Текст книги "Сундучок (СИ)"

Автор книги: Петр Драгунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

  Пахло лавандой, василиском, лесной малопонятной горечью трав, стертых в бабкиной ступе. Валентин шумно поперхнулся носом и уселся на кровати. Глаза не открывались. Веки будто приклеились к мертвой точке кошмара, сводило лицевые мышцы, виски ломило от тупой боли, а утро не приходило. Он махал руками, силился заорать, отодвигался от ночи шаг за шагом и тонул, все одно тонул в душном мареве сорнетравья.

  Сдвинулось. Одноместной номер в гостинице заштатного варианта. Изрезанный походным ножом столик, торшер, непотушенный с ночи. Вереница пустых бутылок, мятая пачка сигарет и прочая бытовуха. Но лучше уж здесь, чем там на заставе, в тараканьей тьме, под боком у великого узкоглазого соседа по мирному существованию.

  Стране не хватало рук. При чем всяких и работающих, и нагловато сующих пальчики в ее закрома, а то прямо – дулю под нос с намеком, что кулак еще больше. Валентина загребли в армию прямо от операционного стола, когда он решал, оставить ли жизнь матери или ребенку, ну и лучше обоим сразу. Ибо у нас строгая отчетность, которой плевать на шалости природы и непроходимость каналов, даже слабую жизненность недоразвитого плода.

  Военком что-то кричал про трибунал, про выпестованных Родиной-Матерью сопляков, которые по уши в дерьме, но не желают отдавать святого долга и чести. От офицерского чина несло перегаром, его желудок дышал на ладан, налитые кровью веночки разрывали кожаный покров, а кожа блестела подозрительной инфальтийностью лимфоузлов и общей изношенностью организма.

  Послать бы полкаша прямиком, но он сам посылал многих, а они любили устраиваться и жить там не хуже, чем раньше, и закусывать, чем привыкли, и чтобы восемь часов от звонка до звонка, а потом им не лезли в душу.

  Но тогда Валентин не смолчал. Он назвал полкаша идиотом. У Валентина специальность гинеколог, а делать операции на солдатских причиндалах он не обучен, и лазают в прочие места, только фрактологи с тремя большими звездами на плечах и одной вместо прожектора во лбу.

  Ему выписали направление в комариный ад, в город без названия, необозначенную даль, с привкусом идиотизма от солдата Швейка, с пожеланием сгнить там от гнилой воды и не возвращаться, и никогда не быть в этом большом, теплом кабинете.

  Так бы и случилось, но начальник гарнизона в промежуточном Н-ске, а жена его больна, и до ближайшего гинеколога три часа полета. По иному было бы глупо. Его оставили, и в данный момент, вся женская половина городского населения, с трепетом ожидала открытия нового кабинета в районной больнице. Дембеля круто правили на аккорд, бухали стоптанными сапогами по полам, мухами таская песок и цемент с третьеэтажным матом.

  Но заноза была в другом. С детства засев в его теле, выбрав судьбу, она не отпускала Валентина, раз и навсегда прикрепила к судьбе бабки-Татьяны. Ее морщинистое, вечно смеющееся лицо никогда не расставалось с дымящейся папиросой. Струи сизого дыма были вуалью, и там, в недостижимой для прочих глубине и загадочности, жила повитуха и наперсница сильных мира сего, благожелательная ваятельница чужих судеб родная бабка-Татьяна.

  Жила, но вот теперь с нами нет. Ее наследство – один саквояжек с пузырьками и пипетками с наклейками при арабской вязи и крышечками, что ни снять, ни вывернуть нет возможности. А вопросов по этому странному поводу – ни один бабушкин наговор не спасет, одна поминальная записка чего стоит. Так ее и назвала – «По-Ми=на-льна-я». Оберегов рисованных пруд пруди, и наказ – не вскрывать. А тогда зачем дарены, коли так?

  Валя вылизал худой кадык бритвой жилет, плеснул в пригоршню одеколона, морщась, протер им лицо. Была в его гарнизонно-акушерской службе одна неприятность. А именно то, что должности гинеколога по штату не существовало. Гарнизонный гинеколог – и выговорить нормальному офицеру невпроворот, а уж примериться... Офицер по особым поручениям – значилось в не лишенном каламбура документе, который выдал ему лично сам генерал. И вот теперь приходилось расплачиваться за чужую докуку. У особых офицеров еще и обязанности есть, причем Особые. Вот и принес оную нарочный пакетом строгой секретности, теперь по ней в Тьмутаракань ехать придется.

  На улице Валентина поджидал заезженный армейский бобик. К старой заставе ведут убитые пути покорные только этому русскому чуду. Полусонный водила таращился на офицера новичка с подобающим почтением.

  – Дорогу знаешь?

  – Так точно!

  – Тогда поехали.

  Проехали три квартала, и дорога запрыгала ухабами. Глинистая вода из огромных луж с коварными внутренними ямами стремилась выплеснуться на лобовое стекло, и Вале казалось, что они плывут вверх по течению реки, перепрыгивая через пороги, буксуя в тинных омутах, набирая крейсерский ход в просветах чистоты.

  Часов через пять после этой штормовой качки и обеденного привала на перекус, справа на дорогу наползла мощная каменная кладка двухэтажной стены. Обжитая надоедливой зеленью, она казалась щупальцем гигантского спрута, раскинувшего щупальца в веках. Заставу строили очень давно, еще тогда, когда толщина укрепленных стен гарантировала безопасность. Теперь вся эта вековая фортификация полулежала в руинах, терялась и рушилась в собственной ненужности.

  Ближе к центру тела каменного спрута пространство окончательно комкалось, запуталось в виадуках, проранах и тоннелях вездесущей зелени. Оно перемежало каменные руины кронами вяза, дуба, раскидистых тополей. Все запуталось окончательно. Валентину казалось, что они попали в тот самый исторический лабиринт, так бездарно профуканный царем Мидасом нахрапистому античному герою.

  Но сама застава на удивление была ухожена и нова. Ее расположили рядом с фортом, чуть в удалении. У ворот, увенчанных свежебетонной социалистической стелой с недремлющим архетектурно-пограничным штыком, прибывших поджидал седеющий майор в мятом парадном обмундировании.

  Лошадиное лицо офицера носило следы вечерней попойки и сегодняшнего малопонятного изумления, даже растерянности. Валентин отнес, сей отрадный факт к собственной особо-поручительной персоне. Видно его приближенность к начальственным семейным делам имела в этом захолустье явно гипертрофированное значение.

   – Товарищ старший лейтенант! На пятой заставе ситуация выполнена и все под контролем! Имеется одно крайнее происшествие, задержанных – один, пострадавших четверо, все в розыске. Личный состав по боевой тревоге, ожидаю Ваших дальнейших указаний. Вы ведь доктор?

  – Врач психотерапевт и сексопатолог! – сгоряча бухнул Валентин, чем поверг командира заставы в полную обструкцию и изумление. Майор сразу сник, смешковался фигурой, высокая тулья фуражки полезла наискосяк. С его широких плеч опадал груз непомерной ответственности, глаза набухли просительной резью. Казалось, еще чутка, и майор расплачется в плане разрядки.

  – Вот ведь Батя! Все как есть понимает! – взрыднул командир.

  Валентин сразу вспомнил нервозность ночного звонка от генерала лично старлею, требования конфиденциальности и прочую несуразность обстановки. Что-то было не чисто. Вытянутый перед лейтенантом в струнку майор требовал причин крайних, непонятных и малоприятных.

  – Доложить по порядку! – нахраписто рубанул новичок, и ни слова не говоря его, утащили внутрь, в святую святых – комнату за шумопуленепроницаемой перегородкой, командный пункт заставы.

  Очутившись за привычным столом, майор заварил чаю, пришел в себя и плеснул в обе кружки изрядную порцию водки.

  – В камере он, с десяти до двенадцати, когда кормежку несут. А поест сволочь, минут десять дрыхнет, потом в туман и пропадает.

  – Кто пропадает?

  – Да негр этот, колдун сраный. Мы его и в наручники и рот ему пластырем затягивали, а он в туман и через щели. Пять секунд, и его нет. А вчера обернулся в циклопа, так наш фельдшер чуть сам с ума не сошел.

  – Что-о?!

  – В циклопа! Один глаз величиной с кулак и на боку где-то. Я как увидел, пол часа блевал, а негру хоть бы фиг. Сидит ухмыляется. Я б его в шомпола или пулей, да боюсь, порчу наведет. Итак, границу на сутки обнажили. Сейчас отправил личный состав от греха по полной боевой и в засады. Товарищ старший лейтенант, может это узкоглазые? Оружие новое, нервно-паралетическое или другой финт? Вы только команду дайте. Так из всех стволов шибанем, мигом про все хитрости забудут!

  И тут накатило просветление. Не было дневального на тумбочке у входа и вообще никого на заставе не было. Один истерический майор на командном пункте, сейчас приказ в трубку рявкнет, и там из кустов в гранатометы по противоположной стороне. Типичный случай одиночной шизофрении. Или все-таки массовый, вдруг сообщники? Надо его с командного пункта выводить.

  – Пошли! – строго сказал Валентин.

  – К циклопу?

  – А хоть и к нему. Ключи от комнаты дай.

  – А ответственность?

  – На себя.

  – Ну, слава богу! А может, ты из этих, из особистов?

  – Из этих, этих. Ключи давай.

  – Ну, Батя, ну спасибо. За ним, как за каменной стеной. За ним и к циклопу. Пошли, я сам лично морду разнесу.

   Ключи Валя спрятал во внутренний карман. Вывались из дверей пустой заставы вполне дружески и пошагали в сторону остатков древнего каменного спрута. На внешность территория военного городка изменений не претерпела. Порядок – деревья побелены, двери прикрыты, техника под чехлом. Видать еще толком не командовал, в шашки наголо не призывал.

  Приблизились к толстостенному каземату губы. Майор неловко засеменил, и норовил уйти Валентину за спину. Он шумно дышал, охал и охальничал матом, вытирал градины пота с венозно набрякшего лица.

  – Не выходил! – шипяще четко и строго доложил скрытый дозор из кустов.

  – А облако? – вопросил невидимого часового трясущийся начальник.

  – Ничего, – четко и совсем не шизофренически подтвердили невидимые губы.

  Значит все-таки массовая истерия – понял Валентин. Счас осмотрим и до командного, вызывать подкрепление. Оглянулся на въезд в территорию заставы, но бобика не было. Пути отступления значились как неисповедимые.

  Внутри помещения старлей двигался на автомате, глубоко погруженный в невеселые варианты разрешения ситуации.

  – Сами входите, а я снаружи.

  – Что?!

  – Не могу я, насмотрелся, того гляди, ролики двину. Ключи вот, а я снаружи.

  – Ладно, – почему-то согласился Валя, и майор сразу исчез. Щелкнул дверной замок. На единственном стуле, в пустой камере сидел негр-циклоп и задумчиво ковырялся пальцем в правой ноздре.

  – Мы ее изнасиловали, а подельников я убил случайно – доверчиво сообщил Вале Циклоп. – Бросанул, чтобы не приставали, но силы не рассчитал. Корнеев на дубе у сторожки висит, другой вообще в речке, километров за тридцать. Душонки у них мерзкие, и мне не жалко. Сам я не из святых, и как вышло, так и вышло.

  Валентин, наконец, понял, что от не проходящего нежданного изумления приземлился задом на пол и отбил оный при падении порядочно. Но о нем уже позаботились неведомые силы, заботливо прислонили к стене, он дышал ртом, хотя весь взмок, но удивление от беспомощной отупелости тела не приходило. Действо казалось каким-то буднично серым, даже скучным. В него не хотелось углубляться, верить. Ну, негр, ну циклоп, чего в нем такого?

  А негр по-прежнему покоился на стуле, только вынул из носа палец и занимался теперь не им, а Валиной персоной. Смотрел на него одноглазо задумчиво с примесью усталости и печали.

  – То, что я негр, – продолжил циклоп, – вполне тривиально. Папаша зачал в заграничной командировке, а маму бросил. Так я вырос черномазым с русской фамилией, так и в армию призвался. А об остальном премудрый Волька ни тебе, ни Старику-Хотабычу размышлять не след. Как вышло, так оно и вышло.

  К концу службы за Андреем прочно уцепилась кличка Мавр. В наряды на караул дедов уже не отправляли, несли службу туго подле кухни. Продувной прапор-узбек Салимов использовал троицу для доставки не совсем честных продовольственных грузов из столовой в квартиру лично и для пущей связи в квартиры старшего командного состава.

  Иногда удавалось напиться. Разживались в основном на заимке, остатками от радушно-обильного приема Бати, но в данный момент пользовались самодельной брагой, выстоянной в теплых вентиляционных отверстиях неисякающей запасами кухни.

  Когда разомлели, затопили баньку и вызвали цыган. В третьем часу ночи мадьяры подымались с постелей не охотно, но пинки действие возымели. А когда молодости поднесли чарку от широты гуляющей русской души, то кочевые заголосили стройно, с сердцем про обжигающе красивых юных дев, мужское естество и Наденьку, ожидавшую пацана с поля битвы.

  Не то, чтобы жратвы было мало, просто Саня крепил брагу спиртом и, похоже, не рассчитал. Заблевали всю каптерку и поперлись втроем мыться до бани. Шли гуськом и весьма тихо. Попоек в части не признавали, их будто и не было, но если нарваться, можно надолго угодить на местную губу.

  Парились долго, но добавленный в предбаннике хмель раскрутил голову с колес, и ночь смешалась в огненном вихре пьяной, направленной в пустоту удали. Нацелились в бассейн. Одеться по форме никто уже не мог, и ползли в ту сторону голышом, умело, по-пластунски.

  В части ходили легенды о призраке юной девы, купающейся в реке по ночам. Река была далеко, девственниц на заставе не имелось, и когда Саня наткнулся в воде на голую бабу, ему не поверили. Великан Зано принялся похабно ржать, зачалась возня. Кто был явно не свой, изворачивался, попал мавру в глаз порядочной оплеухой.

  Ее изловили и скопом подмяли в траве. Распалившиеся мужики лапали грудь, шарили по бедрам.

  Вот тогда и пришло. Накатило водоворотом грез, пронзительной чистоты и первозданности, забытыми чувствами детства. Неожиданно Мавр понял, что они остались вдвоем, наедине под одной крышей, называемой небом.

  Перепонки безголосой тишины лопнули гранатами, Мавр увидел, как ночь расцветилась фейерверками. Это тысячи эльфов-мотыльков стали зримы человеческому восприятию. Он увидел, как зашевелился каменный кракен, выброшенный из моря и уснувший до сроку неизведанные тысячелетия назад. Мавр заглянул в ее белесые, прозрачные глаза и увидел мир на такое количество перерождений вперед и назад, на такое количество проб и ошибок, что социалистическое сущее откатилось волной, стало глупым и маленьким.

  Он вдруг понял, что Нимфа ждала только его. Он увидел сеть живых морщин на живой земле и понял, что это и есть история человечества. Он познал вкус приходящего за ним потока, потока, что уносит земной разум в неизведанные дали. Он понял, как глупо и суетно ошибался, измеряя свое сердце привычками, секундами, местом отведенным ему судьбой. Он прозрел.

   Потом пришла боль. Это Зано душил его, пытаясь всей своей силой сломать шейные позвонки и не пустить в двери нового мира. Глубоко внутри колыхнулась злость. Мавр шевельнул пальцами и увидел, как Зано, хватая раззявленным ртом воздух, ракетой ушел вверх. Потом кувыркнулся Саня, волна унесла и его, запутав осколками сломанного тела в кронах вязов.

  Тьма ночи была тысячинога и тысячирука, она нежилась на остывающих от дневного солнца камнях, она плескалась в мириадах живых разноголосиц. Она обнимала тело Мавра и растворяла в неизведанно, открытом течении жизни. Она жила вечно, и забирала к себе то, что ей нравилось.

   Валентин сидел на полу каменного бункера, а замолчавший Мавр опять ковырялся пальцем в носу. Его циклопический глаз ушел с переносицы и мерно блуждал в районе макушки, изучая своды каземата.

  – То есть, что? – шипом выдавил из себя новоявленный командир.

  – Ничего, – ответил за хозяина вполне самостоятельный рот циклопа, – поосторожней с бабушкиными пузырьками. Им лет столько, сколько тебе недель отроду. А что там этот врачеватель смешал, никто и не помнит. Только из-за них Ностердамус и прогорел. Нравилось ему смеси горючие делать, а такие эксперименты не к добру. Хочешь, верь, хочешь, не верь, но реальность на всех одна. Как ты ей распорядишься, в какие рамки заключишь? Но лучше ее не взрывать, запутаемся в осколках. Пусть все будет по старому, каждый сам выбирает. По-другому ничего хорошего не получится.

  – Что выбирает?

  – Себя и остальных. Пусть они сами, а я пошел.

  – Куда?

  – Тебя дожидаться, на кудыкину гору. В Ботсвану на родину, к предкам. Осторожней с пузырьками!

  Через час Валентин набрел на правильное направление к выходу. На крашеной желтым деревянной скамейке его поджидал майор. Его бравая фуражка валялась рядом. Служивый чесал многострадальную репу и при малейшем намеке кинулся бы прочь.

  – В Багдаде все спокойно, – юморнул док.

  – А этот где? – неожиданно быстро среагировал служивый.

  – Этого не было, – решил за всех Валентин. – Привиделось вам, всем привиделось.

  И тут из него полезло:

  – Генерал в курсе, но и словом не скажи. А то в психушку или в дисбат. Оружие на вас испытали, да переборщили чутка. Но это конфендицально. Три урода потерялись в болотах и сгинули – официальная версия. Трупы захоронить, честь по чести. Несчастный случай на учениях. Так и доложим по инстанциям. А в гарнизоне я улажу. Понял?!

  – Так точно, товарищ лейтенант!

  А Валентин сел в мирно стоящий у ворот бобик и поехал разбираться с бабушкиным наследством...