Текст книги "О вреде антикварных пузырьков (СИ)"
Автор книги: Петр Драгунов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Старший лейтенант по особым поручениям Валентин Орлов развалился на кровати и в полный рост ощущал философскую радость жизни. После удачных разборок на заставе его служебная карьера неслась в гору. Батя действительно понимал и прикрывал своих людей телом на двести процентов. Генерала не смущали ни выверты, ни досадные житейские переверты. Видно опыт житейский и командный был столь богат, что вмещал в себя и сказки о Циклопах, и временное помешательство целых подразделений. Батю вообще не интересовало, как и почему, важно, чтобы в Багдаде все спокойно, а остальное для него – гнилые выдумки империалистов.
Самому Вале нелепица, произошедшая на заставе, казалась дурным сном, а могучая вчерашняя попойка – диалектическим материализмом. Старлей с удовольствием вспомнил круглые глаза и широко открытые рты однополчан, в момент его давешнего рассказа о пикантных подробностях операции по восстановлению девственности у дамы бальзаковского возраста.
Даме тогда срочно приспичило под венец, а мужик попался жутко ревнивый и честный до чужого образа жизни. Вот и поступил заказ. А имена в том заказе были нарицательные, скрытые глубокой тайной, но прозрачные истиной для всякого жителя города – деревни Н-ска. И ржали господа офицеры будто мерины над чужими подвигами и втайне завидовали чужому широкому доступу к женским интимным местам.
Валентин потянулся к стоящей на подоконнике бутылке пива, глотнул выдохшегося, но прохладного натурпродукта и тут же поперхнулся жидкостью навылет. За окном, на противоположной стороне улицы, в позе ожидающего чуда, стоял известный в городе придурок и шарлатан – кореец Ли.
Его вшивая не по ветру одежонка продувалась на корню. Длинные волосы и и редкая азиатская борода топорщились метлой, но их хозяин возносил голову к небу, уставившись в окна четвертого этажа гостиницы, и ждал. Ждал со смирением мученика, готового ко всякому бесчестию, во исполнение праведно-святого долга.
А должен был ему Валентин и не много, ни мало – всю ожидаемую получку. А если с процентами, так и на год вперед. Славное количество славных попоек требует значительных средств. Обмытие внеочередного звания при внедрении в новый коллектив требует средств непосильных, а потому заемных, но как бы подразумеваемых к неотдаванию. А тут полный конфуз.
Корейца обычно били, но он не отказывал и ссужал. Его ростовщические способности были притчей во языцах всего городка. Кто-то загулявший, регулярно лепил из него шпиона, но финт уже не проходил. В последний раз Ли мотал срок диверсантом лет десять назад. Потом его выпустили по тупости, как полного олигафрена, хитрый кореец сделал стартовый капитал на попрошайничестве и ни разу за границу не уходил, чем заслужил расположение Бати, а это серьезно.
Надо отметить, что живущие на границе, за границу ходили все. Предприимчивые китайцы организовали блошиные рынки, на которых покупалось и продавалось все, что просила душа, включая крайне необходимые гарнизонным женщинам гигиенические вещи.
Там можно было купить и вертолет «Апачи», но следовало сделать столь обширную предоплату, что позволить такое, могла лишь дивизионная контрразведка. Но та боялась, справедливо пеняя на нулевую гарантируемость сделки и хитрость граждан идеологически чуждого государства.
На самом деле, все знали, что Ли был тайным агентом, завербованным Батей в глубокой молодости. Стратегических сведений он в казну не приносил, но на офицеров стучал регулярно и незлобиво, не подставляя по крупному, отсиживаясь в мелочах.
Старикашка жаловал к Валентину уже трижды. После четвертого, пойдет докладывать Бате, и его материальному положению каюк. Говаривали, что средства, удерживаемые Батей из довольствия, они делят с корейцем наполовину. Но, доказать сие, не смогли даже из финуправления. Потому спорить здесь, без собственно выеденного яйца.
Обреченный Валентин призывно махнул рукой, и кореец быстро засеменил в сторону входа в гостиницу.
– Здравствуйте, товарищ старший офицер, – голос Ли был предельно слащав и услужлив, но некоторое самодовольство в нем все же ощущалось, что привело Валю в отнюдь не доброе настроение.
– Что надо?! – казарменно круто рубанул Офицер, и кореец согнулся еще ниже.
– Денезки, – корявя благородность русского языка, ответила иностранная сволось.
– Ан, нет!
– Сто-нибудь дай?
– А бери что хочешь, – решил Валя и отвернулся к недопитой бутылке с пивом.
За спиною долго возились и разочарованно ухали. Валя знал, что его грязные трусы стоят лишь ровно половину долга, а все новое обмундирование не потянет на месячные проценты.
Неожиданно уханье прекратилось, и повисла напряженная тишина. Валя развернулся внутрь комнаты и увидел такую нелепую картину, что чуть не упал попам на пол, так же, как в камере у давешнего Циклопа.
Кореец сидел над бабушкиным сундучком, окаменев в позе безукоризненного лотоса. Видимые части его тощего тела имели исключительно гранитный окрас. Даже жидкие волосенки казались острыми металлическими иглами, проколовшими тысячелетия. А прямо над фигурой мини рэкетира висел огромный и довольно правдоподобный в своей огнености джинн. Валентин икнул с перепугу и от бессилия. Шизофрения с заставы догнала его и в маленькой уютности Н-ска.
– Чего изволите? – вежливо спросил джинн, и Валя икнул еще раз, теперь уже неприлично громко.
– А-а-а!!! – задыхаясь, пророкотал Волька, – пошел вон!
– Слушаю и повинуюсь хозяин, – миролюбиво и улыбчиво протянул джин, свернулся телом в газово-огненную воронку и заслоился к бутылке.
Вдруг его движение замедлилось, из огня материализовалась довольная голова и услужливо вопросила:
– А с этим?
– Вон!!! – в натуге проорал хозяин, и бутылек самостоятельно, с подчеркнутым чмоком заткнулся пробкой.
Валентин медленно добрел до ложа и сел. Китаец откамнезировался и постепенно возвращался к жизни. Перестала топорщиться и искриться булатом его борода, провисли щеки, задвигались глаза. Он расправлялся из позы неудобоваримого лотоса.
– Ето, забери? – спросил оживший кореец.
– Во-он!!! – повторно заорал больной доктор так громко, что старик с испуга дернул дряблыми щеками.
– Долг – платезом красен, – неназойливо утвердил истину кореец. – Сундусек дай, и мы поровну. Я Бате нисиво не сказу.
У Вали тут же мелькнула спасительная мысль расстаться с ними обоими. Он уже живо представлял, как джин увековечит корейца в камне в одной из поз голубой камасутры. Но кто же тогда заткнет бутыль пробочкой?
– Завтра, – вторично мудро решил Валентин, и кореец явно обрадовался.
В его суетливо-торопливом вылете из комнаты таился нескромный намек, на то, что и в позе камня, он не прерывал своих соглядательных наклонностей. По-крайней мере он четко понимал, кто в доме Хозяин.
Валентин выставил бабушкино наследство на обшарпанную поверхность гостиничного журнального столика. Посетителей более не ожидалось, но предусмотрительность доктора замкнула дверь на замок и ключа из скважины не вынимала.
– Ab ovo usque ad mala, – провозгласил вслух Валентин. – (От яйца, до яблок, с древней латыни). Так сказать полный греческий обеденный рацион. Ничего себе.
Из корпускулярного разбора бумажечек, и пузырьков с наклейками, вырисовывалась следующая ситуация. Бабкиному саквояжу насчитывалось ни много, ни мало – несколько сотен лет. Определенность фразы «Ispe fectial Paracelsus» (сделано собственноручно Парацельсом), добавляла в ситуацию медицинского и богато антикварного оттенка.
Каждый из пузырьков имел собственный неповторимо филигранный облик. Каждый обозначал человеческую страсть и имел подробное, малопонятное описание по применению то ли содержимого, то ли страсти как таковой. На шизофрению сия прагматика доподлинно не смахивала, наоборот выглядела деловитой и годной к употреблению, несмотря на немыслимую давность лет.
По закоренелой привычке старого холостяка и армейской придурковатости Валя выбрал из кучки пузырек с латинским обозначением похоти и вытащил пробку. Легко... На этот раз, никакого джина не было. Но началась такая белиберда, о которой обычно говорят, тушите свет. В его постели лежала юная, но откровенно соблазнительная дочка начальника гарнизона, то бишь Батина Лялька.
Неожиданно стало душно. Вале показалось, что осень ушла и снова лето. Комната прикрыта полумраком с необычно теплыми рыжими тонами. Валентин потянулся к шее и расстегнул пару пуговок на армейской рубашке. Ему опять очень хотелось проверить дверь, хотя он точно знал о ключе в замке.
А Лялька спала. А офицер так не хотел совращать малолетних. В его голове метались извинительные формы предупредительных падежей. Но ее тело казалось созданным для страсти, непрерывно ее желающим, бархатным, мягким, умопомрачительно обнаженным и ждущим.
Валентин только хотел прикрыть ее наготу одеялом, только затронул постель пальцами, как молодая женщина и притянула его к себе. Так безудержно хорошо ему еще не было. Он вылился к ней словно опрокинутый стакан, до боли, до чистоты стекла отдав себя страсти, растворяясь в ней, изведав свою силу, свою власть над каждой клеточкой любимого тела. А оно было ненасытным.
Эти молочно-карминовые соски. Тонкая, беззащитная синяя венка на белоснежной шее. Сколько прошло дней, часов, минут, а они так и не отрывались друг от друга. Порою, бедному доктору казалось, что до сей поры, он и не знал женского тела, не ведал об анатомии. В один короткий миг доктор наконец познал все тайны его предназначения, отринул христианско-социалистические догмы по правилам приличия поведения в постели. И даже не было удивления, что Лялька может вытворять с его телом такие чудеса! Она просто выпила его до донышка, растоптала, лишила чести во всех положениях. Ее вкус был везде, ее запах пропитал все сущее...
Валентин лежал навзничь, а его молодая муза трудилась над уставшей спиной. непоправимо пошатнувшийся холостяк раздумывал, о неожиданно возникшем повороте в его служебной карьере. Быть родственником Бате – совсем другой жизненно-гарнизонный коленкор. Его немного смущала сексуальная многоопытность восемнадцатилетней Ляльки. За то столько развлечений, перспектив и открытий! Ревностью старлей не страдал. Лишь бы на части делить не пришлось, а что было, то было.
Под маленькими но сильными руками, его спина заново расправлялась, тело обретало былую силу. Волька подумал, что секреты ее обихода могут сделать честь и состояние любому столичному массажисту.
– Что ты сейчас делаешь? – спросил он, не видя, какое движение выполняет его будущая жена.
– Готовлю тебя мой господин.
– К чему? Кстати, что мы скажем твоему отцу? Он ведь еще и мой начальник.
– Какому отцу? Я готовлю твое ненасытное тело к встрече с Марианной. Или ты желаешь кого-нибудь еще?
Валька подскочил как ужаленный. Оказавшись лицом к наготе Ляльки, он понял, что нисколько ей не насытился и чуть не кинулся на нее снова. Где-то в его больничном мозгу пробуждалась истина. Такого не бывает.
Сделав над собой немыслимое усилие, он вернулся к прерванному разговору:
– Какая Марианна?
– Твоя вторая наложница, мой господин. Весь город знает, что ты никогда не имеешь меньше пяти наложниц в сутки. Они радуются и ждут.
– Ждут!?
– Да, сегодня Марианна, Настасья, Инга, Елена и я. Или, может, у тебя сменились вкусы? Ты желаешь других или более пикантных развлечений?
Скорчив ужасную мину, Валя рванулся к проклятому пузырьку и закрыл оный спасительной пробкой. И тут действительно началось! Лялька вдруг поняла, что она совсем голая, одна и перед чужим мужчиной.
– И-и-и! – завизжала дама и тут же кинулась к офицерскому обмундированию.
– Пижаму! Лучше пижаму! – причитал Волька, но женская стыдоба избранного направления не меняла.
– Ты кто?!
– Валентин Орлов!
– Поручик?!
– Какой поручик?
– Ржевский. Про тебя весь гарнизон сплетничает.
Валька самодовольно усмехнулся, и пошел напропалую. В конце концов ситуация требовала немедленных действий.
– Про нас, сударыня, именно про нас. Другой судьбы я уже никак не вижу.
Глаза Ляльки стали еще круглее.
– Я опять, опять напилась?
– О, и это входит в ваши достоинства, – нахрапистая ирония офицера пределов не ощущала.
– Я все расскажу отцу! – последний козырь был неотразим.
– Я сам, – перешел в наступление Волька (джин был в его запаснике), – я сам имею честь просить Вашей руки.
И тут хлипкая дверь вылетела от первого же удара, в комнату ввалился хмурый и весьма некоммуникабельный начальник гарнизона Батя. Следом за ним семенил поверенный в трудных делах кореец Ли. После негаданного вторжения повисла остолбенелая, но жутко напряженная пауза.
Батя прошествовал через всю комнату и тяжело бухнулся в кресло.
– Приехали. – отрезюмировал командир, – сам объяснишь, или на губу сразу?
Волька встрепенулся и приложил вытянутую ладонь к пустой голове:
– Товарищ генерал! Старший лейтенант Орлов находится при исполнении воинского долга во вверенном вам гарни...
Тяжелая Батина пятерня с размаху пришлась ему в левое ухо. Валентин упал на пол во вверенном ему помещении.
– Прикормил я тебя, сука. А ты... Лялька, ну пошла в мою машину у входа. Здесь разговор мужской сейчас будет!
– Папа...
В недозастегнутой форме старшего лейтенанта, с растрепанными кудряшками на голове, она была очаровательна...
– Пошла!
С уходом Ляльки комната приняла почти обыденные очертания. Генерал закурил беломорину, кореец спрятался за обширной начальственной спиной и вязким дымом. Старлей натянул парадный китель и штаны, что придало комнате вид боевой беседы.
– Что тут за блядство? – выдал занозу Батя.
– Имею честь просить руки вашей дочери, – бил наповал младший чин.
– А она?
– Согласна, товарищ генерал!
– Ты мне не крути, – наклонился вперед Батя, – что за сундук ты спер у корейца? Он уже в прокуратуру жалобу накатал.
– Сундучек? – нашелся лейтенант, – так какие корейцы, у меня и документы на него по наследству, заверенные нотариально. Бабка Татьяна завещала.
Опершись могучими руками на подлокотники, Батя повернулся в сторону подлеца шпиона и спросил:
– Ты что, сволочь заграничная, в тюрьму захотел?
– Двадцать тысяч долларов, – не поведя бровью, тихо сказал китаец.
– Что?! – переспросил Батя.
– Сорок, – уточнил иностранный шпион.
– Братья по оружию, – миролюбиво запел Волька, разве это стоит таких денег? Тут же дюжина пузырьков, стопка туалетной бумаги и пр...
Волька двигался к сундучку с самой слащавой и расслабленной в мире физиономией. Он хотел джина из пузырька от военных конфликтов., но Ли его тактику разгадал. Учился, видать, стратегии у китайцев.
Легонько оттолкнувшись от основания черепа грузного генерала, он змеею скользнул к Вольке, сбил хитрой подножкой, и в его же падении, зацепил чем-то стальным в пах. Через секунду шпиона и сундучка в комнате не было.
Генерал надсадно хрипел. Валентин корчился буквой зю, сжимая в руках горящие огнем причиндалы. Упал занавес.
Генерал оправился на удивление быстро, но действий по поводу исчезнувшего корейца не предпринимал никаких. Последующая служба гарнизонная из колеи не выходила, Валентина не трогали, на ковер не вызывали. А красавица Лялька уехала в Москву для поступления то ли во Мхат, то ли в Гитис.
Первую неделю походка бравого фельдшера напоминала безусого, но печально известного Буденого, вторую конного эквилибриста под седлом, а на третью в его комнату явился огненный джин с личным пузырьком в правой пятерне и бабушкиным сундучком под мышкой.
После тщательного изучения ситуации, посредством долгих доверительных бесед между джином и его храбрым хозяином, наша история обросла следующими подробностями.
Кто такой циклоп и почему служил он негром на третьей заставе, не знал ни джин, ни его приятели домовые и лешие. Бывают ведь в жизни истории, которые никак не объяснишь? Случилось, да и случилось.
А с бабкиным наследством не разделаться Валентину никогда. Принадлежать оно может только лекарю, и никакой вражеской разведке дела до него нет. Ибо более всего, создавший его Парацельс ненавидел войны и прочие беды, заставляющие людей сбиваться в волчьи стаи.
Потому, обретенное им после долгих скитаний чудесное наследство для мирских и прочих властей бесполезно. И призвано оно, возвращать людей к жизни, а не служить орудием ее массовой утраты. Возвращать одним дуновением своим силы усталым, огонь потухшим, разум потерявшимся. Восстанавливать должную меру людских желаний.
Служит себе в маленьком Н-ске доктор Айболит Волька, но лечит не всех, а действительно страждущих. И хотя, больных недугами усталости разума у нас вся страна, славы ему не сыскать. Батя таких вывертов уже не потерпит.
