Текст книги "Чужие вещи (СИ)"

Автор книги: Петр Драгунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

   «Утверждение о мертвости вещей, созданных когда-то человеком необязательно верно. Человеческий мозг не был примитивен с самого его возникновения. Знаменитый в определенных кругах философ – натуралист Лев Ковригин представляет тому доказательства, которые убеждают самых именитых скептиков». – (Резюме конференции уфологов Красноярск 20 мая 2000 года.)

   Идея дать объявление в газету о скупке необычных вещей, пришла в голову нашей референтше Катерине. Женщина она взбаломшеная до неряшливости, особой красотой не страдала никогда, но практичная цепкость ума покидала ее достаточно редко.

   Взять хотя бы ее замужество с Дмитрием Копейко. Дима конечно зациклен на SQL, но в остальном парень привлекательный и для более ярких дам. И объявление об их свадьбе вызвало настоящую оторопь в рядах юных специалисток по маркетингу.

   Шикарным офисом на проспекте Мира наша гоп компания обязана исключительной приверженностью новым компьютерным технологиям. Отец-основатель Стэн (сокращенное Станислав), на пару с Левой выдумали фирменный знак СЛОН (в повод добродушного прозвища Левы). И с тех давних пор, плакаты с наибольшим из теплокровных и дисплеем в его хоботе, прочно обосновались на рекламных щитах и улицах нашего города.

   Дела шли успешно до такой степени, что порой становилось откровенно скучно. Махровый капитализм и верно избранное в самом начале девяностых направление, наделили фирму неплохим оборотным капиталом и устойчивым сегментом рынка. Широкий приток чудиков программистов из универа, удерживал от застоя и одаривал коллектив динамикой к новым идеям.

   Личный кошелек с завидной периодичностью пополнялся до уровня без бедности, конкуренты смирились с нахрапом рекламных компаний, и именно тогда Леву настигла махровая серость бытия.

   Работа превратилась в дотошное администрирование и разбор текущих полетов, а лобание собственных программ и систем, отошло за невозможностью на второй, почти непривлекательный план.

   За скоростью смен железяк, софта и прочих прибамбасов можно уследить изнутри первые три, четыре года. Далее необходимо зарываться в мир ПК по самые уши, как господин Копейка и плевать на дела фирмы. Но основы благополучия этого не позволяют, они не проходящая обязанность.

   Управлять фирмой надобно с высоты орлиного полета, частности забывать, а в направлениях разбираться выше других наголову. С чем в общем неплохо и справлялись, но возникала толика свободного времени для души.

   Для начала увлеклись бардами, создали сайт в Интернете и объявили о собрании всероссийской коллекции песен. Ну никто бы не подумал, что у нас столько отзывчивых любителей. Разбирать поступления пришлось выделенному человеку, сайт сделать платным и перевести на хозрасчет. Но нива не ослабевала, хотя в ее гротескной, обширной структуре разбирался теперь один Стэн.

   Потом занялись Столбами и тут, намертво присел Лева. Информации различного рода собралось под гигабайт и она была настолько причудливой, насколько причудливы люди на Столбах обитавшие. Вытекающе – полный, нескончаемый каламбур историй.

   И тут Лева напоролся на следы своего давнего увлечения. Называлось оное археологией, и боле прочего манили редкие в ней артефакты. Столбы со своим капищем, безликой статуэткой под Вторым и культовом гротом в недрах Грифа, были только спусковым крючком. И кто бы мог подумать, что такое количество необычайных вещиц гуляет по рукам населения, прямо нашего города.

   Арабеск.

   1.

   Серый ноябрь гулял по каменным улицам Красноярска, сорил пепельными хлопьями снега, кружил выхлопами из недр импортных и совковых машин. Стайки колючего ледяного песка волнами неслись по промерзшему асфальту и стрелки часов подбирались к девяти.

   Плотный, ступенчатый сумрак оголяли белые фонари, подсвечивали желтым подернутые изморозью окна квартир, цилиндрическими ободками света выделялись автомобильные фары.

   Офис обезлюдил окончательно, дамы убежали до деток, мужики до дам, и только Копейка пыхтел над очередным, жутко навороченным прибамбасом.

   Неторопливый, монотонный шум работающих серверов воспринимался, как тишина. Настольное освещение убаюкивало мягкостью полумрака и казалось незыблемым, по крайней мере до утра.

   Лева (в простонародье Слон) давно мог отвалить к дому, как начальник и верховный командир Стэн, но уходить ранее пол десятого, было полное безобразие. Жуткое, но модное сплетение из никелированных гнутиков, ниточек и шариков изображало вечный двигатель на письменном столе и тихо постукивало в такт. Запаса хода в нем доставало еще на неделю, но Леве хотелось подтолкнуть его, как само время, которое никак не разражалось чем-либо новым.

   Вдруг, у открытой двери его кабинета послышалось скомканное, почти не членораздельное, но громкое бормотание и заливистый лай разбуженной вахтерши.

  – Куда прешь?! – взывала к кому-то неведомому вахтерша, и в голосе ее слышались злобное бессилие и неприятие.

  – Мне бл... – отвечали мужским голосом, и Лева подумал, что договор на вневедомственное обслуживание уже в кармане у заходившего намедни майора.

  – Милиция! Милиция! – безвыходно заверещала женщина, и пора было принимать меры воздействия.

   Мелкотравчатостью Лева не отличался с детства. Набранные сто девяносто в росте, уже в юношеские годы позволяли ему утвердиться почти над любым обидчиком. Служба в морпехе перед учебой в университете давала не только личную собранность и легкость в действиях, но и солидный перевес в самообороне на поражение.

   Лева улыбнулся и потянувшись, хрустнул суставами для разминки. Набранные за годы присутствия у компьютера сто двадцать кг отозвались благодарностью. Походов в зал для мини футбола и лупления по боксерской груше, им явно не доставало. Поупражняться на ком-нибудь еще, поводов мало, да и философия такая – пусть разбираются сами. Не слон ведь в посудной давке?

   Со свиданьицем. В проеме двери появилась бородатая, испитая, мужицкая рожа. Фингалы под ее обоими глазами свидетельствовали обо откровенно антиобщественном поведении и многочисленных приемах вовнутрь.

   Стянутая вахтершей за плечи, тощая куртка не вязалась с градусным сибирским ноябрем. А черные, с сединой, плотные вихра не украшала даже вязаная шапочка. Мужчина сделал еще шаг и вдруг откровенно и извинительно улыбнулся, сразу изменив гадко – личностную картину и отвращенное к нему приятие.

   На бича пришлый более не походил, скоре на обиженного судьбою человека. Давненько купленные брюки разглажены стрелками в разлет, под курткой джемпер и галстук – младший научный сотрудник на бобах, да и только. Нынче все наши учителя на бобах и не поможешь, и душе тошно.

  – Вам кого? – мягко спросил Слон, но опускаться на личное кресло пока не собирался. – Мало ли?

  – Вы объявление по вещам давали?

   При этих словах невидимая в целом вахтерша убрала цепкую руку со шкворня и мужчина благодарно потянув плечами, водрузил хлипкую куртку на исходное место. Из-за его спины вынырнула сухонькая, но бдительная старушка Ирина Федоровна.

  – Я в глазок посмотрела, – извиняюще повела она. – Вроде интеллигентный, при галстуке. Открыла, а он тряпками драными в нос тычет. Покупай, говорит, пока я добрый. Дешево отдаю.

   Слон понял чрево ситуации и расслабленно бухнулся в кресло. А не в первый раз. Уж какого барахла и не приносили. После этого, идиотского объявления, не фирма, а ломбард. То волчки из пирамид Месопотамии, то бронзовые кольца Великого Инка, то диван, который ковер-самолет.

   Стэн рыдал навзрыд, когда Слона на диване в воздушное пространство запускали. Согласились же, как умственно-неполноценные. Хозяева мебеля на второй этаж притащили, скололи опанелку входной двери, взмыленные, как на параде. Садись говорят. Тут чехарда и началась.

   Слон с дуру сел, а диван развалился с хряпом и более не воздухоплаватель. Хозяева в крик, пружины наружу. Хорошо, хоть не клопы. Стэну плохо, он на колени упал – живот от смеха стянуло. А хозяева орут про немыслимый ущерб и приемлемую контрибуцию. Ели-ели выпроводили. Если бы клопов занесли, Слон бы со стыда повесился.

  – Мы не ломбард и не старьевщики, – деланно раздраженно утвердил Лева и недвусмысленно повел широкими плечами. – Дрянь и даже золото не скупаем, только артефакты.

  – Вон оно как называется, а все слова подобрать не мог, – перехватил инициативу мужчина. – Вы наверное, молодой человек, жутко ученый и богатый, раз такое скупаете. Ну прямо Волланд, только личико у Вас больно детское.

  – Учились, не жалуемся. Но и не хамим, как прочие. – Слон действенно нахмурил брови, привычный к наскоку как физическому, так и интеллектуальному. – А вы наверное преподавали?

  – Да уж, случалось.

  – А простите, это не студенты, Вам под глазами разукрасили? Конфуз или не согласие в тензорном исчислении?

  – Рад я Вашим словам, товарищ. И не знакомо Вам, как рад.

   Чувствуя завязь разговора, но не принимая его витиеватой терминологии, Ирина Федоровна почла за благо удалится. Кто их поймет – доморощенных хозяев. То вполне приличных бандюков с лестницы спускают, то с бичами заумные речи ведут?

  – А мы ведь, не с пустыми руками. Можно сказать, по очень важному делу.

   С этими необычными для нас словами, мужчина, как-то воровато оглядевшись по привычным для Слона углам кабинета, залез во внутренний карман своей многострадальной куртки и извлек из нее нечто, тщательно завернутое в бархатную тряпицу.

   Настала пора Слону подниматься из кресла совсем по другому поводу. Потасканный жизнью интеллигент вытащил из тряпья вещицу, которая привлекала Леву исключительно, как специалиста по делам, хитрым, а порой и откровенно удивительным. В этот раз, он увидел маленький фрагмент старинного барельефа, из пока неопределяемого, но древнего в природе материала.

  – Что это? – вопросил потенциальный покупатель.

  – А я откуда знаю? – ответил потенциальный продавец и нахлобучил на нос неведомо откуда взятые очки.

  – А по стоимости? – неожиданно, но привычно заговорил в Леве коммерсант.

  – А что дадите?

   Такое начало торга, коммерсанту нравилось. Самому же Слону было стыдно. Так как знал он, что по правилам нашего новороссийского торга, не получит за эти слова продавец ровно ничего. Но правила необходимо соблюдать, и виновато взглянув в немытые, дымчатые очки интеллигента коммерсант предложил:

  – Бутылку.

   На высоком лбу продавца вздулись привычные складки Мифистофелевых морщин. Он похоже сомневался в литраже. Лева предполагал источник таких сомнений. Фингалы обычно сопутствуют похмельному синдрому невпроворот.

  – Хорошо! – выплюнул из себя потерпевший. – Коньяк Хенесси шестьсот пятидесяти граммовая бутылка, стоимостью не менее пятидесяти баксов.

  – Вы что провидец? – обиженно воскликнул Слон, но встал и потянулся к тайной дверце в стене за своими плечами.

   Там был бар, и этот коньяк, при всей его дороговизне, в нем не переводился. Но как пришлый мог знать о вкусах заместителя генерального директора? Даже подчиненным о том неведомо. На день рожденья покупают бог знает что.

  – Зачем вам? Уж лучше десять бутылок хорошей водки. И по цене почти тоже самое, но удовольствие...

  – А кто Вам сказал, что я подвержен сему пороку?

  – Ну так, предположение.

  – Коньяк Хенесси, и предположения будут Вам чужды. Не отдал бы Вам ничего. Один материал барельефа чего стоит. Лаборатории не берутся утверждать. Если бы мне с ним сладить...

   Слон последней фразы не воспринимал по привычке. Сладить? Он ладил со всем и вся. Пол Красноярска – его активно-деловая часть на своей шкуре испробовали хватку тугих компромиссов, предложенную фирмой «Слон». А сам Слон выступал за ее эмблему и напоминание.

   Лева щелкнул маленьким ключом, и бар-сезам тут же открылся. Загородив необъятные недра еще более необъятным телом, Слон извлек Хенесси. Вот так штука, – осторожно подумалось ему. – А что если трюк? А у меня там немалая сумма в зеленых?

   Но прошло. Посетитель серьезных действий не предпринимал, а потянулся за заветным, даже слегка пере возбужденно. Чувствовалось, что пробка и содержимое долго не простоят.

  – Почему Хенесси? – еще раз спросил его Слон.

  – Для тебя дорого, а иного и не нужно.

  – Ты что меня изучил?

  – Не а. Ты в арабеск долго не вглядывайся, вредно. Несчастливо все оно. Вот и Лизовета ушла. А ну его все к бесу!

   Бывше интеллигентный человек шумно вздохнул, сгреб бутылку и как-то неловко сгорбившись зашагал напопятую.

  – Дверь Вам открыть?

  – Сам справлюсь. Я теперь со всем справлюсь. Было бы желание. Себе поберегите.

   Пол часа Слон придирчиво изучал вещицу. То, что это не диван с клопами, он понял быстро. Достаточно было взять из стола фирменный чудо инструмент с корундовой напайкой для резки стекол. Оборотную сторону фрагмента родемый не резал, а давил. Чему в привычной и понятной ученым физике и технике не оставалось должного места.

   Но более прочего привлекал сам фрагмент исторического арабеска. Древность вещицы ощущалась скорее кожей, чем привычным к трудам анализом. Ржаветь было вроде нечему, и выпуклая ткань рисунка светилось новизной и продолженной недосказанностью.

   Что беречь то? – подумал Слон и поднес резак к фасадной стороне. Рука его шла нехотя. Он поймал свои внутренности на каком-то вязком, но жутко протестующем настроении. Музейный экспонат? Но долго ли, для науки. И потом мое, честно уплаченное. Хенесси стоит почти восемьдесят баков.

   Кристалл резца сиял блестками света от настольной неоновой лампы и казался одиноким зубом кровожадного хищника. Леве показалось, что выпуклая, немыслимо сложная вязь арабеска вздрогнула кожей и сжалась будто живая.

   По широкой спине Слона забегали мурашки. Он отдернул руку с резаком, чуть не уронив чудо изделие на пол. Пришло его время оглядываться по сторонам света, словно сопливому взломщику перед чужим сейфом.

   Оп-па. Надо бы в Белокуриху. Конечно бабы, как водится, приставать будут. За моционами под локотки и в постельку. Водки выпить целое ведро, в виде профилактики, растревожить студенческий гастрит. Отдохнуть так, что потом целую неделю, тупо отлеживаться дома, читая родную сказку про Робинзона Крузо.

   От такой гадости аж свело скулы и передернуло кадыком. В недрах пищеварительного тракта вполне осязалась гибельная и едкая кислота похмельной отрыжки. Слон аккуратно водрузил инструмент на место и широко потянулся скрипнув застоявшимися в менеджменте суставами. У-ф-ф!

  – Дима! – громко крикнул отец основатель и кормилец вверенной ему фирмы. – Дима-а!

   Ответом послужила гулкое эхо тишины. Упер ведь гад! А раньше никогда до одиннадцати не уходил, стареет.

   Тут Слону на глаза попалась пустая рамка. Из этих, буржуинских. Удобная штука, обрамление под красное дерево, а внутри мягко-клеевая основа. Прилепляй хоть грамоту, хошь медаль, хошь кусочек женских кружевных колготок из последнего приключения.

   На скрытой стенке сейфа торчал одинокий гвоздик для конспиративного камуфляжа ключевого отверстия. Лева аккуратно вставил арабеск в рамку и подвесил оную за спину, от греха подале. И маскировка не плоха, и мудерить лучше по утру, когда выспаться дали вволю.

   2.

   Перешагивая через одну, бодрой, пружинистой походкой Слон влетел на второй этаж к своему, честно заслуженному кабинету. Дядько Федор успел пропесочить ковровые дорожки пылесосом Индезит, и те сверкали утреней свежестью и новизной.

   Оттянув стеклянные двери у парадного входа в офис, Лева сразу же наткнулся на обволакивающе жаркий взгляд маркетолога Танечки. Пухлые, изнеженные губы девушки раскрылись в многообещающей улыбке. Ровный ряд белых, искрящихся зубов выглядел хищницки – плотоядно. Большие влажно-голубые глаза смотрели на него в упор вопросительно и насмешливо.

   Вся сила в женской слабости – Слон выучил эту азбучную истину, еще лет десять назад, в самом начале своей коммерческой карьеры. Клиенты просиживали в приемной долго и терпеливо, поглощая вредный для обездвиженных гипертоников кофе, входя в необходимый тонус и предрасположенность к взаимодоверительным делам. Хорошенькая секретарша намного лучше, чем шикарный фасад здания. Фасад мертв, он назидание, а женская обворожительность – позыв к нужному нам действию.

  – Лева, – ладаном и орбитом дохнула на него Танечка. Слон отметил, что в ход пущен ее полный набор вооружений. Голос у Танечки особенный, с хрипотцой и жарким тонусом. Клиентов сбивает наповал, в обморок и до мягких тканей кресел.

  – Лева, ты там новое приобрел. Мы уж рассматривали. Ну вещь, во вкусе тебе не откажешь. И стариной веет и шиком. Сколько баков? Она ведь из золота?

  – Какое золото? – не сразу воспринял нелепицу Слон. – Какая штука?

  – Ну та, в рамочке. А Стэн видел? У вас напополам? Ведь удавится и про диван забудет.

   Слон еще раз заглянул ей в глаза. Трезвость и устойчивость к дамам, он считал своей личной крепостью. Самые ловушки, это когда не поймешь, во что вляпался. А когда приплыл и тонуть пора, то идиотизм за честь почитаешь. Так сказать к вопросу о цели и средствах. Танечка конечно крупнокалиберно, но чтобы дрожь во членах? Этого Слон себе не дозволял. Да и договорились же, за что деньги платим? Супротив себя?

   Стряхнув вязкую пыльцу женской паутинки, Слон стал обиженным и до грубости нетерпеливым.

  – Ты что, с утра прияла? Не строй из себя падчерецу. Какой шик, какое золото? Таня, ты у меня смотри. Я к вам по-братски, а вы из меня идиота.

   Таня вздрогнула и на секунду замерла, уставилась куда-то выше его лба, за макушку. Лева ждал, наконец взгляд ее приобрел обычную осмысленность и прямоту. Лицо ожило, она улыбнулась доверчиво и почти дружески.

   – Точно, прияла. Как эту штучку узрела, заворожилась. Ну как есть, что-то хочется. Сахара, пальмы, пирамиды, и бедуины под паланкинами. Ну страсть. Слон, ты меня в отпуск наладь, а со Стэном, я сама согласую.

   Опять понесло. Леве показалась, что за его плечами стоит сам Стэн в позе Ромео с банжо, оливковым маслом и бананом в волосах. Одурела баба, на своих кидается.

   – А-у-у!!! Ты этот идиотизм на помойку выкини. С докладом ко мне о текущих делах и полную изготовку. Пол часа времени на сбор. Все, топай!

   Слон вошел в кабинет и первым делом осмотрел арабеск в рамке. За ночь он прижился к месту и казался его совершенно необходимым продолжением. В дневном свете золотом он не попахивал, но вязь морщин обволакивала взгляд нескончаемой продолженностью чьих-то надежд и дальних странствий.

   При способности к нормальному воображению в точечной замысловатости древнего рисунка можно было разглядеть все и даже большее. Плавная нить медленно вычерчивала песчаную сухость и зной бархана, трепетную радость одинокого родника, загадку дышащих тенями тысячелетий осколков руин, бывших когда-то дворцами безмерно богатых халифов и султанов.

   Слон стоял на краю пустыни, зябкостью плечей ощущая всю трудность, гибельность пути назад и радость встречи со своей мечтою. Его кожа ссохлась от потери влаги, суставы сковывала немыслимая усталость и жажда глотка воды. Огромный, несгибаемо оранжевый диск Солнца давил ему в спину и оставалось только одно – сделать шаг.

   Там, за этим шагом начиналось его настоящее, прошлое и будущее. Там за этим шагом его ждали прохладные, глубокие тени дворца наполненные мудростью и простотой жизни тысячелетий.

   Высокие, смуглые люди в белых одеждах сидели возле прохладной искристости фонтанов и читали книги. Боже мой, что это были за книги. в них собралась все человеческая мудрость и способность к осмыслению мира. Они были разговором, который обнажал сущность земных и космических сил, предлагал место человеку, мудрецу в их хрустальных тенетах. Он предполагал знание, которое стоит над жизнью, над страстью, но является лучшим их продолжением.

   Хлопнула дверь. В кабинет к оторопелому Слону влетел Стэн в слегка пере возбужденном состоянии. Слон быстро пришел до себе, подобрался к столу и взмахом развернул рамку с арабеском тыльной стороной.

  – Ты что не отвечаешь? – обиженно повел начальник, как-то сконфуженно заглядывая в серые туманные глаза обладателя кабинета. – Два раза тебе звонил, а ты не берешь трубку. У нас планерка или стакан водки и день без заботы, по правилам?

  – Не знаю, – вяло ответил Слон и тяжко бухнулся в кресло. – Я тут штучку купил, отвалил восемьдесят баков, а теперь сам по ней сохну и прочих в напряги вгоняю.

  – Оба-на! И ты в отпуск? А я что за всех скопом ишачить буду? Уже Татьяна подходила, Копейка во взбудораженном состоянии, говорит теорию неструктуальных массивов написать ему надобно. Вещает, Ньютон перед Эйнштейном, как вошь перед козой, и оба с гениального Диминого тела молока не получат. Ух, продвинулся.

  – Он во сколько сегодня сподобился? – мрачно резюмировал Слон.

  – Да уж часа два, как ошивается у сервера и в курилке. Думает думу нетленную.

   У Стэна с юмором все в порядке, значит, еще не лицезрел.

  – Выкину, к ядреней фене, – решил про себя Слон. – Мы только взглядом окинули, а уже на карачках. И как этот интеллигент с ней жил? Как третьей мировой войны не зачал?

  – Говорят картинка? – принялся начальник.

  – Да, дребедень.

  – Ну покажи?

  – У нас планерка или день по правилам?

  – Тогда пошли.

   Закрутилась вполне обычная канитель. Приезжали с судостроительного, мрачно утверждали про новые перспективы и начало навигации на месяц раньше срока. Обсуждали северный завоз и отношения с администрацией. Табачного дыма набралось на тамбур в общем вагоне, но кидаться в омут енисеевских вод никто не хотел.

   После обеда Слона неумолимо тянуло в собственный кабинет. Там набралось куча бумажных дел и поводов к расслаблению. Но честный владелец искренне понимал, что тяга сия, отнюдь не без вывиха. Личное состояние он сравнивал со страданием наркомана в период ломки.

   Скабрезная штука эти наши надежды, личные уютные мирки, а более тяга распущенного в прах воображения. Постылая извечность непроходимой суеты скалывает печень хроническим циррозом, и позывы организма к чему-то светлому и сокровенному будоражат сильнее, чем бутылка Хенесси.

   Слон несколько раз ловил свое тело в попытках продвижения в означенную сторону. Но что-то давнее, проснувшееся еще со времен Афгана, сторожило его, будто он не в родемом помещении, мирном городе, а в далеком рейде, из которого возвращаются только битые семьдесят процентов.

   Неоправданно несколько раз к нему подходили некоторые, похоже продвинутые горе работники. Жена Копейки Катерина преследовала ей скрытую цель и вызывала на откровенный разговор по поводу перспектив фирмы. Сам Копейка с хронической въедливостью искателя Паганеля, широкими шагами мерил коридор, и взглядом напоминал чудо в прострации.

   Потом подались уговором, и со Стеном и речниками без бакенов отвалили на судостроительный. Дело у них не хитрое, намечавшийся союз с фирмой «Слон», выделял некоторую инвестиционную привлекательность их завода, и давал надежды на льготный кредит. Чего конечно в ближайшую пятилетку не случится, даже под напором краевой администрации. Но отруливать надобно мягко, разговоры о подъеме российской промышленности уже не пустой звук.

   Возвращались уже в одиночестве. Стэн нажимал на легкое сближение с применением установки железа и оптоволокна в рамках лизинга. Слон лезть на неподъемно большие бобы не желал и настаивал на маркетинговой проработке перспектив с затратами на паях с заказчиком.

   Пугала непомерная энергоемкость предприятия, бардак, разворованность и отсутствие кадров на местах. Слон умещался на любой из их баржи. Если дырка одна, можно заткнуть ее задницей. Откачивать дерьмо хором и хоботом вместо помпы – не перспектива, а полная утопия.

   Уже при входе в тенета фирмы Слон узрел явный прокол в своих действиях по технике безопасности. Танечки не было на рабочем месте, коридор откровенно пуст, а дверь его кабинета предательски приоткрыта. Они взяли ключ у вахтерши, и что-то уже случилось.

   Перейдя с бодрого шага на быстрый бег, Слон влетел в кабинет, застав врасплох гоп компанию в лучших чувствах. В недрах его кресла покоилась Катерина. Глаза дамы были прищурены до мечтательности, а лицо обрело резкую, злую очерченность и даже надменность. Уж она то наелась до макушки.

   Обширные внутренности помещения покрывал частокол прямо заинтересованных, застывших спин младших сотрудников. Ситуация здорово напоминала очередь за фирмой в социалистические времена. Что давали, они не ведали, но что нужно, увы, знали определенно.

   В образовавшейся тишине Дима Копейка колдовал над сканером и похоже перекидывал изображение арабеска в систему, к себе на сервер. Дурак, тиражировать эту штуку?

  – Что за бардак?! – взорвался Слон.

   Голос его приобрел давно забытый металл старшины рейда и звенел крутыми неприятностями.

  – А ну отставить! Все по кабинетам. Двадцать минут и на общее собрание, в зал для отчета. А ты Дима, почти уволен. Твое место нынче свободно, и завтра к нам будет толпа изыскателей на должность системщика с твоим окладом.

   За плечами сдавленно – удивленно хрюкал Стэн. Густой окрик возымел силу. Граждане направились по рабочим местам, на ходу стряхивая с плеч изморозь мечтательной озабоченности и глупой прострации.

  – Слон. – Танечка налетела на зама высокой, трепетной грудью и нахально близко прижалась к нему стройным телом. – Ты как собака на сене. Ну что тебе жалко? Может и я после работы скучаю одна в большой квартире, на шикарной постели. А мне и шампанского подать некому. Ты один, а остальное – быдло.

   Глаза валькирии подернула вязкая позолота желания, они светились смехом и нахальной уверенностью в своей силе. Голос обрел нереально низкие, бархатные тона. Слон чувствовал, как его мужское естество распирает до умопомрачительных пределов. Он проваливался в бездну.

  – Уволю! – разорвал оторопь голос командира. – Завтра же будешь искать источники существования на панели по Красрабу! Пить шампанское с айзерами!

   Арабеск тыльной стороной мирно лежал на стекле сканера. Стэн весьма хотел что-то спросить, но не находил подобающих к тому выражений. Ситуация была не то чтобы неприличной, а выходящей из ряда вон, из здания, прямо через окно боем, с пятого, а то и шестого этажа.

  – Что это?! – наконец разорвал тягостное молчание Станислав. – Сказки или виртуальная реальность? Они что, плана накурились? Так ведь не пахнет.

  – Хуже. Это Стасик величайший в истории Арабеск, со всеми вытекающими, смурными последствиями. Артефакт по самые уши и пальцем в небо. Кто-то его создал в глуби веков, да и зарыл от греха подале. А теперь объявилось.

   Ты не поверишь, что он делает с человеческим воображением. Я боюсь, наша реальность перед ним, как дерьмо в проруби. Вроде теплое и родное, но пахнет грубо и мерзко. Дым, газы выхлопные, серость и пепельное уныние. Тебе под сорок, а там за плечами горы, надежды в пол неба, правильность и глоток свежей воды. Когда солнышко, каждое утро затылок чешет. Вставай, брат пришел. Давай свидимся, а то соскучился.

  – И тебя на лирику потянуло. Давненько не ощущал. Дай мне посмотреть? Чудо все-таки. Хочется хоть одним зубом надкусить.

  – Да я вот не знаю. Тебе то можно? Изойдешься соплями, а мне вытирать.

  – Да брось ты!

  – Сейчас.

   Слон подошел к заветной дверце, открыл ее, достал Хенесси и два огромных фужера. Налил оба до краев. Знал, что уже не захмелеет, а страховка, как презерватив, от любви не спасает, но неприятностей гораздо меньше.

   Стэн поперхнулся дважды, но проявив удивительное мужество, допил.

  – Что, алкоголь помогает?

  – Мужик, что мне это продал, спасался похоже этим. Притупляет, делает добродушным, неповоротливо тупым. В конце концов, с пьяненьким тобой, я точно справлюсь. А трезвость нынче не норма и не в чести.

   Стэн подошел к сканеру и перевернул рамку арабеском к себе. Слон отвернулся в сторону. Краем глаз он успел заметить, что барельеф слегка разросся и накатил на края, захватив все пустующее доселе пространство.

   Многоголосоть людского коллектива ей на пользу. От активного общения пухнет, как тесто на дрожжах. Если так пойдет дальше, то скоро будем лицезреть улыбку Моны Лизы, в размерах панорамы Бородинского Сражения.

   Тишина стала явно подозрительной. Старясь не попасть взглядом под объектив, Слон развернулся и посмотрел на Стэна. Тот сгорбился над сканером, тяжело уперев прямые руки в стол и не отрываясь, пил глазами нечто, ведомое только ему одному.

   Его глаза налились кровью и лезли из орбит. Болезненно, скупо дергались веки, они не могли ни сглотнуть, ни выплюнуть застрявшее в сухом горле. Тело Стэна охватило крайнее напряжение. Самостоятельно от хозяина, оно совершало действо напоминавшее зомбирование или тяжкий гипноз. Слышались тугие, булькающие звуки, как перед потовыделением грязевого, серного гейзера.

   Темное нечто, в свою очередь, выпивало Стэна и стремилось вылиться вверх, наружу. Тонкая плеть ростка поднималась над арабеском и тянулась к нашей реальности. Оно овеществлялось. И мир газонокосильщика казался детской, виртуальной игрушкой, по сравнению с древним творением мастера. Мастер сделал нечто живым, притягательным и активным на долгие тысячелетия.

   Резким, почти судорожным взмахом руки Слон опрокинул арабеск тыльной стороной к нашему миру. Стэн мешком рухнул на пол. Взяв графин со стола Лева принялся откачивать начальника Станислава. Тот метался в бреду и бормотал что-то о парламенте, геополитике и претензиях на президентство.

   Сжатые в судорогу губы Стэна были удивительно мертвы и решительны. Руку вперед и из давешнего компаньона, получился бы не плохой Гитлер или Ленин в семнадцатом году. Тугие, бледные складки лица компромиссов не дозволяли. Державная решительность и отсутствие в работе мелочей, дополняли облик нового народного героя.

   Слон ощутил, что каждый смотрится в арабеск, словно в зеркало. Развертывая, шелуша лепестки желаний, нити выискивают наиболее сильное, скрытое из них. Часть человека, именуемую в обычное время страстью. Поглощающее, бешеное движение, когда цель сливается со средством и рождает бурный поток. Поток, который существует сам по себе, отдельно, не признавая краев, грохоча неуемной силой.

   Потом мужики допили Хенесси и отправились по домам. Разобраться с чудом решили на свежую, трезво проспавшуюся голову. Но Слон все более склонялся к мысли, что оное непонятное и необъятное необходимо похоронить в самой глубокой шахте, самой далекой окраины матушки Сибири.

   3.

   Яркой, холодной радужкой светило желтое, зимнее солнце. Прямо из чистого неба на город опадал морозно – белый иней. Невдалеке, плотными клубами тумана парил Енисей. Его незамерзающие воды поили воздух сыростью, а мороз довершал круговорот вещей.