Текст книги "Голодную отбрасывает Тень (ЛП)"

Автор книги: Петер Фехервари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Весьма прискорбно, – женщина потянулась к забралу шлема.

– Воздух отравлен! – предупредил верующий, но она не стала колебаться.

– Моя кровь не настолько жидкая, избранный коготь.

С шипением разгерметизации забрало откинулось верх. Показалось лицо Этельки, бледное с глубокими морщинами, но высокие скулы и плотные губы справлялись с разрушительным воздействием времени на удивление хорошо. Как и Хелифос, она побывала в объятиях Спирального Отца, и Его благословение ещё имело силу. Остановив на Азайе взгляд фиалковых глаз, женщина глубоко вдохнула сгустившийся дым.

«Она же не спиралерожденная!» – избранный коготь крепче сжал рукоять меча, хотя прекрасно знал, что не сумеет поднять на нее оружие. Только не на неё.

Святая медленно выдохнула струйки дыма и улыбнулась. Эта гримаса, холодная и лукавая, всегда его беспокоила. «Песня Спирали в моей крови громче, чем в твоей», – дразнила она Азайю. Его гнев опять вскипел, к старому примешался новый.

«Предатель...»

– Как ты узнала? – прошипел верующий. Каждый член секты был связан вездесущностью Спирального Отца, но запальщик атаковал всего лишь пару минут назад. Как она могла проделать весь этот путь из Шпиля Каститас и успеть вовремя?

– Я не знала, – ответила Этелька, – но Спираль соединяет.

– Вина лежит на мне…

Женщина оборвала его резким взмахом руки, отмахиваясь и от его возражений, и от мертвого жреца разом.

– Я отправилась в Каститас не из-за этой резни.

– Не понимаю.

– Пришли темные времена, но надежда осталась. – Этелька положила руку Азайе на плечо, и тому пришлось подавить дрожь. – Наконец обнаружен божественный сосуд, способный понести нашего первого магуса.

От чудесной новости избранный коготь прикрыл глаза.

– Плетельщица варпа? Где?

– Вот тут начинаются трудности, – святая ровно взглянула на него. – Я направляюсь к Отсеченному Шпилю.

Этелька улыбнулась снова.

– И ты будешь сопровождать меня, сынок.

Зловещий ветер обрушился на Азайю, когда тот подошел к трейлеру в хвосте конвоя святой: шестиколесной стальной коробке без окон. На герметичной двери в задней части красовалась резная серебряная спираль Каститаса. Со священным трепетом избранный коготь приложил руку к символу и закрыл глаза.

– Давно не виделись, брат, – пробормотал он. Изнутри раздался низкий стон – Цикатрикс ощутил присутствие родного брата. Второй сын святой был благословенным уродом, редким и почитаемым отклонением от формы Четырех парадигм. Такие вырожденцы обладали невероятной силой, но были слишком заметными, поэтому их прятали вдали от посторонних, в самых темных местах, до тех пор, пока их мощь не понадобится культу.

– Будет война? – спросил Азайя, когда Этелька присоединилась к нему.

– Возможно, – ответила святая, положив тонкую ладонь на стенку рядом с его трехпалой лапой. – Кредо серьезно прижало нас, и наша завеса истончилась. Без магуса, способного сплести ее заново, чужаки скоро обратятся на нас.

– Тогда мы раздавим их!

Тут же изнутри трейлера зарычал Цикатрикс, поддерживая гнев младшего брата.

– А затем Империум раздавит нас. – Этелька тряхнула головой. – Нет, пока ещё рано. Наш род еще слишком мал.

– Значит, ты проведешь нас по этой узкой тропе! – яростно произнес Азайя. – Как и всегда.

– Сын мой, я не магус, – в ее голос вплелась частичка горечи. – И я стара.

Этелька отступила от фургона и взглянула на бурлящее, затянутое сажей небо.

– Надвигается буря.

– И жестокая, – согласился Азайя, проследив за ее взглядом. Хотя у планеты было целых два солнца, на Искуплении практически не существовало разницы между ночью и днем. Бури – другое дело, именно они здесь приносили тьму и возвращали свет. – Было бы разумнее дать ей пройти.

– Кредо не станет ждать, – ответила святая.

– Они узнали о плетельщице? Но как?

– Я уже говорила тебе: сам этот мир – предатель. Они знают. – Этелька сплюнула, не заботясь о приличиях. – Нам нельзя терять время.

Цикатрикс снова зарычал и начал царапаться в клетке, когда его мать зашагала к своей машине.

– Успокойся, брат, – попытался усмирить его Азайя. Но, следуя за святой, думал он только о выбранном ею слове: предатель.

Пока конвой пересекал плато, шторм набрал силу, вздымая вихри «сажевых дьяволов» и раскачивая машины, но всю полноту своей ярости он приберегал на потом.

«Выжидает», – рассудила Этелька Арканто, вглядываясь в горизонт. Вдали маячил покосившийся клык Отсеченного Шпиля, черный даже на фоне мрачного неба. Его громаду испещряли алые жилы. В отличие от остальных шпилей, Вигиланс был действующим вулканом, склонным к внезапным вспышкам жестокости.

«Это чистая злоба, получившая форму, – заявила однажды давно покойная канонисса Авелин, матриарх Этельки. – Он похож на отколотый кусок варпа».

«И где бы еще в этом мире укрылась ведьма?» – подумала святая. Ее бывшие сестры управляли Искуплением на протяжении уже почти трех веков, стоя на страже Сожжённого Бога и искореняя тех, кто мог стать для демонов проводником. По странной иронии, это самое очищение стало своеобразным возмездием, постигнувшим скинувшую их секту, поскольку Спиральная Заря не могла породить своего первого магоса без чувствительной к варпу крови.

– А без магуса мы погибнем, – прошептала она.

Этелька стояла в открытом кузове боевого грузовика, ехавшего впереди колонны, и держалась за поручень на его клиновидной носовой площадке. Родство «Серебряного круга» с промышленной техникой скрывалось за элегантными белыми панелями, но шипастые колеса и комплекты циркулярных пил на проходческом щите никто скрыть не пытался. Эти лезвия были созданы преодолевать нагромождения скал под плато, а корпус машины мог выдержать выброс магмы. Добывающая промышленность Искупления была в упадке уже много столетий, но подобные грузовики строили на века, поэтому секта забрала и освятила их.

«Так же, как она забрала и освятила меня».

Последнее время Этельку вновь посещали воспоминания о темных днях, предшествующих Реформации, и с ними вернулось чувство вины. Первые годы после перерождения оно было неизменным спутником женщины, щедрым на угрозы о неизбежном проклятии. Впрочем, со временем и с помощью пророка, святая нашла умиротворение. Она не предала сестер, но освободила их.

– Я дала им покой! – бросила Этелька ветру, но слова ее прозвучали пусто, неуверенно. Так звучало теперь и псионическое бормотание пророка, слабевшее по мере того, как конвой подъезжал к ущелью.

«Опалённый Бог здесь особенно силен», – мрачно решила святая.

– Вижу мост, «Серебряный круг», – раздался голос из вокс – бусины ее шлема.

– Принято, – ответила она и прищурилась, выискивая задние огни мотоциклов в авангарде конвоя. Разведчики были всего в двадцати метрах, но почти терялись в бурлящей впереди темени. Этелька переключилась на командную частоту. – Приготовьтесь пересечь мост, – сообщила она конвою. – Медленно, постепенно и внимательно.

«Здесь мы уязвимее всего».

Почуяв беспокойство хозяйки, Сияющие Когти по сторонам от нее включили плазменные винтовки. Оглянувшись вокруг, она увидела, как завращалась открытая стабберная турель грузовика, из-за которой выглядывали плечи и голова стрелка. Другой боец взял на себя управление сервосистемой машины, массивной многосоставной лапой с установленным на ней тяжелым лазером и прожектором. Оба стрелка были неофитами Третьей парадигмы. Как и у Азиа, их затронутое Спиралью происхождение было заглушено. И хотя безволосая кожа верующих сохранила фиолетовый оттенок, их лобовые гребни сгладились, а рук осталось лишь две, обе вполне обычные. Как и все существа их поколения, они были совсем юны, но лучше управлялись с машинами, чем старшие братья, и, казалось, более походили на людей.

«Но их спокойствие безупречно», – отметила Этелька, размышляя о тьме, угнездившейся в Азайе. Её тьме.

Приблизившись к мосту, конвой замедлился и еле полз. По бокам мощеного булыжником въезда располагались громадные базальтовые пилоны, каждый из которых охранялся каменным великаном. Разрушенные фигуры были слишком абстрактными, поэтому не удавалось понять, кого они изображают, но их батальные позы не оставляли сомнений: кем бы ни были герои, они восхваляли войну. Кроме того, сами пилоны имели форму перевернутых мечей. В рукоять каждой пары были продеты стальные тросы, соединявшие их со следующими столпами. Другая сторона моста, на отдалении примерно в две тысячи метров, скрывалась в дыму и тьме.

– Это дорога воинов, – сказал Азайя Бхарбазу, – и шпиль воинов.

Помощник ничего не ответил, но уже выискивал опасность, когда их машина загромыхала по каменному въезду, таща за собой фургон с Цикатриксом. Они двигались в хвосте колонны, и их грузовик был последним из трех. Четыре легкобронированных багги «Коготь» прикрывали тяжелые машины, как и разведывательные мотоциклы впереди. В общей сложности, экспедиция насчитывала почти шестьдесят братьев.

– Однажды настанет день, когда мы выйдем на войну тысячами, брат! – прорычал Азайя.

Мост был достаточно широк, чтобы по нему борт к борту прошли все грузовики, но братия предпочла не рисковать. Вигиланс забросили столетия назад, и переправа сильно деформировалась, накренившись под острым углом влево, где боковая стенка обрушилась в пропасть. Стальной каркас большинства пилонов выступил из-под осыпавшейся каменной облицовки, но на самой дороге завалов не было.

– Все, что упадет здесь, рухнет в бездну, – сказал Азиа, вглядываясь в красное марево над пропастью. Оно обещало судьбу намного худшую, чем смерть в огне.

Как и боялась Этелька, буря нанесла удар, когда конвой не добрался и до середины моста. Завывающий боковой ветер обрушился на кузов «Серебряного круга» и видимость упала до нескольких метров, заставив водителей сбросить скорость почти до нуля.

– «Круговой-один», повтори! – Прошипела святая в вокс—бусину, но вновь получила в ответ лишь мешанину помех, которая могла быть голосом. Буря издевалась над устройствами связи, и разведчиков не было видно уже несколько минут.

«Отпустила их слишком далеко вперед», – отчитала себя Этелька.

– Вижу их! – Крикнул сквозь шквал неофит у прожектора.

Женщина наклонилась вперед, следя глазами за лучом. Два огня приближались, но она не могла различить силуэты за ними.

– «Круговой-один?» – воксировала она. – Назовитесь!

Тени сгустились в небольшие мотоциклы, а затем… третий огонь зажегся у них за спиной. Следом – четвертый…

– Я сдеру кающуюся плоть с костей самообмана, – проскрипел из вокса Этельки голос, настолько пронзительный и свободный от помех, будто говоривший стоял у нее за спиной. – Ибо ложь уничтожает самое себя.

– Кредо! – прокричала святая на командной частоте. – Сжечь еретиков!

Как и всегда, Сияющие Когти мгновенно исполнили её повеление: их орудия изрыгнули перегретую плазму еще до того, как приказ слетел с губ Этельки. Сдвоенный залп перечеркнул идущий впереди мотоцикл и тот взорвался шаром огня, кувыркаясь прочь и оставляя за собой потеки расплавленного металла. Взревев движками, другие машины рванули вперед, яростно маневрируя при сближении, будто бы окружающая тьма им ничем не мешала. Их силуэты осветились дульными вспышками – культисты окатили «Серебряный круг» дождем из свинца.

В основном залп пришелся на лобовую броню грузовика, но досталось и кузову. Бхезай пригнулся, когда прожектор разлетелся осколками, засыпая его стеклом. Случайная пуля угодила внутрь турели стаббера: прожужжав мимо головы стрелка, она срикошетила верующему в затылок. Тот рухнул на пульт управления и орудия дернулись вверх, выплевывая снаряды в небо.

– «Когти Круга», в авангард! – воксировала Этелька на багги. – Всем машинам, полный вперед!

– Но буря… – возразил водитель из кабины под ней.

– Доверься Спирали! – огрызнулась Этелька, выхватывая штурмболтер. – Мы должны убраться с этого моста!

Когда Серебряный Круг рванулся вперед, она открыла ответный огонь, выпрямив спину и приняв широкую стойку. Пули свистели рядом, несколько даже оцарапали ее броню, но не смогли пробить керамит. Женщина не обращала на них внимания, смакуя начавшееся сражение.

«Я – освободитель!»

Её телохранители укрывались за бронелистами «Серебряного круга», стреляя поочередно, чтобы дать плазменным винтовкам остыть. За ее спиной Бхезай орудовал серворукой и посылал во тьму толстые лазерные лучи, охотясь за всадниками. Последовала яркая вспышка: один из выстрелов отыскал цель, буквально испепелив мотоцикл вместе с наездником.

– Говорит Азайя, – раздалось в воксе Этельки. – Сзади их еще больше, святая!

Женщина проигнорировала новость. Содрогаясь из-за отдачи, она непрерывно палила вслед мотоциклу, пока на том не раскололся фонарь. Затем что-то взорвалось. Извергая огонь, мотоцикл кувыркнулся вперед и перебросил облаченного в броню седока через руль. Тот, ударившись о передний бампер «Серебряного круга», соскользнул под рычащий проходческий щит. Этелька ощутила всплеск грубого наслаждения, когда кровь брызнула на её белую броню.

– Я спасла тебя, – выдохнула женщина.

– Они ждали нас! – прошипел Азайя. – Как Кредо узна…

– Я вижу тебя, Сестра, – прервал его другой голос, когда крупный мотоцикл пронесся мимо «Серебряного Круга», словно размытое пятно черного железа и дыма. – Я вижу, чем ты стала.

– ...ловушка! – вновь донесся голос сына.

Где – то позади Этельки раздался визг терзаемого металла, и на том месте, где секунду назад был мотоцикл, перевернулся багги – его искореженный корпус был охвачен огнем. Обломки машины вынесло на дорогу перед «Серебряным кругом», и зубья пил распотрошили их. Святая пригнулась под шквалом горящих частиц металла, что усыпали кузов, вонзаясь в корпус, будто силовые кинжалы. Крупный фрагмент разрубил поперек груди аколита, высунувшегося из кабины грузовика. Ноги воина упали назад в кабину, а верхнюю половину унесло прочь в вихре разматывающихся кишок. Другой кусок железа врезался в лицо Бхезаю, пришпилив того к металлической стойке.

– Их ведет злоба Опалённого Бога! – в ярости крикнула Этелька. Низко пригнувшись, она вцепилась в поручень, чтобы не вылететь из грузовика, который резко подпрыгнул на остове багги. Женщина выругалась, заметив, что Сияющий Коготь справа от нее мертв: верхняя часть черепа охранника была аккуратно срублена.

– Берегись, дочь моя! – неожиданно четко услышала она Спирального Отца.

Вскинув глаза, Этелька увидела, что на нее надвигается плосконосый колосс. Это был гигантский тягач с громадными вздутыми шинами, вдвое больше тех, что стояли на «Серебряном круге». На опалённой кабине виднелось клеймо Кредо, растопыренная ладонь. Открытый грузовой отсек позади кабины заполняли металлические бочки…

– Всё сгорит, – прохрипел ее вокс.

– Я... – начала Этелька. Затем выживший телохранитель обхватил ее и скинул с грузовика. Они упали на землю за считанные секунды до того, как машины столкнулись.

Грохот взрыва перекрыл рёв бури, и колонна огня вздыбилась на пути Азайи. Избранный коготь вцепился в ограждение – грузовик резко взял вправо, виляя трейлером Цикатрикса и высекая искры ударами бортов о стенку моста. Машина впереди свернула, чтобы не попасть в разверзшийся на переправе ад, но было уже слишком поздно.

Сородичи выпрыгнули из кузова грузовика, который вспахал клубок из покорёженного металла и горящего прометия. Рясы братьев тут же воспламенились, и они слепо заковыляли в стороны, упрямо отказываясь умирать, пока пара еретиков на мотоциклах не изрубила их, пронесшись мимо. Разогнавшийся багги метнулся влево, но его колеса загорелись, коснувшись пылающей лужи, и машина вышла из-под контроля. Взвизгнув тормозами, она врезалась в проезжающий мотоцикл, сцепилась с ним и, кружась, рухнула в пропасть, увлекая за собой неприятеля.

– «Серебряный Круг»! – рявкнул Азайя в вокс, заранее зная, что не получит ответа. Командный грузовик ещё виднелся среди пожарища, но его изящная передняя часть быстро плавилась. Когда машина избранного когтя поравнялась с эпицентром взрыва, второй люк в кабине грузовика открылся и из него выбрался аколит, немедленно сгоревший в неистовом жаре.

– Предательство честно! – прошипел вокс, каким – то образом притягивая взгляд Азайи к громоздкому объекту на другой стороне пылающего ада. Хотя тот и не двигался, его контуры размывались в раскаленном мареве, и видение походило то на угловатый мотоцикл, то на рогатую железную тварь. Гигант, что восседал на металлической химере, не менялся, оставаясь едва различимой тенью, но избранный коготь чувствовал, что незнакомец наблюдает за ним.

– Сожги оковы лжи, друг, – сказала ему тень.

– Берегись! – крикнул Бхарбаз одновременно с тем, как шальная пуля оцарапала Азайе голову. Обернувшись, избранный коготь увидел еще один мотоцикл, летящий навстречу грузовику. Его наездница выпрямилась в седле, держа в каждой руке по пистолету. Длинные волосы развевались за спиной женщины, которая обрушивала на верующих пулевой град. Она была легкой мишенью, но ответные очереди с грузовика пролетали мимо, огибали ее, будто сам ветер сбивал наводку стаббера.

«Сам этот мир – предатель», – вспомнил Азайя слова матери.

Еретичка прыгнула за миг до того, как мотоцикл врезался в грузовик и взорвался. Ударная волна швырнула её в небо, словно ядро из пушки. Женщина приземлилась в задней части кузова на согнутые ноги, с объятой пламенем спиной. Когда братия Спирали кинулась на неё, еретичка, кружась на месте, открыла беглый огонь и затянула псалом гортанным легато.

«Она тоже великанша», – понял избранный коготь, когда мотоциклистка выпрямилась в полный рост. Неплотно скрепленные фрагменты брони расходились в стороны над её вздувшимися мышцами. Голову женщины защищала стальная коробка, усеянная заклепками, с прорезью, из которой смотрели налитые кровью глаза. То, что он поначалу принял за волосы, оказалось мотками колючей проволоки с вплетенными в них талисманами из обсидиана.

– Неверная! – взревел Бхарбаз, пролетев мимо Азайа и не обращая внимания на попадающие ему в грудь пули. Костяная коса аколита рванулась вперед и отсекла правую руку берсеркера, а другая когтистая лапа схватила ее за запястье левой. Они были одинаково сильны, но у женщины было только две руки. Она зарычала, когда ее враг вогнал ей в грудь ятаган своей третьей. Его клинок легко прошел сквозь сбитую из лоскутов кирасу. Азайа увидел, как ее глаза расширились в экстазе, их зрачки полыхнули, а из-под шлема дым повалил.

– «Дикий огонь»! – завопил он, но опоздал. Забрало неверной взорвалось, и она выплюнула поток огня – исходящий, казалось, из самой ее души, – прямо в лицо Бхарбаза. С черепа аколита потекла плоть.

– Избранный коготь! – Прошипел вокс, словно откуда-то издалека. – Азайя…

Труп Бхарбаса рухнул на спину, обугленный череп сорвался с шеи в момент удара о пол кузова. В следующий миг тело мотоциклистки рассыпалось углями под тяжестью собственного доспеха. Сквозь красную пелену Азайя услышал, как в клетке беснуется Цикатрикс, а затем до него снова донесся вокс-призыв, настойчивый и полный боли.

– Помоги мне, сынок.

Достигнув дальней стороны моста, Гхарз сбросил скорость, развернул мотоцикл и остановился. Машина взревела, объятая жаждой продолжить резню, но он усмирил ее хлестким щелчком презрения.

– Успокойся.

Обратив на мост пустые глазницы, Гхарз оглядел внутренним взором запятнанных Спиралью дегенератов. Они собирали жалкие остатки отряда вокруг последнего уцелевшего грузовика – восстанавливали порядок и с нечеловеческим упорством готовились отразить следующую атаку. В них не было страха – вообще никаких эмоций, за исключением смердящих мук павшей Сестры и ее отродья. Кое-кто мог увидеть иронию в том, что столь бездушных созданий возглавляют такие пропащие души, но Гхарз был слеп к подобному, как был он слеп и к радостному возбуждению товарищей-Искупленных.

Всадники, подъезжая ближе к вождю, просто светились от упоения битвой – но и обидой на приказ отступать. Выжили только семеро, но он не жалел о потерях, даже о гибели Каэли, которая помогала Гхарзу мстить с самого пробуждения и любила его задолго до этого. Как и остальные, она приняла смерть с наслаждением, которого он не мог разделить. Единственным, что осталось в нем, была ненависть, настолько всеобъемлющая, что она затмевала все остальное.

«Ты должен проснуться холодным пеплом, – повелел когда-то одноглазый вестник его божества, – очищенным от заразы Спирали, отрешённым от тщетности и иллюзий собственного бытия».

«Но я хочу помнить, – воспротивился Гхарз, глядя на испепеляющий источник, к которому привел его древний. Он чувствовал, как ксеноотрава Спиральной Зари распространяется по телу, распуская его сплетение с каждым ударом сердца, но все же колебался. – Я хочу помнить, что они сотворили со мной… со всеми нами».

«Ты не забудешь. Уж точно не это, – пообещал проводник, – но твоей ненависти следует уподобиться льду. И из этого льда ты призовешь испепеляющий поток огня, не ведающего преград».

Первое прикосновение обещанного огня вычистило из Гхарза порчу, как чужую, так и человеческую. Мучение было неописуемо, но он принимал его со всей страстью, до тех пор, пока страсть тоже не выжгли прочь.

«Не все погибели одинаковы». – Выйдя из пламени, сгоревший человек не успел понять, кто произнес эти слова: его бог, проводник или же он сам. Потом он осознал, что вопрос лишен смысла.

Гхарз развернул мотоцикл навстречу Отсеченному Шпилю. Этот задумчивый, непокорный пик не видел разницы между последователями Кредо и Спиралерожденными. К обоим он относился с равным презрением.

– Устрой нам ад, друг, – сказал ему Гхарз, заводя мотоцикл.

Потрепанный конвой протащился через мост ползком. Два уцелевших багги в плотном строю следовали по бокам грузовика Азайи. Никто больше не встретился им ни на переправе, ни на другой стороне теснины.

– Почему они прекратили атаку? – спросил избранный коготь у Бхарбаза, щурясь на терзаемый бурей хребет впереди. – Мы были у них в руках.

Опаленный череп у его ног не удостоил Азайю ответом, как и выживший Сияющий Коготь, Хезракх, что занял место убитого помощника. Одну из рук создания оторвало взрывом, как и половину лица, но братья из Первой Парадигмы были почти так же живучи, как и Чистокровные дети звёзд, зачавшие их.

«Из них отличные воины, но плохие советники, Бхарбаз», – грустно подумал Азайя. Он отбросил эмоцию, стыдясь своей слабости. Брат-по-когтю умер во имя Священной Спирали. Остальное не имело значения.

– Мы нужны еретикам живыми, – предположил он вслух. – Ослабленными, но живыми.

Это был единственный разумный вариант. Неужели враг насмехался над ними?

Затем мысли Азайи спутались: воля Спирального Отца излилась на него, направляя в сторону гор. Дорога к плетельщице варпа развернулась перед глазами, а развалины святилища вспыхнули, словно маяк, усиливая необходимость снова двигаться дальше, следовать…

«Наш враг не знает пути, – с неожиданной убежденностью осознал избранный коготь. Дрожа от усилия, он освободился от воли пророка. – Нет».

Хезракх зарычал и указал когтем в направлении пика.

– Мы идём, – хором произнесли два неофита – стрелка позади Азайи.

– Нет! – повторил избранный коготь, говоря в полный голос, чтобы противостоять псионической волне. – Враг пощадил нас, чтобы мы привели его к плетельщице варпа. – Голова Азайи начала раскалываться от боли, как только он стал возражать. – Они не знают пути.

Давление на череп уменьшилось. Избранный коготь ощутил, как пророк изучает эту вероятность.

– Буря укрывает их, словно плащ, – настаивал Азайя. – Прячет, но не ослепляет их. Нужно дождаться её окончания.

Хезракх глядел на него хищными, пустыми глазами, словно его разум находился где-то в другом месте. Избранный коготь знал, что сейчас у каждого создания в конвое подобное выражение лица. Такое же носил бы и Бхарбаз.

«Добровольные рабы!» – Промелькнула мысль, полная отвращения. Она была почти еретической. Затем волна одобрения захлестнула разум Азайи.

– Веди их, как считаешь нужным, избранный коготь, – выдохнул Спиральный Отец, когда она отступила.

Присутствие пророка исчезло, но Его благословение осталось.

«Так вот почему ты хотела, чтобы я сопровождал тебя, мама, – подумал Азайя. – Мы с тобой тоже служим Спирали, но не как рабы».

– Оставайтесь настороже, братья, – приказал он на командной частоте. – Продолжим путь, когда буря стихнет.

Успокоенный тем, что непосредственной опасности нет, избранный коготь взобрался в кабину, где лежала святая. Хезракх прикрыл её от взрыва собственным телом, но длинный осколок металла прошил насквозь его спину, приколов обоих к земле. Сам телохранитель освободился, но удалять обломок из раны Этельки было слишком опасно, к тому же их лекарь погиб в сражении. Зазубренный осколок торчал из её живота, будто застывшая молния, а броня вокруг него треснула и почернела. Казалось, что по керамиту расползается гангрена.

– Святая, – шепотом позвал Азайя, садясь рядом с ней. – Мама?

Глаза Этельки были широко открыты, но зрачки сузились до крохотных точек – такой её нашёл избранный коготь.

«Помоги мне, сынок».

Должно быть, она передала это сообщение за миг до того, как провалилась в забытье.

– Тебя исцелят, – пообещал Азайя, проведя рукой над ее челом. – Спираль соединяет.

Святая тащила свое израненное тело по каменной гладкой поверхности. Пропитанный серой воздух дрожал с громыханием, обещая огонь, но тьма оставалась настолько плотной, что отрицала само существование света.

– У тебя нет ни света, ни глаз, чтобы увидеть его, – произнес кто – то, будто вторя мыслям Этельки. – Ты ослепила себя ложью. Только безумный будет мечтать о таком богохульстве. Только глупец прислушается к её бреду. – А затем слова хлестнули, словно плеть. – И только еретик станет ради него убивать.

– Ты давно мертва, – прошипела Этелька, узнав голос бывшей наставницы. – Убирайся к своему богу – трупу, Авелин!

– Я всегда с Ним, – ответила Ветала Авелин, канонисса Терния Вечного. – Те, кто служат с верою в сердце, не знают конца служению. А чему служишь ты, сестра?

– Ты мне не сестра.

– Мы всегда были сестрами, еретичка. – Спокойно произнесла Авелин. – Почему ты предала нас?

– Вы сами себя предали, – прорычала Этелька, вспоминая все былые обряды, посты и бичевания, постоянные бессмысленные проповеди и церемонии, но, горше всех жгучих воспоминаний – мучения, что её орден принес тем, кого должен был защищать. – Мы служили лжи!

Когда буря, наконец, утихла, солнца-близнецы Искупления уже взошли. Омывая горы потоками бледно – желтого и фиолетового света, они хмуро глядели с ободранного ветром неба на братию, что начала подъем к цели. Как и все Шпили, Вигиланс опоясывала мощеная дорога, взбирающаяся серпантином на вершину. Но вскоре путь сузился, и экспедиции пришлось оставить грузовики на нижних витках.

Азайя оставил их на попечение стрелков-неофитов, но больше охранников выделить не мог. За исключением Сияющего Когтя, все одиннадцать выживших были аколитами Второй парадигмы, имеющими при себе автоганы, ятаганы и дары собственной крови.

– Этого хватит, – прошептал он. – Этого должно хватить.

Пока подчинённые собирали припасы, Азайя подошел к трейлеру кровного брата и, положив руку на дверь, прошептал распоряжения. Убедившись, что Цикатрикс все понял, он открыл дверь и принялся ждать, но благословленный урод не шелохнулся во тьме.

– Твое время скоро придет, брат мой, – пообещал избранный коготь.

Когда Азайя вернулся к остальным, Хезракх поднял Этельку, прижав её безвольное тело к груди. Состояние женщины не изменилось, но избранный коготь не позволил оставить ее. Он сомневался, что неофиты сумеют дать отпор еретикам, если те нападут на машины.

«Но они не нападут. Они последуют за нами».

Азайя оценил лежащую впереди дорогу. Даже за время их короткого подъема она уже породила несколько побочных троп, каждая из которых, без сомнения, будет ветвиться дальше, связывая разбросанные по шпилю храмы и монументы. Как и все шпили, за исключением аскетичной колонны Хумилитаса, Вигиланс был лабиринтом, способным поглотить неосторожного путешественника.

Азиа закрыл глаза и представил путь, открытый ему Спиральным Отцом.

Тьма была бесконечной, но не неизменной. Ползком пробираясь вперед, Этелька Арканто ощутила глухие удары, настолько слабые, что воспринимались они скорее, как дрожь, нежели звук. Но, даже отдаленные, они всё равно ужасали, словно сердцебиение дремлющего левиафана. Чем бы это ни было, женщина не хотела иметь с ним дела. Она повернула вправо, наугад.

– Жертвенность – единственный путь через лабиринт терний, – заметила канонисса Авелин. – Все остальные ведут к проклятью. Ты понимаешь это, сестра. Всегда понимала.

– Это ложь, – прошипела Этелька, прекрасно зная, что это правда.

– Без жертвы невозможно спасение, – провозгласила Авелин. – Ты неспособна верить в иное. Даже погрязнув в кощунстве, ты остаешься Адепта Сороритас.

– Спиральная Заря освободила меня!

– Ты впустила её порчу в свою душу и тело. Зачем?

Этелька взмолилась Спиральному Отцу, но даже тихие отголоски его воли давно исчезли.

– Почему ты предала нас, сестра?

Как и повелел родной брат, Цикатрикс дождался, пока лиловое солнце закатится за гору, и только тогда покинул клетку. Избегая дороги, он прокрался по склону горы, двигаясь с жутким изяществом, поразительным для создания таких размеров. Жидкокровные сородичи, охранявшие грузовик, даже не обернулись в его сторону, когда урод полез по скалам: коса, затем коготь, снова коса…

Добравшись до уступа вверху, Цикатрикс пригнулся и попробовал воздух длинным языком. Ничего. Ничего и на следующем… Но, подбираясь к третьему, вырожденец почуял доносившийся сверху запах серы и плоти. Он замер, прижимаясь к отвесному утесу, пока отряд чужаков проходил мимо. Враги двигались тихо, но их смрад казался Цикатриксу воплем.

Вот его добыча. Он не подведет брата.

Ведунья замерла, свернувшись клубком у себя в убежище, когда посторонние переступили границу ее владений. Они прокрались через ворота святилища, как будто надеялись спрятаться от нее. Большинство из них напоминали тех зверей в капюшонах, что приходили раньше – с холодными, преисполненными спокойствия душами. Но их лидер был совершенно другим, его безмятежность пронизывали трещины, в которые мог рухнуть он сам.

Когда чужаки продвинулись глубже в туннели, Ведунья поняла, что среди них есть и ещё одна – женщина, мысли которой укутаны тьмой. Когда госпожа потерянных попыталась взглянуть, что кроется за этой завесой, та вздыбилась, желая поглотить её, расширяясь в такт собственному бешеному пульсу. Ведунья вырвалась, но её сердце забилось в унисон с этим страшным ритмом.