Текст книги "Лисий хвост. Крепость гремящего ущелья. Книга третья"

Автор книги: Петер Клуг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

III

– До чего же упёртая баба! Моя Алтун по сравнению с ней – просто покорная овечка! – ругался Мэргэн. Он шёл пешком, как и все в отряде Лян Се, и это раздражало его неимоверно. Степняк не скрывал своего негодования, однако наиболее жёстких выражений к военачальнице он избегал.

После того, как чересчур бдительная женщина-офицер взяла Хару и его друзей под стражу, все они направились дальше вдоль стены Дракона до следующей башни. Никакие протесты или попытки убедить Лян Се в том, что она не права, не приводили к успеху: женщина оставалась глуха и непоколебима. Быть может, в глубине души она уже успела понять, что четверо мужчин и десяток подростков из степи не стоят и малейшего внимания с её стороны, однако врождённое упрямство и подспудная боязнь потерять лицо перед подчинёнными не давали Лян Се признать свою неправоту.

К тому же обстоятельства сложились так, что она просто не могла поступить теперь иначе. За время экспедиции её отряд лишился почти всех лошадей. Изначально задумывалось, что всё потребное снабжение они будут получать от местных чиновников, однако вместо поддержки Лян Се получала лишь пустые обещания или же прямое требование взятки. Так что со временем уставшие и больные лошади просто не находили себе замены, и постепенно одна за другой пали. Уже давно речи не шло о том, чтобы передвигаться верхом, все оставшиеся животные были загружены поклажей и съестным припасом. Захватив пленников, удалось захватить и полтора десятка лошадей, что оказалось прекрасным подспорьем. Если же признать сейчас, что кочевники захвачены зря и отпустить их, то придётся вернуть им и их имущество. А без этих лишних лошадей всей экспедиции придётся очень несладко, ведь тюки нужно будет тащить буквально на себе. Лучше уж добраться до Нандуна, где находится губернатор всех западных областей, и уже там разобраться с задержанными и с лошадьми.

Всё же какие-то угрызения совести иногда посещали Лян Се, поэтому она не настаивала на том, чтобы пленники были связаны или их руки скованы. У них отобрали оружие, они всегда находились под бдительной охраной, но в остальном оставались относительно свободны. На привале любой из степняков мог свободно перемещаться по лагерю, однако не мог покидать его.

Хару находился под более пристальным надзором, только его руки были связаны, хотя и таким образом, что у него сохранялась возможность шевелить ими и ухаживать за собой. Всё же именно принц вызвал главные подозрения и именно из-за него всех их задержали. Пара стражников неотступно следовала за ним и постоянно указывала на то, куда он может пойти, а куда – нет.

Множество раз принц раздражённо обращался к Лян Се, уговаривал её и убеждал. Каждый раз она попросту отворачивалась от него. Мэргэн пытался поддерживать друга, но и он не удостаивался ответа. Офицер не обращала ни малейшего внимания и на обидные слова, которые в её адрес посылал степняк. Таким манером он надеялся расшевелить её, растопить лёд, воздвигнутый ею вокруг себя. Тяжело иметь дело с кем-то, кому безразлично, что о нём говорят, с тем, кто упрямо не желает признавать свою неправоту.

Путь к Нандуну Лян Се также избрала не самый короткий. Она решила, что сокращать его и следовать к городу напрямую, оставив стену позади, нарушит весь замысел экспедиции, а эти степняки не настолько важные птицы, чтобы торопиться из-за них. Поэтому она последовала к следующей башне, и ещё к одной. В обоих случаях она останавливала отряд на несколько дней, с тем чтобы описать местность, обновить карты и пополнить запасы воды. По счастью, колодцы, которые имелись при каждой из башен, оставались полными.

Одно лишь наблюдение смущало Лян Се всё больше и больше. Уже много дней им не встречался ни один человек. Не только башни были пусты, но и никого из местных жителей не было видно. Пустые деревни и селения. Хозяйства брошены, скот угнан, и ни души. Люди в её отряде беспокоились всё сильнее. Даже пленники, не видевшие ничего кроме своей дикой степи, чувствовали, что что-то неладно.

Когда они разместились во второй по счёту башне, чтобы перепроверить имеющиеся карты, напряжение среди людей можно было ощутить почти физически. Никто не хотел надолго покидать башню, хотя это и требовалось для работы. На ночь все собирались под её сводами, и каждый из этажей был битком набит людьми, лежащими вплотную друг к другу, однако никому не хотелось поставить палатку снаружи и спать привольно. Тянущее чувство страха и неизвестности витало над всеми, казалось, сама стена излучает его. Но в отдалении от неё – ещё хуже.

Всё это изматывало людей, и воинов, и их пленников. Одна Лян Се, казалось, сохраняла железное спокойствие и безразличие. Она брала палатку и ставила её на площадке на вершине башни, где в одиночестве коротала ночь за ночью, корпя над бумагами и чертежами. Офицер будто и не обращала внимания на то, что её люди подавлены и напуганы.

Хару ворочался на своём одеяле, расстеленном прямо на деревянном полу. На ночь ему развязывали руки, и он чувствовал себя почти свободным. Но сегодня в душном помещении сон не шёл к нему, и свобода не приносила ни малейшей радости. Рядом с ним лежал Шима, который хотя и спал, но беспокойно и не крепко. Отец долго смотрел на сына. Он вспоминал всё то, через что им пришлось пройти, пытался представить, что ждёт их дальше. Десяток лет жизни в спокойствии и безопасности под надёжной защитой магических холмов расслабил Хару. Принц попросту успел позабыть все скитания по чужим странам и городам, когда он с маленьким сыном на руках порой не знал, куда направиться дальше, а придя куда-либо, не знал, как долго сможет там оставаться.

Сегодняшняя ночь всколыхнула воспоминания, сделала их живыми и яркими, словно всё произошло пару дней назад. Как и тогда, сегодня он вновь не представляет себе, куда ведёт его судьба. Когда это всё началось? В ту ночь, когда он повстречал Киккаву и отсёк ему хвост? Или когда Кицунэ впервые посетила его и пела песни, а он влюбился в неё без памяти? Или когда она была ранена, а он позволил ей уйти к матери и стать частью реки? Когда началось его бегство и будет ли ему конец, а не временная передышка?

Он слышал от одного из своих учителей изречение какого-то мудреца. Тогда, в детстве, он не понял тех слов, сегодня они обретали смысл: «Твой дом там, где кончается твоё бегство».

Что-то побудило его оставить долину за холмами после стольких лет привольной жизни. Значит, она не стала его домом. Теперь он в земле Дракона, быть может, здесь найдётся место, в котором бег его остановится?

Ах, Кицунэ, мой дом был бы там, где ты…

Хару повернулся на другой бок. Его переполняла досада и злость на самого себя. Столько лет прошло, а он ещё любит свою жену, не может успокоиться. Но он почти не помнит её лица, только тёплый и родной образ в сердце и мыслях. Чем дольше, тем больше усилий ему нужно, чтобы оживить его, услышать её голос. Что происходит с ним? Он начал забывать Кицунэ, свою единственную любовь? Только не это…

Принц осторожно поднялся с жёсткой постели, стараясь не разбудить Шиму. Ему хотелось глотнуть свежего воздуха. У закрытого окна спали солдаты, пробраться к нему не было никакой возможности. Спуститься вниз – тем более, да и дверь в башню накрепко закрыта. Вздумай он выйти ночью наружу, его тотчас схватят, и станет только хуже.

На верхнюю площадку вела простая лестница, к ней Хару мог дойти, почти никого не побеспокоив и не вызвав подозрений. Он знал, что там ночует Лян Се, но, быть может, она спит, и они не повстречаются. Принц терпеть не мог эту служаку. С ума они сошли в Империи, брать женщин в армию! Ни в одной стране так не делают, только здесь.

Хару набросил одеяло на плечи и потихоньку прошёл к лестнице, стараясь ни на кого не наступить и никого не разбудить. Поднялся наверх. Крышка люка была откинута, однако из-за большого числа людей в башне воздух внутри неё всё равно оставался спёртым и жарким.

Прохладная ночь и свежий ветер из степи наполняли всю верхнюю площадку. Хару с наслаждением вдохнул свежий воздух и глянул на палатку Лян Се. Огня в ней не было, и он обрадовался, что сможет побыть в одиночестве и просто посмотреть в небо. Ещё тише, чем в башне, чтобы не разбудить мегеру, мужчина прокрался к краю.

Ветер, как и всегда на высоте, был крепким и пронизывающим. Однако между кирпичными зубцами можно было устроиться так, что они прикрывали от ветра. Хару так и сделал, уютно примостившись и подложив под себя одеяло.

Внизу расстилалась тёмная степь. При свете звёзд и полумесяца рассмотреть что-либо было невозможно. Доносился лишь шелест травы и вой шакалов. Над башней трепетал стяг, выцветший и надорванный.

Хару укутался одеялом и начал клевать носом. Он не собирался здесь спать, однако после душной комнаты, переполненной людьми, тут он чувствовал себя привольно, и его клонило ко сну. На всякий случай он сдвинулся подальше от края, хотя между зубцами имелось небольшое ограждение высотой в локоть.

– Эй, ты что здесь? – раздался над Хару строгий голос.

Мужчина мгновенно вскочил на ноги, готовый дать отпор кому угодно, но тотчас сообразил, что голос принадлежит Лян Се. Чёрт бы её побрал! Отчего ей не спится!

– Ничего, просто свежим воздухом дышу, – холодно отвечал Хару.

– Ах, это ты, не узнала тебя в темноте. Думала, это кто-то из моих воинов, – не менее холодно произнесла командир отряда.

– Что ж, когда мы всё выяснили, я, пожалуй, подремлю ещё, – с этими словами принц сел на своё место и вновь закутался в одеяло.

– Я бы предпочла, чтобы ты вернулся обратно в башню, – сказала Лян Се.

– Нет, я останусь здесь. Или ты боишься, что я упорхну, как птичка? Не бойся, крыльев у меня нет.

Лян Се фыркнула и сделала шаг в сторону, но остановилась и продолжила:

– Вообще-то, ты под арестом, и для взятого под стражу ведёшь себя слишком вольно. Я могу проявить строгость, тогда тебе мало не покажется.

– Что, правда? Как страшно мне стало! – издевательски протянул Хару. – Позволь сказать тебе, офицер императорской гвардии, что ты зря теряешь с нами время, и зря похищаешь его у нас.

Лян Се приблизилась к Хару и нависла над ним угрожающе, однако тот даже не подумал встать, только принял ещё более удобное положение.

– Знаешь, Лян Се, – продолжил он, – мне это надоело. Давно уже надоело, но сейчас прекрасный случай поговорить с тобой, наконец. Днём ты всё время чем-то занята, куда-то отвлекаешься, а вот сию минуту ты наконец свободна. Садись-ка рядом, и потолкуем.

Многие годы изгнания и лишений не вытравили в Хару его природной способности повелевать, передавшейся ему из сотен поколений рода Шика. Очень редко, но он позволял звучать своему голосу таким образом, что его собеседник волей-неволей хоть на минуту, но признавал превосходство над собой. Вот и Лян Се, всю свою жизнь проведшая в армии, отдававшая и получавшая приказы, не смогла противиться властным ноткам в голосе принца. Она не села рядом, но немного сникла. Жаль, но из-за темноты Хару не мог видеть чётко её лица, примечательно было бы посмотреть на её недоумение.

– Прекрасно, госпожа Лян Се, – Хару перешёл на официальный тон, сохраняя при этом властность в голосе. Он сам пока не знал, к чему должна была привести его эта игра. Злость на себя, на неё, на этот бессмысленный арест, на неудачи подстёгивали его, придавали азарт.

– Госпожа Лян Се, – вновь повторил, как бы смакуя, принц, – ты можешь объяснить мне внятно, отчего ты приказала задержать всех нас? Отвечай, я хочу услышать.

Женщина не собиралась легко сдаваться, хотя она явно была в замешательстве.

– Мне кажется, я ясно всё сказала ещё в первый день. Ты подозрительный человек, выдающий себя за степняка, но ты не степняк. Кто ты? Возможно, лазутчик, вражеский лазутчик. Вот это и нужно выяснить. Мне некогда заниматься этим, поэтому при первой же возможности вы будете переправлены в Нандун, и там губернатор разберётся с вами.

Хару разочарованно вздохнул:

– Я думал, госпожа Лян Се, ты сможешь предложить более разумное объяснение. Но какая-то доля истины в твоих словах всё же есть, поэтому я буду говорить с тобой открыто. Да, ты права, я не степняк. Но я прожил много лет среди кочевников, жил их жизнью и очень многим им обязан. Эти люди для меня и моего сына стали родными. Родом я с Островов. Как и почему я оказался здесь – слишком долгая история, к тому же она не касается тебя.

– Хорошо, могу согласиться с этим. Но что вы делаете здесь? Зачем вы здесь?

– Я сказал тебе это ещё в первый же день, госпожа Лян Се. Мы ищем парня, подростка лет восемнадцати, которого похитил один наш недруг. Они скрываются где-то на землях Империи, вероятнее всего, в этих краях. Так что ты, госпожа, должна понимать, что чем дольше ты нас задерживаешь, тем хуже для наших поисков, тем меньше шансов выручить юношу.

– Складно звучит, но как я могу верить?

– Как верить, госпожа? Очень просто. Опроси каждого из нас, каждого молодого человека и каждую девушку, все они расскажут тебе одно и то же. Разве это не доказательство?

– А разве вы все не могли заучить эту историю и теперь рассказывать её?

– Могли, конечно, но ведь ты и сама знаешь, кто-нибудь да расколется, кто-нибудь да ошибётся из стольких человек.

– Ты прав. Так я и сделаю завтра же.

– Прекрасно. Значит мы договорились, госпожа Лян Се? Завтра же утром ты опрашиваешь всех из нашей компании, убеждаешься, что мы невиновны, и отпускаешь нас?

Офицер заколебалась, но ответила:

– Хорошо. Договорились.

Она хотела повернуться и уйти, однако Хару остановил её:

– Госпожа Лен Се, если ты не против, давай поговорим с тобой ещё. Всё равно ни ты, ни я теперь не заснём.

Женщина тряхнула головой. Имей она длинные волосы, как это обычно бывает у представительниц её пола, наверное, это было бы красивое и выразительное движение. Однако её волосы едва закрывали уши, а в темноте и этого не особенно было видно, так что Хару увидел лишь нервное и немного нелепое подёргивание, отчего ему стало смешно. Офицер не забыла ещё, что она дама, только вот навыки утрачены. Бедняга.

– Госпожа Лян Се, – вкрадчиво заговорил принц, – у меня тоже имеются к тебе вопросы, и я тоже хотел бы поделиться с тобой моими наблюдениями.

Офицер подошла поближе и облокотилась на зубец. Хару выпутался из одеяла и поднялся на ноги. В начале их разговора он ожидал, что она вновь будет упорствовать и ему не удастся достучаться до неё. Сейчас он увидел, что Лян Се не такая уж отпетая командирша, вполне разумна, и с ней можно иметь дело. Принц с радостью оставил свой повелевающий тон.

– Ну, что такое ты ещё хочешь обсудить, Хару? Мне кажется, ты уже получил то, что хотел. Наверняка завтра утром я останусь ни с чем, и мне придётся отпустить вас на все четыре стороны. Только лошадей я не смогу вам вернуть.

– Лошадей мы обсудим завтра, – отмахнулся принц, – есть вещи важнее этого. Ты хороший офицер, я готов уважать тебя, хоть в стране, откуда я родом, женщины не становятся воинами. Скажи мне, Лян Се, ты видишь, что происходит? Ты видишь, что вот уже много дней мы не встретили ни одной живой души? Деревни, что попадались на пути, стоят пустыми. Скот угнан, вещи брошены. Что это, по-твоему?

Лян Се пожала плечами и фыркнула:

– Я же не дура, конечно, я вижу всё это. Вижу, что и моим людям не по себе. Но что я могу сделать? У нас есть приказ, мы должны ему следовать.

– Ты права, но тот, кто отдавал тебе приказ в Красном городе, знал о том, что делается в этих краях? Я впервые в Империи, я не знаю всех событий в вашей стране, но даже я понимаю, что происходит.

– И что же, по-твоему?

– Почему бегут люди? Они бегут от войны.

– Какой ещё войны? Кочевники напали? Нет, не похоже.

– Могу тебя уверить, из степи никакой беды к вам не идёт. Кочевники разрозненны, как и всегда, малочисленны, и ни о какой войне не помышляют. Единственное, что приходит мне на ум, это восстание.

Лян Се ничего не ответила.

– Ты видишь сама, – продолжал Хару, – башни покинуты, воины разбежались. Вашему походу никто не помогает, у вас даже почти не осталось своих лошадей. Значит, власть императора в этих землях пошатнулась.

– Власть императора крепка как никогда! – звонко воскликнула Лян Се. Но голос подвёл её.

– Правда? Почему же никто не желает снабжать отряд, посланный им?

Женщина молчала.

– Что говорят твои люди? Они тоже не хотят видеть очевидное? – вопрошал Хару. – Так если хочешь знать, они все в беспокойстве, они ждут твоих слов, ждут, что ты объяснишь им происходящее. Не отдаляйся от них!

– Я не отдаляюсь! – зло ответила Лян Се. – Я сама всё вижу, но как мне поступить?! Повернуть назад? Невозможно! Остаётся путь только вперёд! К следующей башне, и к следующей. Возможно, впереди нас ждёт погибель, но мы встретим её с честью, выполняя приказ и свой долг.

– Это благородно и правильно. Наверное, на твоём месте я поступил бы так же. Так же, если бы не имел головы на плечах. Ты должна подумать, найти другие возможности, взвесить их и, может быть, прийти к другому решению. Что проку, если вы последуете дальше и сложите головы задохнётесь в пожаре в какой-нибудь заброшенной башне, окружённые крестьянами с вилами? Все твои труды пропадут. Нет, должен быть другой выход.

Лян Се отвернулась от Хару. Слушала ли она его, понимала ли, что он говорит? Качая головой, принц умолк, не зная, смог ли он донести свои мысли до упрямой командующей. Но стоило ему взглянуть в ту же сторону, куда глядела женщина, он издал удивлённый возглас:

– Ого! Ты тоже это видишь?

– Да, – коротко отвечала Лян Се. – Вижу. Кажется, ты был прав.

Далеко на юго-западе темноту ночи озаряли яркие всполохи огня.

IV

Главная площадь Нандуна примыкала одним краем к западной части стен, окружающих губернаторский дворец. Давным-давно для правителя был сделан большой балкон на стене, откуда наместник мог обращаться к собравшемуся народу во время гуляний, праздников и ежегодных ярмарок, куда стекались торговцы со всех западных провинций. В отличие от своего старшего брата, столица Запада так и не перешагнула водный предел. Лишь несколько обособленных деревень расположились напротив города, и с ними существовало лодочное сообщение, но ни один мост так и не был выстроен.

Прямоугольная обширная площадь одной из своих длинных сторон протянулась по берегу, и это было довольно удобно для торговли. Другая её длинная сторона была густо застроена жилыми домами, мастерскими и всевозможными лавками. Её дальняя, противоположная дворцу часть, плавно перетекала в речные пристани, куда прибывали купцы с востока и запада, и, разумеется, многочисленные рыбаки со своим уловом.

Сегодня на её каменных плитах собрался чуть ли не весь город, включая и местных жителей, и беженцев, и остатки повстанческой армии. Большая часть восставших уже отбыла на запад, но вооружённых людей оставалось всё ещё очень много. У многих были чёрные повязки с белой звездой, такие же флаги разных размеров реяли тут и там над толпой. Тысячи людей гомонили, кричали, были возбуждены до крайности. Каждый день вот уже неделю к ним обращался с бывшего губернаторского балкона их народный хан Дондо.

Глава восставших выходил на балкон и рассказывал людям, как отныне будет управляться их страна, какие законы отменяются, и что приходит им на смену. Пока большая часть армии под руководством его соратников зачищала от осколков имперской власти близлежащий край, Дондо учил и наставлял. Суд, который он вёл ещё недавно в залах дворца, был передан судьям, которых избрали сами люди, а хан требовал намного большего числа зрителей и оглашал гораздо более важные вещи, чем решения по тяжбам.

В седьмой день таких собраний на площади, которые длились по нескольку часов, пока у Дондо хватало сил ораторствовать, он обещал сказать нечто совершенно особенное. Семь – священное число, и именно в седьмой по счёту день должно быть оглашено что-то, что изменит жизнь людей навсегда.

Люди были рады слышать то, что говорил Дондо. Нельзя утверждать, что под властью императора из Красного города, который вёл свою родословную от самого Великого Дракона, народу жилось плохо. Вовсе нет, законы как таковые были справедливы, безопасность в селениях и на дорогах обеспечивали сильные воины. Торговля и ремёсла развивались, большая часть людей богатела, жители никогда не голодали.

Однако всё это было давно. Уже много десятков лет, как ситуация совершенно изменилась. Чиновники, назначаемые из столицы, всё больше считали себя местными князьками, своя же знать всё больше отчуждалась и старалась перебраться поближе к Красному городу, презирая всё западное. Почти все те, кто имел хоть какую-то частичку власти, стали вести себя так, словно находились в захваченной у врага стране.

Вместо разумных налогов они требовали всё больше денег, вместо справедливости люди получали лишь плеть. Суд принимал решения быстро, глядя лишь на то, кто из сторон мог заплатить большую сумму или обладал большим влиянием.

Раздражение народа нарастало и нарастало годами. Хватило маленькой искры, чтобы всё вспыхнуло. Сначала пришло известие, что император Лун Ци Ши отрёкся от престола и то ли отдал власть, то ли разделил её со своим наследником. Народ был поражён до глубины души. Хоть верховная власть и вызывала недовольство, всё же она сохраняла ореол святости и невероятной древности. Ведь императоры были в родстве с Великим Драконом и именно от него получили престол в Красном городе. Веками власть передавалась от отца к сыну, и это было одной из основ государства, не подлежащих сомнению или изменению. И вот теперь император сам отказывается от трона, словно крестьянин от старого плуга, пришедшего в негодность?

Местные же сановники и солдаты гарнизонов возомнили себя всемогущими. Конечно, и в прошлые дни император был далеко, но он был. Отныне не оставалось ничего, что заставляло бы их следовать закону, а не мнить из себя князьков с неограниченной властью, которым все обязаны подчиняться. Поборы и разбой со стороны тех, кто должен был бы с ними бороться, усилились невероятно и переполнили чашу терпения.

В один прекрасный день оружейник по имени Дондо был опозорен перед всей деревней, солдаты избили его и бросили в выгребную яму, откуда долго не позволяли ему выползти. Староста деревни хохотал и хлопал в ладоши. Другие жители угрюмо наблюдали за всем этим. Никто уже и не помнил, по какой причине ремесленник и староста поспорили, кто был из них в действительности прав.

Наконец, солдаты устали и отошли в сторону, позволив Дондо вылезти из зловонной ямы. Весь в нечистотах, источающий вонь, могучий мужчина поднялся на твёрдую землю. Его трясло от гнева и негодования, от унижения.

Увидев его на ногах, недруги захохотали ещё пуще прежнего. Ничего не говоря, оружейник схватил с земли булыжник, молнией кинулся к ближайшему воину и одним ударом в лицо, не защищённое шлемом, проломил ему голову. Тут же он подскочил к следующему, пока тот не успел опомниться, и свернул ему голову.

Оставшиеся солдаты выхватили оружие, и несдобровать бы Дондо, если бы не остальные жители деревни. Из забитой и покорной скотины они превратились в жестоких хищников, мстящих со злобой и удовольствием. Схватив камни, вилы и серпы, они вступили в бой с десятком закованных в броню воинов. Многие из крестьян погибли, но ожесточение было столь велико, что на место павшего тотчас с готовностью вставал другой.

Старосту и тех стражников, кого захватили живьём, утопили в выгребной яме. Без смеха и глумления и без малейшего милосердия.

Единственная деревня стряхнула с себя власть империи, вести об этом стремительно разлетелись, и восстание началось. Одно селение за другим поднимало голову, никто не вставал на защиту чиновников и представителей императора. Иногда их отпускали живыми, истерзанными, в рваной одежде. Всё чаще они успевали загодя бежать подальше на восток.

Во главу восстания вынесло Дондо. Хотел он этого или нет, но так распорядилась судьба, что всё больше людей именно в нём видели своего вожака и вдохновителя. Он и сам всё больше проникался духом нового времени, как он его называл. После того как его провозгласили ханом, Дондо и сам начал верить в своё особое предназначение. Наверное, в прошлые годы он посмеялся бы над тем, что простой оружейник может править целой страной, принимать законы и судить. Но теперь он проникнулся общей верой, и всеобщее возбуждение только укрепляло её.

В седьмой день Дондо вышел на балкон перед народом, одетый во всё чёрное, с широкой чёрной повязкой на голове. Конечно же, посредине этой повязки красовалась большая белая звезда. Мужчина величественно поднял руки. В его жестах не было ни капли позёрства или наигранности, нет, он искренне становился не просто вождём, но пророком восстания.

Толпа внизу восторженно кричала, аплодировала, топала ногами и махала чёрными знамёнами. Тысячи глаз были устремлены на Дондо, горели огнём и восторгом. Когда он поднял руки, то ли благословляя, то ли призывая ко вниманию, все затихли. Удивительно, как такая масса людей за несколько мгновений из неистовствующего сборища превратилась в слушателя, который боится пропустить и слово.

Дондо заговорил. С каждым словом его голос звучал всё громче и убедительнее, чем дольше, тем больше и страстнее он жестикулировал. Люди внимали, а хан-пророк из их среды вещал:

– О мой возлюбленный народ! Мои братья и мои сёстры! Наступает, истинно, наступает новое время! Оно близится, и мы должны быть готовы к нему. Горе тому, кто не распознал, кто остался глух и слеп. Благословенны те, кто пробудился!

Дондо сделал глубокий вздох и с новой силой продолжал:

– Небеса были благосклонны к нам, и мы очистили наши края от скверны поработителей. Работы ещё много, а рук не хватает! Не так ли и всегда у крестьянина и простого работника? Истинно так! Но мы не должны останавливаться лишь на том, чтобы освободить себя! Как же наши братья, которые томятся и мучаются на востоке? Они ведь такие же простые люди, как и все мы, и так же, как и мы, пьют горькую чашу унижений и бесправия. Нам ли не понять их? Нам ли не протянуть руку помощи? Вы знаете, наша свободная армия уже двинулась на восток. Она пройдёт все земли Дракона и вернёт на них справедливость!

Пророк воздел лицо к небу. Чтобы не упасть, он крепко ухватился руками за поручни балкона. Его воодушевление и экстаз стали передаваться и остальным. Сначала ближние ряды, потом дальше и дальше, люди проникались словами и настроением. Дондо словно видел нечто в небе и передавал увиденное.

– О! Земли Дракона! Земли, посвящённые Дракону и благословлённые им! Когда-то Великий Дракон принёс сюда закон и процветание. Не было страны лучше и вольнее, чем земли Дракона! Императоры, его наместники, свято блюли завет и были земным воплощением того единственного и величайшего Дракона! Это было лучшее время в истории людей!

Дондо опустил запрокинутую голову и даже немного сник, переводя дух. Но тотчас выпрямился и загремел на всю площадь:

– Но всё изменилось! Император – больше не потомок Дракона! Семьдесят потомков сменилось на престоле и последний из них – выродок, чья кровь разбавлена и погасла. Император посмел отказаться от драгоценного дара, переданного ему Великим Драконом, отринул священный престол. Лун Ци Ши извратил закон, его слуги преступили закон, его солдаты изнасиловали закон! Те, кто должен был защищать людей и правду, встали против них! Эту скверну и погань мы должны вычистить, выжечь и не просто вернуть закон, но обновить его! Наша звезда ведёт нас во тьме бесправия и греха! Она одна светит и способна разогнать мрак!

Пророк коснулся белой звезды на своём лбу и поцеловал пальцы. Все на площади последовали его примеру и сделали то же самое, отыскав звёзды либо на повязках, либо на знамёнах. Когда это движение в толпе закончилось, хан вновь заговорил:

– Всё так! Мы обновляем закон и утверждаем его. Ничто из заветов Дракона не отменено, но мы видим их по-новому. Красный город, город греха и узурпатора, сгорит в очищающем пламени, которое принесём мы! Мы принесём пламя, подобное пламени Дракона! Ах, Красный город, ты покраснел от той крови, которую как пиявка сосёшь из народа! Скоро, скоро ты насытишься и ужаснёшься!

Дондо повернулся к двери, ведущей на балкон, и махнул рукой. Двое воинов втолкнули трёх испуганных мужчин. Мало кто из присутствующих смог бы узнать их в лицо, но обрывки богатой одежды и красные нашивки говорили о том, что эти пленники когда-то занимали довольно высокое положение в местной аристократии власти.

– Знаете ли вы этих людей? Нет? Смотрите, какие они жалкие, как им страшно. А когда-то они имели большую власть и употребляли её не во благо, а во зло! Этот, с козлиной бородкой, – старший казначей Нандуна. Вот этот, красавец, – главный сборщик податей, а этот лысый – начальник городской стражи.

Люди внизу зашумели, все они требовали немедленной казни бывших чиновников. Ни один голос в их защиту не возвысился.

– Вы хотите, чтобы я отдал вам их? Как бы я хотел этого! Но эти трое нужны нам для другого дела. Все они сохранят свои жизни, однако им предстоит кое-что передать от народа правителям Красного города. Город греха должен знать, что ждёт его в скором времени. И узнает он это на примере Нандуна, западного брата столицы нечестивцев. Мы разрушим Нандун! Покажем Красному городу его будущее! Но мы разрушим не весь город, а лишь дворцы богатых, дворцы угнетателей! Простые труженики могут не волноваться. А вы трое, смотрите и запоминайте!

Толпа загудела возбуждённо, полная готовности приступить к разрушению хоть сию минуту.

– Чего же вы ждёте? Начинайте! – крикнул им Дондо. – Входите во дворец и начинайте!

Поначалу не все восприняли призыв пророка, людям понадобилось некоторое время, чтобы понять, что от них хотят и что они могут сделать. Но это заняло буквально минуту-другую. Быстро нашлись те, кто с готовностью и радостью побежал к распахнутым дворцовым воротам, увлекая за собой остальных. Вскоре вся многотысячная толпа пришла в движение и потекла внутрь старинной крепости, чтобы уничтожить её.

Дондо с небольшой стражей и тремя несчастными чиновниками старой власти быстрыми шагом перемещался от одного места к другому. Он подбадривал людей, сам доламывал оставшиеся с прошлого погрома окна и мебель, и неизменно приговаривал, обращаясь к пленникам:

– Смотрите и запоминайте! Вот что ждёт Красный город! Так мы искореним заразу и грех отпадения от законов Великого Дракона!

Толпа повалила статуи, расставленные тут и там по небольшому парку, а те изваяния, что украшали парадную лестницу, ведущую к реке, скатили по ступеням и утопили в воде. Находились и те, кто, помня о прежнем великолепии резиденции губернатора, невольно останавливались, однако никто не решился протестовать.