жду. Ты обещал рассказать о том, о чем мне поговорить не с кем, и как у тебя было… это.

Для расшифровки сказанного низ ее тела толкнул меня под водой. Касание содрогнуло обоих. Я судорожно сглотнул. Кисти рук, собиравшихся отпустить девичьи коленки, непроизвольно сжались.

Мадина замерла. Она понимала, что играет с огнем, но для того и пришла – сыграть в «русскую рулетку», пройти по краю и насладиться невероятными эмоциями.

Огонь, с которым она играла, скрыть было невозможно. Хорошо, что с погружением второго человека уровень воды поднялся, иначе озерцо между телами напомнило бы площадь Святого Петра в Ватикане.

– Не обещал, а был подловлен на слове. – Я резко свел колени Мадины в прежнее сомкнутое положение.

Теперь ее икры ощущали крепость моего организма, но лучше это, чем видеть направленный туда взгляд. Кстати да, намного лучше. И приятнее. И, кажется, не только мне. Мадина выглядела несколько ошарашенной.

– И все же расскажу, – закончил я мысль, – в обмен на аналогичный рассказ.

– Аналогичного быть не может, разве не понимаешь?

– Я расскажу о своем первом опыте, ты о своем.

– Но у меня не было…

– Расскажешь о том, что было. Чувственный опыт – не только это. – Я ответно двинул вперед низом поясницы.

Приятно наблюдать, как девичьи короны белых дюн вытягиваются в набухшие стручки. Я снова сглотнул. Вспомнились, что ли, первые месяцы жизни? Сейчас мне конечно, не молока захотелось, а только саму емкость…

– На втором курсе… – начал я.

Жадная до подробностей слушательница уточнила:

– Ты же про первый раз?

– Да.

– Ясно. – Ненадолго увеличившийся излом бровей вернулся в обычное положение. – Слушаю.

– Мы отправились к знакомым девчонкам, а по дороге основательно затарились пивом и водкой. Нам оказались рады, и наутро…

– Подожди про утро. Сколько вас было?

– Трое парней, трое девчонок.

– Что вы делали?

– Пили. Всю ночь.

– Это понятно. А кроме?

– Потом не помню.

– Ты хочешь сказать…

– Все произошло в пьяном дурмане, в памяти ничего не осталось. Кстати, несусветное счастье, что я ничего не подцепил.

– А у тебя было с одной или?.. – Фраза оборвалась, глаза Мадины тонко сощурились.

Ей интересно. Жаль. У нормального человека такое должно вызывать отторжение. У меня бы вызвало. Но я продолжал врать напропалую. Как говорит древняя пословица, назвался штекером – полезай в разъем. Или говорится не так? Возможно, пословица мне придумалась, как и история с пьянкой. На самом деле в тот раз я свалился сразу, и было ли что-то у кого-то, знать не мог. У меня быть не могло точно, но в свое время для создания ореола мужественности история сгодилась. Другие ведь тоже ничего не помнили. С тех пор я пью только вино, по чуть-чуть, исключительно по важным поводам. Но от меня требовался рассказ, и я его давал:

– Говорю же – не знаю, кто с кем и как. Утром все проснулись в перевернутой вверх дном квартире, валялись вповалку, грязные, противные. Я очнулся первым и ушел.

Мадина протянула с огорчением:

– Это все?

– Теперь твоя очередь, жду.

Не было бы прошедшей ночи с Настей, где меня выжали и выпотрошили, как казалось, на год вперед, я бы не чувствовал сейчас некоторой легкости и не вел себя столь уверенно и даже, с моей точки зрения, хамовато-дерзко. Обычно мое поведение ничего общего с этим не имеет, но сейчас я чувствовал себя брутальным мачо, хотя знал, что не соответствую образу ни на грош.

– Хорошо. Обещала – выполняю. – Взгляд Мадины сверлил точку между своих коленок, что меня радовало: не люблю интимных откровений, если приходится смотреть в глаза, тогда и слушатель, и рассказчик, оба чувствуют себя не в своей тарелке. – Однажды с похожим вопросом я обратилась к Султану, вчера ты видел его на вечеринке. Он другой нации, не родственник, потому и выбрала. И по духу он мне ближе прочих: такой же безбашенный, но с диким самообладанием. Это качество бы нашему Шамилю, семья стольких проблем избежала бы…

Во сне все случилось из-за Шамиля, из-за этого Шамиль стал моим личным врагом. Но он обо мне даже не знал!

Все ли, что я знаю – правда?

Подсознание собрало по полочкам памяти всевозможные подробности и свело во снах в систему, поначалу вызвавшую оторопь. Дескать, откуда я все знаю?!

А ведь знаю, как ни странно.

– «Ты меня знаешь, – сказала я Султану. – Упорства мне не занимать, мотивы сильные, намерения серьезные. Если мою проблему не решишь ты, завтра это сделает другой. Хочешь остаться в пролете?» В ответ я заработала пощечину. И не одну. Я ничего не рассказала брату и снова пришла в общагу, где жил Султан. – Мадина победно улыбнулась. – Там он еще раз провел воспитательную работу, даже синяки остались. Я не сдалась, показала характер, и в следующий раз все было по-моему. Султан сам позвал меня к себе, провел в комнату так, чтобы никто не видел, и без глупой застенчивости рассказал по моей просьбе все, что меня интересовало.

– И показал?

– Ревнуешь?

– Хочу ясности.

– Скажем так: мой опыт больше теоретический, чем практический.

– Для теоретического хватило бы сведений из сети.

Взгляд Мадины с тоской пробежался по тесноте ванной комнаты, длинные волосы, понизу расплывшиеся в воде, отрицательно мотнулись:

– В сети – сплошная фантастика: все всегда готовы оприходовать всех, выдерживают любые марафоны, согласны на самые изуверские способы, не думают о последствиях и безопасности, не обращают внимания ни на качество, ни на количество, а вопли удовольствия похожи на закадровый смех в плохих сериалах – с реальными ощущениями не имеют ничего общего. Кому нравятся безотказные, неутомимые, не передающие болезней стерильные любовники – добро пожаловать в сеть. – Мадина грустно хмыкнула. – Как шикарно получилось в конце: «Добро пожаловать в сеть!»

– Многозначительно, – согласился я.

– В интернете есть картинки и видео с людьми, но нет людей, живые люди – совсем другое. Сколько не нюхай цветок на экране, запаха не узнаешь.

Направленный на меня взгляд был прямым и откровенным.

Я тоже решил быть откровенным и отрезал нам все пути назад:

– Скажи прямо, чего ты хочешь.

Мадина смутилась. Наконец-то.

– Узнать сегодня с тобой то, чего уже никогда не узнаю дома и что останется со мной навсегда.

– А ничего, что ты выходишь замуж?

– Не вижу связи.

Сильно сказано. Все точки над ё расставлены. И все же совесть не давала мне сделать последний шаг.

– Как же ты будешь жить с мужем, которого обманешь? – использовал я крайнюю возможность спустить все на тормозах.

– Обман – когда человек не выполняет обещания.

– Разве обман ожиданий – не обман?

– Ты о традициях, которые не дают житья нормальному человеку?

– Я о традициях, по которым живут твои сородичи.

– Угораздило же меня родиться не в то время не в том месте… Обмана не будет, хотя мне самой очень не нравится навешивание на меня выполнения устаревших требований. Но – пусть, раз так получилось. Что бы ты сейчас обо мне ни думал, а я храню девственность для будущего мужа и буду ему верна, чего бы это ни стоило. Я не сделаю ничего, что навредит будущей семейной жизни, и не обману надежды мужа. Но мы оба знаем, что волки могут быть сыты, а овцы целы.

– Прежний опыт зовет на новые подвиги?

Мадина помрачнела.

– Не люблю повторяться, но повторюсь: к тебе я пришла именно за опытом, которого у меня нет.

Упс. Во сне события развивались по-другому.

– А как же Султан?

В глазах Мадины полыхнуло, и меня порезало бы на клочки, если бы взгляды резали.

– Для этого мне нужен человек, которому доверяю. До вчерашнего дня у меня не было такого человека.

Лесть нравится всем, особенно такая, многообещающая. Я спросил:

– А ты не боишься?

– Боюсь. А ты?

– Чего?

– Кого. Например, моего брата.

– Боюсь.

– Спасибо за честность. Если б ты стал храбриться, я бы ушла, ненавижу вранье и врунов.

Мадина женственным движением ладоней пригладила волосы, а потом, не зная, что делать с руками, положила на мои ноги. Пока ее руки были вверху, грудь совершила грациозный пируэт, для мужского взгляда просто убийственный.

– Тебе тоже спасибо за честность, – выдавил я и облизнул губы.

Мадина заметила и нарочно подняла руки за голову, скрестив пальцами за затылком.

– Так лучше?

– Я за разнообразие. Мне нравится по-всякому.

– Тоже многозначительное заявление. Но разговор ушел в сторону, а мы хотели начать с «правды или желания». Мне кажется, нужно узнать друг друга лучше.

– Согласен. Пару минут назад мы говорили про разные виды обид. Тебя не обидит, если попрошу развернуться и прислониться ко мне спиной? Разговор глаза-в-глаза напрягает, мысли путаются. Я как-то не привык к серьезным дискуссиям в таком положении.

– А я, по-твоему, привыкла?

Мадина подтянула ноги, ее тело с торопливой возней провернулось на месте, и спина осторожно легла на мою грудь. Затылок столь же аккуратно опустился мне на плечо.

В предложении крылся подвох, мы оба о нем знали и оба сделали вид, что ничего не произошло. Наши взгляды теперь не встречались, и на нервах это сказалось в лучшую сторону, но теперь наши обнаженные тела касались друг друга намного плотнее, чем раньше. В спину… да, пусть будет в спину, Мадине упирался мой воодушевленный происходящим инстинкт. Не думаю, что у Мадины было с кем-то нечто подобное. Она застыла в приправленном ликованием немом ужасе, я чувствовал, как ее мышцы окаменели по всей поверхности соприкосновения.

Мы снова сделали вид, что все нормально.

– Начнем? – Мадина поерзала, устраиваясь на мне поудобнее. – Кто задаст первый вопрос?

Наверное, она хотела разыграть первенство жребием. Ее рука потянулась к лежавшему на бортике ванной мелкому обмылку – скорее всего, чтобы зажать в одном из кулаков и предъявить для выбора. Я остановил:

– Начнем по старшинству.

– Нечестно!

– Тогда – по традициям и обычаям. Они велят тебе слушаться мужчину.

– Будь эти традиции твои тоже, я бы не возражала, но мы живем в обществе равноправия. Нужно разыграть честно.

– Хорошо. – Я аккуратно, чтобы не вспугнуть, обхватил ее руками, ладони опустились на конусы грудей и нежно сжали. – В какой руке ничего нет?

Мадина остолбенела. При этом она не сделала ни движения, чтобы разомкнуть объятия или убрать мои руки, лишь сипло раздалось:

– Прикалываешься?

– Ты хотела разыграть, я разыгрываю по праву сильного. Если отгадаешь, спросишь первой. Согласна на условия?

Наверняка, у Мадины нашлось бы, чем ответить, но она просто кивнула.

Ее груди остались в мои ладонях. Упор в спину Мадины возрастал. Мы продолжали делать вид, что просто разговариваем.

– Как ты видишь свое будущее? – спросил я. – Для чего живешь? Что для тебя главное?

Мадина долго собиралась с мыслями. Наверное, ей мешало мое активное присутствие сзади и спереди – мои руки не просто лежали, они поглаживали и нежно мяли, сладостно ощущая тершиеся о ладони острия.

– Хочу испытать и попробовать все, что доступно, чтобы потом было, что вспомнить.

– И все?

– Уточню: чтобы было, чего стыдиться и говорить: «Какая же я была молодая и глупая!» У меня столько же прав на свою жизнь, как у моего будущего мужа. Он себя ни в чем не ограничивает, это согласуется с традиционным взглядом на мужчину, но я тоже хочу иметь приятное прошлое! Традиция велит мне достаться мужу нетронутой. Мне не нравится эта традиция, но я выполню ее ради родителей. А вообще, жизнь страшно несправедлива к женщинам. Желающих испытать удовольствие с мужчинами зовут шлюхами. Меня бесит до глубины души: почему, когда мужчины делают то же самое, их не обзывают оскорбительными словами? У тебя были женщины? Значит, ты шлюх.

Мадина помолчала. Я продолжал играть ее грудью. Мои бедра облегали ее бедра. Пальцы ног поглаживали под водой ее ноги. Жаль, на противоположной стене нет зеркала, мне хотелось увидеть выражение лица. И глаза. Мне кажется, они должны быть закрыты. Мадина пришла за ощущениями – она их получала.

Я тоже. И с ее выводом я был согласен, я – шлюх. Идеальное определение.

Будь по-другому, в моих руках была бы другая женщина. Единственная. Но я шлюх, и имею то, что имею.

Вопрос, который после долгого молчания задала Мадина, я не ждал:

– Ты влюблен?

– Наверное. Не знаю.

– Странный ответ.

– Другого нет.

– И кто же объект твоих грез?

– Пока только мыслей.

– Мне нужно имя и небольшое описание. Мы договорились говорить правду.

– Достаточно имени. Хадя.

Мадина встрепенулась, груди едва не вырвались из моих ладоней. Я с трудом удержал их на месте.

– Ты же видел ее всего один раз – вчера! Вы почти не разговаривали. Она даже танцевать с тобой отказалась.

Мадина не верила. Честно говоря, я сам не верил. Не надо мешать сон и явь. Когда сон развеется окончательно, я останусь с реальностью, где Хади не было, а были манипулировавшая мной Настя и, сейчас, Мадина со мной в ванне.

Однажды на каждую манипулирующую гайку найдется переманипулирующий ее болт. Сегодня этим болтом буду я. Шлюх. Зря Мадина заговорила о любви. Если только надеялась, что я назову ее имя, но никаких поводов для положительного ответа не было.

Хм. А если подумать… Шлюх со шлюхой – хорошая пара.

– Хадя помолвлена?

– Давно. Она не любит об этом говорить.

– Ей не нравится жених?

– Нравится.

Услышать это оказалось неприятно.

– Откуда она знает, какой он? Они хотя бы встречались, или все устроили родители?

– В нашей семье все решают родители. О, сколько ты задал вопросов! Теперь моя очередь.

Мне расхотелось говорить правду. Расхотелось разговаривать вообще.

– Не знаю, о чем ты спросишь, заранее сдаюсь. Говори желание.

Глава 3. Сестры и братья

– Я хочу побрить тебя… там. – Рука Мадины скользнула под приподнявшуюся спину, пальцы ухватили трофей.

Я ощутил, как по девичьей коже прокатилась волна мурашек. Меня ощущения тоже накрыли с макушкой. При всей похожести (на взгляд инопланетянина), чужая рука – не своя. Сейчас я назвал бы ее рукой судьбы, от нее зависело ближайшее будущее.

– Желание дамы – закон. – Дав согласие, я не шелохнулся.

Мадина тоже никуда не спешила.

– Еще говорят: чего хочет женщина, того хочет Бог, – сказала она севшим голосом.

Из голоса будто бы ушла жизнь, он потерял краски и глубину, стал глухим. В кино таким голосом говорят больные. Невольно подумалось: а мы – здоровые? Во всех смыслах.

– Насчет Бога не знаю, это предмет споров, а мужское слово надо держать.

Зря сказал про мужское. Просто: слово надо держать. Иначе женщины выведут себя за рамки и сядут на шею. Хорошо бы, Мадина не заметила оговорки.

Она не заметила. Ее мысли улетели далеко от звучащих слов, воспринимался лишь смысл сказанного.

– У тебя со здоровьем проблем нет? – просипела она вопрос, с которого такие рандеву должны бы начинаться.

– А у тебя?

– Смеешься? Откуда?

Обрадовавшись безопасности, ее пальцы взялись за изучение добычи намного активнее, ощупывание сменилось поглаживанием, перебиранием, пожатиями и даже легким натягиванием. Каждое действие вызывало ответную реакцию. Приливы с отливами, дерганье и пульсация заставляли Мадину каменеть и непроизвольно стискивать второй кистью мою коленку. О том, что ее рука схватила мою ногу, Мадина, кажется, даже не подозревала, ощущения втораой руки отнимали все внимание.

– Спрашиваешь – откуда? Твой братец еще тот ходок, а вы живете в одной квартире, пользуетесь одними вещами.

– Гарун не принесет домой заразу, он думает головой.

– Судя по поведению, не только головой.

На языке вертелось: «Похоже, это у вас семейное». Я благоразумно промолчал. Отрывать партнершу от маленького счастья, чтобы полаяться? Увольте. Я таял от любопытных прикосновений, поощрял знакомство, подталкивал к дальнейшим исследованиям. Мои ладони тоже не скучали. Жесткие наконечники ввинчивались в центры ладоней, пальцы играли мякотью, поглаживания вводили в состояние эйфории. Когда чего-то нет, и внезапно оно появляется, ни о чем другом мозг какое-то время думать не хочет.

Потом, правда, все же думает. Плохо, что зачастую надо бы не потом, а до.

– Гарун следит за собой и заботится о нас, – закрыла Мадина тему.

Думала, что закрыла.

Я пожал плечами:

– Все следят. Многие при этом болеют.

– Надеюсь, с нами такого не произойдет.

– Надежда умирает последней.

Финал получился пессимистичным. Крепким пожатием Мадина сказала трофею «до свидания», высвободилась и развернулась в воде ко мне лицом.

Не вставая, я дотянулся до своей бритвы, пены и помазка, сложил все на бортике ванной у стенки. Мадина ждала.

Я поднялся перед ней во весь рост.

В мою ставшую самостоятельной середину уставился взгляд, за который я дал бы Мадине «Оскара» как лучшей актрисе, если бы взгляд был наигран. Естественность же происходящего вознесла ощущения на новый уровень, мысли расплавились и потекли.

– Можно сначала тебя помыть? – Мадина подняла глаза, чтобы посмотреть в лицо. – Полностью.

– Нужно. И тебя тоже. Полностью. Можно совместить.

– Мне кажется, это два разных удовольствия.

– Тебе не кажется. Кто первый?

– Разыгрывать не будем. Право сильного отменяется, мы цивилизованные люди. Кавалер должен уступать даме.

– Вот так и появляются женщины-министры обороны, и мир летит к чертям. Но это не значит, что я против.

Мадина оглядела ванную и, за неимением того, что искала, потянулась к малюсенькому обмылку. Я нагнулся и достал из-под ванной флакон жидкого мыла:

– Места надо знать.

Мадина брызнула на ладонь струйку мыла и подтвердила, перенеся смысловое ударение с первого слова на последнее:

– Места надо знать.

И намылила их, места, которые отныне собиралась знать деятельно и основательно.

Трудно передать мои ощущения. Что-то схожее с едой после долгого голода и отдыхом от невыносимо тяжкой работы. То есть, нечто до жути желанное и сказочное в своей продолжительности.

Сам я эти части никогда не мыл столь тщательно и многократно. Мадина делала это аккуратно, ласково, почти любовно. Она обращалась с моим организмом как юный натуралист с птенчиком, боясь повредить ему перышки. С восхищением и благоговением. Наверное, так действует и чувствует себя новобранец, которому доверили нести полковое знамя.

Закончив с самым интересным, Мадина поднялась во весь рост и, как договаривались, помыла меня всего, от шеи до пяток. Этот второй этап занял времени примерно вдвое меньше, чем дополненный исследовательским интересом первый. Наконец, с чувством выполненного долга раздалось:

– Я все сделала правильно?

Мне хотелось, чтобы процесс зациклился и двигался по бесконечному кругу, но пришлось признать:

– Правильно – мягко сказано. На самом деле – божественно.

Мадина улыбнулась, и флакон с жидким мылом был торжество вручен мне в руки:

– Ваша очередь, сэр. Леди готова.

Леди вытянулась перед сэром, приподняла голову и в ожидании ощущений закрыла глаза.

Женское тело как объект касаний и всяческого поглаживания для меня секрета не составляло, но конкретное Мадинино – очень даже. Я тактильно и визуально изучал его с не меньшими интересом и пылом, чем внезапная партнерша до того под видом мытья делала полное исследование меня.

Мытье было предлогом для касаний и прямого разглядывания. Намыливание представляло собой ласки, от которых у обоих останавливалось дыхание и бесился пульс. Провокационные движения я совершал с основательными промежутками, остальное время посвящая рукам, ногам, шее и спине, чтобы ожидание вывело накал на предел и, желательно, еще дальше. Мадина судорожно сжимала кисти у меня плечах, закатывала глаза и постанывала. Когда я, наконец, в прилагаемых усилиях спустился со спины в ее шикарное раздвоение, мой объект мытья мелко дрожал и периодически охал. А когда я занялся конкретно раздвоением…

Мадина открыла глаза, в голос вернулась серьезность:

– Осторожней.

– Я помню.

Мыльная пена скрывала от глаз то, что ощущали пальцы. Ладонь наполнилась волнистой радостью, отправлявшейся от кожи сразу в мозг, круговые движения кисти прокатывались по живым волнам, пальцы играли с этими волнами, мягко отделяя одну от другой и вновь сминая, перед глазами мелькали безумные картинки возможностей и невозможностей. Для удобства я поставил одну ногу Мадины на бортик ванной. Рукам открылось больше простора. Они использовали это в полную силу. Волны, ямки, складки, лепестки, каньоны, валики – все «мылось» яростно, мощно и – я про это не забывал – бережно. Ураган проходил по верхам, сметая горы и не заглядывая в пропасти.

Мадину затрясло, тело выгнулось, по нему прокатилась серия конвульсий.

А я? Как же я?!

Мое терпение кончилось, ключ прижался к дверям, за которыми прятали наслаждение: «Сим-сим, откройся!»

Мадина отпрянула:

– Подожди. Быстро – плохо. Не хочу торопиться.

– А я хочу.

Скрыть достигшее вершины желание было физически невозможно.

– Уже придумал, куда спрятать труп? – Мадина не оттолкнула меня, даже не подняла рук, чтобы остановить или защититься. Защита воспринялась бы игрой. Женщина – добыча, мужчина – охотник. Сочтя сопротивление за женскую уловку, я продолжал бы «мужскую линию» в борьбе с кокетством по правилу: «Выслушай женщину, сделай наоборот, и она получит, что хотела».

Мадина не зря выбрала в напарники меня. Мозги включились, я отлепился и замер по стойке «смирно». Инстинкт заставлял продолжить «общение» с позиции силы, все к этому располагало. Если девушка приходит к одинокому парню и делает то, что творила Мадина, она должна быть готова ко всему, даже к худшему, которое половина дуэта считает лучшим.

Сердце колотилось о грудную клетку, как пойманный тигр о решетку, успокоиться было трудно. Но я – это я, а не кто-то другой, для кого запретный плод – словно тряпка для быка. Поддаться инстинкту – все испортить. Я заткнул инстинкту рот обещанием будущих удовольствий и потребовал не мешать получать небывалые нынешние. Тестостерон тестостероном, но адреналин – тоже сила.

– Правильно, – выдохнула Мадина. – Если бы ты не сдержался, после этого оставить меня в живых – иметь дело с Гаруном. Поверь, лучше иметь дело со мной, чем с ним, а я все еще хочу иметь с тобой дело, и главное здесь – «дело», а не «иметь».

Неприятная ситуация, однако. Слово было за мной

Я разрядил обстановку предложением:

– Хочешь кофе? Натуральный.

– Прямо сюда?

Мадина хлопнула ресницами совсем как Машка, когда от недоумения у нее на миг отнимался язык. Всего на миг. Этого хватало, чтобы взять ситуацию в свои руки.

– «Вам кофе в постель? – Нет, в чашку». – Я выдавил улыбку. – Конечно, сюда.

– Хочу. – Мадина с нарастающим восхищением кивнула.

Мне удалось ее удивить.

Я обтерся полотенцем и, как есть, не одеваясь, босиком прошлепал на кухню.

Всегда, даже сегодня утром, я стеснялся своего грузноватого неспортивного тела. Сейчас – нет. С Мадиной я ощущал себя просто и естественно, я был собой и устраивал ее таким, какой есть. Прелесть этого ощущения не передать словами.

У нас все знали, что у Игоря на верхней полочке шкафчика имелась особая коробочка. Без каких-либо угрызений совести я достал оттуда турку и пакет молотого кофе. Позже извинюсь и восстановлю запас – Игорь держал его на экстренный случай, и за год, в течение которого коробка лежала на полке, содержимое не понадобилась ни разу. А у меня случай именно экстренный, ко мне девушка пришла, в нашей квартире это приравнивалось к форс-мажору.

Мадина не выдержала одиночества. Как и я, она лишь слегка обтерлась, чтобы не капало, и красивым шагом от бедра продефилировала ко мне на кухню.

– Составлю тебе компанию.

– Если ждешь возражений, их не будет.

– Ответ правильный.

Мадина плюхнулась на табурет и положила ногу на ногу. Ее взгляд пробежался по кухне – аскетично-спартанской, заваленно-грязной, типично холостяцкой (в нашем случае – шестижды). Одну стену подпирали древний холодильник и колченогий стол с тремя табуретами, по другую кучковались плита, мойка и неряшливые шкафчики, стальную раковину заполняла немытая посуда. Угол заполняли пакеты с мусором, выносимые обитателем квартиры с самыми нежными запаховыми рецепторами. Обычно им оказывался Филька, но случались и варианты. Филька мог заупрямиться и ради принципов терпеть откровенную вонь, в которой ни поешь, ни даже воды не попьешь. Мусор выносил тот, кого запах достал окончательно, либо, если народу в квартире на тот момент находилось много, бросали жребий. Сейчас мешков было всего четыре, органических отходов внутри, видимо, не было, отчего в проветренной с утра кухне можно было находиться без проблем для здоровья.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю